Последнему выжившему приготовиться: бомба замедленного действия.

Над поселением потихоньку сгущаются сумерки, покрывая темной пеленой каждую крышу заснеженного здания. Как же летит время, просто невозможно — не успеваешь и отсчитывать, какой сегодня вообще день недели. Однако сегодня суббота, а это значит, что вечер в баре обещает быть веселым. Администрация завела привычку проводить танцевальные вечера каждые выходные, чтобы жители поселения успевали хорошо отдыхать и веселиться после рабочей недели. Грустно то, что ни Тэхёна, ни Чонгука эти вечера чаще всего не касались, потому как работали либо не посменно, либо в ином графике, в отличие от других людей. Конечно, простую пятидневку работали не сугубо все, поскольку кому-то нужно было обслуживать теплицы, а также конюшню, лазарет и кухню, чтобы обеспечивать базовые нужды поселения. Конечно, у кого-то тоже смены выпадали и на выходные, а у кого-то нет, но в случае этой парочки все было весьма сумбурно в этом плане, поэтому они даже трапезничали чаще всего по отдельности, не то что не успевали посещать танцевальные вечера. — Я ему даже завидую. Хотел бы и я тоже не знать проблем и просто бегать от школы к друзьям, от друзей до школы, — Чонгук тыкается в свою тарелку палочками, разглядывая братца в толпе других подростков на танцполе. Хёнсок так беззаботно и непринужденно веселится среди остальных, что совсем забывает обо всем на свете. Глядя на него, Тэхён ловит воспоминания о своем таком же беззаботном детстве. Как же хочется вернуться назад во времени… — Согласен, — Хосок, что сидит рядом за общим столом, закидывает в рот кусочки ароматного пибимпаб, что приготовила тётушка Мин. Чимин был бы от него в восторге. — Ты не думаешь, что они так быстрее переубивают друг друга, чем вернутся целыми? — Сыльги вдруг вспоминает, что рядом нет Чимина, что вечно всем капает на мозги своим драматизмом. Конечно, она знала, что тот ушел в патруль с Юнги. — Ой, да ну. Набесятся, накричатся друг от друга в глухом лесу и успокоятся. Я их все равно отправил на южный пост — там обычно ничего не происходит, — Хосок бросает палочки на салфетку и тянется к рюмке со спиртным, закидывая в себя шот, другой. — Сыльги! Родная, как твои дела? Давно тебя не видела. Готовишься к родам? — Рядом вырисовывается какая-то женщина, прерывая общую трапезу людей за столом. — Наён! — Та еле как тянется в мягкие объятия, стараясь не потревожить большой живот. — Да, помаленьку, потихоньку… Девчонки постепенно уходят в свой разговор, совсем забивая на присутствие парней рядом. — Лежит дольше, чем раньше. На спину жалуется, — Хосок болтает в стопке спиртную жидкость, заметно мрачнея. — Я думаю, все будет хорошо. Осложнений вроде как быть не должно, — Тэхён отставляет пустую тарелку в сторону. — Да, знаю, но я все равно как-то переживаю. Ты знаешь… — Хосок поджимает губы, выпуская из рук полную рюмку. Он вспоминает про выкидыш, который им вдвоем с женой пришлось пережить. — Главное, будь рядом с ней. Ты нужен ей в такой период больше всего остального, — Ким тянется через стол, похлопывая друга по плечу. Старший заметно расплывается в теплой улыбке, едва ли кивая головой. Все правильно. Так он ему и сказал тогда, сидя вместе у реки, когда Ким был на грани истерики из-за Чонгука. И сейчас от тех же самых слова к себе становится спокойнее. Сыльги выглядит счастливой от предстоящих родов. Она так мечтает увидеть этого ребёнка, которого так долго вынашивала, что ее волнует абсолютно каждая мелочь, которая связана с этим событием. Однажды ей уже пришлось пережить расставание с любимым человеком из-за расстояния и катастрофы, а затем наблюдать, как любимый предпочел кого-то другого, так что сейчас она настроена на свое будущее с Хосоком серьезно, как никогда. Конечно, все то, что происходило между ней и Тэхёном, давно осталось в прошлом и было успешно позабыто, ведь те два года казались практически несопоставимыми с теми отношениями, в которых она была теперь: ведь совсем скоро, летом, у них с Хосоком должна стукнуть круглая дата — целых пять лет. Чон не переставал ее любить ни на секунду и был готов любить еще вечность, даже если ей снова предстанет потерять ребенка. Тем не менее, муж все равно его хотел вместе с ней так сильно, как бы то ни было, пусть это практически и не было заметно за пеленой работы и других дел. — Милая, составишь мне компанию? — Хосок встает рядом с сидящей на стуле женой, что так и не закончила разговор с подружкой, и протягивает ей руку. — Ох, — кряхтит она, слегка хмурясь. Танцевать у нее совсем нет желания. — Совсем немного. Давай, тебе нужно развеяться. И так вовсе из дома не выходишь, — Чон мягко помогает ей подняться. — Только если немного. Ты реально не представляешь, какой он тяжелый… Тэхён смотрит ей вслед, наблюдая, как Хосок уводит ее на танцпол под спокойную легкую музыку. И он действительно счастлив за нее. Как бы то ни было, чувства к ней он позабыл слишком давно. — И мы пойдем, — встает Ким, хватая Чонгука за здоровую руку. — О, нет-нет-нет. Ты же знаешь, я плох в этом… — стеснение старшего