Сказание о Князе Демонов

      Увидев поломанную телегу, слуги стали обсуждать, что лучше везти мальчика, чем нести на руках. Сам Хунхун-эр был с этим совсем не согласен, а когда один из них забрал его от принца, стал вырываться и брыкаться. Тут его попытки прервали крики толпы горожан, узнавших наследного принца. Слуга со сломанной рукой, Фэн Синь, воспользовавшись замешательством Хунхун-эра, усадил его в телегу. Увидев, что люди стремительно приближаются, все трое бросились бежать, не забыв прихватит с собой сломанную телегу с сидящем в ней мальчиком. Вначале все подумали, что люди сильно злятся на наследного принца за то, что он прервал процессию, но, оказалось, они наоборот очень высоко оценили его поступок. Подхватив Его Высочество на руки, они стали подбрасывать его в воздух, громко восхваляя, пока двое слуг и мальчик с удивлением смотрели на эту картину. Люди продолжали напирать на принца, всё дальше оттесняя его спутников и Хунхун-эр на секунду подумал, что стоит соскочить с телеги и попробовать пробиться к нему, но в то же время понимал, что у него ничего не выйдет: он ранен и слаб, люди затопчут его и даже не заметят. Лишь когда они приблизились к горе Тайцан, народ стал постепенно уходить, возвращаясь к своим делам. После встречи в горожанами принц, пусть и был уставшим, но выглядел довольным: несмотря на осуждение со стороны своего близкого окружения, его поступок хорошо восприняли простые люди и он был этому рад. Всю дорогу Хунхун-эр не глядел по сторонам и не восхищался прекрасными видами горы Тайцан, он то и дело поглядывал на принца, ловил каждое изменение на его лице от вежливой улыбки, адресованной случайным попутчикам, до спокойного умиротворения, когда они оставались одни. — Малыш, так как же тебя всë-таки зовут? — спросил он, — Хун… А дальше? — У меня… У меня нет имени, — тихо сказал Хунхун-эр, смотря на принца. — Твоя матушка не дала тебе имя? — удивлённо приподнимая брови, спросил наследный принц. — Моя мать умерла, — честно признался Хунхун-эр. Он был слишком мал, чтобы хорошо помнить, но какие-то детали её облика всё же хранились где-то глубоко в памяти. То, как она его называла и то, как пела ему колыбельную на родном языке. Но она совершенно точно не дала ему имени. — А как твоя матушка звала тебя раньше? — спросил наследный принц, на его лице отразилось сочувствие, не наигранное, как у тех взрослых, которые узнавали историю мальчика, а искреннее, исходящее из самых глубин души. — Хунхун-эр, — ответил мальчик, смутившись. Он был слишком большим, чтобы его называли детским именем, но другого у него просто не было и некому было его дать. — У тебя очень милое детское имя. Так я и буду звать тебя, — с улыбкой сказал принц. Смутившись окончательно, Хунхун-эр опустил голову. «Зовите меня, как хотите, только не забывайте» — подумал он, прикрывая единственный глаз, не скрытый за бинтом.       Один из монахов окликнул небольшую компанию и сказал, что Се Ляня давно ищет советник. Поняв, что разговор предстоит тяжёлый, принц приказал своим слугам вместе с ребёнком вернуться во дворец Сяньлэ, а сам удалился по делам. Но Хунхун-эр был совсем не согласен, с Его Высочеством расставаться он не хотел, тем более когда его лицо на мгновение стало таким суровым, будто он знал заранее, о чëм будет неприятный разговор. Дождавшись, пока слуги отвлекутся на ссору, которая, как ему показалось, никогда не прекращалась, а лишь прерывалась на время, Хунхун-эр ловко спрыгнул в телеги и побежал вперëд. После небольшого отдыха, сил у него было достаточно, чтобы даже с травмами убегать от двух то ли напуганных, то ли разъярëнных взрослых. Му Цин и Фэн Синь бежали за ребëнком, но в попытке его поймать часто сталкивались, путались друг у друга под ногами и переругивались, сбивая дыхание, к тому же, маленький рост играл на руку мальчику, он без особого труда уворачивался от их рук. — Он же ранен, откуда столько сил?! — не выдержав, воскликнул Фэн Синь. Ему с одной здоровой рукой поймать ребёнка было ещё труднее. — Маленький демонёнок! И кого только Его Высочество взял с собой! — ругался Му Цин, не останавливаясь.       