Священник и шут-палач.

Глубокая ночь, в храме, кроме двух парней, ни души. Одного из них прижимают за шею к стене, почти впиваясь в тонкую, белую кожу ногтями, оставляя красные следы и заставляя тихо шипеть между стонами, которые не удаётся сдержать из-за грубости и резкости движений внутри него. Шут позади почти свободной рукой придерживает подол платья священника выше, чем над бедром, большим пальцем прижимая к спине, а остальными впиваясь в молочную кожу бёдер. По залу, освещённого лишь сотнями свечей, разносятся эхом шлепки одного тела об другое, а вместе с этим, тихая молитва из уст священника, которую очень сложно молвить сквозь стоны от небольшой боли. Николай явно не постарался над растяжкой Достоевского, да и со смазкой тоже... А всё по просьбе самого священника. Гоголю не было особого дела до этого, потому он согласился, ведь после всего, что произойдёт этой ночью, священнику будет не нужно думать над этой болью на этом свете. Блондину сейчас было куда важнее собственное удовлетворение, поскольку сам посланник бога, как иногда он сам выражался, дал ему волю на это, воспользоваться его телом. Яновский резко прижимает брюнета к себе всем телом, заставляя выпрямиться и коротко вскрикнуть от резкой боли в пояснице. Шут с прищуром и ухмылкой глядит на бледное лицо почти что перед собой, разглядывая подрагивающие ресницы на зажмуренных веках. Через пару секунд он плавно опускает взгляд на такие же подрагивающие губы, затем на шею, которую он по-прежнему крепко сжимает, заставляя запрокинуть голову. Он немного резко прилегает к шее губами, отпуская её и заставляя тело перед собой вздрогнуть от неожиданности. Это действие было, на удивление, нежным, губы поцелуями прикосались к холодной коже, оставляя влажные следы, из-за чего по телу пробегали ощутимые обоим мурашки. Обе руки Гоголя скользят по тонкому телу, то и дело сжимаясь на некоторых местах, вновь же заставляя вздрагивать, выгинаться в спине чуть ли не до хруста, тихо мычать. Мычание опять же тихим эхом отдавалось от стены и заходило в уши, лаская слух шута, который вскоре вновь возобновил свои грубые и резкие движения, уже зубами вгрызаясь в шею священника, от которого слышится болезненный и громкий стон. Он снова выгинается в спине, через несколько толчков изливаясь прямо на одежду, которая прикрывала его подкашивающиеся ноги. Через несколько толчков изливается внутрь брюнета и Гоголь, при этом выдавая тихий рык из уст. Они оба тяжело дышит, священник опирается руками о стену и склоняется немного вперёд, дрожа всем телом, а вскоре чувствуя, как его освободили от члена. Это действие вновь пробирает до дрожи, плечи поджимаются, а ладони сжимаются в кулаки, покусанные ногти до боли впиваются в кожу ладоней. Он тяжело выдыхает, а затем немного расслабляется, чувствуя, что его одежда была просто опущена и поправлена. Яновский даже не позаботился о том, чтобы убрать за собой же. У него другие планы. Он прижимается к спине дрожащего Достоевского, медленно обвивая руками его талию и прижимая к себе вновь, голову укладывая на острое плечо. Он закрывает глаза и чувствует, как в волосы зарываются пальцами. Дыхание постепенно унимается и слышится уставший голос. — что-то это.. не смешно уже, ни капли.. - отрывисто выдаёт Достоевский, запрокидывая голову и вновь чувствуя губы на своей шее. — да и неправильно это. - сквозь ухмылку говорит Гоголь и тихо хмыкает, следом хмыкает и Фёдор, наконец расслабляясь и выдыхая, чувствуя, как на его шею приходятся нежные, успокаивающие поцелуи, при этом даже не представляет, что это для того, чтобы отвлечь. Гоголь старается для того, чтобы как можно лучше отвлечь его внимание на поцелуи и попытки расслабиться, а сам как можно тише достаёт из кармана нож. Его лезвие тускло блестнуло в свете огня от свечей. Резко, брюнета разворачивают спиной к стене и прижимают к ней за шею, а не давая даже подумать что-то, вонзают нож в грудь, попадая точно в сердце. Священник с недоумением смотрит то на руки шута, то на него самого. На его лице блестает безумная улыбка, а сам он тихо смеётся.Нож выходит из уже неплохо кровоточащей раны. Гоголь склоняется к лицу своей жертвы, уже готовой упасть в собственную лужу крови замертво. — я слишком долго ждал этого. Вновь в зале слышится смех, а затем Фёдора прижимают к стене уже ногой, упираясь в живот. Гоголь вновь замахивается, занося руку с ножом и совершая множества ударов. Все они приходятся на грудь, шею, пронзая сосуды, сердце и лёгкие. Эта пытка для обоих длится около десяти минут, затем, Гоголь останавливается, вонзая нож уже чуть ли не по середину рукояти в чужую грудь, вновь попадая в сердце. Он тяжело дышит, какое-то время осознавая всё, что происходит, свои действия и то, что сейчас перед ним труп его возлюбленного, которого он убил своими руками. Блондин резко отпрянул назад, из-за чего тело упало. Под ним на полу уже растекалась лужа крови. На это зрелище Гоголь смотрел, по ощущениям, слишком долго. Придя в себя, он сжал окрававленный нож и тихо хмыкнул, осознавая, что теперь он может быть свободен, но он не чувствует того, что ожидал. Грудь болит, в ней всё ужасно ноет. Гоголь глубоко и тяжело вздыхает, окидывая ещё раз взглядом тело в своих ногах. Постепенно, осознание приходит полностью и он до боли сжимает зубы, затем разворачивается и прижав руку к собственной груди, сжимает на ней одежду и уходит из зала, а затем из церкви на улицу. Там сразу же его встречает холодный воздух, отбирающий последнюю способность мыслить. Всё в голове просто смешалось, что теперь делать и решил оставить всё до утра, а сейчас, спрятав нож пож рубашку, он быстрым шагом направился куда-то, подальше от этого места..