Главное - живи.

      Оля не любила, когда Вова подходил взади её и трепко обнимал за талию, прижимая к себе. Не любила, когда тот целовав в уголок губ при встрече. До ужаса не любила, когда парень приходил к ней поздно ночью и она обрабатывала ему раны от побоев.       Разумеется, это было ложью.       Оля безумно любила Вову, ибо зачем она до сих пор состоит в отношениях с ним? Не будь его, не было бы, наверное и Оли. Лишь благодаря ему она выжила в тот день и не устает благодарить парня, который уже устал объяснять девушке, что не нужно благодарностей. Ему нужно лишь то, чтобы она была рядом.       Вова любил верность. Поэтому и был верен Ольке, как никогда. Любовь его была благоговейной, трепкой и безумно приятной для него самого. Ему было хорошо осознавать, что ему есть к кому идти, в случае чего. Его жду и любят, и эта любовь отличается от всего, что он повстречал на свете.       Олька — была доброй, миролюбивой и милой девчонкой. Вова встретил её на дискотеке, когда после Афганистана приехал с пацанами покутить. Пьяный придурок пристал к ней и заметив это, Адидас тут же вмешался. Начался замес и девушка быстро растворилась в толпе.       Неделя за неделей, а он не мог вновь встретить её, после произошедшего. Но вот, в конце октября случайно столкнувшись с ней на улице, Вовенька влюбился. Влюбился без всяких объяснений, как влюбляется ребёнок — в первый раз.       При этом сердце его пело и даже радостно колотилось в груди, словно мышка, нашедшая первую в своей жизни норку. Вовеньке очень хотелось поделиться своей радостью со всем миром, но люди вокруг суетились, куда-то торопились и чего-нибудь требовали. — Оль! — громко крикнул парень, стуча ей в двери. Он не слышал за толстой, деревянной дверью ничего. Подождав немного, он постучал еще раз и крикнул громче: — Олька! Ты слышишь меня? Открой!       Но дверь никто не открывал.        Лишь через пару минут стало ясно, что Адидас ошибся — когда он дернул дверь, она оказалась не заперта. Вокруг было всё так же чисто, когда парень каждый раз заходил к девушке в гости. Он ведь знал, какая она чистюля.       Не разуваясь, он сделал несколько шагов вперёд, тщательно осматривая комнаты, пытаясь найти свою Ольку.        Как и следовало ожидать, её не было нигде. Не было и следов — ни посуды, ни упаковочных пакетов, никаких бытовых мелочей, указывающих на то, что девушка здесь ночевала       На секунду стало страшно. Лишь на секунду. Потом его сознание вновь отрезвело и приказало парню не паниковать лишний раз. Послушавшись его, он на миг забыл, что в этой комнате нет никого, кроме него. Еще одна секунда прошла в безмятежном и пустом покое.       Тяжело вздохнув, Адидас оглянулся и побрёл к выходу с пустыми руками и мыслями.

      Прошло уже четыре часа, после того, как парень заходил в дом Ольки. Конечно, он чуял неладное. Ведь знал, что девушка его внимательная и не забудет простую вещь, как закрыть дверь. Купив небольшой букет цветов, зашагал в сторону её дома, в которой уже был включён свет.       Быстро перебегая ступеньки, он оказался около двери. Постучал кулаком два раза и отошёл на небольшое расстояние, что бы в случае чего, ему не прилетело дверь в нос.       Дверь тихо отоварилась и перед ним показалась Людмила Степановна Глаза её были заплаканные и красные. Халатик был грязный и помятый. На груди, где сердце, виднелось мокрое пятно. Губы, перекошенные страданием, сказали: «Проходи, Вовенька». И она пошла в коридор, оставляя гостя на пороге.       Тот, ничего не понимая, прошёл вслед за женщиной. Снял обувь и верхнюю одежду, как подобает интеллигентному гостю.       В руках он всё так же держал цветы. Лили, прям как она любила. Вздохнув, он присел за стол. Перед ним поставили чашку чая.       Вова не притронулся к сервизу, лишь оглядел женщину и осмелившись, спросил: — Людмила Степановна, — начал тот.— Чё-та случилось? — Случилось, Вов, — кивнула женщина, шмыгая носом. Помотала головой и спрятала лицо в руках, содрогаясь от дыхания.