Наконец, мальчишку удалось изловить, несмотря на его сопротивление. Всё же, травма ноги напомнила о себе нестерпимой болью, и Хунхун-эр понял, что вынужден отступить. Му Цин схватил его и взвалил на плечо, как мешок с рисом, и понёс в неизвестном направлении, то и дело ругая и костеря мальчика на чëм свет стоит. А принесли его, как оказалось, во дворец Сяньлэ. Прежде мальчику не доводилось бывать в подобных местах и он с удивлением стал осматриваться, под пристальным наблюдением слуг. Внезапно Хунхун-эр почувствовал беспричинный страх, зародившийся в глубине его души, и быстро распространившийся по телу, это был почти что первобытный инстинкт. Он знал: где-то рядом было что-то страшное и оно стремительно приближалось. Мальчик весь сжался, не зная, стоит ли просить помощи, но не успел ничего сказать, как почувствовал, что на него налетел чёрный вихрь. Послышались крики Фэн Синя и Му Цина, на секунду растерявшихся от неожиданности. Духи завывали страшными голосами, пролетая прямо рядом с лицом напуганного Хунхун-эра, некоторые громко безумно смеялись, некоторые — рыдали, порой ему казалось, что он видел даже отдельные лица, искажённые злобой. Когда они мельком соприкасались с его кожей, от них веяло ужасающим могильным холодом и чувствовалось покалывание, как от укуса небольшого насекомого. Недалеко послышался звон множества колоколов — знак тревоги. Поняв, что увернуться от злых духов не получается, Хунхун-эр сел на пол, в панике закрывая голову руками. От страха он даже не сразу заметил, что духи перестали его касаться, а вокруг образовался защитный барьер. — Да что с ним не так?! — воскликнул Фэн Синь, глядя на ребёнка. — Потом разберёмся, главное не отвлекайся! — крикнул Му Цин. Им вдвоём с трудом удавалось удерживать барьер.       В воздухе повис стойкий запах дыма, злые духи, желая выманить людей из защитного круга, опрокинули свечи, от которых загорелись занавески. Но Му Цин и Фэн Синь не обратили на это внимание, зная, что скоро им придут на помощь. А вот Хунхун-эр не мог унять дрожь в теле. Невольно закрадывалась мысль: «Почему рядом со мной происходят все эти ужасы?» Он задавал его себе уже множество раз, но никогда не находил ответа. — Фэн Синь! Му Цин! — крикнул наследный принц, прибежавший, как только услышал о пожаре в своих покоях. — Ваше Высочество, не входите сюда! — крикнул Фэн Синь, — Этот ребёнок слишком странный, твари летят именно к нему!       Услышав эти слова, Хунхун-эр вышел из себя. Он был напуган и ужасно зол на всё происходящее. С самого рождения его именовали проклятым, с самого рождения смешивали с грязью, и вновь он слышал те же слова от слуги наследного принца. «Почему во всëм всегда обвиняют меня?! Почему все ненавидят меня?!» — Это не я!!! — крикнул Хунхун-эр, что было сил, а духи закружились лишь сильнее.       Лишь благодаря силе и таланту наследного принца все были спасены и почти не пострадали. Только мальчик по прежнему сидел на полу, в душе его всë сжималось и болело, он знал, что сейчас будет, но даже так не мог подготовиться. Пока все вокруг старались понять, что же произошло, Хунхун-эр с ужасом ожидал свой приговор. Проклятое отродье — ничего нового. Очередная неудачи из великого множества. Они всегда будут преследовать его, пока он жив. — Назови гороскоп своего рождения, — строго сказал неизвестный Хунхун-эру мужчина. Пытаясь успокоить быстрое дыхание и рвущиеся наружу сердце, он настороженно смотрел на мужчину. Он, казалось, был из тех людей, которые говорят грубости, не думая о последствиях, просто потому что чувствуют своё превосходство, знают, что им это позволяет статус. Мальчик встречал уже достаточное количество таких людей и знал, что это у них написано на лицах. Какая-то маленькая деталь, особая мимика, но заметив её, уже можно было многое сказать о человеке с первого взгляда. Но в то же время этот мужчина отличался от прочих. За его грубостями скрывалась неприятная правда, которую он не желал прятать в красивую обёртку. Такие люди вызывали больше уважения, чем другие лицемеры из высших слоёв общества, которых Хунхун-эру доводилось видеть на улицах столицы. Узнав гороскоп рождения ребёнка, он наверняка будет говорить ужасные вещи, как, в прочем, и любой другой человек. — Можешь ответить, советник хочет предсказать твою судьбу, он делает это из добрых намерений, — мягко попросил наследный принц.       