Пёс и Тигр

      — Глава Су, прошу прощения, что вынужден был вас побеспокоить в столь неспокойный час.       — Нет нужды, — обладатель меча Женьшэнь тяжело вздыхает. — Без вашей помощи Клана Хуа Ци могло не стать вовсе, пусть и те потери, что мы понесли сейчас… ужасны. Благодарю вас, Шен-гунцзы.       Они находятся в целительном доме. Здесь, помимо прибывшего Су Минхао, находятся еще несколько носящихся от одного раненного к другому заклинателей из рода Су. Многие пострадали в тяжелой битве, из которой Клан Хуа Ци вышел победителем. Потери действительно огромны — второго главы не стало, многие заклинатели тяжело ранены; некоторое их количество погибли. Вэнь Ечень, Су Жуйци и Вэнь Чжэ находятся на допросе с кем-то из Вэней. Шен Гуанчжуй стоит у тела Гювина, над которым возится Су Минхао, выживший Глава Клана Хуа Ци — теперь единственный. Жизнь Вэнь Джунхуэя оборвалась, когда Вэнь Чжэ приняла запретные писания.       Стоило Гювину потерять сознание, как Шен Гуанчжуй поспешил отнести друга в опытные руки знающих целителей. Друга отравили — но кто и в какой момент сказать было невозможно. Теперь Гювин знает все, и Шен Гуанчжуй, пускай и был готов к этому, все равно невольно хмурится, глядя на тяжелый сон пребывающего без сознания заклинателя.       Проходит около четверти часа, когда Глава Су наконец-то выпрямляется. Его взгляд, и без того полный горя и тоски, становится лишь острее.       — Я даже не знаю, как правильно объяснить все герою, — честно признается он. Плечи Шен Гуанчжуя будто деревенеют, напрягаясь.       — Говорите, как есть, Глава Су, — просит Шен Гуанчжуй. — Горькая правда лучше сладостной лжи.       — В мудрости уважаемому Шен-гунцзы не занимать. Быть может, Вам известно название яда «Дыхания Дракона»?       Шен Гуанчжуй сглатывает.       Один из первых ядов, о существовании которых он узнал в Звездных Вершинах, был яд «Дыхания Дракона». Созданный самой бессмертной Цин-Лун, этот яд способен выжечь все духовные силы в теле заклинателя, а после и забрать его жизнь. Переживали пытку этим снадобьем не многие — создавалось оно именно для тех людей, кому судьба изначально предписала смерть за все то темное, что человеком было совершено.       Цин-Лун всегда была справедлива, но Шен Гуанчжуй не может понять, от чего Гювин, который только и делал, что желал помочь цзянху, заслужил эту ужасную участь. Он молод, полон сил и стремлений, и даже к словам Шен Гуанчжуя начал прислушиваться. Пускай он теперь ненавидит героя за утаивание правды — это неважно, покуда цели его не слишком разнятся с целями Зодиака.       Шен Гуанчжуй стал той причиной, по которой его другу предписали верную смерть.       — Извольте мне удалиться ненадолго, глава Су, — с трудом произносит Шен Гуанчжуй.       — Уважаемый герой, — останавливает его Су Минхао, поднимаясь на ноги. — Вижу, Вам известно то, про что я говорю, и мне жаль, что Ким Гювин неизлечимо болен. Мне знакомо ваше горе, но Шен-гунцзы ранен, и мне следует осмотреть и Вас прежде, чем Вы уйдете.       — Благодарю, Глава Су, — отказывается Шен Гуанчжуй. — Я уйду лишь ненадолго и вскоре вернусь. Возможно, я знаю, как помочь Гювину. Вам тоже должно отдохнуть.       — Как будет угодно Шен-гунцзы. Возвращайтесь скорее — Ваши меридианы повреждены, и сил надолго не хватит. Будьте осторожны.       Шен Гуанчжуй уходит за клановые стены. После битвы Клан Хуа Ци серьезно пострадал: раненых много, есть и погибшие воины, стремящиеся защитить свой клан в своей доблести. О судьбе Вэнь Еченя, Вэнь Чжэ и Су Жуйци Шен Гуанчжуй не осведомлен. Он достаточно быстро покинул поле боя, в спешке и забыв, почему нападение произошло. Знает лишь, что Ли Юнцинь сейчас тоже проходит лечение, но не более. Вид разрушенных зданий навивает тоску. Чжанцю выглядел не многим лучше, когда странники его покидали.       