перед людьми берет вверх, и он начинает отъезжать дальше по скамейке. — Давай, не гунди, никто на тебя не смотрит, — Тэхён сильнее тянет его на себя, на что тот уже почти перестает сопротивляться физически, но все же стоит на своем. — У меня рука отваливается, Тэ, ну… — старший показательно хнычет. Ким разворачивается к нему, заглядывая в глаза исподлобья в просящей манере, и поджимает губы. Чонгук аж теряется на месте, разбегаясь взглядом по всему, что только можно. Добивает его то, как Тэхён робко переплетает с ним пальцы и завлекающе склоняет голову, губы поджав. Всегда его подкупала вот эта его детская черта почему-то. — Л-ладно, но я тоже недолго тогда, — Чонгук встает со скамьи. Довольный младший тянет его поскорее почти в самый центр танцпола, но Чонгук только оглядывается по сторонам, боясь, как бы кто не начал пялиться на него негативно. Но Тэхён только берет его запястья и кладет себе на талию, тут же прижимаясь к старшему целиком и ныряя под руки ладонями, чтобы ухватиться за спину. Чон нервно облизывает губы. Может, он и готов вот так в интимной обстановке пообниматься под красивую музыку, но прилюдно как-то становится некомфортно. — О-они смотрят на нас, — Чонгук все оглядывается по сторонам, обращая внимание на все, кроме самого Тэхёна. Ким поднимает глаза на него, читая по краснеющему лицу его полную потерянность в социуме. — Смотри только на меня, — шепчет он, облизывая губы. Чон растерянно мечется, будто пытаясь поймать его лицо перед собой, но не может. Главное сейчас — не вызвать паническую атаку, а то это начинает выглядеть именно так. — Только на меня, — Тэхён хватается за его щеки, поворачивая голову к себе, — здесь никого не существует в данную минуту, кроме нас с тобой. Начинается. Дыхание Чонгука учащается постепенно. — Мы одни. Только я и ты. Смотри только на меня. Музыка в ушах будто сменяется на прерывающийся звон. Чонгук не мог найти лицо Тэхёна ни в какую, даже когда тот стоял от него так близко. Ким толкается об чужой лоб своим: — Раз-два-три, раз-два-три. Чонгук постепенно начинает улавливать связь. — Два… три… — все плывет перед глазами так, что старший рефлекторно опускает веки, напряженно продолжая прижиматься к Киму сильнее. — Раз, два, три, — младший задаёт темп счета, поглаживая щеки старшего пальцами. — Раз… два… три, — старается считать Чон сам, постепенно теряя фокус посторонних шумов. «Раз. Два. Три. Раз. Два. Три. Раз. Два. Три», — мысли начинает заполнять только счет чисел. И лишь несколько мгновений ему требуется, чтобы наконец открыть глаза. Вокруг все еще играет спокойная лиричная музыка, а люди на танцполе продолжают танцевать. Никто не смотрит на него, кроме Тэхёна. Его глаза так близко светятся рядом с ним, покрытые виноватой и тревожной вуалью. Только он один смотрит на него неотрывно, а его губы так… растерянно… дрожат в беспокойстве… губы… «Розовые… губы…» Чувствует их Чонгук, сладко целуя наконец. Ах, какие они мягкие… целая жизнь будто проносится до этого самого момента с неистовой скоростью. Кажется, только в такой момент сердце останавливается, кажется, только в такой момент немели конечности. Так сильно нельзя любить такие губы, ведь можно просто упасть… — Прости, я забыл про это совсем. Не надо было… Отрываясь от губ, лепечет шепотом младший, но Чонгук напористо затыкает его поцелуем вновь, отчего Ким аж опешивает и обмякает в его руках. Да так, что тянет легкий тихий стон прямо в порыве поцелуя. Такого действительно давно не было, даже если постараться вспомнить. И от этого все ощущается куда сильнее, чем даже в самые первые разы. Казалось, Чонгук и вовсе был зависим от поцелуев, ведь когда начинал, то не мог остановиться. Будто это был какой-то особенный наркотик для организма. Хотелось еще и еще… еще и еще… еще и еще… — Как же я хочу домой. Чимин уже битый час на морозе разглядывает прибитые к глазам, будто на суперклей, сумеречные виды. И чем больше темнеет, тем меньше вообще хоть что-то видно. Какой вообще смысл сидеть ночью в патруле, если все равно тут, хоть глаз выколи, темно? — По моим ощущениям, ты всегда хочешь домой, — слышится со спины монотонная шепель от Мина. — Молчи лучше, иначе я тебя застрелю, — Пак хмурит брови, зарываясь поглубже в шарф. Холодно, просто ужас. — Чон, говнюк, сейчас наверное с Тэхёном весело зажимается. — А что, хочешь тоже? — С заметной улыбкой в голосе слышится снова. — Н-нет! — Чимин растерянно повышает тон. — Я эти ваши гейские приколы не понимаю. И так свыкся, что эти двое ходят, на каждом углу зажимаются… — Разве это не то же самое, что и с девушкой? Типа, там вроде разницы никакой нет, — Юнги вдруг неожиданно для Чимина вдается в рассуждения. — Боже, нет! Это совсем другое. Повисает напряженное и неловкое молчание. В уши дует только холодный морозный ветер, а глаза продолжают видеть только темень. Скукотища. — У тебя были отношения с девушками? — Вдруг выдает Мин, прерывая молчание. — Н-нет, — почему-то решая ответить, не задумываясь, отрезает тот. — Тогда как ты можешь судить два практически одинаковых блюда, даже ни разу ни одно