В слова Се Ляня о добрых намерениях советника Хунхун-эр нисколько не поверил, но всё же об этом просил наследный принц, причём так мягок и добр, будто боялся обидеть. На секунду паника в душе мальчика притупилась, он уверял себя, что в нём есть силы стерпеть что угодно с невозмутимым лицом, а потому покорно назвал все восемь знаков, ещё его матушка говорила их ему. С задумчивым видом мужчина стал перебирать пальцами, на это время в комнате повисла тяжёлая тишина. Посчитав судьбу мальчика, он в ужасе стал перечислять, какие страшные страдания ждут его в жизни, что он — порождение несчастья и неудачи. Вся та невозмутимость, которую мальчик пытался себе присвоить, пока советник производил свои расчёты, вмиг испарилась. Эти слова для Хунхун-эр были больнее удара. Он закричал, выражая в этом крике всю ту боль, которая долгие годы копилась в его душе. Снова он, снова он виноват, вновь стал для всех проклятием. Сколько бы раз он не слышал эти слова, боли они приносили всё столько же, а вместе с ней — отчаяние и понимание, что счастливой жизни у него никогда не будет — таким было его наказание за рождение на свет. Не в силах сдержаться, Хунхун-эр набросился на советника, врезавшись в него головой. Его тут же попытались оттащить, но он, не видя, куда бьёт, продолжал сопротивляться. Даже раны не беспокоили его в этот момент, ничто, кроме ярости, не тревожило его. — Сейчас же прогоните его, прогоните его с горы! Никому не прикасаться к мальчишке! Я говорю вам, это создание с ужасной судьбой, к нему нельзя даже притрагиваться, — кричал советник.       Все тут же отшатнулись от мальчика, а Хунхун-эр замер на месте. Проклятый, брошенный, презираемый всеми — вот настоящая судьба ребёнка, повинного во всём. Даже в свои десять Хунхун-эр знал, какого это, сходить с ума, окружённый человеческим молчанием, намеренным игнорированием, просто ради собственной безопасности, чтобы не накликать беду на свои жалкие души. Раз так, раз проклят, то он покажет всем, сколько зла способен причинить, пусть знают, пусть пожалеют, что связались с ним. Но всё же… Почему он должен страдать за всех? Может, всё это ошибка? Неверные расчёты? Что угодно, только не правда… С ещё большим рвением Хунхун-эр стал набрасываться на всех без разбора. — Нет! Это не я!!! Не я!!! — из последних сил отчаянно кричал он, срывая голос, пусть никто и не хотел его услышать. Вдруг мальчик почувствовал тёплые руки, обхватившие его, а над головой раздался тихий, успокаивающий голос. — Это не ты. Я знаю, что не ты. Ну всё, не плачь, я знаю, что это не ты.       Что-то робко дрогнуло внутри от этих слов. Прежде никто и никогда не говорил ему подобного, а ведь мальчик и представить не мог, насколько приятно чувствовать, что кто-то на твоей стороне, не обвиняет, а принимает. Нежности и тепло рук наследного принца растопили одну маленькую льдинку в его сердце. Се Лянь стал хрупкой соломинкой посреди бездонного моря, каплей воды в знойной пустыне и просто спасением. Из глаз потоком хлынули слезы, которые Хунхун-эр с таким трудом сдерживал. -Ты здесь ни причём. Это не твоя вина.       Развернувшись, Хунхун-эр уткнулся лицом в грудь наследного принца и разразился такими рыданиями, что крик, издаваемый им, совсем перестал походить на человеческий. Без слов он говорил о всех тех страданиях, что пережил за свою короткую тяжёлую жизнь. И пусть его никто не поймёт, но выслушает. — Я говорю правду, лучше вам его отпустить, — сказал Советник, а мальчик буквально всем телом ощущал его пристальный взгляд. — Ваше Высочество! Скорее, отпустите его, берегитесь, как бы… — стал говорить Фэн Синь, но так и не закончил свою речь. — Всё в порядке, — спокойно ответил принц.       