Цветущая Пустошь может приносить лишь разрушение.       Он обошел Клан Хуа Ци и остановился с другой его стороны, где видеть героя может лишь море и беспокойные чайки. Кажется, что даже птицы чувствуют неладное, а потому парят в ветряных порывах плавно, молча, сожалеюще. Шен Гуанчжуй вдыхает больше морского воздуха, полагая, что это может быть последний его вдох в Поднебесной и, прикрыв глаза, устремляется вверх бело-желтой вспышкой.       Облака сменяют друг друга быстро, чередуясь между тучами и случайным дождем. Холод омывает эфирное тело, струится сквозь него, проникает под кожу и минует прочь. Звездные Вершины появляются из ниоткуда, и тогда лишь только Бай-Ху оседает у их ворот, сохраняя человеческую оболочку. Он выдыхает и открывает прикрытые глаза, встречаясь взглядом с Цин-Лун. Глава Зодиака с холодом приветствует прибывшего, после молча отворачивается, повелевая следовать за собой. Прихода Белого Тигра ждали. Гобелен, развивающийся на ветру, на котором изображен силуэт славного, мудрого воина, подозрительно слабо блестит, словно солнечные лучи избегают золотой отделки.       Они прибывают в Открытый Облачный Павильон. Широкое, круговое строение, местами разрушенное, но обросшее ветвистыми деревьями и свежим плющом, скрывает за своими стенами все происходящее. Облака пляшут меж заостренных каменных пик, образуя причудливые рисунки. Остальные члены Зодиака тоже ожидают своего брата по оружию. Сюань-У, Черная Черепаха Севера, на Бай-Ху даже не смотрит. Чжу-Цюэ же проедает друга взглядом, осуждающим и обеспокоенным, который так и говорит: «Ты окончательно опростоволосился! Даже я теперь не могу помочь!» Белый Тигр ему вежливо улыбается.       Цин-Лун останавливается перед всеми тремя заклинателями и медленно кивает, позволяя Белому Тигру говорить. Он какое-то время просто смиряет Лазурного Дракона взглядом, полным противоречий, и лишь потом начинает:       — Уважаемая Цин-Лун, Глава Зодиака, Лазурный Дракон Востока. Яд, созданный тобой, яд «Дыхания Дракона», использовался ранее лишь для наказания тех, с кем не могут справиться ни люди, ни Зодиак. Скажи, почему ты ранила им Ким Гювина?       — Бай-Ху, — Цин-Лун опускает кисть, но не теряет лицо. Тем не менее, Бай-Ху может назвать ее вид весьма разочарованным. — До последнего я думала, что ты поймешь все сам — мудрость тебе к лицу. Неужели тебе не ясно, что произошло с Ким Гювином?       — Когда Цветущая Пустошь напала на Клан Хуа Ци, я проследовал в город, чтобы помочь Ким Гювину избежать искажения ци. Эта была моя последняя ошибка? — дернув уголками губ, спрашивает Белый Тигр. Цин-Лун кивает.       — Верно, Бай-Ху. Если бы ты остался в Клане Хуа Ци, меньше заклинателей пострадало бы. Я планировала поделиться с тобой духовными силами, открыв твои меридианы, но ты бежал прочь, желая спасти Ким Гювина. Ты сделал свой выбор — и я не могла его поощрить.       Бай-Ху опускает взгляд вниз, на увитый дикими растениями пол. Далеко внизу остался Гювин, злой на него и, вероятно, не способный простить. Белый Тигр шумно выдыхает.       — Но что же яд, Цин-Лун? Почему ты отравила Ким Гювина, если наказывать собиралась меня?       Цин-Лун с грохотом ударяет кистью по земле, вынуждая Белого Тигра поднять на себя глаза. Чжу-Цюэ беспокойно сминает рукава внутреннего слоя ханьфу, пытаясь перетащить на себя внимание Белого Тигра. Последний это замечает, но отрывать взгляд от Лазурного Дракона отказывается, решительно настроенный бороться до конца.       — Коль это и есть мое наказание, — произносит Бай-Ху, — я с ним несогласен, уважаемая Цин-Лун. Я уважаю тебя, как старшую, как Главу Зодиака и вершительницу судеб, но не могу смириться с тем, что Ким Гювину было суждено погибнуть. Ким Гювин — хороший, благодетельный человек, ему нужно лишь забыть про глубокую обиду, чтобы в его полномочиях было спасти цзянху от влияния Цветущей Пустоши.       — Цзянху должен был спасти ты, Шен Гуанчжуй! — отрезает Цин-Лун. В ее голосе нет гнева или ярости, лишь жестокая, резкая правда. — Мне не понятно, почему ты решил, что можешь перевалить всю ответственность на человека.       Как Сюань-У, так и Чжу-Цюэ, заслышав первичное имя друга, оба поникли. Именно это стало финальным решением Цин-Лун, не оглашенным вслух. Сюань-У, несмотря на весьма мягкие для Черного Воина Севера черты лица, помрачнел, плотно сжав зубы. Чжу-Цюэ, пылкий по своей натуре, погас, отвернувшись.       — Моя вина неоспорима, — соглашается Шен Гуанчжуй. — Я лишь хотел вместе с этим человеком достичь общих целей. И коль я виноват, всю вину я бы желал принять на себя.       — И что же ты предлагаешь, Шен Гуанчжуй?       — Последней милостью могущественной Цин-Лун я бы хотел принять яд «Дыхания Дракона» на себя, — серьезно говорит Шен Гуанчжуй; голос его нисколько не дрожит, и он наблюдает, как Лазурный Дракон чуть вскидывает брови, пускай и почти не удивленная услышанным. — Цин-Лун вольна оставить лишь часть его в теле Ким Гювина, для уничтожения темной ци. Остальное перемести в мое тело — мне не страшна судьба погибнуть, преследуя искупление собственной вины. Ким Гювин не заслужил участи потерять все из-за ошибок упрямого Бай-Ху.       Шен Гуанчжуй опускается на одно колено, в золотых глазах его плещется бесконечная покорность и принятие. Ему не страшна смерть, и никогда страшна не была — таким его в Зодиак приняли, таким и собираются изгнать. Цин-Лун слабо улыбается, глядя, как заклинатель склоняет голову, но простить его не может. Предательство есть предательство. Разобрав мост после прохождения через реку, Бай-Ху разрушил свою судьбу, перевернув историю мира, в которой смог бы свергнуть Цветущую Пустошь. Не ведая сам, он разрушил и судьбу Ким Гювина, которому теперь предстояла новая участь: стать Тянь-Гоу, свергнув друга со Звездных Вершин навсегда.       — Прошу уважаемую Цин-Лун, Лазурного Дракона Востока, Сердце Зодиака, свергнуть меня со Звездных Вершин, лишив имени и обрекая на смерть, во спасение человека по имени Ким Гювин.       Зодиак — не свет и не тьма. Зодиак — это абсолютное поражение, падение на самое дно, в которое пробивается один-единственный солнечный луч. Зодиак всегда брал в свои ряды тех, кому нечего терять, кто ни к чему не привязан и кто готов посветить всю свою вечность людям. Как только яд уничтожит Золотое Ядро Шен Гуанчжуя, Тянь-Гоу взойдет на Небеса.       — Дурак, — не выдержав, прошептал Чжу-Цюэ. Цин-Лун игнорирует тоскливое оскорбление в адрес падшего на колени Белого Тигра, к которому обращается:       — Так тому и быть. Ты был славным Зодиаком, Бай-Ху, и вклад твой будет оценен по достоинству даже после свержения с Небес. Пока тебя не сменит новый воин Зодиака, имя твое не будет стерто, но, когда час придет, люди забудут о тебе, как забывали о предыдущих воплощениях Бай-Ху. Яд будет проникать медленно, у тебя будут несколько месяцев, чтобы закончить все свои дела в Поднебесной. Примут ли тебя в свои руки Небеса или Диюй, покажет лишь время.       — Благодарю, Цин-Лун, — Шен Гуанчжуй улыбается, подняв голову. — Твоя вечность вверена тебе справедливо.       Лазурный Дракон взмахивает кистью, и Шен Гуанчжуй чувствует холодок, пробежавшийся по всем меридианам.       Ким Гювин излечен от яда.       — Я оставлю вас троих. Коль желаете, можете попрощаться — Бай-Ху останется в Поднебесной, но в Звездные Вершины более подняться не сможет.       