Пятнадцатилетие

      Ллойд глубоко вдохнул и закашлялся от удушливых запахов помойки, табачного дыма и человеческих фекалий. Он застонал и приоткрыл слезящиеся глаза. В лицо ударил солнечный свет, словно измываясь над измученным подростком. Всё тело ныло, отбитый бок отдавался тупой болью, а на руке расцветал большой синяк.        Ллойд лежал на мокром асфальте какого-то Богом забытого переулка, явно некогда имевшего популярность среди бездомных.        Что-то липкое и влажное коснулось ноги, но тело совершенно не слушалось и даже не вздрогнуло от нахлынувшего омерзения. В горле застрял ком, начало тошнить. Ллойд титаническим усилием заставил свою руку подняться и положил её себе не лоб, убирая растрепавшиеся светлые волосы.       Перед глазами всё ещё стоял озлобленный, полный ненависти взгляд Джима, одноклассника, который жестоко пинал его куда ни попадя. Джим был сыном владельца магазинчика с туповатым названием "Спортивное счастье". Недавно Гармадон разгромил его магазин в щепки, не оставив ни одной пейнтбольной биты, многообразием которых когда-то пестрел прилавок. Отец одноклассника обанкротился и им с семьёй пришлось продать квартиру и жить в сьёмной, пока отец не найдёт постоянную работу. И в этом Джим винил Ллойда.       Разумеется, ведь Ллойд - сын Гармадона, самой нелюбимой личности всего Ниндзяго. Гармадона не любил никто. И его сына тоже. Пусть злодей, скорее всего, и не помнил о существовании отпрыска, все от чего-то решили, что Ллойд - его наследник и преемник, который в будущем станет новым ужасом города.       Мама всегда ему говорила: "Улыбайся! Ведь когда ты улыбаешься, у всех поднимается настроение!".       Вот только настроение окружающих омрачалось, стоило им заметить парня, сколько бы улыбок он не показывал. Каждый в городе считал своим долгом поморщится, проигнорировать, пустить едкую шутку или плевок в спину.       Ллойд наконец сумел совладать с телом и приподняться, за что сразу же получил резкую головную боль в висках, а тошнота усилилась настолько, что его чуть не вырвало. Нехило его приложили... На пару секунд он замер в ожидании, когда боль пройдёт. Затем осторожно приподнялся и дотянулся до своего побитого, мятого рюкзака. Половина его вещей была раскидана по всему переулку. Учебники и тетради смяты и испачканы грязью.       Блондин вздохнул. Снова придётся выслушивать гневные нотации библиотекаря о порче имущества школы, снова предоставлять чек оплаты книг маме и объясняться, как он умудрился в который раз уронить свои учебники в лужу. Ллойд ненавидел оправдываться и врать своей маме. Он просто не мог смотреть в эти светлые, мягкие глаза, бесконечно верящие в доброту людей. Ллойд тоже изо всех сил пытался в это верить. Чёрт, даже воды нет, чтобы облегчить тошноту.       Учебники противно хлюпали, пока он протирал их влажной салфеткой, пытаясь хоть немного исправить положение. Бок разнылся ещё сильнее, голова трещала беспрестанно, сильно пёк ожог на руке, оставленный сигаретой. Ллойд надеялся, что ничего жизненно важного ему не повредили. Стоило ему заявиться на порог больницы, как врачи резко забывали клятву Гиппократа. С ним обращались грубо, направляли не в те корпуса и кабинеты, прописывали не те лекарства.       Ну вот, учебники собраны. Частично оттерев последствия валяния на грязном асфальте, он затолкал салфетки в боковой кармашек рюкзака. Теперь самое сложное.       Ллойд напрягся, опёрся о стену. Затем медленно и осторожно, стараясь игнорировать боль, выпрямил ноги. Прислушался к ощущениям в теле. Больно, неприятно, но жить будет. Слегка приободрившись таким выводом он, всё ещё с поддержкой стены, поплёлся к выходу из переулка. Ллойд брёл в сторону дома, благо, он был недалеко. Тупая боль разливалась по телу с каждым шагом, но голова болела уже не так сильно и тошнота начала проходить.       Его тело, на удивление быстро восстанавливалось. Может быть, это от отца. Парень поморщился. Перед его лицом возник образ высокого мутанта с чёрной кожей, четырьмя руками, морщинистым лицом и алыми, словно раскалёнными угольками, глазами. Да, и этот монстр - его отец.       Ллойд никогда с ним не разговаривал. Даже не встречался толком. Лишь мельком видел из окна, когда все школьники эвакуировались из школы и дружно кричали: "Спасибо, Ллойд!". Будто он был в этом виноват.       Виноват в том, что его отец периодически наведывается в Ниндзяго и пытается захватить его, разрушая всё на своём пути. Нет, нужно отгонять такие мысли.       Он всегда хотел быть как его мама. Улыбаться так же как она, радоваться каждому новому дню, несмотря ни на что. Даже если они двое - следующие после лорда Гармадона, кого ненавидел каждый в Ниндзяго. Она бы не одобрила подобные мысли.       Ллойд кое-как доковылял до их маленькой квартирки. Сил не оставалось ни на что. Он просто сбросил рюкзак и испачканную кофту куда-то в угол и протиснулся в свою крохотную комнатушку. Она была настолько маленькой, что туда помещалась лишь кровать и пару полок. Мама днями и ночами работала, не покладая рук, чтобы обеспечить их таким скудным, но жильём. Её, как женщину, связавшуюся с Гармадоном, часто выгоняли с работы, хотя она всегда всю работу выполняла качественно и в срок. Ллойд сполз со стены и опустился на пол. Разве это справедливо?       Он тоже хочет друзей. Чтобы хоть кто-нибудь кроме мамы хотя бы поздоровался с ним. Неужели он просит слишком многого? Всего лишь что-то, что поможет его справится с тяжёлым, давящим одиночеством, которое сжимало сердце, неподьёмным грузом лежало на душе.       Предательские слёзы покатились по щекам. Ллойд попытался из стереть, вновь припоминал все позитивные и жизнерадостные фразы мамы, которые всегда ему помогали сдерживать негативные эмоции. Но прозрачные капли всё капали и капали, заливая воротник мятой футболки. И тогда он оставил попытки и, впервые за долгое время, разревелся. Вот тебе и пятнадцатое день рождение.