не попробовав? Пак вдруг теряется в мыслях. Что-то в голове перестаёт складываться друг с другом. — С чего ты вообще решил со мной об этом поговорить? Разве тебя волнует моя личная жизнь? — Раздраженно. — Да так, просто. Все равно скучно тупо стоять и молчать. И он был в этом прав. Патрули обычно никогда не доставляли Чимину удовольствия, поэтому он отдавал свои смены Чонгуку, который с радостью брал лишние. Паку никогда не нравилось сидеть на морозе, придумывая темы для разговора, и мониторить окрестности в поисках возможных проблем. Да и на его смене никогда не происходило ничего такого, о чем можно было бы беспокоиться. — Какая еда тебе больше всего нравится? — Доносится снова со спины. «Почему он вообще стоит и разговаривает со мной так, будто между нами ничего раньше не было?» — Несется в голове Чимина. — Кимчи и пульгоги, — проговаривает он вместо этого. Ему думается, что, раз все равно скучно, лучше и правда просто поговорить о чем-то нейтральном. — М, — звучит немногословно. Кажется, что парню сзади и вовсе не нужна была эта информация, ведь Пак не видел, чтобы Юнги когда-нибудь готовил. И нет, чтобы спросить что-нибудь подобное, чтобы просто продолжить диалог, но Чимин не решается. То ли от какой-то дурацкой гордыни внутри него, то ли еще почему, но покрывается он мурашками конкретно. Возможно, потому что просто замерз уже… а может, и нет. — Какое время года тебе больше нравится? — Мин не отстаёт с вопросами. — Осень. — Почему? — Урожайный сезон и красивый лес. А еще комары не лезут. Юнги подает тихую усмешку: — Мне зима нравится. Снег на солнце красиво блестит. А еще не нужно долго ждать, чтобы увидеть закат. — Разве закат так красив? Не лучше ли восход? — Чимин вылетает в глубокие раздумья, даже не замечая этого. — Смотря что ты хочешь увидеть после него. — В смысле? — Первым разворачивается Пак, теперь разглядывая собеседника. Тот все это время стоял, облокотившись на перила локтями и рассматривая виды. — Не лучше ли смотреть на звезды? — Услышав шорохи, Мин выпрямляется и разворачивается в ответ. — Их так много. Можно созвездия считать, — и поднимает взгляд наверх. Чимин молчит, как завороженный пытаясь понять, что происходит. В темных, прямо как само небо, глазах Юнги отражаются звезды. Те самые, которые тот разглядывает с таким детским интересом, что кажется, это все не по-настоящему. Как из задиристого Мина этот юноша вдруг превратился в такого рассудительного человека? А был ли он задирой вообще? Пак поднимает голову вверх. И правда звезды. Такие яркие, безбожно красивые. Выглядят точно так, как блестящий снег в свете луны, только намного лучше. Сколько вообще их было наверху? Миллионы? Миллиарды? Неужели больше? Со стороны слышатся шорохи, и Чимин отрывается от видов, наблюдая, как Юнги снимает с плеча винтовку и кладет наземь, тут же плюхаясь спиной в сугроб. — Ты что! Простудишься! — Спохватывается Пак, видя, что тот даже ничего не подложил под голову, еще и без шапки валяется прямо на голом снегу. — А что? Переживаешь за меня? — Мин тянет красноречивую улыбку. — Ч-чт… нет! Еще чего… просто… просто не хочу потом вместо тебя в патрулях дополнительные смены отрабатывать, — фырча, Чимин возмущенно отворачивается от него. Юнги только молчит, продолжая разглядывать ночное небо так, будто его и вовсе абсолютно ничего не волнует в этом мире. Он выглядит таким… беззаботным? Слегка уставшим, может быть. Сонным. Его профиль отливается в свете звезд так, что даже грех не взглянуть. Чимин раньше не замечал, как Мин выглядит без хмурой морды, с которой он обычно ходил. Рядом с Юнги падает на снег еще одна голова. — А как же простуда? — Мин тянет удивление. — Ты не спихнешь на меня все свои смены, Мин, — будто раздражённо. Неожиданно, но Юнги подает более эмоциональный смешок, чем обычно. Это даже вызывает у него искреннюю улыбку. Ну, которую Пак в темноте видит, естественно. Этот момент кажется таким по-своему волшебным, будто завораживает каждую частицу внутри. Чимин почему-то больше не чувствует бесконечного раздражения в присутствии Мина, больше не хочется просто при виде его лица послать куда подальше. Вроде бы все равно как-то стеснительно поддаваться на все то, что он сейчас вытворяет, но Пак чувствует себя в центре внимания, так что не возникает. Юнги лежит и молча смотрит на эти звезды, разглядывая каждую так, словно видит их впервые, но Чимин смотрит не на них, даже и не отдавая себе в этом отчета. Может, он вообще зря все это время психовал, пытаясь его от себя оттолкнуть?        — Врача! Срочно! Ранним утром, примерно к десяти часам, раздается возглас на пороге ворот. Из штаба выдвигается команда медиков, бросаясь на помощь только что вернувшимся патрульным. — Пробита левая сторона, возможно, задето легкое. — Прижмите рану! — Дышать сможешь? — Медик нависает над раненым мужчиной. По ощущениям тот вообще не может двигаться, но едва ли не теряет сознание, открывая рот в попытке что-то сказать. Из дверей штаба вылетает Хосок на пару с охраной: — Генерал, они захватили Северный пост. Мы больше не можем сдерживать оборону, людей не хватает, — доносит молодой патрульный, пока второго укладывают на носилки. Тот тускнеет в лице. Кажется, уже начинается. Нужны срочные меры, иначе никак. — Полковника Чона и директора департамента сослать ко мне в кабинет. Южный пост уведомить о ситуации и приказать оставаться на месте, а Восточный и Западный пусть действуют в штатном режиме, на замену людей не посылать, как вернутся. Четырех лошадей приготовить в путь. — Есть, — солдат ретируется. Хотелось надеяться, что имеющийся план выйдет на успех, иначе Эридан пойдет на поражение. Проводя каждый день в своем кабинете, Хосок составлял новые методы решения проблемы, но все только сводилось к плану Чонгука, как ни крути. Генерал понимал, что план до ужаса безумный, и на эту миссию выйдут только хорошо подготовленные люди, но таких было весьма мало, и они так же нужны были в поселении. Голова просто кипела. Решение нужно было принимать незамедлительно. — Ты все-таки согласился на мой план? — Впопыхах в кабинет вваливается Чонгук, пытаясь отдышаться. — Хосок, я больше людей на патруль не могу отдать, — не вылезая из разговора с генералом, выдает статная женщина, облокотившись на стол рукой. Она выглядит раздраженной и утомленной этим разговором. — Нам нужно еще двое как минимум. Правда ничего сделать нельзя? Хотя бы временно, — Хосок не обращает внимание на Чона в дверях, стоя на своем. — Нет, это физически невозможно. — Госпожа Ханджи, это касается безопасности Эридана. Без пустой нужды я бы не стал просить, — Хосок напряженно смотрит на нее прямо, стискивая челюсть. — Я все понимаю, генерал, но я и так сделала все, что было в моих силах. Если это единственное, ради чего я здесь, то я ухожу, — та разворачивается к выходу. — Нам необходимо заключить союз с Возничими, — кидает ей вслед Хосок, и та останавливается. Повисает недолгое молчание. Чонгук закрывает дверь, оставаясь в кабинете. Навостряет слух. — Ты смеешься, — госпожа Ханджи монотонно вздыхает, а ее морщины на лбу едва напрягаются. — Нет, ни в коем случае. — Как ты вообще себе представляешь это сделать, если нам им дать абсолютно нечего? Заключив с ними союз, нам придется позволить им взять нас под свое командование. А это полная потеря суверенитета, — женщина потирает переносицу и разводит руками. — Гончие захватили Северный патрульный пост, — Хосок упирается двумя руками на свой стол, опуская голову. — Если мы не позволим союзникам взять над нами администрирование, они не согласятся предоставить поселению своих людей для защиты. Мы исчезнем как государство в принципе. Женщина снова монотонно вздыхает, скрещивая руки на груди в напряжении. Она молчит какое-то время, мозгуя решение. — Мне нужно провести совещание с коллегами. Как я поняла, выбора у нас иного нет, так что собирайтесь прямо сейчас. Я попробую их уболтать, — Ханджи снова разворачивается на выход. — Благодарю за понимание, — произносит ей вслед Хосок и плюхается на свой стул. Он ныряет пальцами в собственные волосы, тяжело вздыхая. — Я так понял, мы снова рабы системы? — Облокотившись к стене, произносит наконец Чонгук, постукивая пальцами по своему бицепсу в скрещенной в руках позе. — Похоже на то, — генерал чешет голову в раздражении. — Собирайся, полковник. Поедем с тобой задницу подставлять. — Что, вдвоем? — Нет, через Южный пост. Заберем двоих долбоебов оттуда. Надеюсь, они все же там не убили друг друга за ночь. Чонгук тянет монотонный вздох и ретируется, прикрывая за собой дверь. Конечно, он сам-то не горит желанием хоть как-то прилагать руку к тому, чтобы позволить кому-то взять над собой суверенитет, но выбора иного просто нет. Гончие Псы уже несколько лет медленно убивали бойца за бойцом, постепенно лишая поселение защиты. Конечно, Эридан не военный лагерь, поэтому тут особо не парились никогда над подготовкой целой армии. Военные сборы для пригодных к службе были, чтобы приучить хотя бы уметь пользоваться оружием, но ходили на службу не все. Да и дети еще не доросли, чтобы оружие в руках держать. Хотели просто мирно существовать как самостоятельное государство, но из-за нападок враждебной общины защита, которой и так почти что не было, постепенно слабла. — Да, мне тоже казалось, что травяной чай помогает уснуть, но вот сколько пью, совсем не оказывает никакого эффекта. Я слышала, что это вроде как может вызывать привыкание для организма… Тэхён стоит около столовой в ожидании, когда же наконец объявят блюдо дня, попутно разговаривая о каких-то сортах чая со знакомыми из поселения. Кажется, он совсем перестаёт улавливать суть разговора, уставившись в одну точку, куда-то на уличный снег вдалеке, что блестит в лучах солнца так красиво. Но думает он, конечно, не о самом снеге, перебирая на груди маленький крестик, который висит на нем скорее просто как украшение. Сам же Ким в какой-то степени уже давно перестал верить во что-то святое, если честно. — Тэ, что-то случилось? — Замечает его отстраненный вид женщина, что была только что вместе остальными включена в разговор. Отмирая, Тэхён уже было собирается что-то ответить, но замечает пробегающего