Составляющее художника

      Натан мычит под нос какую-то песню, когда начинает вести кистью по холсту. Редкие солнечные лучи пробиваются через серые тучи, падая солнечными зайчиками на поляну в саду, придавая живости засыпающей природе.       Художник вытирает кисть о синюю тряпочку, что была вся в краске. Его художественные инструменты служат ему верой и правдой многие годы, а Натан в свою очередь трепетно относится к каждой вещице. На этом темном, замызганном разными цветами мольберте, Натан учился рисовать, поступил на учебу на художника-живописца, переезжал, менял места работы, а трехногий деревянный друг был с ним, запечатлев в каждом пятнышке на себе особое воспоминание. Вот этот «шрам» на передней левой ножке был сделан неумелыми перевозчиками. Ох, как же сильно ругался Натан на них, ведь они испортили то, что так дорого каждому художнику: инструменты творения.       А вот эту тряпочку и палитру ему подарила одногруппница на день рождения. Натан хорошо помнит ее черты лица, но характер со временем, забывается. Ведь ее вид координально отличался от поведения. Или наоборот, был чертовски схож? Это было так давно. «Чтоб не ходил больше с этой грязной тряпкой, которой уже пора на покой лет так четыре!», ее смех, «А эта палитра… Мне показалась не такой как все. Прямо как ты» Это все, что запомнил Натан, когда одногруппница дарила ему этот подарок.       Кисти и краски можно сказать, единственное, что сменяется у художника временами. Рисует Натан много, краска кончается быстро и ему постоянно нужны новые кисти, чтоб пробовать себя в разных стилях, чтоб отобрать самые лучшие для себя.       Но сейчас его мысли были где-то в густых облаках, рука будто писала сама, выводила на холсте деревья с их золотыми уборами, черничные кусты, пожелтевшую траву, на которой лежали разноцветным ковром листья, мраморную скамью и звдумчивую фигуру мужчины.       Художник с трепетом выводит красивые черты лица, не забывая посмотреть на натуру, хотя понимал, что запомнил каждый изгиб наизусть, особенно тактильно. Мелодия не прекращается, продолжает тянуться и гонимая лёгким потоком ветра уносится ввысь, подобно птице. — Что ты напеваешь? — звучит низкий голос.       Натан вздрагивает, отходя от транса и переводит лазурный взгляд с мольберта на сидящего мужчину. Сердце выписывает кульбит, зажигаясь теплом. — Пока мы ехали в машине, по радио звучала эта композиция, вот и приелась, — жмёт плечом художник и улыбается, вытирая кисть тряпкой. Удивительный факт: Натан никогда не пачкает руки при рисовании. Его движения всегда четкие и уверенные и ни одна шаловливая капля не намерена его запачкать. — М, понятно, — кивает темноволосый мужчина. — Продолжай.       Художник кивает, продолжая писать картину. — Знаешь, — несколько часов спустя, добавляя последний штрих — блики, Натан отходит от картины, чтоб посмотреть на конечный результат. Он вложил много любви и сил в эту картину, особенно в мужчину на портрете, что так гармонично смотрелся в пальто и шляпе на фоне осеннего пейзажа. Складывает кисти в пенал, а краски, палитру и тряпочку в чемоданчик. — Когда я впервые увидел тебя, Я захотел написать твой портрет. Твои черты лица привлекли меня, но ты так спешил, что я не сумел тебя попросить об этом. Но на следующий день мне улыбнулась удача…       Хуфра ухмыляется, подходит к Натану, чтоб оценить его художества и взгляд становится теплее: с каким же трепетом и любовью он выводил каждый мазок этого рисунка. И как сейчас горят его глаза, заставляя сердце мужчины таять. — Мне посчастливилось рисовать самого красивого человека в мире с натуры и…быть с ним. — Последние слова произносит смущённо. Прижимает руки к груди, чтоб потребить кольцо на безымянном пальце и счастливо улыбнуться. — Чтож, Я рад быть объектом твоего вдохновения, но поехали домой, сидеть столько часов не двигаясь — ад, — Хуфра тянется, чтоб прижать голубоглазого художника к себе.       На это Натан смеётся тихо и прижимается к супругу, прячась от осеннего холодного ветра в его теплом плече. — Да, поехали. Ничего, вечером будет повод размять мышцы и хорошенько согреться, двухсмысленно парирует Натан, на что Хуфра хмыкает в светлую макушку.