Второй шанс

Снова больница. Снова белые стены, снова суетливые движения людей в белых халатах вокруг. Снова встреча с Казекаге. Сасори объясняется коротко, излагая лишь сухие факты, чему Гаара, кажется, был даже рад, не собираясь задерживаться здесь дольше, чем было необходимо. Как, собственно, и сам кукольник. Он не знал, куда забрали Дейдару. Вероятнее всего, в одну из операционных, благо, жизни парня уже почти что ничего не угрожало, хотя, восстановить столь обширные повреждения тканей будет не то чтобы простым делом даже для медиков с опытом. Искать его Акасуна не стал. Не стал даже спрашивать что-то у персонала. Просто, получив необходимую помощь, отправился домой. Если, конечно, так можно было бы назвать крошечную квартирку, где теперь должно быть куда более пусто. Шёл по улице кукловод, смотря прямо перед собой, не оборачиваясь и не оглядываясь, не обращая внимания на снующих вокруг, встревоженных произошедшим, людей. Даже странно, что в этой суматохе он краем глаза замечает движение в переулке, которое привлекает внимание. Это был мальчишка. Лет тринадцати, пожалуй, хотя, наверняка сказать сложно, дети сейчас выглядели иначе, чем тогда, десятилетия назад. В руках у него был котёнок. Не совсем в руках даже: вырывающийся и тонко мяукающий зверёк так и норовил выскользнуть, но раз за разом оказывался прижат к выступающему пухлому животу. Первой мыслью было, что, возможно, котёнка поймали чтобы забрать домой. Вот только узенький переулок заканчивался тупиком. Это было видно даже на расстоянии, и это же заставило задуматься: а что тогда? Казалось бы, какое его, Сасори, дело? Ответ был очевидным, однако, кукольник, всё же, свернул с дороги, останавливаясь и решив просто понаблюдать. - Заткнись! - взвизгивает мальчишка, вызвав стойкую ассоциацию с маленькой свиньёй и, размахнувшись, держа за шкирку, швыряет зверька прямо в груду, поставленных одна на одну, деревянных ящиков. Пушистый комок ударяется прямо об угол и сильно, ведь, вопреки предположению, сразу же не скрывается во вполне подходящем укрытии. Чем мальчишка тут же и пользуется, вновь хватая зверька, на этот раз за хвост. А затем сверкает лезвие ножа. Кукольник никогда не было дело ни до чего, что не касалось его непосредственно. Так или иначе, каждый сам выбирает свою судьбу. Даже та старушка, которую убили меньше часа назад. Почему она просто не могла молчать? Почему она не могла заткнуться и не причитать, привлекая к себе внимание? Что-то внутри неприятно заклокотало, так, будто, лопаясь крупными пузырями, закипала вода. Безымянный мальчишка успевает сделать надрез у основания хвоста, ещё совсем маленького, так, что тот полностью помещался в его кулаке. Котёнок закричал. Именно закричал, пронзительно и неестественно, как просто не могут кошки. Казалось бы, не могут. - Что делаешь? - цедит Акасуна сквозь зубы, оказавшись за спиной малолетнего ублюдка, в котором ребёнка уже не видел, да и видеть не мог. Тот вздрагивает, оборачивается, но, увидев, как тот, вероятно, подумал, такого же ребёнка, лишь бросает: - Вали отсюда! Исчерпывающий ответ, спускающий курок. Кукловод бьёт ребром ладони туда, где позвоночник соединяется с черепом. Всего один удар, достаточный для того, чтобы пухлые, но цепкие пальцы разжались, выпуская не только котёнка, но и оружие. - Что ты там хотел сделать? Сасори присаживается рядом с упавшим на живот мальчишкой, поднимая нож. - Жаль, что такие убожества не дохнут сразу после рождения, а коптят небо, самоутверждаясь на слабых. Он поднимается и, бесцеремонно, будто бы и не живое, ударом ноги переворачивает тело перед собой. - Хвоста у тебя нет. Может, палец? Глаза мальчишки расширяются в ужасе. Рот открывается, но он, по какой-то причине, не кричит. Во всяком случае, пока. Нож оказывается заточен плохо. Приходится, прижав лезвие к сгибу мизинца, как следует надавить, прежде чем выступает кровь, а следом раздаётся хруст. Это их новый мир? Мир, где малолетние дегенераты только и способны, что калечить слабых? Мир, в котором жестокость находит только вот такой убогий, не поддающийся логике выход? Возможно.. возможно, война - это куда меньшая из зол. Во всяком случае, чудовища, порождённые ей, вызывали уважение своим мастерством, благодаря которому они выживали. А не вызывали отвращение и, в какой-то степени, худшую форму жалости, смешанную с отвращением. Мальчишка скулит. Палец отрезан. Песок заливает багровая кровь, хлещущая слишком сильно, чтобы ощущаться чем-то реальным. Может, это всё сон? Видение? Фантазия, в которую слишком легко поверить, хоть и рождена она в собственной голове? К горлу подступает тошнота, и кукольник поднимается на ноги, отбросив нож в сторону. Он не хотел больше прикасаться ни к этому выродку, не хотел даже добить, чтобы не болтал. Было всё равно. Ведь.. чем он, фактически, лучше?.. Тихий писк. Акасуна поворачивает голову и с удивлением обнаруживает, что котёнок, вопреки инстинктам и здравому смыслу, что, в случае животного, одно и тоже, не убежал. Сжался в комочек, прижав лапки и кровоточащий хвост, уши, и.. смотрел прямо в глаза. - Ты не очень умный, верно? - усмехается кукловод и, подойдя, берёт зверька в ладони. - А ты.. - Сасори оборачивается к куску мяса, которое он всё меньше хотел ассоциировать с человеком. - Запомни моё имя. Скорпион Красного Песка. Прежде чем бежать жаловаться мамочке, узнай, кто я. Тот заскулил громче, заливаясь слезами. Сложно было сказать, воспринял мальчишка сказанное или нет. Но кукловоду было плевать. Абсолютно на всё плевать. Он вновь выходит на улицу, сворачивает в сторону дома, а кипение внутри не стихает. Сердце колотится, пульс бьётся в висках, рискуя свести с ума. Пока у самой груди, там, где, дрожа, прижимался маленький пушистый комочек, не стало ощущаться тихое мурчание. - Совсем не умный.. - усмехается Акасуна, вздохнув. - Подлечу тебя, и вернёшься домой. Надеюсь, в этой деревне, встреченное тобой, отродье, было только одно..