Последнему выжившему приготовиться: бомба замедленного действия.

Группу добровольцев среди солдат удалось собрать довольно быстро, поскольку многие хотели бы покончить с беспределом, который творился в поселении уже два года. Пусть таких людей нашлось немного, но уже радовало то, что вообще нашлось. Некоторых не допустили по той простой причине, что не все солдаты годились на такое сложное задание. Взяли самых выделившихся подчиненных Чонгука, в которых он был точно уверен, и несколько человек из других подразделений, находившихся под командованием других служащих. Чимина поставили в известность, но Чон знал, что тот не согласится, потому что все знали Пака по его реакции на кровь, да и сам он не был обучен стрельбе, потому что сам отказался проходить военную подготовку, когда на нее созывали людей. Однако реакция Чимина наоборот оставляла после себя много вопросов: — А вы думали я с вами Геру без меня отпущу? Да конечно, — с возмущенным видом отшучивался он, проходясь щеткой по шерсти на шее лошади. — А если что-нибудь случится с ней или с другими лошадьми? — Но ты даже не умеешь стрелять, — Хосок скидывал брови в недоумении. — Н-ну и что! — Пак растерянно облизывал губы, стараясь придумать оправдание. — Да что там уметь-то… предохранитель снял и на кнопку нажал, всего-то… — А ты не думал, что может на тебя еды не хватить? Или ты будешь под ногами мешаться во время стрельбы? — Генерал старался настоять все-таки на том, чтобы Чимин остался дома, потому что очень переживал, что будут лишние жертвы. Пак был для него как младший брат, поэтому потерять его было равносильно тому, чтобы потерять родственника. — Да ну, что ты! Больше нытья по поводу второй порции не будет, обещаю, — Чимин вертелся рядом со спиной коня, продолжая начищать его шерсть щеткой. В его тоне все также слышалась оправдательная нотка. — Вам наверняка будет без меня скучно, вы ж все как пни серьезные. Что с вас взять… — Чимин, это серьезная операция, мы не можем допустить лишние расходы и дополнительные проблемы, — Хосок потирал переносицу, вздыхая. Его уже эта ситуация начинала напрягать. — Хён, — младший оборачивался, нервно кусая язык с виноватым видом, — я чувствую себя самым бесполезным в этом городе. Если я отпущу вас туда, а сам останусь здесь протирать штаны, то я буду ненавидеть себя всю жизнь за то, что просто струсил как чертова нюня. Тем более, если кто-то из вас там не дай боже откинется, а я в это время буду сидеть и доедать за вас вашу порцию в столовой. Хосок кусал губы в растерянности. Чимин всегда выделялся своим наплевательским отношением ко всему, что не касалось его личного благополучия, так что уже все давно привыкли, но Пак сейчас стоял здесь и изливал душу в чувствах вины, что было совсем на него не похоже. Может, он начинал наконец взрослеть? — С нами поедет Юнги, — давил последний аргумент Хосок, смотря младшему прямо в глаза. — Д-да сдался он мне, господи, — Чимин отворачивался с весьма паникующим видом, принимаясь проверять ремни уздечки лошади, — как будто его присутствие должно влиять на мои решения… Я-я разве на ссыкуна похож? То же мне… раз он хороший солдат, пусть идет, я-то что… Д-да и вообще, с чего ты решил, что он для меня что-то значит? Ну пусть идет, я не его мама… Пф. Хосок давил улыбку во все уши. Тараторящий Чимин при одном только упоминании Мина каждый раз вызывал искренний смех. Эти двое удивляли генерала с каждым днем все больше. Юнги уговаривать не пришлось — тот согласился даже слишком быстро, что было весьма странно, ведь он даже не спросил кто пойдет. Похоже его тоже совсем не волновало присутствие Чимина. Более того, он этому даже удивился, потому что тоже ожидал, что тот предпочтет остаться. Хосок покинул хижину до того, как Мин принялся уговаривать маму, потому что та была сугубо против, чтобы ее сын шел на такие риски. В конце концов, он у нее был один. Хосок вышел от Сыльги спустя добрых два часа разговора — пришлось ей половину наврать, чтобы она не слишком беспокоилась, иначе это могло грозить выкидышем. Было видно как он уже тяжело измотан и был готов все бросить, чтобы просто остаться дома, но без него операция не могла быть чётко проведена, ведь он — способный генерал и отличная боевая единица. На его должность прислали другого, повысив какого-то полковника, чтобы тот имел возможность занять такой руководящий пост на время, пока Хосок не вернется. Похоже, эта должность ему давалась очень неплохо, пусть он и был на ней всего около года или вроде того. В любом случае, Хосок был даже рад в какой-то степени немного отойти от всей кучи обязанностей, которые он выполнял на постоянной основе: контролирование состояния и благополучия солдатов, вечные подсчеты расходов по боеприпасам, переговоры с администрацией поселения насчет важных моментов организации безопасности, волокита с важными бумагами, переговоры с Возничими, контролирование процессов всех военных подразделений в поселении, да и прочие мелкие немаловажные моменты. Конечно эту всю мороку с ним разделяли его подчиненные руководящие лица, заведующие каждый своим подразделением, но они помогали решать только часть проблем, которые лежали на плечах Хосока. Как генералу, ему все равно было необходимо принимать решения, чтобы вся система просто не рухнула. Лошади были оседланы и готовы в путь, припасы собраны и распределены между солдатами. Подготовка длилась еще пару дней после формирования дальнейшего плана действий, но за все это время Чонгук так и не решился поговорить с Тэхёном о том, что он вот-вот скоро выезжает. Чон варил в себе этот разговор до последнего, надеясь как-то в конечном итоге это разрулить под самый конец. Если бы Хосок знал чем в итоге это все закончится, то не доверил бы этот разговор Чонгуку. — Нет, — Тэхён упорно стоял на своем. — Тэ, ну… — Чон старался не поднимать особой паники. — Нет, — но слышалось четкое от младшего. Он был непреклонен, даже слишком. Аж до сжатой челюсти. — Родной… — И слышать ничего не хочу. Ты остаешься здесь, вопрос закрыт, — он стоял в закрытой позе, руки на груди