Тропы

Весна в Олларии уже фактически вступала в свои права. Супрем Валентин Придд так же привычно поморщился, слушая за дверьми кабинета щебет пробежавшей молодежи. Во дворце всегда находились люди и даже толстые двери не спасали. Приближался очередной Фабианов день, на котором Валентин был обязан присутствовать. Страшно не хотелось тратить на это время, но он давно привык переступать через себя. Еще с Лаик, когда он, откровенно говоря, испугался. Да и отец, который в тот момент был вполне жив, не одобрил бы того, на что он мог согласиться. Перед днем святого Фабиана та ошибка особенно остро воспринималась. Особенно когда Валентин смотрел на съезжающихся друзей и просто близких знакомых. Вот у них точно не было причин о чем-то сожалеть. Годы и служба изменили их, но не настолько. Вот сейчас, например, к назначенному дню с Севера должны прибыть маршал Окделл и генерал Савиньяк. Как теплолюбивый Арно все эти годы умудрился просидеть там, Валентин не знал, но по нему было видно — ни о чем не жалел. Их старший сын, вместе с ребенком герцога Алвы и старшего брата Валентина, кстати, в этом выпуске. Так что нежелание идти немного ослабело. Еще бы не прислали проклятое письмо. Валентин в другое время выбросил бы его и забыл, но знакомый почерк мешал ему это сделать. «Встретимся у самого старого дуба близ озера в столичном парке. И возражения не принимаются, а то я тебя знаю — весь день в кабинете просидишь». Валентин вздохнул и потер занывший узор на руке. Он не выцвел, поскольку правильно от связи он не отказался, но почти постоянно болел. Особенно, когда его владелец испытывал сильные эмоции. Как сейчас, например. «Нашел место. Просто приехать ко мне вице-адмиралу Салине, похоже, что-то мешает», — с непонятным самому себе раздражением подумал, Валентин, откладывая в сторону перо, чтобы не поставить ненужную кляксу. Он и сам понимал, что пойдет. Просто потому, что это был Берто. Мечтатель, который был уверен в их общем безоблачном будущем. Но Валентин решил за двоих, отказавшись от возможности быть счастливым. И теперь винить было некого, кроме себя. Даже вспоминать не хотелось тот день. Иногда, когда становилось невыносимо, Валентин прокручивал в голове иные варианты. И от понимания того, что все могло, было быть иначе, но он своими руками все испортил, очень хотелось взвыть. Разумеется, супрем себе такого не позволял. С Берто он после…отказа общался исключительно по переписке. Лично встречаться мореплавателю стало некогда, да и на тот момент еще даже не графу Васспарду тоже пришлось погрузиться в дела, чтобы показать — вот он уж точно не станет разочарованием. Валентин Придд являлся идеальным сыном, всегда бывал ровно там, где надо и не был замечен в порочащих связях. Жениться, он впрочем, тоже так и не собрался, но это было не так уж и важно. Пусть дети Джастина ушли в род Алва, все-таки на их рождение они просили благословение у Анэма. Сам Валентин оставался бездетным и ничуть об этом не жалел. Лучше уж так, чем через силу с какой-нибудь несчастной эреа, у которой не получится ему отказать. Клаус и Питер были уже достаточно взрослыми, чтобы с ними начинать проводить соответствующие беседы. Из них двоих Клаус находился в относительной зоне досягаемости Валентина, но и то вызывать его из войск генерала Вейзеля точно придется письмом. Артиллеристы стояли не вплотную к столице, в отличие от кавалеристов. «Маршала, а не генерала. Старею, скоро перестану запоминать такие вещи», — Валентин потер переносицу и снова перечитал послание. Почему-то внутри заныло, он понятия не имел, о чем может пойти разговор. И это…нервировало. Валентин всегда привык контролировать себя и окружающих. «Неудивительно, что Питти от тебя сбежал в Торку и теперь появляется раз в год. Вальхен, так нельзя жить. Контроль…он не помогает, понимаешь?» — вспомнил супрем один из недавних разговоров с братом. Джастин Придд, сделавший хорошую карьеру, имел звание генерала и искренне радовался, что шесть маршальских должностей были заняты. Ему хватало возлюбленного Первого маршала, который с таких советов возвращался выжатый, как лимон. Хорошо, что они были сравнительно редкими. Валентин криво усмехнулся, поднимаясь. Если песочные часы