Танец

Удивительный Цифровой Цирк — место, в котором действительно никогда не соскучишься. Был один-единственный период, когда его обитатели могли провести время с собой, тишиной и спокойствием — когда расходились по своим комнатам. У каждого она была особенная, уникальная, исключительная, подчёркивавшая характер и интересы владельца. От бесконечной беготни по надуманным приключениям Кейна, или, наоборот, от рассеявшихся персон, или из-за почти беспрерывного нахождения в высасывающем энергию обществе, или от осознания безысходности ситуации, в которую они неким образом вместе попали… Все рано или поздно хотели оказаться наедине с собой. Нелли появилась в Цирке с тем, кого меньше всего на свете хотела видеть рядом, и чувствовала это интуитивно, пускай и забыла о человеческой жизни. Прямо с порога он разворошил границы её сознания, втесался внутрь и начал пожирать всё хорошее, что только видит. Даже когда все воспоминания о бывалых поступках этой личности стёрлись, душа тревожно колебалась при единственной мысли о нём — и, как оказалось после пары недель нахождения в Цирке, это впечатление не было ложным.   Девушке становилось чуть легче в комнате. Не будет же он потрошить её нервы тут, в драгоценном, неприкосновенном, собственном, как это делает снаружи и, по ощущениям, в прошлой жизни тоже делал? Хотя бы здесь Нелли сможет успокоиться перед новым «выходом на сцену». Или совершенно напротив — «выйти на сцену», чтобы успокоиться! Не зря же она приняла облик балерины в этом месте. Неприятно оголённые плечи покрыли локоны шелковистых волос, когда танцовщица наклонилась со своей музыкальной шкатулки, своеобразной подставки, чтобы защёлкнуть замок двери, ведущей в её личный храм. Она аккуратно проверила, действительно ли заперлась, и после удовлетворительного результата с облегчённым выдохом перекатила шкатулку к стене. В такие моменты она ощущалась как родная часть тела. Не мудрено, ведь именно это дополнение, приложившееся к ней при появлении в Цирке, наполняло девушку жизненными силами — «заводило». Правда, чтобы завести сам инструмент, а не статуэтку балерины внутри него, ей следовало сделать три пируэта. Как ни странно, это с самого начала получалось сразу, как будто Нелли по наитию, априори знала, что нужно предпринять. Шкатулка, как и должна, служила источником тихой мелодии, под которую девушка любила танцевать. Как только звучали первые ноты, она соскакивала с лакированной поверхности и ступала в объятия своего импровизированного зала — центра спальни, где специально для этого момента всегда отсутствовали любые предметы. Музыка лилась ласково и элегантно, не торопя балерину, будто позволяла ей плавно окунуться в объятия своего моря, окутывала нежными водными щупальцами и утаскивала с собой на покойное дно. Там, в этом мире грёз, не было никаких переживаний. Не было неуверенности, печали или ненависти. Только пустынные глубины под морским штилем, умиротворение и одна балерина, вычерчивавшая на песке замысловатые узоры танца, которые тут же смывались вызванным следующим движением потоком воды. Никто не верил, что из Цирка есть выход, но Нелли нашла для себя свой.