скрестив, взгляд исподлобья. Накатывала жуть — еще никогда он не был таким злым. Конечно Чонгук спалился, когда утром собирался в путь. Тэхён спал достаточно чутко, чтобы услышать шуршание и заметить отсутствие тепла рядом в кровати, так что улизнуть по-английский старшему не получилось. Чон начал на ходу придумывать легенду, чтобы Тэхён остался дома и не слишком переживал. Но он не подумал, что состоит в отношениях не с беременным и не с ребенком, чтобы применить такой глупый ход. Ким ведь не просто так занимал должность главного ассистента ученого-исследователя — его выбрали на нее за отменные навыки критического мышления, логики, проницательности и знания. — Да ведь всего на пару недель, просто поход за ресурсами, ничего более, — старший продолжал топить за собственную легенду. — А строчка про захват Сеула, когда, прости, будет озвучена? — Ким щурит лисий сомнительный взгляд. В его тоне слышались сильное раздражение и упрек. Чонгук хватается за шею обеими руками, томно вздыхая. Выставил себя придурком. Ну конечно Тэхён знал про весь план — было несложно догадаться. Просто Чон в очередной раз забыл с кем разговаривает. — Твою мать… — слышится от него едва шепотом, — откуда ты вообще… — Ну, во-первых я не тупой, а во-вторых Хосок давно мне все слил, еще когда план только появился. Разъяренный Тэхён выглядел страшнее всего сущего на Земле, если признаться. Он был так напряжен, что даже вены на руках вздувались. Чонгук так редко видел его такого, что это пугало до мурашек. — Серьезно, неужели вы не могли выбрать план получше? Я не сомневаюсь в том, что твои планы всегда были надежными и продуманными, но этот — чертова ебень, Чонгук, — Ким выдыхает тяжелый воздух из легких, сжимая челюсть на нервах по привычке. — Тэ, мы несколько последних месяцев пытались придумать хоть что-то другое! — Старший слетает с катушек, заводясь от этой фразы слишком быстро. — У нас не было абсолютно ничего на этих долбоебов, ни капли информации! Сначала начали гибнуть люди с разведки, а потом они перешли на патрульных. Ты считаешь нормальным в таких условиях найти хоть что-то на них? — Я не верю, что нет ни одной доступной альтернативы, Гук, — Тэхён раздраженно машет головой, облизывая губы. — Твой план выглядит как попытка притянуть за уши информацию, которую вам пришлось выдумать, чтобы предпринять хоть что-нибудь уже. — А что мы можем, Тэ? Это не в лаборатории сидеть и над пробирками пыхтеть! — Чонгук явно начинает перегибать. У него вообще в последнюю неделю от всего прикипало на почве вечного мозгования плана как оставить Тэхёна дома и уехать без ругани. — Там люди дохнут, а мы сидим как запуганные мыши в клетке и ждем, что кто-нибудь нас убьет или наконец спасет! Ким молча набирает воздух в легкие, отводя взгляд. Ком в горле торчал слишком больно, чтобы произнести хоть что-либо. — Досиделись до последнего, дотерпели! — Чонгук всплескивает руками, принимаясь медленно ходить по комнате, чтобы хоть как-то успокоиться. — Это же так просто придумать план, когда не знаешь о враге ровным счетом почти ничего! — Гук, — Тэхён вновь нервно облизывает губы. — Мы едва ли не скакали от радости, когда последняя группа разведчиков принесла хоть что-то! А представь, если бы и она не вернулась, Тэ? — Старший продолжал истерически взмахивать руками. — Представь, так и сидели бы, терпели! — Гук… — голос слегка дрожал. — Это же так удобно сесть у себя в лаборатории и не вылезать в реальность, чтобы узнать как там вообще обстоят дела у безопасности, как дела у разведки, как дела у меня! Загнал себя мыслями о том, что всех спасет единая вакцина и забыл даже про меня! — Чонгук был так разгорячен, что казалось, что тот уже ругается на весь мир в целом, не только на себя. — Да никого она, блять, больше не спасет! Все кругом уже давно умерли, а я батрачу дополнительные смены, чтобы Тэхён кормил себя мыслями о народном спасении благодаря микстурке! В голову врезались те дни, когда Чонгук приходил в пустеющий холодный дом. Он вспоминал те чувства, когда ему было тяжело принять увлеченность младшего вакциной, потому что Чон никогда в нее особо не верил. Его надежды на спасение человечества давно были уничтожены, а вера в других людей и подавно. Все на что он надеялся в итоге — только на то, что мог сделать сам. Было обидно, что Тэхён вовсе забыл про него из-за работы, поэтому это все копилось в себе до поры до времени, пока наконец не вышло при первой же серьезной ссоре. Прямо сейчас, в такой серьезный момент обида взяла вверх над эмоциями. — Чонгук… — Что! — Чонгук останавливается на месте, поднимая глаза на младшего. Все внутри кипело и пульсировало. Соленые слезы бесшумно окутывали щеки Кима, заставляя дрожать на месте от наполняющей грудь горечи. Челюсть сдавлена, мышцы напряжены, ком в горле — Тэхён держался, чтобы не впасть в истерику, смотря на Чона с презрением и обидой. Это был первый раз, когда Чонгук перегнул палку в его сторону. — Т-Тэ, я… Ким поднимает ладонь перед собой, моментально его затыкая. Он выглядел таким выжатым и пустым, что внутри где-то что-то тяжело трескалось от накатывающей вины. Чонгук понимал что натворил и чувствовал себя размазанным по земле. Хотелось ударить себя чем-то, да чтобы насмерть уже. — Пряги лошадь, я еду с вами, — сипло цедит Ким, шмыгая носом в сдержанном плаче. Он разворачивается прочь, больше не желая об этом говорить. — П-прости, я не… Но младший вновь поднимает ладонь над собой, даже уже на него не смотря. Он лишь открывает шкаф, принимаясь складывать вещи в свой рюкзак. Выходя из дома, Чонгук пинает сугроб около крыльца, чувствуя себя отвратительно. Он и не думал, что когда-нибудь позволит себе сказать в отношении Тэхёна что-нибудь подобное, что когда-нибудь посмеет обидеть его настолько сильно. Чонгук ведь фактически обесценил все его труды и старания одной фразой. Хотелось ударить что-нибудь, да посильнее, но под ногами был только снег, а перед лицом только стволы деревьев. Ни то, ни другое не подходило, а об дерево можно было и руку сломать. Хотелось ненавидеть себя, ненавидеть весь мир. Хотелось