Старые фики по ОЭ

Ричард «madera» — деревянный. Он не знает, что это значит, но после тренировки склонен согласиться — руки и ноги словно онемели, совсем не гнутся, как сухой столетний дуб… а поясница!.. Дикон сдерживает стоны. Все тело ломит и болит, а Алва смотрит, насмешливый и свежий, словно это не он довел до состояния развалины мальчишку на девятнадцать лет младше себя. Эр, освежившись поданным во двор жасминовым настоем, тем временем цокает языком: — Вы совсем плохи! Где именно болит? Здесь? Здесь? Ричард кивает. Он несколько ошеломлен — Алва спокойно и деловито щупает его по-юношески худые плечи; жесткими, ужасно острыми какими-то пальцами мнет и нажимает где-то в местах соединения суставов, потом делает шаг назад: — Снимайте-ка рубаху! Голос Ворона кажется чуть выше и чуть громче, чем обычно, движения легче и грациозней, словно он вот-вот пустится в пляс или, возможно, запоет… Ричард уже заметил, что такое с ним бывает когда Алва в хорошем настроении. Когда он дерется или скачет на Моро, или как сегодня — долго и с удовольствием ругается по-кэналлийски. Ричард полагает, что он такими темпами тоже скоро начнет ругаться, может, даже по-кэналлийски — больно распрозверски! — Терпи! — бросает Алва, крепко держа юношу одной рукой. Другой почти с небрежностью проходится от шеи вниз, вдоль напряженного хребта оруженосца. Пальцы жесткие и мозолистые, но теплые… Больно же! Дик прогибается всем телом и закусывает губу, чтобы не вскрикнуть. — Да, вот так, — бормочет эр. — теперь вот здесь… да что ж ты зажимаешься?.. Ричард опять удерживает вскрик, в уголках глаз невольно выступают слезы. Каждое несильное нажатие рук Алвы заставляет его терять контроль над своим телом и хочется просить пощады. Он не просит, он Окделл! И кроме того, неприятное лечение действительно приносит облегчение. Уж лучше потерпеть, чем еле-еле передвигаться, как эр Август, кряхтя и едва волоча слабые ноги. — Терпи, chico… — какие странные у Алвы интонации сегодя, голос почти заботливый. Дика снова выкручивает — словно марионетку за нитями кукловода, судорожной волной, а ноющие мышцы вдруг вспыхивают такой обжигающей и яркой болью, что, вмиг достигнув неведомого прежде Ричарду предела, она становится почти… Да нет… она переплавляется в невероятное какое-то, немыслимое наслаждение! И вот тогда-то с губ герцога Окделла действительно срывается протяжный низкий стон. Откуда-то со стороны доносится смех Алвы, но это значит только то, что все в порядке и можно отпустить закаменевшее от напряжения и беспокойства тело, можно опять слегка прогнуться, подставляя загривок под эти спасительные пальцы, снова негромко, благодарно застонать — и распахнуть глаза, мигом вернувшись на землю, не иначе — из Садов Рассветных. Чтобы увидеть столь же потрясенно распахнутый небесно-синий взгляд. Еще одно нажатие — последнее, Ричард в ответ чуть вздрагивает, отзываясь всем существом… и очень осторожно встает с насиженной скамейки — думал, до вечера не сможет, вот те раз… — Oh. No tan inmutables… — с бледной усмешкой вполголоса бормочет Алва, не поясняя, как всегда, и отступает, давая юноше дорогу. Почему-то он сейчас кажется моложе своих лет.