Я часто думаю: «Почему я не убил себя? Ведь я хотел и нашёл бы рано или поздно способ». Наверное, ответом на этот вопрос было осознание, что я терпеть не мог проигрывать. А смерть была бы самым главным поражением. Умереть — это всё равно, что проиграть всему миру сразу. Из дневника Т. Ун-Грайд
Шилиал. Я огляделся. Вокруг, насколько хватало глаз, распростёрлись светлые пески Мёртвых Земель. Бескрайняя пустыня прерывалась на краткий промежуток в пару километров, где на твёрдой породе обосновался маленький, забытый богами городок. Пустой, как и всё вокруг. В разломанных глиняных лачугах зияли дыры. Ветер поднимал и перебирал песчаную взвесь над иссушенными ломкими костями их прежних жильцов и хозяев. Теперь всё досталось безмолвному царству ветров и песков. — Эта? — кивнул я на крайнюю глиняную полусферу и обернулся к спутнику. Мальчишка, которого можно было принять за человека лишь издали, рассеянно кивнул в ответ. Я заметил, как нервно дёргается его длинный чёрный чешуйчатый хвост. Радужки глаз нестабильно меняли оттенок с янтарного на карий, а зрачок то расплывался чёрным диском, то сужался в щель. Волнуется, хотя всеми силами пытается не подавать виду. Тёмные пятнышки на лице, что можно было принять за веснушки, здесь, на свету, были видны чётче и чуть пульсировали, тоже становясь ярче и больше. Крылатая сущность внутри него откликается, но не понимает, что волнение не связано с опасностью. Хорошо, что мы тут одни, никто не увидит, если он вдруг перекинется. Я вошёл в лачугу, приподнимая и скрепляя её стены и разбитый потолок магией. Кусочки глины, шелестя, вставали на место, обнажая запылившееся и истлевшее скудное убранство: разбитая посуда, тоже из глины, обрывки тканей, две софы. И кости. Часть на столе, часть на полу. Покосившись на спутника, заметил, как он усиленно старается не смотреть на них. Вряд ли его пугают сами останки. Чувство вины? Или, может, осознание? Всё-таки привязанность ребёнка к матери — вещь сложная. Мальчишка огляделся. Свет от входа высветил аскетичное худое тело, обтянутое пока детскими, но уже суховатыми узкими мышцами, выделил не по-детски острые скулы. Я был уверен, что дети крылатых проявляются в своей сущности позже, годам к двадцати. Мальчику всего двенадцать, но уже сейчас было понятно: он не человек. Острые когти и более длинные, чем у человека, клыки можно было спрятать, скрыть, заколдовать, как и глаза, да даже хвост, но тело и овал лица — нет. Не ходить же вечно с фантомом? А если амулет разрядится, и он предстанет во всём своём нечеловеческом обличии? Искажение деталей — это одно, а полная смена личности карается законом во многих землях. Впрочем, это всё потом. Сперва главное. Я раскинул магическую сеть, просматривая лачугу. Эта женщина не могла выбросить её. Спрятать могла, но не выбросить. Если она вырастила мальчика, значит, и её не выкинула бы. Женщин всех земель, сколь разным бы ни был их быт, всегда объединяла излишняя бережливость. Нашёл. Небольшая ниша в полу, вырытая и забытая очень давно. Я создал напряжение в глине, вскрывая нишу магией. Пол пошёл трещинками, осыпался внутрь небольшой ямки, мелким крошевом очерчивая содержимое тайника. Создав печать заклинания левитации, я поднял оттуда небольшой, плохо сколоченный сундук, поставил его на пустую софу, сдул заклинанием ветра пыль и открыл. Мой спутник подошёл почти неслышно, заглядывая сбоку. Хвост ходил из стороны в сторону, периодически замирая. Наконец-то я смог заинтересовать пацана, и вместо мрачного спокойствия на его лице отразилось любопытство. — Что это? — Это? Скорлупа, — уверенно сообщил я и достал из сундука чёрную, как уголь, большую скорлупу. В неё бы мог поместиться трёхгодовалый малыш, если бы свернулся калачиком. Чешуйчатый эллипсоид в руках распался на две полусферы, несколько шестиугольных чешуек опало, но в целом скорлупа не пострадала от времени. — Такая большая, — задумчиво оглядел её мой спутник. — Да. Она драконья, — тепло ответил я, пока не зная, радоваться открытию или нет.Пролог
23 ноября 2023 г. в 18:36