выстрелить себе в висок, в конце, мать его, концов. Ужасное, отвратительное ощущение, сменяющееся болью и виной за сказанное, давило неимоверно. — О, Тэ, ты все-таки согласился? — Спустя какое-то время, Хосок встречает младшего у ворот, но видя лица этой пары, тускнеет в улыбке. — «Все-таки»? То есть, изначально я должен был ехать с вами? — Тэхён отводит разъяренный взгляд на Чонгука. Тот еще сильнее зажимается в себе, опуская виноватый взгляд. Генерал молчит, растерянно смотря то на одного, то на другого. Атмосфера была даже слишком напряженной и накаленной. Казалось, что Ким готов был сейчас всех перестрелять от злости, но тот просто поправлял рукавицы, смаргивая редкие слезы обиды с ресниц. — О, какие люди, — Чимин только что пришел, обратив внимание на Юнги, что возился с темной лошадью Аресом. — А вы что такие напряженные? Я думал мы в семейный поход, как в старые добрые, идем, — выдает он в привычном своем репертуаре. Мин не отвлекается от лошади, скромно и молча косясь на Пака. Хосок лишь показывал жестами у своего горла ладонью «завалить ебальник», пока тот еще что-нибудь не выдал. — Да чего такое-то, — Пак разводит руками. — Юнги, могу я сесть к тебе? — Тэхён обращает на себя внимание Мина. — Н-ну… — тот косился на полковника, читая его хладнокровный и сухой взгляд в свою сторону. Не по себе становилось. — На него не смотри, он с тобой ничего не сделает, — Ким пытается улыбаться, но выходит как-то грустно. Лицо все еще было подвержено настоящим эмоциям. — Х-хён, он ведь мой босс, — теряется Юнги, говоря как можно тише. Он обеспокоенно метался взглядом, чувствуя себя козлом опущения в данной ситуации. Хосок падает рукой на плечо Чонгука, молча подавая знак «успокоиться». Тот старался как мог, будучи полностью обиженным на самого себя, но так хотел кого-нибудь ударить, что просто ездил челюстью, сжимая крепления седла своей лошади. Чимин только смотрел на это все с явной потерянностью в непонимании что происходит в надежде, что это все не из-за него. — Об этом не переживай, если он с тобой что-нибудь сделает, то это потом ему же боком обернется, — Тэхён показательно косится на старшего, специально подчеркивая свои слова. Чон моментально отводит взгляд вниз. — Н-ну ладно, — Юнги сглатывает, нервно облизывая губы. — Все готовы? — Хосок пытается разбавить атмосферу, шагая к своей лошади. Через несколько минут отряд из десяти человек на шестерых лошадях уже выезжал из поселения, минуя ворота. Это было настолько ранее утро, что было еще темно. Однако пока они шли до обозначенной точки, небо медленно раскрывалось в свете солнца. Звезды постепенно прятались, уступая лучам, чтобы осветить зимние пейзажи, но все-таки было еще достаточно темно, чтобы полностью различать черты окрестностей в полной мере. Чонгук вел лошадь в одиночку и посматривал на Тэхёна, что сидел позади Юнги. Сам Ким выглядел весьма расстроенным и опустошенным, так что смотрел куда-то в одну точку, о чем-то глубоко задумавшись. Ему было дико все равно смотрит ли на него кто прямо сейчас, в отличие от Мина, что как на иголках сидел, держа поводья темной лошади, что шагала за другими, держась в строю. Чимин пялился на эту ситуацию и молчал, не особо желая вдаваться в подробности о том, что все-таки случилось, но ему было ужасно любопытно почему все такие напряженные и молчаливые. Похоже, он единственный, кто относился к плану по захвате Сеула относительно все равно. Единственное на что он надеялся, что убивать его никого не заставят. Стрелять-то он все равно не умел. Первый шаг плана был в том, чтобы сначала взять посты, освободив поселение от надзора с вражеской стороны. Было принято решение на этом этапе перво-наперво разделиться по три лошади: первую группу брал под командование Хосок, вторую — Чонгук. Юнги на Аресе был в первой, так что Тэхён был определен вместе с ним. Чимин хоть и ушел к группу к полковнику, но без дела не остался: Чонгук всучил ему поводья лошадей, а тот рад был только с ними пообщаться, пока остальные были заняты зачисткой постов. Вообще, лошади не нуждались в таком пристальном внимании, если честно, но Чон действительно понятия не имел в какую степень определить младшего, чтобы тот и пользу привнес, и под ногами не мешался. — Полковник, как обстоит позиция? Вы на месте? Приём, — слезая с лошади, генерал нажимает кнопку связи на рации. — Да, жду сигнала. Приём, — слышался оттуда голос Чонгука. — Так, действуем по инструкции: первая подгруппа заходит слева, вторая — справа, — Хосок осматривал солдат, мысленно пересчитывая каждого, чтобы удостовериться, что никого не потеряли. — Тэхён, еще помнишь как стрелять? Тот кивает, отходя от темной лошади. Остальные солдаты в числе трех, включая Юнги, наскоро старались завершить все необходимые приготовления к дальнейшим действиям. — Ты сядешь на холме вон там, — указывает куда-то на возвышенность генерал, — и будешь ждать сигнала, — затем протягивает руку в сторону рядового с малокалиберной снайперской винтовкой в руках. — Позвольте, солдат… — Сэр, а м-можно лучше я… — Мин подает голос, косясь на Тэхёна, — я хорошо умею. — Уверен? — Хосок косится на капрала с недоверием, принимая в пальцы винтовку. — Ни разу не видел, чтобы ты стрелял еще. — Я не подведу, обещаю, — Юнги смотрел таким глазами надежды, что отказать было довольно сложно. — Ну, я все равно не по этой части, — Тэхён пожимает плечами, засовывая руки в карманы куртки. — Ладно. Инструктаж помнишь? Рация с собой? — Генерал протягивает винтовку Мину и снимает перчатки, засовывая их себе в зубы, и снимает свое оружие с плеча, наскоро проверяя магазин, предохранители, затвор. — Да, сэр, — взваливает на плечо ружье, поправляя ремешок, чтобы точно не съехало. — Тогда ты знаешь что делать, — Хосок натягивает свою винтовку обратно, снова надевая перчатки. — Тэхён идет за мной. Лошадей они повязали у деревьев, выдвинувшись пешком по сугробам мимо вытоптанной дорожки, постоянно перемещаясь от ствола хвои к стволу. Это было необходимо, чтобы издалека не было заметно, что кто-то идет. В ночи, в общем-то, итак