В какой-то момент Хунхун-эр почувствовал, как сразу несколько рук тянут его на себя, стараясь заставить отпустить одежду принца. Словно умирающий, мальчик изо всех сил держался за него, ни в коем случае не желая отпускать, покинуть его — такого доброго и хорошего, единственного. Он готов был вновь и вновь падать на колени и кланяться Небожителям за то, что они сохранили в этом мире столь великодушного человека, когда услышал слова Его Высочества: — Оставьте. Не стоит беспокоиться, пусть будет так.       Хунхун-эр слышал, как принц и его свита проверяли состояние дворца, осматривали коллекцию мечей, такую разную и наверняка очень дорогую. Но долго он не мог заставлять себя держать глаза открытыми. Все переживания его столь недолгой жизни, вылившиеся потоком слёз, вмиг забрали все его силы. Он мог идти весь день без остановки, мог голодать несколько дней, но оказался совершенно беспомощен, оказавшись рядом с человеком, дарующим чувство защищённости. Мальчик знал: сейчас ему почти нет нужды оставаться настороже рядом с тем, кто не выкинет его на улицу, как ненужную собаку. И пусть его тело было всё ещё напряжено, он погрузился в глубокий сон без сновидений. Проснулся Хунхун-эр в одной из комнат храма, рядом не было ни одной живой души. Даже пропитанные духом аскетизма монашеские жилые помещения, по сравнению с его обычными местами для ночлега, казались роскошными хоромами. Но оставаться здесь было нельзя. Даже сквозь дымку сна он слышал слова советника — у каждого своя судьба и её не изменить. Всё внутри сжималось от бессильной злобы, но он, маленькая и жалкая песчинка в потоке времени, был не способен что-либо изменить. Вот если бы он только мог повлиять на свою судьбу… Собрав волю в кулак и крепко стиснув зубы, чтобы не издать болезненный стон, мальчик сбежал из монастыря Хуанцзи под покровом ночи.       Советник лишь покачал головой, наблюдая маленькую удаляющуюся фигурку, едва различимую в безлунной тьме. — А ведь мальчишка очень непростой… — едва слышно сказал советник, обращаясь к своим молчаливым спутникам, — Явно повязан с кем-то судьбой. И пусть любовь его будет безответной, обычно именно такие, как он, не могут упокоиться с миром и становятся демонами. И характер у него не самый простой… Кажется, этот мальчишка ещё заявит о себе Небесам, — мужчина обречённо вздохнул. Он почти не сомневался, что всё будет так, как он думает, — Если так подумать, то и Его Высочество с кем-то связан судьбой. Будет забавно, если наследный принц будет связан с этим бродяжкой! — Советник сначала усмехнулся, но тут же его лицо исказила гримаса ужаса, — Нет! Будет совсем не забавно!

***

      Продолжая жить в нищете, мальчик старался учиться защищать себя, взяв вместо меча в руки палку, он думал, сможет ли он вновь увидеть Его Высочество? И так недостижимый идеал стал ещё выше, теперь он не просто принц, а сам Небожитель. По всему государству строились храмы в его честь, возносились пламенные молитвы, создавались статуи, не способные передать и сотой части красоты наследного принца. Но один такой храм Хунхун-эр посещал особенно часто: он сам помогал его строить и пусть на него бесчисленное количество раз падали балки, больно ударяли по пальцам строительные инструменты, в единственный, не спрятанный за повязкой глаз всё время попадала пыль и другие горожане косились на него с опаской, он был горд, что приложил руку к созданию этого места. Ни у кого не было денег заказать хорошую дорогую статую, поэтому сделал её один местный умелец, а Хунхун-эр и здесь помог, выполняя несложные поручения под его руководством и не потребовав денег за свой труд. Изваяние получилось несколько комичным, больше похожим на большую несуразную куклу, но была в его чуднОм образе какая-то детская чистота и наивность, не слишком сильная, а напротив — приятная. Только вот один неизвестный прихожанин решил надругаться над статуей и забрал каменный цветок из рук. Увидев это впервые, Хунхун-эр едва сдержал гнев, с силой сжимая руки в кулаки. Будь он здесь в момент