С этими словами Цин-Лун, последний раз посмотрев на Шен Гуанчжуя с тоскливой теплотой, оборачивается Лазурным Драконом и устремляется прочь — в Палату Цин-Лун. Теперь у нее стало больше забот, ведь со дня на день Зодиак готовился принять в свои ряды нового ученика, коль прежний оказался предателем.       Шен Гуанчжуй поднимается на ноги, поочередно глядя на оставшихся воинов Зодиака. Он улыбается им, складывая руки на спиной — так он говорил с ними давно, когда в Поднебесную спускался реже, чаще проводя свои дни в Долине Бай-Ху, в Западной части Звездных Вершин.       — Сюань-У, Чжу-Цюэ, — приветствует он, будто до этого они не стояли рядом. — Настало время прощаться.       — Бай… Шен Гуанчжуй, — произносит Сюань-У, делая полшага по направлению к другу. — Ты был прекрасным наставником, и благодетель твоя не знает границ. Я никогда не забуду наших совместных тренировок и… Черная Черепаха Севера обязуется приглядывать за тобой, когда ты спустишься в Поднебесную и до самой смерти.       Шен Гуанчжуй тихо, тепло усмехается. Черная Черепаха издавна считалась самым грубым и жестоким представителем Зодиака, покровителем войны и лязга сталкивающихся мечей. Их Сюань-У, Восходящее перерождение Черной Черепахи Севера, совсем юн, и оттого похож на грустного птенчика, чей старший братец покидает отчий дом. Большие глаза его покрыты влажной пеленой, а губы дрожат. Шен Гуанчжуй подходит к младшему товарищу и утешительно кладет руку на плечо.       — Не стоит, милый Сюань-У. Если у тебя есть друг в мире, даже если он далеко, он как всегда будто рядом. Продолжай совершенствоваться и оберегай мир — так я буду знать, что ты в порядке, — он наклоняет голову в бок. — А за меня не беспокойся. Я предатель — и…       — Идиот! — не выдерживает Чжу-Цюэ, подлетая к другу и без зазрения совести ударяя того по плечу. Шен Гуанчжуй вынужденно отступает от Сюань-У, который только вздрогнуть и успел. — Небес ради, чем же ты думал?! Ты мог жить! Цин-Лун проявила милость, отравив не тебя по просьбе этой мудрой птицы, а ты… Счастлив теперь? Конечно, на собственную смерть его великой храбрости плевать! А мы? Ты подумал о тех, кто шел с тобой рядом все это время, Бай-Ху?!       Шен Гуанчжуй грустно улыбается и качает головой.       — Ненависть твоя обоснована, и пускай лучше существовать будет она, чем тяжелая грусть. Более того, милый Чжу-Цюэ, я ведь буду жить, и прожить хочу вплоть до того дня, когда Ким Гювин свергнет Цветущую Пустошь. Эти твари падут перед моими глазами, и тогда дух мой будет спокоен.       Красная Птица Юга сильно хмурится, без всякого доверия глядя на Бай-Ху. Чем дольше Шен Гуанчжуй говорит, тем меньше смысла в его глупых словах находит Красная Птица. В итоге Чжу-Цюэ не выдерживает и, резко отвернувшись, улетает прочь — не прощаясь, ни обзывая. Сюань-У обеспокоенно хлопает глазами.       — Шен Гуанчжуй, прости его. Чжу-Цюэ, он…       — Нет нужды, — отмахивается Шен Гуанчжуй, после расправляя рукава. — Отныне мое имя у Чжу-Цюэ выгравировано на костях и вырезано в сердце. Красная Птица Юга давно породнилась с гневом, и гнев этот будет помогать двигаться ему дальше… Сюань-У, пригляди за ним, прошу.       Сюань-У кивает, вслух промолчав. Черная Черепаха умела контролировать свои эмоции, как никто другой; юный Сюань-У все еще перенимал навыки предков.       Его путь будет велик и далеко — эта мысль заставляет Шен Гуанчжуя вновь улыбнуться. Зодиак, пусть и является семьей маленькой, поддерживают друг друга от одного поколения к другому. Их радости и печали разделены на четверых — отныне их лишь трое, один из которых еще совсем ребенок. Тихая боль расплывается где-то за ребрами, окутывая тело. Яд Цин-Лун медленно приходит в действие, но пока не так серьезно, как будет спустя месяцы его ношения в теле.       — Сюань-У, я бы хотел последний раз взглянуть на Озеро Забвения, если ты не против. После я уйду — хочу лишь попрощаться с предками.       — Да, — соглашается Сюань-У, — пойдем.       Озеро Забвения — большой водоем, образованный в центре главного парящего острова Звездных Вершин. Окруженное хвойным лесом, оно скрыто для всех, кто сюда прибывает. Высокие деревья погружают кромку озера в черные тени, и тихие воды встречают воинов Зодиака миром и прохладой. Сюда приходят новые перерождения для очищения души и изгнания всего темного; в воды Озера Забвения погружаются души тех, кто ушел из этого мира. Из таинственного водоема на небо поднимаются новые звезды, которым предстоит занять свой пост в истории юного мира. Одна лишь Цин-Лун, покинув озеро однажды, никогда сюда не возвращалась.       Шен Гуанчжуй смотрит на свое отражение. Бледное лицо в нем, обрамленное светлыми прядями, окрашено спокойствием. Следующее перерождение Белого Тигра прибудет не скоро, ведь Шен Гуанчжуй был последним в своем цикле. Как только луна показывает миру все свои фазы, она начинает вновь расти; заклинатель оборачивается к рассматривающему водную гладь Сюань-У.       — Я задам вопрос, на который не требую ответа. Быть может, это уже и не мое дело, — произносит тихо Шен Гуанчжуй. У Озера Забвения не принято шуметь. — Скажи, когда меня не станет, кто заменит Бай-Ху в Звездных Вершинах?       Сюань-У слабо качает головой и вздыхает.       — Мы не собирались скрывать это от тебя, Бай-Ху. Когда ты… уйдешь, твое место займет Тянь-Гоу.       — Тянь-Гоу? — переспрашивает Шен Гуанчжуй. Неприятное, щекочущее чувство царапается где-то в горле. — Почему Тянь-Гоу?       — Нынешнее его воплощение в своих целях сродни тому, что носил Бай-Ху, — объясняет Сюань-У негромко. — Ким Гювин, он…       Черная Черепаха притихает, вновь оборачиваясь к Озеру Забвения. Шен Гуанчжуй прячет ладони в рукавах и негромко вздыхает. Ким Гювин — человек с поистине удивительной судьбой. Когда он видел в отражении вод темницы Клана Тысячи Троп пугающий силуэт пса, вряд ли он полагал, что именно это его в будущем и ждет. Шен Гуанчжуй знал, с кем имеет дело, но никогда не представлял, что вторичный Зодиак вновь поднимется к Небесам. Отражение вод темницы Клана Тысячи Троп показывает лишь самое страшное будущее — значит, Шен Гуанчжуй в самом деле ошибся от начала и до самого конца.       Небеса ниспошлют человеку великую задачу, но сначала он должен выстрадать свое сердце, разум и кости. Если они желают уничтожить Цветущую Пустошь, вряд ли судьба выберет помилование. Во всяком случае, Ким Гювина отныне ждет долгая, удивительная жизнь.       — Благодарю, Сюань-У. Мне должно откланяться, — улыбается на прощание Шен Гуанчжуй. — Я верю, что ты станешь доблестным воином, как и те, кто сейчас покоятся на дне Озера Забвения.       — Я буду скучать, — шепотом прощается Черная Черепаха Севера, глядя, как белый, будто из северных вьюг сотканный силуэт скрывается в темноте хвойного леса.       Бай-Ху спустился со Звездных Вершин в последний раз.       Ветер свистит в ушах, тело ныряет сквозь облака, и проходит менее, чем несколько секунд, прежде чем Шен Гуанчжуй оказывается за внешней стеной Клана Хуа Ци. На улице стоит ясный день, поют тихо птицы, облака все также скрывают солнце. Герой поднимает голову, глядя вверх, туда, где остались Звездные Вершины — теперь у него нет ни дома, ни семьи, но печалиться он не имеет право. Шен Гуанчжуй делает полшага назад, спиной прижимаясь к белой стене клана, по которой медленно съезжает к земле. Силы покинули его, как только он совершил последний прыжок, а вместе с тем пришла и свинцовая усталость. Герой прикрывает веки, разглядывая далекую линию горизонта, сливающуюся с морем.       