рысью мимо Чонгука, которому зачем-то понадобилось в конюшню. Все, что Ким успел разглядеть, — это то, что тот был снова с винтовкой за спиной и полностью экипированный так, будто собрался в очередной патруль. — Погоди-ка секунду, — отходит от компании Ким, стремительно направляясь в конюшню следом за Чоном. Тот уже выходил из нее с поводьями, запряженными на лошади, так что сам конь держался рядом с ним. — Какого черта, Гук, у тебя рука! Ты снова в патруль? — Тэхён настигает его сразу с нападками, растерянно вздыхая. — Нет, мы выезжаем в соседнее поселение. Стрелять из оружия не буду. Оно на всякий случай, не переживай, — старший выглядит весьма напряженно. — На какой такой случай?! — Ким преграждает ему путь. — Стой, только не говори, что Хосок одобрил твой этот дурацкий план… Чонгук виновато поджимает губы, остановившись, и переводит глаза на Кима. — Ты что, издеваешься? — Тэхён заводится прямо с места. — Я не пущу тебя никуда! — Ну мы же не идем прямо сейчас устраивать геноцид. Просто… просто поговорим сначала с другим поселением на юге, — старший обходит Кима со стороны вместе с лошадью. — А это еще зачем? Стой, ты что, серьезно решил отдать им администрирование? — Тэхён едва ли за ним поспевает, не на шутку настроенный ругаться прямо сейчас. Чонгук виновато молчит, продолжая движение к главным воротам. — Чонгук! — Да, я пошел лизать пятки другим людям ради безопасности твоей задницы! Это ты хочешь услышать? — Теперь старший останавливается на месте, разворачиваясь к нему лицом. Тэхён бледнеет на месте. Он так расстроен, что, кажется, здесь и сейчас готов расплакаться. Чонгук выдыхает, выпуская поводья лошади из рук. — Прости. Я не хотел кричать на тебя, — тянет младшего в мягкие объятия, утыкается губами в макушку. Ким прижимается к старшему еще сильнее: — Мы пробыли вместе так мало, а ты уже уходишь, — шепчет он, зарываясь носом в чужую теплую шею. — Я ведь всего на пару дней. Ничего со мной не случится. Представь, что я снова ушел в патруль, только… только на чуть подольше, — Чонгук целует его голову, поглаживая парня по спине. — Ты не помогаешь, знаешь ли. Ты и когда в патруль уходишь, я тоже на иголки сажусь, — Тэхён раздраженно вздыхает. — Я вернусь, обещаю. Тебя я точно одного не брошу. Если я никуда не пойду, то от этого Эридан может снова пострадать. Конечно, младший понимает, что Чонгук сам не хочет никуда идти, но долг его не отпускает, как ни крути. И все-таки это тяжело, когда твой парень чертов полковник контрразведки вооруженной местной гвардии. Каждый раз приходится только молиться, чтобы он вернулся домой, не иначе. — Не забывай рану обрабатывать, — бубнит Тэхён, слегка ударяя его в грудь кулаком. — Хорошо, — старший расплывается в улыбке, мягко целуя того в горячий лоб. — И повязку тоже меняй, — Ким поднимает на него глаза, все еще хмурясь расстроенно. — Обязательно. Старший чмокает его в щеку и собирается отойти, чтобы поспешить, но Тэхён хватает его двумя руками за ворот, прицепляясь к мокрым губам своими. Да насрать, что смотрят подчиненные Чонгука, насрать, что смотрят местные жители, которые уже понемногу скапливаются около столовой… на все насрать. Тэхён не хочет отпускать старшего снова. Один раз он уже так потерял отца, и второго раза ему было не нужно. — Я вернусь, как только смогу. Обещаю, — шепчет старший в губы Киму, заставляя себя оторваться от поцелуя. Ох, как же он будет скучать по этому — еще сильнее, чем когда-либо. — Постарайся побыстрее. Пожалуйста, — и наконец Тэхён отпускает хватку. — Попрощайся за меня с Хёнсоком. Расскажи все как есть. Взяв поводья, Чонгук спешно удаляется, волоча лошадь за собой. Ким еще очень долго наблюдает, как тот садится на нее, конечно, не без помощи подчиненных из-за травмы руки. Смотрит, как тот разговаривает с Хосоком, которого еле как отпустила Сыльги, — у них так вообще там был скандал на все поселение. Тэхён смотрит, как Чонгук в последний раз оборачивается назад, чтобы снова найти младшего глазами, а затем покидает ворота, оставляя после себя такую пустоту внутри. Тяжело. Тэхён знает, что Чонгук может за себя постоять даже с больной рукой. Он знает, что тот действительно хотел бы вернуться живым обратно, потому что у него тут не просто дом, а уже полноценная семья. Но Тэхёна убивает то, что ему предстоит ждать дольше, чем обычно, поскольку дорога до соседнего поселения занимает больше времени, чем до патрульных постов. То время в ожидании его домой, когда Ким пахал в лаборатории, больше не казалось ему слишком долгим, поскольку патрулирование окрестностей занимало всего около суток или двух дней максимум. Что нельзя было точно сказать об этой поездке, поскольку это же самое время может занять только дорога туда. И все же Тэхён чувствует, что точно сойдет с ума, если ничем себя не займет в это время. А единственное, что приходит на ум в такой ситуации — работа в лаборатории. Опять. — Южный пост, Южный пост, это капрал Дон! Как слышно? Приём. Резко подскакивая ото сна, Юнги махом хватает рацию, толком не раздуплившись вообще. Волосы в разные стороны выпадают