разглядеть не было ничерта, но перестраховаться было все равно нужно, чтобы выйти без жертв. Мин нашел самую удобную возвышенную точку, с которой открывался вид на Западный пост. Он слез с лошади, повязал ее у дерева, затем вышел на пригорок, присматриваясь, чтобы понять видно ли отсюда пост. Убедившись в этом, Юнги снимает с плеча винтовку, ботинком ровняя местность на снегу, а затем снимает с себя шапку и кидает на землю, укладываясь на нее сверху бедром. Зубы впиваются в перчатки, наскоро стягивая их с суховатых пальцев, а те скользят по затвору, толкая оружие прикладом в плечо. Мин уверенно откидывает сошки, крышку прицела, а затем хмурит взгляд, изучая модель оружия со сосредоточенным видом, будто вообще имел представление чем она от других снайперок отличается. — Так, их здесь только двое, но я уверен, что остальные внутри, — Хосок с отрядом тем временем занимал позиции за деревьями, разглядывая пост. — Почему? — Тэхён стягивает с рук рукавицы, принимаясь шариться по карманам в поисках перчаток. — Когда последний патрульный возвращался, была речь про четверых. Не уверен, что кто-то отправлялся назад на базу после этого, потому что идти пешком им прилично много, — генерал щурился в сторону поста, все пытаясь рассмотреть получше ситуацию. — Я могу левого убрать, а Мин второго тогда, — Ким стягивает с плеча блочный лук, принимаясь наскоро регулировать натяжение тетивы и прицел под себя. — Еще помнишь как им пользоваться? — Хосок обращает внимание на оружие младшего. — Руки помнят. Тэхён интересовался стрельбой из лука еще давно, когда отец был жив, да и мыслей о том, чтобы присоединиться к разработке вакцины еще не было. Он был такой же боевой единицей, как и остальные: ходил в патрули, помогал в строительстве зданий, а в свободное время тренировался стрельбе из лука. Неизвестно почему, но ружья ему никогда не нравились, пусть и был научен ими пользоваться. Стрелы метать интересовало больше, так что, горя идеей усовершенствовать навык, он много тренировался, чтобы укрепить руки, да и ходить в лес за дичью, когда была еще такая возможность и нужда у поселения. Со временем, конечно, он отвлекся на иной вид деятельности в лаборатории, но руки все равно помнили что надо делать. — Капрал, ты на позиции? Приём, — Звучит в рацию голос Хосока. — Да, генерал, я жду приказ. Приём, — слышится голос Мина. Черты пейзажа начинали понемногу очерчиваться в свете восходящего солнца. Нужно было начинать действовать, чтобы не допустить момент, когда их обнаружат. Хорошо, что тумана не было, иначе вся операция могла пойти коту под хвост. — Твой в красной шапке, ближе к лесу. Приём, — передает генерал в рацию вновь. Хосок указывает жестами группе двух человек занять позиции слева от поста. Сам движется ближе к правой части вместе с Кимом, вновь мелькая за стволами деревьев. Возле Западного поста сидели двое человек, осматривая окрестности. Даже не хотелось особо вдаваться в подробности как они выглядели, чтобы потом не скорбеть, что были убиты не пустышки, которыми управляет противник, а личности, у которых тоже есть свои желания и цели на жизнь. И стоя вот так с луком наперевес, прицелившись в одного, Тэхён старался держаться прямо. Он никогда не хотел убивать кого-то даже ради какой-то цели, а всегда хотелось понимать каждого, пытаться договориться, не выходить на конфликт. — Тэ, ты уверен? Ты весь трясешься, — Хосок смотрел как тот напряженно вжимался в тетиву, а его рука дрожала, отчего младший был слишком напряжен, чтобы ее успокоить и не накосячить с выстрелом. — Все в порядке. Я попаду, — Тэхён держал лук натянутым, едва ли не касаясь тетивой губы. Нужно было успокоиться, выдохнуть. Вдох. Он сглатывает ком в горле, облизывая губы. Выдох. Желудок будто внутри переворачивается, мешая сконцентрироваться. Вдох На щеку падает слеза. Выдох. Вдох. Рука на тетиве уже начинает болеть от долгого физического напряжения и с непривычки. Выдох. Отпускает пальцы. — Огонь, — слышится сигнал в рацию. Выстрел. Чонгук опускает пистолет, не сводя холодного взгляда от размазанных по стене мозгов и валяющегося на полу трупа. Кровь стекала по щекам, целуя каждую неровность и впадинку кожи. Челюсть разжимается, а воздух высвобождается из легких, сопровождая все тело ощутимым чувством чего-то тяжелого. Оно нарастало и нарастало, будто с каждым убийством становясь все сильнее и сильнее. И это было не чувство вины, не чувство тревоги, а нечто иное, нечто более глубокое и будто непреодолимое. — Полковник, все в порядке? Чонгук опускает глаза на собственную руку, слегка подняв ее перед собой параллельно полу. Пальцы все еще тряслись, будто сильнее, чем раньше. — Да, — полковник наскоро вытирает глок от следов крови об одежду, складывая его обратно в кобуру, — по коням, господа. Тэхён вытыкает стрелу из груди трупа, пытаясь оторвать от лица мертвого взгляд: глаза закатаны вверх, смотрящие куда-то в голубое небо, а в груди разорванная рана, оставленная стрелой. Жутко, неприятно внутри. Тяжело смотреть, но не отвести взгляд не получалось, стоя вот так будто прикованный, погрязший в своих мыслях. — Все в порядке? — Выходя из здания, Хосок кладет руку младшему на плечо. Ким шмыгает носом, выравнивая дыхание. Он наконец отводит глаза от трупа, сжимая в руках окровавленную стрелу. Вообще, зомби было убивать намного проще — удобно думать, что это просто злые бешеные существа, а не такие же люди, просто пораженные вирусом. Если так во все вдаваться эмпатией, то можно вовсе с ума сойти, но Тэхён не мог иначе. — Д-да. Все нормально. Я справлюсь, — Ким выдыхает, облизывая губы. Дурацкая привычка, казалась, доведет его до из обветривания. — Генерал, я привел коней! — Слышится сзади где-то голос Мина. — Пошли, нам пора снова в путь, — Хосок похлопывает младшего по плечу и, кидая мимолетный взгляд на мертвого, удаляется прочь. Как же сильно хотелось проснуться прямо сейчас. Тэхён ведь медик, а не убийца. Однако, если уж он на это решился, то стоило смириться с тем, что придется убивать. Руки от непривычки болели, но не слишком тряслись — Ким за годы