Ему суждено умереть, и время на уничтожение Цветущей Пустоши теперь ограничено. Пускай теперь это будет забота Тянь-Гоу, расплата за все совершенное этими тварями ожидала их и руками бывшего наследника. Не важно, сколько у Шен Гуанчжуя сил, и что в венах его течет неизлечимый яд — он будет рядом с Гювином, когда придет час последней их битвы, и вместе с ним увидит, как распадается некогда могущественная семья темных заклинателей.       И даже если времени мало, Шен Гуанчжую нужен лишний час, чтобы обдумать все произошедшее. Он опускает руки на подтянутые к груди колени и закрывает глаза, глубоко вдыхая свежий морской воздух. В нем все еще ощущается неприятный запах сгоревших зданий.       Против воли в голове повторяются слова, сказанные Зодиаком. Отражаются в памяти лица, разочарованные и томимые непринятием всего происходящего. Шен Гуанчжуй столь часто предавал других: сначала родную мать, потом Цветущую Пустошь, теперь он предал Зодиак, подаривший ему единственный ускользающий шанс все исправить. Ким Гювин тоже почтил его предателем в их последнюю встречу — и все это оседает камнем на сердце, из-за веса которого Шен Гуанчжуй выдыхает, опуская лоб к коленям. Во всем виновата усталость — пройдет время, и он примирится со своим именем отступника, а после сделает все возможное, чтобы восполнить все то ужасное, что он несет от своего собственного существования. Ему просто нужно время, сокращаемое отныне с каждой минутой.       И все-таки Шен Гуанчжуй ни о чем не жалеет.       Проходит не столь много времени его уединения, прежде чем тишину разбивает радостный, и одновременно обеспокоенный голос:       — Лао Шен?       Шен Гуанчжую кажется, что его как по щелчку пальцев окутывает мягкое тепло, как бывает у костра в холодные ночи. Он приподнимает голову, встречаясь взглядами с Вон Кунханом, что замер у края стены, не зная, дозволено ли ему подойти ближе. Императорский заклинатель одет в новые, чистые одеяния, и лицо его, ранее бледное, приобрело живой, медовый оттенок. Шен Гуанчжуй кивает в знак приветствия, выпрямляется, но с земли не встает.       — А-Хан, — произносит он. — Твои раны исцелены?       Вон Кунхан расценивает приветливый тон, как разрешение приблизиться, и подходит к герою, останавливаясь рядом. Он все еще беспокойно разглядывает Шен Гуанчжуя.       — Со мной все в порядке, — заверяет его герой, считывая нехорошее предчувствие Вон Кунхана. — Я утомился после вчерашней битвы, и решил найти тихий уголок, чтобы привести мысли в порядок.       Вон Кунхан с сомнением сводит брови. Кажется, он все-таки бледнеет, то ли от тревоги за друга, то ли от того, что уличил во лжи.       — Лао Шен… Битва в Клане Хуа Ци произошла тремя днями ранее. Вы точно в порядке?       И вот снова — время исказилось, стоило ему отправиться в Звездные Вершины. Шен Гуанчжуй с сожалением улыбается.       — А-Хан, на самом деле… Скажи мне: есть ли рядом скрывшиеся заклинателя Клана Хуа Ци?       — Нет, лао Шен, — отвечает Вон Кунхан. — Я искал Вас, поэтому тщательно проверял местность. Большая часть заклинателей клана сегодня отправились проститься с Вэнь Джунхуэем. Здесь сейчас только мы с Вами.       — Что насчет Гювина?       Вон Кунхан отворачивается куда-то к морю, грустно изгибая брови.       — Этот слуга поэтому Вас и искал, лао Шен. Ким Гювин проснулся. Он поинтересовался, где Вы, но когда узнал, что Вы исчезли… Просто ушел к своему ученику. Я прибыл как раз к его пробуждению… Лао Шен, яд в его теле… Вы что-нибудь знаете?       Шен Гуанчжуй кивком указывает Вон Кунхану на место рядом с собой.       — Мне известно все об этом яде, А-Хан. Присядь — мне стоит тебе поведать свою историю в те годы, когда я бежал, если ты желаешь ее услышать.       