не обманывали, до встречи оставалось немного времени. Ему предстояло еще добраться до парка, не привлекая к себе особенного внимания. Потом он вернется в кабинет, привычно собирать себя в единое целое и сосредоточится на этих бумажных завалах. Конечно, их сравнительно немного, но Валентин и это количество считал неприемлемым для себя. Снова вспомнились Дик с Арно. Вот где порядка с бумагами не было никакого ровно до того момента, когда кто-то из них не терял что-то, представляющее важность. Ну или интерес, что было почти одно и то же. И тогда они садились за документы и не иначе как волшебным образом все доводили до ума. Валентин, когда это увидел, скрипел зубами, не зная, то ли восхищаться, то ли запустить в друзей чем-нибудь. Судя по лицу прибывшего к ним Константина Манрика, чувства Валентина он вполне разделял. Пожалуй, стоило ухватиться за какое-нибудь дело на севере и приехать к ним снова. В Надоре за эти годы был наведен порядок и провинция, начала, наконец, процветать. Сколько Дику это стоило нервов и времени, Валентин догадывался, он, хоть и не являлся герцогом, после смерти отца, помогал Джастину с наследством. Им пришлось тяжело, несмотря на то, что оба прошли серьезную подготовку — Вальтер Придд позаботился, чтобы все его дети являлись не просто носителями знатной фамилии. Валентин покинул кабинет, сохраняя привычную невозмутимость. Весна до конца еще не вступила в свои права, но солнце светило вовсю. Природа оживала, в который раз напоминая людям, что цикл жизни взял свое начало. До нужного дуба супрем добрался ровно в указанное время. И ничуть не удивился, обнаружив Берто сидящим на нижней ветке дерева. Возраст и годы разлуки, похоже, нисколько не изменили юношу, пугавшего Валентина рассказами о полетах. Это было странно даже для потомка Анэма, которыми, похоже, считали себя практически все кэналлийцы. — Почему я ничуть не удивлен, встретить тебя именно в таком положении? — поинтересовался Валентин, проигнорировав правила приличия. Он спешился, привязал коня в стороне и подошел к дереву. Скажи Валентину, что в другой бусине дубы вполовину меньше, он бы сильно удивился. И это дерево еще до конца не вошло в силу. Лишь спустя век, если все будет благополучно, оно раскроется в полную силу. Как это может быть, Валентин видел в Придде. Но и там подобных исполинов было сравнительно немного — люди во все времена срубали деревья под свои нужды. — Потому что ты слишком хорошо меня знаешь, — беспечно улыбнулся бывший оруженосец Рамона Альмейды и ныне один из вице-адмиралов талигойского флота. Он улыбался, но в глазах притаилась грусть. Валентин запретил себе об этом думать. Он внимательно смотрел на бывшего однокорытника и несостоявшегося парного. Связь не оборвалась, она, словно застыла, сраженная его страхом много лет назад. И сейчас мало что изменилось. Валентин не протягивал руку для пожатия, и не получал руки в ответ. Берто даже сейчас его все еще слишком хорошо понимал. — Между прочим, это был очень мальчишеский поступок, — Валентин заворчал, привычно скатываясь в тот самый менторский тон, от которого его братья закатывали глаза и с трудом держали лицо. Берто же только усмехнулся в ответ. — Что такое возраст? Несколько условных дат, — усмехнулся он, не сводя с него внимательного взгляда. Валентин внимательно смотрел в ответ. На щеке и виске его парного прибавилось шрамов. Застарелые удары холодного оружия сейчас были отчетливо видны. Кто-то пытался лишить Берто жизни, но не получилось, осталась лишь явно неприятная память. Валентин не собирался его об этом спрашивать, не считая себя вправе это делать. За последние годы они общались исключительно по переписке. Иногда Валентин хотел, чтобы все так и оставалось. У него была вполне размеренная жизнь. Сейчас, снова глядя на бывшего мечтателя, он сомневался, что готов это изменить. «А мне никто и не предложит», — осадил себя Валентин, наблюдающий за тем, как Берто все-таки спускается с «насеста». Им предстоял разговор, о содержании которого он не имел ни малейшего понятия. И это…беспокоило почти так же, как когда-то в Лаик, когда Берто его отловил и утащил в комнату для личной беседы. Неприятное чувство. Валентин успел от него отвыкнуть.