практики в лазарете научился их контролировать, чтобы при попытке вылечить наоборот не навредить: раны солдат приходилось зашивать довольно часто, а еще нельзя было допускать неудач в экспериментах с вакциной, ведь удержать в трясущихся пальцах пипетку или стеклянную посуду было довольно тяжело. Уже через несколько минут малая группа на лошадях двинулась к Северному посту, чтобы настигнуть второй отряд — те должны были тоже уже закончить. Хосок как всегда шел впереди, ведя за собой табун. Из головы не выходила мысль о ссоре главной пары их команды и Сыльги. Что касаемо нее, он переживал и молился, лишь бы она и их ребенок у нее в животе чувствовали себя в безопасности, только и всего. Он был уверен, что о ней там позаботятся, а если начнутся преждевременные роды, то сообщат по рации, потому что успел на уши он всех поставить конкретно. Конечно Хосок не хотел пропускать такое важное событие, так что хотелось поскорее закончить с начатым и успеть вернуться домой к ним в аккурат, чтобы поддержать жену. Он ведь знал как это будет тяжело для нее, хотелось оказать ей необходимую поддержку. Было безумно холодно в такое ранее время. Солнце уже восходило, показывая наливной бочок, так что снежный лес расцветал красками прямо на глазах. Пусть зимний пейзаж не был таким уж и красочным и отливал только одним цветом в большей степени, все равно это радовало глаз, поскольку теперь можно было хотя бы четче видеть куда идешь. — Проблем никаких? — Пересекаясь с табуном во главе полковника Чона, говорил Хосок. Тот только молча мотал головой. Прежде всегда более менее оптимистичный в походах куда-либо Чонгук в этот раз держался неизменного каменного выражения лица. Настроение все еще было отвратное после утренней ситуации. — Полковник, у вас здесь… — рядовой в хвосте группы указывает на свою щеку, разглядывая лицо старшего. Чон хмурит брови и проводит пальцами по своей, цепляя капли крови на кончики. Тэхён наскоро пробегается по его внешнему виду глазами, минуя красную жидкость на его лице, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, но думать об остальном точно не хотелось, так что Ким просто отводит взгляд и сжимает челюсть. Чувство обиды все еще не сошло после утреннего инцидента, так что разговаривать о чем-то совсем не хотелось. Да и переварить нужно было не только это, так что Тэхён предпочел замолчать на пару часов, чтобы успокоиться. Сплотившись в общий отряд, табун продолжал движение вперед. Короткими перерывами без крайней необходимости было принято решение пренебречь, потому как двигаться необходимо было стремительно — им всем хотелось скорее с этим покончить. За несколько часов пейзажи становились такими одинаковыми, что начинало двоиться в глазах. Попа квадратная, веки слипаются, в туалет хочется. Тэхён дремал на спине Мина, не выдержав тряски с непривычки, а Чимин кивал носом, думая, что зря он не дал поводья другому рядовому. Опять повыпендривался и сел вести лошадь. — Привал полчаса, — слышится наконец команда генерала. Обед был важной остановкой, но затрачивать на него слишком много времени было нельзя, иначе придется по ночи потом искать безопасную деревушку для ночлега. Место, где они остановились — заправка, чем-то очень даже знакомая, но вся уже толком побитая временем: вывески отваливались, потертые плакаты в магазине кусками развевались на ветру, витрины были все напрочь перевернуты и опустошены от припасов, а вокруг ни единой души. Только птицы соскакивали с деревьев, что-то подбирая с земли, и снова несли к себе наверх в гнездо, чирикая. Чонгук слезает с лошади, ловя какие-то ощущения дежавю, и проходится вдоль дороги, шерстя сугробы. Ноги и без того уже безмерно заледенели, будто готовы были отвалиться льдинками. Рядом было шоссе, но не так сильно заваленное снегом: ветра здесь доставали до поверхности и успевали смести сугробы, поэтому здесь даже виднелись куски самого асфальта. Ужасно знакомое место, но ничего не приходило на ум с чем его можно было связать в воспоминаниях. Чонгук помнил только что-то яркое, неприятное, тоскливое… — Полковник, вы замерзли? Мы развели огонь, — окликает его один из солдатов. — Да, сейчас подойду, — Чон вылетает из мыслей, теряя нить того, что пытался вспомнить. Голова как назло перекрыла кислород к воспоминаниям. А может ему показалось? Что вообще могло быть на этой заправке запоминающегося? Отчего так штормит вообще? Может просто кажется? А может, подсознание просто не хотело, чтобы Чонгук вообще вспоминал что-то плохое, поэтому просто напрочь удалило тут один из самых травмирующих моментов, что произошел пять лет тому назад. Эта была та самая заправка, где они останавливались на машине аккурат спустя пару недель, как сбежали из санатория. Это была та самая заправка, на которой Чонгук начал впервые понимать, что чувствует что-то странное по отношению к Тэхёну, когда прямо здесь, где он сейчас стоял, он видел как тот целовался с Сыльги. Это была та самая заправка, по которой бегала его еще живая любимая собака Холли. Вспоминать подобное было тяжело, но еще тяжелее — прочувствовать все те эмоции заново, но, благо, подсознание просто не давало даже намека, хотя бы картинкой, чтобы Чонгук не впал в панику от нахлынувших эмоций. Но все остальные помнили. Хосок смотрел на Чона издалека, вспоминая что он чувствовал в тот момент: боль, чувство лишнего. Ведь он уже тогда был влюблен в Сыльги. Воспоминания нахлынывали так, что перед глазами возникал тот самый грузовик, стоящий у обочины. Мурашки по телу неслись так быстро, как и мысли о том дне. — Он ничего не вспомнит, — со стороны слышится голос Тэхёна, что тоже держался опечаленным и рассматривал местность. Щеки у него были краснющие от мороза, как и кончик носа: не привык к постоянному холоду из-за своего образа жизни находиться большую часть жизни внутри зданий в тепле. — Да. Это к лучшему, — генерал скидывает пепел с сигареты на землю, не отводя глаз от пейзажа. — Я надеюсь, что он не вспомнит вообще ничего из подобного, — Ким глубоко вздыхает, скрещивая руки на груди. Пар изо рта валился клубами