— Оленьку убили.       Вова умолк. Женщина выпрямилась. Она плакала, закусив губу, и Вове стало ее жалко. Он поглядел по сторонам. Поодаль лежали какие-то мешки. В их пупырчатой черноте пряталось смутное красное пятно. Он понял.       Там вещи Оли. — Убили…? — тихо переспросил Вова.       Женщина лишь кивнула, явно боясь произносить это страшное слово, связанное с её дочерью. Стало тихо тихо. Были слышны только рыдания и шмыганье женщины. Вова старался считать про себя, чтобы утихомирить свой внутренний порыв.       Сердцу стало больно. Это было таким несправедливым, что Вове захотелось заплакать. И, кажется, он заплакал — только не от обиды, а от боли в груди.       Боль за Оленьку. Кто посмел тронуть его Олю? Девочку — лучик, которая даже слово обидного произносить не сможет, убили. И если кто-то скажет ему, что она была той ещё сукой и мразью, он убьёт этого человека. Ведь он, Вова, помнит Олин голос и помнит, какая она.       Она была мягкой, милой и очень доброй. Иногда ему казалось, что она и мухи не обидит. Девушке на днях должно было исполнится восемнадцать и вместо того, чтобы Олька познала взрослую жизнь, судьба преподнесла ей это? Смерть?       Наверное, это так и было, потому что никаких больше переживаний Ольга не испытывала. Она все приняла безропотно. По крайней мере, он так думает.       После этого, Вова поднялся со стула и кинул Лилии на стол, желая как можно поскорее убраться из этого дома. Хотя бы до тех пор, пока его нервы не сдали.       На похоронах было спокойно. Даже тихо. Лишь тишину прерывали рыдания женщин, которых утешали мужчины. А Вову утишала она. Олька.       Смотря на её фото, на надгробии, он впадал в тихое умиление. Как трогательно заботится она о нем, о его чувстве собственного достоинства. Это было очень трогательное чувство — но это была тихая, как бы поднимающаяся из самой могилы нежность к существу, которого уже нет.       Он один из самых первых, кто подошёл тогда к ней. Вова не испугался, нет. Испугалось его сердце за то, что хозяина больше нет. Олька теперь физически будет далеко-далеко, но девчонка всегда останется в его сердце.        Его, а не чьё-то другое. Она навсегда останется рядом с ним, с Вовой. Только она… Всегда рядом. Ей можно протянуть руку — он станет сильной, как она.       Его разрывало от несправедливости и боли, что колотилось в его сердце бешенным ураганом. Не должна она там быть. Не должна! Оленька должна быть рядом с ним и обнимать его.       А она обнимала, только он не видел. Стояла и смотрела на него, грустно улыбаясь. Может, он её и не видел, но явно чувствовал её присутствие. И плакал. Говорить не мог. Задыхался. Выдохнул, и на глазах у него появились слёзы. Сжал кулаки. Она засмеялась, подошла ближе и опять поцеловала его в щёку. Как когда-то.       Два месяца прошло с того момента. Вова не приходил к ней. Он не знал почему, просто не приходил. Ведь она всегда была рядом. Где бы он ни был, Вова остро ощущал её присутствие. Даже иногда чувствовал толчок, когда парень говорил что-то до боли страшное и неприятное.       Вова узнал, как её убили. Он, конечно, не хотел и знать об этом, но это случайно получилось. Её изнасиловали не в туалете ночного клуба, а прямо на улице, при этом около нескольких человек им помогали. А потом зарезали.       Зарезали как какого-то скота, не думая о том, что при этом почувствует девушка. Потому что всем было известно, какое унижение испытывает она в течение долгих часов после такого удара ножом. — Адидас, — крикнул Пальто, как только переступил порог подсобки. Медленно подняв на него голову, кивнул, задавая немой вопрос.— Мы узнали.       Когда он бил лицо этим мразям, он не думал над тем, как Оля недовольно поджимает губы и с жалостью смотрит на это. Вова хотел мести. Хотел отомстить за свою любовь, что сейчас лежит в сырой земле, в которую, эти суки, сами её и отправили. — Ты, сука, — начал грозно тот, поднимая уже полумёртвого парня за шкирку и смотря ему прямо в разбитое лицо.