совершения кражи, не позволил бы так просто уйти черни, посмевшей надругаться над Небожителем. Но делать было нечего. Можно было попробовать создать новый цветок, но Хунхун-эр нашёл иное решения: во время своих бездумный скитаний по окраинам столицы, он видел поле с белыми, словно снег, цветами. Они будто бы излучали едва заметный свет, а лепестки были мягче самой богатой ткани. Они были так похожи на наследного принца: простые, но в то же время изысканные, пахнущие сладко, но не слишком сильно. Подумав немного, мальчик сорвал один и вложил в руку божества. Несуразная скульптура вмиг будто ожила, задышала, преображаясь на глазах. С тех пор, всякий раз приходя в храм, Хунхун-эр срывал по дороге цветок, не позволяя прошлому увянуть в руке божества. Вновь и вновь он возвращался в это место, когда чувствовал, что ему не хватало сил. Порой даже думалось — не сон ли это был? Встреча с Его Высочеством, его тёплые руки, удерживающие маленькое худощавое тельце. Никто и никогда не мог подтвердить ему, что это не было плодом разыгравшегося детского воображения, оставалась лишь одно напоминание — коралловая серьга, бережно оберегаемая ребёнком, как самое большое сокровище. Маленькая и хрупка — прямо как надежда вновь встретить Наследного принца.       Хунхун-эр ходил по полю, выискивая самый привлекательный цветок, его сосредоточенный взгляд блуждал от одного белоснежного лепестка к другой. Все они были по-своему хороши, но нужно было найти самый прелестный из все. Вдруг мальчик почувствовал, как на шею упала маленькая холодная капля. От других бедняков он слышал, что некоторые районы государства изнывали от засухи, но дождь одаривал своим благословением лишь неблагодарную столицу, в которой его не любили. С каждой секундой капли падали всё быстрее и Хунхун-эр поспешил сорвать наиболее приглянувшийся цветок, и, что было сил, побежал к храму, будто стараясь увернуться от вездесущей падающей с неба жидкости. В левой руке он осторожно сжимал цветок, стараясь не повредить хрупкие лепестки, а правой укрывал его от дождя.       Когда мальчик вбежал в храм, он промок до нитки. Грязные следы на старой одежде от влаги расползлись ещё сильнее. Запасной одежду у него не было, так что и стирать удавалось крайне редко, если бы дождевые капли не были такими холодными, может, он попробовал бы использовать их в своих целях. Только оказавшись под крышей храма, Хунхун-эр осторожно раскрыл руку, проверяя, не повредил ли цветок. Он был так же прекрасен, как и раньше. Мальчик подошёл к статуе и, встав на цыпочки, поменял белоснежный цветок в руке глиняной статуи. Закрыв глаза и сложив руки вместе, Хунхун-эр обратился в Небожителю с немой молитвой. Он знал, что Его Высочество велел не обращаться к нему, стоя на коленях и потому строго выполнял его наказ. Беззвучные слова лились не изо рта, а из самого сердца, но молил он не о земных дарах, а о покое для души, о силах жить дальше, о смысле борьбы, чтобы его существование не было столь изнуряющим. Снаружи послышались торопливый топот. Похоже, Небеса вновь остались немы к его молитвам. — У-у-у! Уродца снова выгнали! — в словах детей давно перестала просачиваться злоба. Они кидались оскорблениями, будто в них не было ничего дурного. Для них они стали обыденностью, но для Хунхун-эр всё ещё было сложно терпеть подобное, сколько бы раз он их не слышал. Он сжал руки в кулаки, от бессилия так выражая злобу. — Уродец сегодня снова будет ночевать в кумирне! Берегись, если вернёшься домой, родная мать забьёт тебя до смерти! — вновь донеслись снаружи обидные слова. Внутри всё вскипело от ненависти: как эти маленькие ничтожества смеют что-то говорить о его родной матери? — У меня нет дома!!! У меня нет матери! Она мне не мать! Проваливайте! Все проваливайте! Крикнете ещё раз, и я сам забью вас до смерти!!! — стал кричать Хунхун-эр, срывая ещё только начавший ломаться мальчишеский голосок.       