из хватки слабой резинки, что Мин забыл снять перед сном. — Это Южный пост, рядовой Мин, приём, — сонным басом тараторит он, стараясь едва ли не свалиться на подушку вновь. — Рядовой, поступил приказ оставаться на патруле до прибытия подкрепления и в дальнейшем следовать указаниям полковника Чона и генерала. У вас есть какие-то вопросы? Приём. — Что, блять? — Чимин, что тоже только что проснулся, не догоняет ход мыслей, но зато точно слышит знакомые имена, поэтому подскакивает на месте. — Никак нет, сэр. Понял отчетливо. Приём, — Мин потирает глаз свободной рукой, еле держась, чтобы не зевнуть. — Хорошая работа, рядовой. Конец связи. И наконец-то Юнги вовсю зевает, потягиваясь сильно-сильно. Они, блин, проспали все возможные будильники, черт возьми. Утреннюю смену должен был принимать Чимин, но лишние четыре часа сна он, конечно, предпочел больше. — Ты какого хуя не на смене? — Мин подскакивает как ошпаренный, наскоро завязывая волосы в хвост как попало, а затем принимается собирать вещи и складывать спальник. Спина от спанья на полу, конечно, болит не сахарно. — Ч-чёрт, — Пак смотрит на наручные часы. Уже почти одиннадцать часов дня. — Ты вообще ставил будильник? — Юнги ужасно растерян, было видно. Он так быстро запрыгивает в верхнюю одежду, что Чимин не успевает толком понимать, что происходит. — Я не понял, приказ был, чтобы мы остались здесь до прибытия… кого? — Пак лениво вылезает из спальника. — Генерал и полковник Чон едут сюда. Если хочешь, чтобы тебя уволили, то можешь спать дальше, — даже не оборачиваясь, Мин впопыхах складывает в мусорный мешок консервы, которые они вчера тут разбросали после ужина. — Меня-то не уволят, не переживай, — Чимин заливается в смехе. Так забавно было наблюдать, как Юнги был растерян. Для него-то это генерал и полковник, а для Пака — старые друзья. Тем не менее, юноша все равно ускорился в сборах. Пока он натягивал шмотки, Юнги уже покинул помещение. Только наконец полностью собравшись через час, Пак выходит на улицу, застав Мина на смене. Тот выглядит напряженно и раздраженно. — Что ты так разнервничался? На Южном посту никогда ничего особенного не происходит, — Пак сует руки в карманы, становясь с ним рядом. Но тот только молчит, будто все-таки пытаясь найти что-нибудь подозрительное в зимнем пейзаже. К сожалению, среди снегов даже днем видно плоховато. Но лучше, чем когда не видно совсем, как ночью. — Идут. В далеке среди деревьев мелькает небольшой отряд с лошадьми. Только по фиолетовым повязкам на плечах можно разглядеть, что это подкрепление, так что Юнги опускает ружье. Лишь спустя минут десять около помещения останавливаются сослуживцы, настигая рядовых на посту. Среди компании высокопоставленных лиц есть и обычные солдаты — двое сидят на отдельных лошадях. — Ну и как вы тут? Живые? — Спешивается Хосок, втягивая Чимина в объятия. — Не замерзли? — Я почти убил его во сне, — бубнит на это Пак, косясь на Чонгука, что слезать не собирался. Тот тянет самодовольную улыбку. — Генерал Чон Хосок, полковник Чон, — Юнги отвешивает поклон. — Спешу доложить, что проблем на время патруля обнаружено не было. Каковы дальнейшие указания? — Закрывайте тут все — и по коням. Мы едем в гости, — Хосок лишь похлопывает Мина по спине и разворачивается к лошадям, пока тот послушно бежит закрывать пост. — Что, прямо к Возничим? Да ну насмерть, — Чимин вылупляет глаза. — С чего бы? — Все тебе да расскажи, — Чонгук вскидывает брови. Пак лишь глаза закатывает, выводя Геру из гаража. — Здесь вы можете нас покинуть и вернуться назад. Дальше мы сами. Одну лошадь оставить, — Хосок командует рядовым, сидевшим на лошадях позади Чонгука. Те приставляют руку ко лбу, отдавая честь, и один спешивается, затем хватаясь за руку второго, чтобы сесть сзади к нему в седло. Затем они разворачиваются и удаляются рысью в сторону Эридана. Хосок берет поводья свободной лошади и своей в одну руку. — А если серьезно, — Чимин запрыгивает на Геру верхом, тяжело кряхтя, — зачем мы едем к Возничим? Звучит как попытка лишить себя суверенитета. — Так и есть, — Чонгук смотрит куда-то в зимний пейзаж, откусывая какой-то батончик свободной рукой. Он ведь так нормально и не позавтракал толком. — Очень смешно, — Чимин зачем-то роется в своем рюкзаке, поставив его на торец седла лошади. — Похоже, что я шучу? — Чон с набитыми щеками вскидывает брови. — Генерал, я закончил. Можем ехать, — Юнги протягивает Хосоку ключи, принимая поводья свободной лошади. — Я бы никогда не поверил, что ты согласился поехать отдавать себя вместе с поселением под чужое шефство, — Пак разворачивает Геру в сторону спуска с холма. — Я тебе больше скажу, он это сам предложил, — Хосок запрыгивает на коня. Чимин в удивлении хмурит брови: — Что, блять? И едут они вот так с разговорами до самого вечера. Дорога неблизкая, так что молчать как-то не в интерес. Впереди идёт Хосок, сверяясь с картой, а сзади Чонгук, что вечно спорит о чем-то с Чимином сбоку от него, пока с другого бока молча шагает Юнги, особо не уделяя внимание разговору. Мин в принципе, как оказалось, немногословен. Да