Искренность

      Как только дверь за нежданый гостем закрылась, как только в квартире не осталось больше никого постороннего, как только Стас остался, практически, один на один с осознанием       что только что произошло, он тут же побежал на кухню. Он видел как в ту сторону, во время его разговора с гостем, ушёл Егор.       В голове тревожные мысли пытались систематизироваться. Рационализация — старая привычка. Нельзя давать себе слабину сейчас, нужно срочно, за несколько шагов до кухни, придумать как исправить всю ситуацию. От срочности становилось лишь хуже.       Правда, как только Стас увидел своего парня, надобность что-то придумывать тут же отпала.       Уже ни к чему.       Егор сидел за столом, в руках кружка остывшего чая, которые он не допил до прихода гостя. Парень выглядел абсолютно спокойным, хотя было бы легче, и в духе Ягозова, если бы он злился, хмурился, поджимал губы. Но этого ничего не было. Он даже взгляд не уводил в нежелании смотрят на Стаса. Наоборот, когда белобрысый вошёл в комнату, он так спокойно поднял свои тёмные пронзительные глаза. От этого и стало плохо, от взгляда. В нём совместились обида и понимание, от чего захотелось выть и скулить, биться головой о стены, на них же лезть, и вымаливать прощение.       Стас и раньше много думал, что ему не стоит скрывать что-то настолько важное от единственного человека, которого он воспринимал, чувствовал, как часть своей семьи. Вот только рассказать он тоже не мог. Слишком сложно, запутанно и опасно. Слишком страшно, что Егор отвернётся после такого признания.       Впрочем, Ягозов всё равно узнал. От чужого человека, который с искренним удивлением, от того, что тот не в курсе, почти насмешливо всё рассказал.       Егор не злился. Просто молча сидел, держал кружку и смотрел на Стаса, ожидая чего-то.       Точно не слов извинений. Они не помогут.       Что-то способно помочь теперь?       — Егор… — не зная, с чего начать, Стас просто говорит имя. И замолкает.       От взгляда всё ещё не по себе.       — Ммм? Что?       Даже голос, даже он не злой. В нём нет агрессивных ноток, зато там чётко слышалось тоже, что присутствовало и во взгляде.       Обида и смирение.       Точно уже сделал выводы.       — Мне очень жаль, что ты узнал всё так.       Стас осторожно проходит дальше по комнате. Ближе к Егору, который отодвигается на стуле вплотную к стене, когда он останавливается рядом с ним. В груди болезненно давит. Егор, его Егорка, теперь видит в нём врага, которым Стас и являлся всё это время. А ведь он даже не разделял взгляды людей, с которыми работал. Стас всё это время… просто работал. Местами это было полезно и для Егора, которого он ни раз просил остаться дома в тот или иной день, спасая от опасности быть пойманным. А ведь Ягозов верил ему настолько, что не обращал внимание на одну и туже причину. " — У меня предчувствие плохое,» — говорил Стас, прося не идти никуда. И Егор слушал я и даже не задавался вопросом почему что-то плохое правда происходило. Настолько он доверял, что и помыслить не мог, что Стас владеет какой-то информацией.       Но всё это было не важно.       Потому что те люди ни раз делали Егору больно. А Стас, не взирая на это, просто работал с ними.       — Ты собирался ещё долго скрывать это от меня?       Стас не знает, что сказать.       А хотел ли он вообще, чтобы Егор знал? Хотел ли он в один день сказать ему: «помнишь того чувака, который чуть не убил тебя, из-за чего нам пришлось ехать в подпольную клинику, а то в обычной тебя бы сдали, я с ним, к слову, работаю вместе»? Нет. Нет, нет и нет. Хотя скрывать не правильно, но это было лучше, чем рассказать всё.       Стас не отвечает. Егор всё понимает сам.       — Понятно.       И отводит взгляд. Всё.       Это так рвёт душу. Стасу стыдно, что он не может ничего сказать, стыдно, что Егорка сейчас так сильно расстроен. Из-за него. До зуда в ноздрях стыдно, до дрожи в подбородка и слабости в коленях.       Стас рухнул на пол, прижимая щекам к смуглым коленкам, стараясь игнорировать мысли о шрамах и синяках. Получалось это легко, ведь все мысли заполнило сожаление.       — Мне очень, очень жаль.       Егор зашевелился, но из-за плотно закрытых век Стас не видел, что тот делает. Его пугало лишь то, что молчание продолжалось.       — Пожалуйста, разозлить на меня. Скажи хоть что-нибудь. Я знаю, что облажался, но не молчи. Пожалуйста.       Глаза предательски защипало.       Стас раньше никогда в жизни не плакал перед кем-то. Да и на коленях вот так он тоже никогда не стоял, не хватался ни за кого, не просил разозлить на него. Всё это что-то такое низкое, как демонстрация уязвлённости, страха, раскаяния. Чувств, на которые с детства стоял блок.       Никто раньше не видел как Стас плачет, но Егор больше всех заслуживал видеть эту его сторону. Слабую.       Разбитую.       Искреннюю.       И, возможно, ему стоило познакомится с ней куда раньше. А не теперь, когда всё, было потеряно.       Егор слабо оттянул светловолосого от себя. Как бы не было тяжело, Стас поддался и даже сам открыл глаза, ожидая увидеть взгляд полный ненависти. Он ожидал, хотел, чтобы Ягозов показал как сильно он зол, накричал на него, может вышел бы настолько из себя, что оскорбил, назвав предателем или того хуже. Любые слова были бы заслуженными. Стас бы принял их как должное, как правду, которой они и являлись. Вот только у Егора на смуглом лице ни капли злости.       Глаза подозрительно красные, но больше ничего. От этого вида слёзы по лицу Стаса скатываются быстрее.       Чужая боль проникла ему в сердце и там раскрылась подобно экспансивной пуле, врезалась в мягкие ткани мышц и порезала их. Может, правильно, что Егор молчит. Стас поймёт, если он сейчас встанет и уйдёт навсегда. Ни говоря ни слова, по-английский. Правильно. Стас не заслуживает даже слов после всего, что сделал и не сделал. Однако Егор качает головой, признавая, что не может возненавидеть человека перед ним.       — Я не злюсь, я только одного понять не могу… Ты мне настолько не доверял?       Стас неконтролируемо всхлипывает и хватается за чужие руки.       — Нет-нет-нет. Ты замечательный. Ты самый-самый замечательный и больше всех заслуживаешь всего самого лучшего на свете.       Егор вновь машет головой и на губах расцветает горькая улыбка.       — Всего самого лучшего, но не искренности, да?       И Стас не знает, что сказать, когда начинает захлёбываться в ненависти и отвращении к самому себе, ведь видит, как стремительно глаза из глаз Егора падают по щекам на домашнюю футболку.       Футболку, которую Стас подарил ему на их первую годовщину.