по воздуху. — В этой поездке он натерпелся достаточно. Хосок молча кивает, передавая сигарету младшему. Да, остается только надеяться. Ближе к вечеру, когда уже начинало понемногу темнеть, отряд постепенно впадает в уныние. Одно только радует в этом всем — можно поспать на ходу и не переживать ни о чем, пока никто еще не успел напасть на них. Это к лучшему, ведь можно было также разбавить атмосферу разговорами о чем-нибудь. Можно было, да, вот разговаривали только рядовые между собой и Чимин, что теперь сидел на заднем сидении, влившийся к ним в тему. Ну, а как без него. Тэхён продолжал спать на спине Юнги, на что тот уже намеревался упасть с коня, ощущая как все болит, но держался прямо, потому что как-то неловко было сделать пару лишних движений. А Ким любил спать в обнимку, так что без задних мыслей примостился на его плечо, обняв за талию. Еще более неловким было то, что Чонгук сверлил взглядом на постоянной основе, будто тут происходило что-то противозаконное. Мин старался отходить от мыслей, что ему точно прилетит за это, пусть и на самом деле в этом не было его вины, но он всеми поджилками, всеми частицами тела чувствовал этот холодный, презренный взгляд на себе. — Полковник, прекрати младшего смущать, — слышится от Хосока во главе табуна. Тот имел привычку поглядывать на подчиненных, чтобы убедиться, что никто не отстает, и заметил напряжение между этими двумя индивидами. Чонгук молчит, с трудом отводя взгляд куда-то в сторону зимних одинаковых пейзажей. — Капрал, расслабься. Он знает, что ты ничего такого не сделал, — генерал смотрел в растерянные глаза Юнги, расплываясь в доброй улыбке. — Просто не обращай внимания. — Х-хён, нам еще далеко до привала? При всем уважении, но у меня отваливается спина, — Мин кусает губы, напряженно нахмурившись. — Разбуди его и все. Тебе необязательно быть его подушкой, — смеется генерал, качая головой. — Заодно Чон отстанет. Мин кротко вздыхает. Не то чтобы Чонгук как-то ревновал вообще когда-либо Тэхёна хоть к кому-то, просто он никогда не понимал как выглядит ревность, но вот чувство какой-то обиды действительно брало над ним вверх. Он все еще дулся на самого себя из-за утренней ссоры, поэтому, в попытке это контролировать, начинал отзеркаливать свое настроение на других. Если проще выражаться, то да, это была ревность. Но в том понимании, как ситуация выглядела для Чона — она ей не была. — Я такой голодный, что готов сожрать рюкзак, — слышится со спины от Чимина. Кажется, совсем недавно он уже говорил это? — Почему ты всегда хочешь есть? — Тэхён сонно потирает глаза, сладко-сладко потягиваясь. Мин аж расслабляется, чувствуя упавший камень с плеч. — Я не знаю. Сколько себя помню, каждый раз как мне грустно или я волнуюсь, то желудок начинает урчать, — Пак расстроенно вздыхает, сводя брови в драматичном расстройстве. — Мы почти пришли, потерпите, — не оборачиваясь, цедит генерал, напряженно вглядываясь в округ местности, будто стараясь что-то отыскать. В этом радиусе никаких уцелевших поселений не располагалось, отчего было достаточно сложно найти надежное место для ночлега. Какие-то, может, редкие дома, за мелким исключением, но на целый отряд из десятерых человек это было тесновато. Все деревеньки вокруг давно пали под натиском апокалипсиса и погодных условий, так что их даже деревеньками назвать было нельзя — все в снегу и грязи давно погрязло. А всему причина очень проста — вокруг перегнило куча трупов в свое время, так что земля достаточно напиталась азотом, чтобы начать аномальные события в цепочке взаимоотношений флоры и фауны: растения болели, а почва сильнее разжижалась, больше изнашивая здания, которые в нее были выстроены фундаментально. Спустя около получаса, они наконец выезжали на поляну, посреди которой стояло здание, довольно устойчивое, практически не подбитое временем, но до боли знакомое. — Хосок… — Тэхён меняется в лице, испуганно различая черты строения в сумерках. Отряд останавливался, постепенно стихая со звонкого задорного разговора на мертвое молчание, покрытое напряжением. Генерал виновато молчал, не двигаясь ни на сантиметр. Это было не то место, куда они изначально планировали доехать сегодня. Тот факт, что стояли они сейчас здесь, произошел совершенно случайно, потому что лес был настолько густым, что можно было в нем легко потеряться, даже сидя на лошади и имея с собой бумажную карту с компасом. Хосок тяжело вздыхает, понимая, что уже слишком поздно, чтобы выбирать другое место для ночлега. — Ты же не хочешь сказать, что… — Пак тоже напрягается, косясь на полковника. Это был санаторий. Вспышка, резко ударяющая по самосознанию. Чонгук хватается за голову. — Полковник Чон, с вами все в порядке? Тот едва держался в седле, пытаясь сконцентрироваться на счете от одного до трех. Кажется, это больше не помогало вовсе, потому что становилось только хуже. Голова болела от сдавливающего чувства. — Так, помогите мне, — Тэхён спрыгивает со своего седла и спохватывается стягивать старшего с лошади, подзывая солдат. Юнги спешивается следом, принимаясь оказывать помощь какую мог вместе с остальными. — Что происходит? Где мой брат? — Был издан указ о перевозке детей до тринадцати лет в отдельные безопасные пункты на дополнительную проверку на вирус. Не переживайте об этом, автобус со всеми детьми вернется в сохранности через пару дней. Пожалуйста пройдите за ограждение. Тянущие руки загребают куда-то назад, все сильнее оттесняя. Больно, неприятно, страшно. Перед глазами лишь картина, где забирают и увозят мальчика, запихивая в автобус. Падая на колени около дерева, возле которого садили полковника спиной к стволу, Ким впивается зубами в свои перчатки, наскоро засовывая в карман. Один только Чимин тормозил, пытаясь собраться с мыслями — его так сильно оцепил страх, что снова придется встретиться с зомби, что он выпал из реальности на какое-то время, особо не всматриваясь в происходящее. — Ты справишься с ним сам? Мне нужно провести зачистку, — генерал торопился, натягивая на себя рюкзак. Конечно для него эта ситуация уже не была чем-то