Но голодающий ребёнок, ниже многих своих сверстников, в грязной и множество раз зашитой одежде, нисколько не пугал хулиганов. Они продолжали глумиться над ним, давить на самые больные точки, они будто бы ковырялись острыми мечами в его душе. Любые слова, связанные с семьёй, моментально выбивали мальчика из равновесия. Хунхун-эр не мог долго терпеть едкие фразы, никогда не умел сдерживать свою ненависть, а потому бросился на других детей с кулаками. В этот момент его даже не волновало, что побитые и грязные дети пожалуются родителям, что те пойдут к его отцу, а когда он попробует сунуться домой, отец наверняка изобьёт его до полусмерти, так, что он не сможет нормально стоять на ногах или даже дышать. Ему точно будет ужасно плохо, больно и страшно, но это будет позже. Сейчас его волновала только возможность наказать обидчиков. Зная, что в слабом с виду тельце силы — хоть отбавляй, дети бросились в рассыпную, только один смельчак сцепился с Хунхун-эром, активно подбадривая остальных. Послушав его, другие ребята стали бить, щипать и тянуть Хунхун-эра в разные стороны. Вдруг порыв невиданной силы отбросил всех детей на землю, лишь их зонтики одинокими птичками взмыли вверх. Некоторые прокатились несколько метром, испачкав свою новую чистую одежду и хлебнув грязной дождевой воды из образовавшихся луж. В душе Хунхун-эра шевельнулось смутное подозрение. Лишь на секунду он ощутил поток, откинувший хулиганов в сторону, но этого хватило, чтобы ощутить что-то тёплое, будто бы жар от углей, не обжигающий, а приятный. Может, это просто игра воображения? Растерянный и грязные дети с громким плачем побежали домой жаловаться родителям, а Хунхун-эр, заново завязав съехавший бинт, снова вошёл в храм. Он сел у ног статуи и обнял колени руками: мокрая одежда принесла с собой ощущение холода, а тёплый поток, согревший лишь на секунду, лишь усилил это ощущение.       Некоторое время мальчик размышлял о странности, произошедшей с ним буквально несколько минут назад, но быстро его внимание привлёк собственный урчащий живот. Уже несколько дней он ничего не ел: к отцу возвращаться не хотелось, да и не было смысла, а заработать удавалось далеко не всегда, вот и приходилось терпеть пустоту в желудке, со временем переходящую в тупую ноющую боль. Но это было уже привычно, Хунхун-эр и не помнил, когда наедался в последний раз. Вдруг он почувствовал, что об его ногу что-то несильно ударилось. Мальчик тут же прикрыл голову руками, принимая защитную позу. На секунду ему показалось, что это был камень, брошенный с небольшой силой. Так бывало, когда задирающие его ребята учили своим гнусным умениям своих младших братьев и сестёр, у которых ещё не хватало сил и храбрости. Он ожидал следующего удара. Камни, большие и маленькие, ударяясь об тело, создавали локальные вспышки боли, но когда их было много, они будто сливались воедино и по ощущениям это было похоже на удар кулаком взрослого человека. Самым правильным действием в такой ситуации было закрыть голову. Если в неё прилетал тяжёлый камень, то потом ещё некоторое время мальчика мучала мигрень, а порой и тошноты.       Хунхун-эр ждал. Даже если он не чувствовал больше летящих камней, порой дети были коварными и ждали, пока он потеряет бдительности, а потом нападали вновь. Просидел он так довольно продолжительное время, а когда осмелился открыть глаз, увидел, что рядом лежит фрукт, упавший с тарелки с подношениями. Хунхунэр был сильно голоден, но, рассудив, что пустота в желудке — это не повод забирать подношения для Небожителя, он поднял фрукт и, протерев об одежду, положил обратно. Мальчик с задумчивым видом подошёл к выходу из храма. С одной стороны, он мог попробовать найти еду в окрестностях, съедобные травы или ягоды могли подойти, может, он смог бы даже из подручных материалов смастерить ловушку для мелких животных или птиц, но всё ещё шёл сильный дождь. Одежда Хунхун-эра только начала высыхать, а если бы он вновь вышел под ливень, то его здоровье могло этого не выдержать. Подумав немного, мальчик вернулся к ногам статуи, мысленно извиняясь перед Его Высочеством, что позволяет себе спать в его храме, и, свернувшись калачиком, чтобы было теплее, забылся в неглубоком сне.