и в такой обстановке он чувствует себя, мягко говоря, четвертым лишним. Юнги — тот самый чувак в компании, который меньше всех разговаривает и больше всех думает, так что с ним особо нормально и не поговоришь. Он находится в собственных мыслях и смотрит по сторонам на зимние пейзажи, только иногда задерживаясь взглядом на Чимине. Ему кажется, что у Пака такой исскуссный профиль лица, что можно смотреть, как на самую красивую картину в галерее. И его даже не смущает тот факт, что Пак просто не затыкается никогда и очень часто ворчит по пустякам. Кажется, даже лошади уже от него устали, но один только Юнги относится к этому спокойно и безразлично. Волнует только одно — Чимин красиво вписывается в пейзаж. А вообще, если так подумать, он, по мнению Юнги, вписывается в любой пейзаж. — Привал, — слышится команда генерала. Лошади останавливаются, всадники спешиваются. Снег под ногами хрустит. Они останавливаются около какой-то заброшенной деревушки в горах, так что здесь еще холоднее, чем до этого. Дома уже такие обветшалые, что, кажется, совсем скоро рассыпятся. Команде удаётся найти самый удобный и наименее побитый временем дом, в котором можно запереть в гараже лошадей и нормально расположиться. Деревня кажется такой грустной, если учесть то, что в ней вовсе никто не жил уже около пяти лет. Ограждения из металла стремительно облезали от краски, открывая вид на ржавые внутренности. Маленькие дворики были такими заросшими, в полном составе сухих подмороженных сорняков, что без печали просто не взглянуть — а ведь когда-то здесь кто-то ухаживал за красивыми цветами, выращивал овощи и фрукты. Не без тоски и не посмотришь на перебитые фонари вдоль вымощенных троп маленьких улочек. А ведь когда-то тут бегали счастливые дети, люди ходили то на работу, то на прогулку, имея хоть какие-то перспективы на будущее. Сейчас здесь остались только разрушенные мечты, давно разложившиеся сухие трупы и изжившие себя построения. — Чимин, притащи дров по-братски, — Чонгук усаживается на скамеечку во дворике, принимаясь рыться в рюкзаке. — А сам? Чон поднимает на него раздраженный взгляд. — Хорошо-хорошо. Ну что ты сразу, — Пак всплескивает руками, заодно вспоминая, что у того рука перевязана. Ну не мог Чимин по-другому. Возможно, ему даже нравилось язвить. А Юнги, что без конца наблюдает подобную ситуацию, задается вопросами, как вообще эти двое стали друзьями, если оба бесконечно ругаются. Хотя в их понимании они вовсе не ругались, наверное. — Будешь? — Хосок протягивает Мину батончик из своего сухпайка, прерывая его от дела. Тот выкладывал свои вещи для сна около камина. — С-спасибо, генерал, — Юнги робко принимает подарок, отвлекаясь от своего рюкзака. — Просто Хосок. Для тебя я хён, — старший поднимается с корточек и треплет его по волосам, удаляясь по своим делам. А Мин слегка теплеет в лице. Может, и его тоже можно будет считать их другом? Вечер сменяется ночью, а отряд не собирается ложиться. Хочется подольше отдохнуть, поговорить, да и в целом хорошо провести время. Чимин о чем-то вечно рассказывает, пока Хосок усердно слушает, периодически вставляя свою точку зрения, Юнги за обе щеки уплетает консервы из сухпайка, подогретые у камина, и разглядывает лицо Чимина в свете огня, но один только Чонгук как будто бы находится не здесь. Он делает вид, что как бы в разговоре, но с таким грустным настроением смотрит, как просто горит огонь, что нельзя сказать, что ему вообще интересен этот разговор. Конечно, он скучает по Тэхёну. Если про Хёнсока он волнуется меньше всего, потому что знает, что в компании сверстников он счастлив и весел, то он точно уверен, что Тэхён сейчас не в лучшем состоянии. Наверное, сидит где-нибудь грустный и тоже думает о нем, как Чонгук сейчас. — Надеюсь, что меня за это не отпинают, но все же… — Хосок обращает его отстраненное внимание на себя, вытащив рацию из сумки. — Стой, так же нельзя, — Чонгук растерянно поднимает на него глаза. — Все нормально, я потом отстреляюсь. Только недолго, хорошо? Я могу дать вам всего минут пять от силы. У Чона зрачки так резко расширяются, что он даже краснеет от такого, а затем резко кивает, выпрямляясь на месте. А что, так можно было, что ли? — Это генерал Чон, есть кто рядом? — Хосок жмет на кнопку, говоря в рацию. Чимин встает на ноги с пола и шагает в гараж. Видимо, чтобы проверить свою любимую кобылку. Юнги утыкается целиком и полностью в еду, проводив его взглядом. — Эридан, приём, это генерал Чон, как меня слышно? — Хосок снова предпринимает попытку попасть в линию связи. — Капрал Дон на связи. Что-то случилось, генерал? Приём, — наконец слышится по ту сторону передачи. — Дело чрезвычайной важности. Хочу связаться с главным ассистентом Ким Сокджина, необходима его консультация, — Хосок сдерживает хохот, что есть силы держа тон командующего. Чонгук прикрывает рот рукой. Тоже держится. — Понял. Дайте мне пару минут, генерал. Хосок заливается смехом, а Чонгук аж падает на спину. Два взрослых мужика около двадцати пяти лет, оба высокопоставленные в обществе, а ведут себя так, будто сейчас