Вон Кунхан без промедлений усаживается рядом.       — Конечно, лао Шен! Если Вам не составит труда рассказать… Этот слуга никогда не отвернется от Вас, вне зависимости от того, сколь тяжелы были годы нашей разлуки.       Шен Гуанчжуй слабо улыбается. Вон Кунхану сложно не верить — в конце концов, он нашел Шен Гуанчжуя спустя десять лет, и, почти ничего не спрашивая, предложил странствовать вместе, предавая Цветущую Пустошь. Кукольник сам не чист на душу — после того, как он вверил себя темным заклинателям, за его спиной образовалась гора трупов, убитых во имя Короля Темных Сил; даже тело, используемое им сейчас, является телом погибшего от его рук заклинателя Клана Джинцзы.       Хорошего и плохого не бывает в чистом своем виде.       Шен Гуанчжуй спокойно рассказывает Вон Кунхану все, без утаивания: начиная с первых видений Белого Тигра, заканчивая своей нынешней участью. Кукольник то и дело грустнеет, слыша некоторое подробности, а иногда улыбается, как например тогда, когда Шен Гуанчжуй рассказывает про из дружбу с Чжу-Цюэ. Ему не удивителен тот факт, что некогда наследник Я Вана стал Бай-Ху — в его глазах, Шен Гуанчжуй заслуживает многого, может, даже слишком многого.       Конец истории дается с трудом даже герою — рана свежа, и ворошить ее неприятно.       — Тогда во мне не было духовных сил, потому что все они зависели от Цин-Лун. Это было испытанием для становления Бай-Ху — с тем, что имею, покрыть содеянное. Сейчас же, — Шен Гуанчжуй прочищает горло, — во мне яд «Дыхания Дракона». Пока он не ощутим, но со временем он уничтожит мое Золотое Ядро и мой дух. До этого времени важно победить Цветущую Пустошь. В ближайшие дни объединим усилия с сильными кланами и…       — Лао Шен! Прошу прощения, что перебиваю… Лао Шен… — А-Хан глубоко вдыхает, возвращая дрожащему голосу спокойствие. — Ким Гювин… он знает, о том, что Вы…       — Гювин не знает ни о чем, кроме того, что я был наследником Я Вана, — поясняет Шен Гуанчжуй.       Не моргающие глаза Вон Кунхана покрываются влажной пеленой, почти так же, как ранее выглядели глаза Сюань-У. Но если Сюань-У грустил открыто, по-детски невинно, то на дне глаз Вон Кунхна плещется едва различимый гнев. Шен Гуанчжуй жестом останавливает его от дальнейших высказываний.       — Я нисколько не обижен на Гювина, А-Хан. Цветущая Пустошь отняла у него семью по моей вине — его можно понять.       — Но ваша дружба… Лао Шен, вы же были столь близки. Ким Гювин Вам дорог — это ясно без слов.       Мышцы лица Шен Гуанчжуя напрягаются, когда он оборачивается к морю. Вон Кунхан понимающе молчит, поглядывая на героя.       Ким Гювин ему дорог — он близок сердцу. Сколько бы шуток этот дурак не отвешивал, их судьбы переплетены, как переплетена история луны и солнца. Шен Гуанчжуй не может побороться за него в бою так, как может Гювин; но он смог утаено упасти его от злосчастного яда. Если заклинатель узнает о том, что его друг принял за него смерть, он никогда не смирится.       — Гювин импульсивен в своих эмоциональный порывах, он далек от самоконтроля. Выждем, скоро он смирится с настоящим. Что касаемо яда «Дыхания Дракона» — я расскажу ему в далеком будущем. Сейчас в этом нет нужды, и я попрошу и тебя укрыть от него этот факт. Сможешь сделать это для меня, А-Хан?       Вон Кунхан покорно кивает.       — Коль лао Шен так желает… Лао Шен. Я уважаю Ваше решение, пускай и не способен скрыть беспокойство. Позвольте мне помогать Вам до самого конца. Может, мне удастся найти лекарство.       Шен Гуанчжуй улыбается и кивает.       — Спасибо, А-Хан, — он поднимается с земли и поглядывает на клановые стены. — Пойдем. Нам должно вернуться — меня не было три дня, хочу разведать обстановку внутри клана.