новым, но оказывать поддержку при панической атаке он мог хуже всех, поэтому он старался помочь по-другому. — Д-да, все в порядке, — Тэхён нащупывает неподвижную руку старшего, снимая с нее перчатку. — Я возьму это на себя. Чонгук едва мог нормально дышать. Казалось он был напуган до смерти. Вспышка. Сдавленное дыхание, новая пульсирующая головная боль. — Что это вообще за бред? Было сказано, что на детей вирус не реагирует. — Пожалуйста, успокойтесь, это всего лишь дополнительное медицинское обследование, не более. Накатывающая тревога. Растерянность. Глубинный треск внутри. — Я не давал согласия на данную процедуру, верните моего ребенка ко мне под опеку! — Пожалуйста перечитайте пользовательское соглашение, которое вы подписывали, покупая билет до сюда, молодой человек. Прошу, не мешайте работать. Толкучка. Давка по сторонам. Нехватка воздуха. — Хёнсок… Х-Хёнсок, — талдычил он шепотом, едва стараясь ухватиться за куртку Тэхёна, даже толком не понимая, что это она. Все внутри трескалось на куски так, будто с ним эти события происходили прямо сейчас. Чонгук что есть силы жмурился, стараясь рефлекторно перенаправить боль, но в ушах звенело, мешая концентрироваться. — Так, один из вас остается их караулить, остальные идут за мной, — генерал вяжет поводья своей лошади к ветке дерева на крепкий узел. — Я-я остаюсь, — спохватывается Чимин. — Остается тот, кто умеет стрелять, Пак. Ты идешь с нами, — Хосок хватает его за плечо, толкая за собой вперед. — А там я вам зачем? — Потерянно кричал тот, намеренно спотыкаясь ногами о снег. — Чтобы меня первого сожрали? — Мы с тобой проходили этот разговор уже, не так ли? — Хосок кидает на него осуждающий взгляд. В грудь врезается бейсбольная бита, на что Чимин рефлекторно ловит ее в руки, сглатывая ком в горле. Взгляд машинально косится в сторону Мина, что был заметно напряжен и сконцентрирован. Его осуждающий ситуацию вид говорил все за себя сам, отчего даже стыдно становилось за свою трусость. — Так, быстро пробежимся вкратце… — Хосок вместе с отрядом становится около прикрытых дверей одного из входов в санаторий, понижая голос на пару тональностей, — в щелкунов постараться не стрелять, кого пожирнее в одного не трогать и звать подмогу. Бегунов быть, вроде, не должно, но если будут, то в толпу не лезть. Со сталкерами поаккуратнее. Чимин идет в паре с Юнги на второй этаж, с ними еще один кто-нибудь. И, Мин, — генерал вытаскивает свой пистолет из-за пазухи, протягивая младшему, — я на тебя надеюсь. Будучи весьма сосредоточенным, Юнги резво кивает, хватая в руки глок. Хосок распорядился именно так, потому что на первом этаже больше зомби, так что втягивать неумеющего драться Чимина туда стоило жизни буквально каждому, не только ему самому. Пак был как ребенок для Хосока, так что тот старался максимально отходить от фигуры родителя в его отношении, потому что Чимину действительно пора было взрослеть уже и брать ответственность за свою жизнь в собственные руки. — Может я лучше вернусь? Буду группой поддержки! — Чимин прятался за спиной Мина, задержав дыхание в нервной улыбке. — Завались, — Мин шел с глоком наперевес, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Темнело стремительно, видно было плохо, так что пришлось использовать нагрудный фонарик. Коридор был весьма темным и полусырым, перемерзшим от мороза. Краска на стенах давно потрескалась и покрылась биологическими наростами. Кажется, этаж постепенно покрывался спорами, постепенно переползая заражением с низов, так что всем пришлось нацепить защитную маску на лицо. Жуткое и неприятное место. — Я могу на шухере на улице постоять, — Пак не отзывал попыток отчалить отсюда. — Молчи. — Да что ты все за… — хотел он возмутиться. Но Мин резво оборачивается, толкая его к стене и прижавшись ближе, на что тот заходится в растерянных красных пятнах. Внутри все стучало неимоверно. Накатывала неловкость вперемешку со страхом. Речь не поддавалась дрессировке. Стук. По венам бушует пульсация от вырывающегося внутри сердца. Из-за угла раздавался будто искаженное щелкание и стоны, похожие на дельфиньи, создавая жуткое ощущение. Держа палец в районе рта собственной маски, Юнги задерживает прерывистое дыхание, не отрывая испуганного взгляда с Чимина. Кося взгляд в сторону, глаза Пака еще сильнее расширяются от вида мимо медленно вышагивающего обросшего наростами нечто, ковыляющего, прямо в нескольких метрах от них. Щелкун. Стук. В ушах все еще отдает биение. Адреналин бил в крови ключом, будто буйная река. Казалось, вены на висках готовы были взорваться. — Гук, это все ненастоящее, я здесь, — Тэхён пытался привести старшего в чувства, поглаживая его по щекам. Пальцы переплелись с его теплой ладонью в надежде, что это как-то поможет. — Я здесь, все живы, мы живы, слышишь? Вспышка, перекрывающая новой волной страха и затяжной паникой. — Мама! Мамочка! — Чонгукки, я люблю вас. Пожалуйста, позаботься о брате. Я обещаю, что скоро приеду к вам. Быстрые шаги. Бег. Сдавленное дыхание. За локти тянут назад. Рука тянется вперед в попытке ухватиться за что-нибудь. Грудь была будто прижата чем-то тяжелым, отчего не покидало ощущение, что вот-вот задохнешься. Он дышал, покрываясь холодным потом, старался выкинуть плохие воспоминания из головы, но они скакали яркими вспышками, все сильнее заставляя вдаваться в неконтролируемый транс. Юнги освобождает хватку, медленно опуская руку — шаг назад от стены, пальцы щелкают на предохранителе оружия, скидывая его в карман куртки. Дрожащие ладони плавно метят команду «спокойствие». Чимин медленно и рвано выдыхает воздух в фильтр маски. Но спокойнее не становилось. Кидая мимолетный взгляд на рядового, что прижался к другой стене, Мин достает нож из футляра, что был прикреплен к боковине рюкзака — глаза не отрывались от его действий, читая каждый шаг. Пак пялился на него в попытке сосредоточиться хоть на чем-то, но паника не покидала тело, сковывая его целиком. Пальцы белели в костяшках, впиваясь в деревянную текстуру биты в руках. Стук. Снова рваный выдох через давящую пульсацию в висках. Юнги