— В глаза мне смотри, мразь!       Не сдержавшись, он нанёс ещё несколько ударов по лицу парня. Тот рухнул на пол. Мужчина ещё успел заметить бледную, перекошенную гримасой боли рожу его товарища, наполовину скрытую его собственным телом.        Но, придя в себя, успокоился — и как только сделал от этих мразей шаг в сторону, скорлупа двинулась на них и принялась со всей силой пинать обидчиков.       Парни знали, что сделали те, которых они безжалостно избивают. Было бы их право, они бы их вообще убили! Поэтому к заступничеству Адидаса ребята отнеслись с полной серьёзностью.       Может, Вова и поступает неправильно, но ему всё равно. Ему бы хотелось, чтобы Олька была отомщена. И ради этого, он сделает всё.       Прошло два месяца с того ужаса, который так неожиданно и больно ворвался в жизнь Вовы. Все эти два с половиной месяца Вова практически не выходил из своей квартиры, но вместе с тем внимательно следил за новостями, которые приходили вместе с парнями.       Теперь же, шагая по темной улице, которая была усыпанна грязным снегом, Адидас шагал в сторону дома. Он только сейчас вернулся с прогулки, которая началась четыре часа назад. Вова был там. У Оли.       Парень рассказал ей всё, что накопилось у него в грязной и ничтожной душе, в которой уже нет места милосердию и доброты. К ней он, как надеялся, мог обращаться в любое время, когда узы времени ослабнут, чтобы исполнить свой долг перед богом и людьми, от которых остался только он. А потом замолчал. И смолкла Оля.       Шаги позади него, заставили напрячься и тут же обернутся, замечая трёх парней. Оглядев их, Вова спросил: — Какие-то проблемы, пацаны? — Проблемы, — кивнул один из них, крикнув другому.— Держи!       Двое парней обхватили его по бокам, крепко держа за руки и не давая вырваться. Он услышал треск своей куртки, а потом почувствовал нечто холодное и острое, что коснулось его живота. Левая сторона груди словно вдавилась внутрь, и это было очень неприятно. Затем хриплый шепот произнес: «Убей ублюдка!» — и несколько раз ударили в живот, потом — в бок.       Парни сразу отпустили Адидаса, как только заметили кровь, которая сочилась у него из-за рта Вова рухнул на снег спиной. Глаза его были открыта и взору предстало звёздое небо.       Они вдруг сделались такими же бездонными, сколько он себя помнил, а потом Вову словно подхватила сильная и страшная воля — и потащила вверх. Это была не волна, не восходящая спираль и не падение в бездну — просто вселенская стремительность, в которой была заключена вся жизнь, и Вове ничего не оставалось, кроме как следовать за ней.       Но неведомая сила толкнула его в грудь, толкая вниз И вот, он вновь оказался на снегу Перед ним звёздное, тёмное небо. И лишь тихий, женский шёпот успокаивал его.        Уже никогда больше оно не покинет его навсегда… Её защита и любовь — всегда оберегает его от всех бед. Его вера в то, что она рядом, вот что спасает его. Это самое сильное, на что он может рассчитывать… Он был уверен, чёрт побери, в этом до самых последних минут, когда понял, как она близка к тому, чтобы исчезнуть навсегда… — Рано, Вов. Рано, — шептала ласково Оля, глядя своими зелёными глаза в его. —Ручаюсь, что доживешь. Больной, маленький, а жизнь твоя только началась. Представляешь, какая она будет?       Девушка слегка помолчала и вдруг улыбнулась. Так нежно и по-домашнему, что у Вовы не осталось никаких сомнений в том, какая именно связь связала их прежде, чем они стали важны друг-другу. Она положила ему на плечо ладонь и сказала: — Вов, ты главное живи.       И она ушла. Ушла, оставляя за собой частичку надежды на то, что всё будет хорошо. Но тревожить сердце новой надеждой было рано, и вскоре он погрузился в сон. К счастью, Вове ничего не снилось. Лишь иногда издалека до него долетал неясный женский голос — он что-то говорил, но он не очень вслушивался.       Ты главное живи…       И он жил, пока помнил и любил Олю. Все остальное за давностью не имело значения. И только Оля оставалась с ним. До последнего дня.