кого-то разыграли по телефону, прямо как подростки. Юнги тянет легкую улыбку, смотря на них. — Ладно, валяй. Только, правда, давайте недолго, а то линию занимаем. Вдруг действительно что-то срочное будет. Хосок передает рацию младшему, на что тот соскакивает на ноги и бежит на второй этаж дома, запираясь в пыльной комнате. Мин снова опускает голову в консервы, в который раз чувствуя себя здесь каким-то лишним. — Ким Тэхён, вас срочно вызывают в отдел радиовещания. Это чрезвычайно важно, — в лабораторию врывается рядовой солдат, ставя руки и ноги по швам, как было обучено. Тэхён растерянно разворачивается, откладывая какую-то возню с бумажками и стягивая с себя очки. — Ч-что случилось? — Он поднимается с места, наскоро снимая белый халат, и двигается на выход. Не хотелось бы ему думать, что с Чонгуком что-то случилось… ощущение, что других чрезвычайных поводов позвать на связь с отрядом, который покинул поселение, просто не было, кроме одного единственного. Поэтому он больше всего этого боялся, стремительно спеша в нужное помещение, минуя другие в коридоре. — Генерал Чон Хосок доложил, что необходима ваша консультация. Подробности неизвестны, — Капрал Дон встречает его у системы радиовещания. — Х-хорошо, спасибо, — Тэхён плюхается на свободное кресло, натягивая наушники. Мужчина покидает помещение, оставляя Кима совсем одного. Тот неуверенно тянется к кнопке на пульте управления трясущимися руками. — Это Тэхён, кто-нибудь меня слышит? — Произносит он в микрофон, а затем отжимает кнопку. — Привет, родной. Ким слышит знакомый голос и выдыхает. Все параноидальные мысли моментально отпадают. — Меня напугали, я подумал, ты там умираешь. — Ты меня уже хоронить собрался? — Смех из трубки. — Я же обещал, что вернусь. К чему такие мысли? Тэхён покрывается красными пятнами, расплываясь в улыбке. Не виделись всего несколько часов, но все равно в голову бьёт понимание, что он уже соскучился безумно. Тем временем у огня остаются только Хосок и Юнги. Они молча смотрят на огонь, даже не зная, о чем можно вообще поговорить. А ведь тишина-то и не является чем-то давящим, так что молчать тоже вполне неплохо. — Что ты в нем нашел? — вдруг подает голос генерал, слегка склоняя голову к младшему. — Не понял вопрос, — Мин теряется, максимально стараясь сделать непринужденный вид. Хотя, он и так таким был до этого. — Ну, ты так смотришь на него. Только слепой не заметит, правда, — Хосок тянет красноречивую улыбку. Юнги слегка краснеет, отводя взгляд куда-то в сторону, пытаясь спрятать лицо: — Не понимаю, о чем вы, генерал. Хосок подает смешок. — Эти двое, — он показывает пальцем наверх — на второй этаж, где находится сейчас Чонгук с рацией, — до того, как вообще начали встречаться, были слишком очевидными в этом плане. И, как видишь, они вместе уже достаточно долго. Так что не пытайся прятаться. Я знаю, как это выглядит. Мин поджимает губы, краснеет еще сильнее. Вообще он не хотел, чтобы кто-либо знал об этом, если честно. — Пожалуйста, не говорите ему. Он не поймет, — Юнги поджимает ноги к груди, пряча лицо насовсем. — Ты и представить себе не можешь, как Тэхён добивался Чона. Это был колоссальный треш, если честно, — Хосок вскидывает голову, заходясь в воспоминаниях со вздохом. — Мистер Ким? А я думал, совсем наоборот… — Мин удивленно вылезает из своего временного укрытия. — Просто… Тэхён не выглядит как тот, кто стал бы проявлять инициативу… — Нет-нет, это был именно Тэхён. Он просто с возрастом стал поспокойнее. Чонгук вообще очень нелюдимый и социально пассивный, — Хосок открывает бутылку с водой, делая небольшой глоток. — Это рядом с друзьями он привык много разговаривать, но к этому он шел неимоверно тяжело и долго. Я видел сам. — Н-но… в моем случае тут совсем другое. Нельзя сравнивать, — Юнги опускает глаза, печально облизывая губы. — Ты о том, что этот додик — гомофоб? Клянусь, я в жизни более гейского гея не видел, чем Чимин. А живу я уже почти тридцатник! — Хосок в улыбке снова делает глоток воды. Юнги сильнее заходится в красных пятнах, зачесывая прядь своих шоколадных волос за ухо. Его хвостик, завязанный сзади, стремится к скорейшему распаду на прядки. — Да ну, выглядит как полный бред, — Мин совсем мрачнеет на глазах. — Ты просто не ту тактику выбрал. С ним нужно резко и драматично. Прямо как он сам. — Я-я… — сглатывает, еще больше краснея, — я так не могу… Только подумать, генерал Чон Хосок, что старше его по возрасту и по званию, человек, который дал ему место в поселении, сейчас сидит рядом с ним у костра и раздаёт советы по отношениям. — Ну, мое дело предложить. Все зависит только от тебя, малой, — генерал закрывает полупустую бутылку. — Тебе, кстати, сколько? — Двадцать, — бубнит Юнги в коленки себе. — О, самое то. Хороший возраст для того, чтобы совершать ошибки и плохой для того, чтобы о них жалеть. Была истина в этих словах на самом деле. Хосок совершал немало ошибок в свои двадцать лет и хотел совершить еще одну по отношению к Сыльги, но как итог это оказалось вовсе не ошибкой. — Может быть, вы правы, генерал. — Хосок. Просто Хосок.