медленно разворачивается в направлении щелкуна, делая едва слышимые шаги. Он крался словно кошка, будто он когда-то уже убивал зараженных, хотя за все два года, что Чимин видел его в поселении, тот проводил свое время только на кухне, изредка выходя в патрули. Будто он знал что делает, не подавая ни единого признака в неуверенности в своих действиях. Мину требуется немного времени: он заводит нож за горло зараженного и полосит лезвием по шее, тут же аккуратно стягивая двигающееся в последних конвульсиях кровоточащее тело на пол. Работа выполнена безупречно. Пак отводит взгляд, судорожно выдыхая. Неприятное зрелище, но тошнота при виде крови не подступала к горлу как раньше. Возможно, Чимин давно перерос этот барьер у себя в голове. Вспышка. Звук сердцебиения отдает по ушам, тяжело отдавая во всю ту же головную боль. — Раз, два, три, Чонгук, слышишь? Раз, два, три, — Ким уже терял всякую надежду. Он сидел и считал уже долгие минут пять, если не больше. Это не работало, как и попытка обратить внимание Чона на себя разными способами, как раньше. — Я здесь, я рядом с тобой… — Холли… Н-нет… Живое существо ходячие съедают прямо на глазах. Испуг. Паника. Смятение. Колени стукаются о землю от падения. — Вставай и хватайся за меня! Насчет три, готов? — Раз… — Тэхён опять начинал счет заново, поглаживая старшего по краснеющим от холода щекам и холодеющей на воздухе ладони. Знакомый и родной голос. Рука помощи протянутая прямо к нему просилась на свой ответ. В коридор выпрыгивает сталкер, визжа громким звуком на все чертово здание, отчего Чимин поджимает губы, стараясь не заорать в ответ. Паника. — Два. Три. Воздух выталкивается из трахеи в попытке выровнять дыхание. Зараженный с разбитым в мясо лицом падает замертво. Рядовой у стены опускает пистолет. Звук. Щелкание и визги доносятся из дальних комнат этажа. Осознание. Мин испуганно поднимает глаза на Чимина. — Ну же, Чонгук! Растерянный вздох. — Раз… — наконец слышалось от него сквозь частые выдохи. — Два… Ладонь падает в чужую, чувствуя ее тепло и сильную хватку. Пальцы цепляются за нее в попытке наконец спастись отсюда. — Бежим! — Юнги тянет Пака за собой, срываясь на бег. Ветер свистит в ушах, а ноги бежали так быстро, как никогда раньше, отчего легкие горели синим пламенем. Мин забегает в какую-то комнату, выталкивая Чимина внутрь, и пропускает мимо себя рядового, сразу захлопывая за собой дверь. Внутренности готовы были выпрыгнуть наружу от такой погони и адреналина, который пронизывал аж до кончиков пальцев. Пак тяжело выдыхает воздух из легких, опираясь на ручку биты, чтобы удержать равновесие. Он выпрямляется, минуя отдышку после интенсивного бега, и чувствует резкий запах, будто бы доносящийся откуда-то сзади, сопровождающийся… — Мать твою! — Чимин замахивается и на рефлексе врезает битой по голове зомби, когда тот кидается в его сторону с криком. Юнги дергает себя в попытке помочь, но тут же останавливается, осознавая, что тот начинает справляться сам. Пак начинал наносить удары за ударом, превращая голову сталкера в мясо, пока тот еще стоял на ногах. Рядовой опускает пистолет, раскрывая рот. — Раз. Вдох. — Ты… — удар, — ссаный… — удар. — Два. Выдох. — Кусок… — удар, — дерьма… — удар ногой в живот. — Три. Вдох. Еще живое существо валится на пол, собираясь вставать сию же секунду. — Сука… — удар битой от плеча. — Раз. Выдох. — Ёбанная… — удар. — Два. Вдох. — Тварь, — удар с замахом от двух плеч сверху, полностью размазывающий чужую голову по полу с треском. — Три. Со всей силы рука в последний раз тянет на себя, вытаскивая из плена мутного бессознания. Выдох. Чонгук открывает глаза. — Т-Тэ, я… — сглатывает он, облизывая губы. Он виновато смотрит на младшего, теряя дар речи на какое-то мгновение. Мысли машинально заходились в воспоминаниях сегодняшнего утра. — К-как ты себя чувствуешь? — Его растерянное лицо маячило прямо перед носом. Внутри бешено колотилось сердце. Казалось все перед глазами до сих пор плыло. Чонгук опускает глаза вниз в стыдливом виде. — П-прости… — он испуганно выдыхает, — прости м-меня, я не должен был… — Боже, — Ким облегченно выдыхает, прижимая старшего к себе. — Прости пожалуйста, я-я тогда столько тебе наговорил… — Чонгук начинает натурально заливаться в расстройстве и раскаянии, шмыгая носом. — Нет-нет, забей, господи, — Тэхён вжимался к нему в объятья так сильно, радуясь, что наконец это все прекратилось. — Я-я опять перегнул, я знаю, что не прав, прости-прости, пожалуйста, — Чон не успокаивался, продолжая тараторить куда-то ему в плечо. — Просто замолчи, не говори ничего, прошу, — Тэхён сипло выдыхает ему в шею, роняя соленую слезу. Чонгук затыкается, поджимая губы. Было слышно, как Ким тоже старается унять обеспокоенное дыхание. И молчание было таким умиротворенным и комфортным, что хотелось вечно вот так сидеть и ни о чем не беспокоиться. Нахрен шли все обиды, все ссоры и прочее. Главное было только то, что сейчас наконец все встало на стабильные места спустя, мать его, пятнадцать минут долгого и упорного мозгоебства, чтобы успокоить нервы Чонгука. Главное, что теперь все было хорошо. — Мне нужно было время остыть. Извини, что игнорировал весь день, — шепчет Тэхён, отстранившись. Он снова тянется гладить старшего по щекам, очерчивая взглядом любимые черты лица. Тот не плакал вообще. Только испуг и слабость сковывали мышцы в раскаянии и растерянности. — Я так сильно испугался, что ранил тебя… — мотал Чонгук головой растерянно, вновь стыдливо тушуя взгляд. Младший лишь сводит брови. Как же больно смотреть на эту разбитую душу. Чон терял себя самого прямо на глазах, будто до сих пор не мог отличить реальность от приступа. — Я слишком люблю тебя, чтобы вот так просто с тобой расстаться, — слышалось шепотом почти над ухом, отчего в момент что-то тепло разливалось внутри, заставляя мысленно упасть в приятном умиротворении на миллионы частиц. Дыхание постепенно выравнивается. Складки лица смягчаются в чувствах. Чонгук поджимает губы и падает лбом к чужому, вновь прикрывая глаза. Теперь можно спокойно выдохнуть. Наконец-то.