Старые фики по ОЭ

Запах мокрой листвы, запах летней воды, влажной кожи и влажной шерсти. Главное — не коснуться. Стоят, закрываясь одним плащом, Ворон чувствует себя и впрямь птицей, расправляющей над дорогим птенцом крыло, и только важно — не обидеть, не коснуться. Это не просто — плащ короткий, а мальчишка быстро растет. Совсем ребенок, только в глазах не подростковая обида — затравленное одиночество и грусть, настолько взрослая, что Ворон снова раздражается навязчивому сходству двух Повелителей — убитого Алвой и этого, спасенного от пуль, друзей… еще не от себя. Слегка прибитые дождем верхние пряди Дика пахнут чем-то неуловимо терпким, по щеке ползет прозрачная капля — не слезы, мальчик вряд ли помнит как это — плакать. И совсем же мальчик. Обнять бы… У маркиза Алвасете в семнадцать лет жизнь тоже медом не была, но все равно… Так важно — не коснуться. В руках повис тряпицей неуклюжий кот, по своим кошачьим летам, вероятно, ровесник Ричарда, золотоглазый кухонный воришка, тайный любимец — кто сказал, что Ворон не любит никого, кроме коней? Он и собаку бы завел, только собаки привязчивы, беспомощны в итоге и слишком много общего с людьми. И все равно спит на груди ночами этот прохвост, спит только потому что с соберано теплей — это и хорошо, исчезни Ворон, даже не заметит, если на кухне будут сливки и найдутся мыши в подполе… Когда появился Ричард, начал сбегать из спальни соберано и ночевать в чужой постели, вместо кухни, когда нет Алвы, отсыпаясь в тихой библиотеке на коленях у мальчишки. Рокэ детски тайком ревнует их друг к другу, ощущая себя оставленным и лишним, сам смеется и признается себе, что все время тянет к этим двоим: в библиотеку ли, где у них мир и юность, и упоение наивным Дидерихом; в полумрак спальни ли, где безопасность и покой, и молоко возле кровати — в блюдце для кота, которому мальчишка, кажется, дал имя, в стакане — для мальчишки. Не коснуться. …Во внутренний двор, где спасается от крова своего кровника, чтобы подумать-пострадать замерзший Ричард, где прячется под плющ промокший кот, не понимающий, что у хозяина случилось… Не прикоснуться. Лучше — обругать, высмеять, взять за шкирку, отвести обоих в натопленную кухню и велеть их отогреть… чтобы потом закрыться в проклятом кабинете и напиться. Не мальчик же, чтоб потакать себе. Кот тихо вопросительно мяучет. Дикон резко вздрагивает, словно вот только что заметил свою компанию, нехотя переводит взгляд на монсеньора и котенка, висящего в чрезвычайно неудобной, похоже, позе, и поспешно забирает его у Рокэ. Руки у мальчишки совсем закоченели. Сказать что-то… Высмеять, уколоть, задеть, расшевелить… обидеть. Тогда станет не так сладок соблазн коснуться. Дикон осторожно прижимает серый мурлычащий комок промокшей шерсти к груди, растерянно глядит на плащ. Рука, кстати, устала. Хоть волосы встрепать… не прикоснуться. Мальчишка смотрит неожиданно открыто — отчаянно, растерянно и горько, и есть в серых как дождь глазах еще и какая-то забытая Вороном глупость… а, надежда. А вот теперь действительно пора его небрежно оскорбить, чтобы уже у парня не возникло этой неодолимой тяги — прикоснуть… Не успевает. Ричард осторожно и в тоже время быстро подступает, роняет голову Ворону на плечо. Пахнет дождем от встрепанных волос. Ворон медленно опускает руку, укрывая плащом склоненную макушку, обнимая острые плечи. И потом другой рукой чешет за ухом серого прохвоста. Стоят так они долго. Идет дождь.