Дела минувших дней

      Уезжая в Японию, Сакумо никогда бы не подумал, что по собственной воле придется вернуться в Сеул. Когда он продал небольшой бизнес и взял билет в один конец, еще не до конца был уверен, что сможет разыскать сына и, если повезет, женщину по имени Цунаде. До момента встречи они жили в воспоминаниях. Следовало допускать возможность, что его память может сыграть злую шутку и они окажутся плодом его воображения.       Не оказались.       Каждая вспышка перед глазами сквозь адскую боль в голове оказалась правдивой. В Японии действительно остался его сын, ему было уже за тридцать, и он был до боли похож на него и на женщину с портрета, которая была его женой.       Когда Какаши привел Сакумо к себе домой, Цунаде оказалась рядом, однако он уже успел увидеть ее раз: она быстро бежала по улице, сжимая докторский саквояж в руке, а другой прижимала шляпку к голове. Стоило на секунду заглянуть в ее глаза, стало понятно: это она, его женщина-мечта, женщина-наваждение, именно ее пытался вспомнить, лежа на циновке за ширмой в доме женщин, приютивших его в Сеуле.       Цунаде. Ее имя крутилось на кончике языка, но слова застряли и остались невысказанными. Она пробежала мимо, и оставалось только завороженно смотреть ей вслед.       Увидев ее после долгих лет беспамятства, вспомнил, как познакомился с ней и пошел в сторону той больницы, где она раньше работала. Вдруг повезет, и она все еще работает на прежнем месте?       Не повезло. Больница оказалась перестроенной, и стоило спросить о Цунаде, медсестра пожала плечами в ответ — весь персонал молодой, никто не знал ее. Ну разумеется, столько лет прошло!       Помнил, как 25 лет назад заходил каждый день вроде как проведать сослуживцев, но сам только и смотрел в сторону молодой докторши. Она забавно поджимала губы, когда разговаривала с ним, стоило улыбнуться — прятала в карманах белого халата сжатые кулаки. Интересно, она со всеми разговаривает с такой неприязнью?       Цунаде напоминала ему пламя — живое, яркое, способное сжечь все на своем пути и одновременно обогреть его заблудшую душу. Захотел взять это пламя в руки, бесстрашно, как Прометей, только в отличие от титана, хотел сам завладеть им. Покорить? Нет, обогреться, потому что чувствовал, как из года в год его сердце покрывается толстой коркой льда. Впервые увидев ее, понял, что не сможет больше жить в холоде.       Когда молодая жена родила ему сына, она попросила назвать его Какаши, чтобы злые духи не привязались, а потом через два дня, проведенные в горячке, покинула их навсегда. На руках остался маленький мальчик, до боли похожий на нее, и болезненная пустота в груди. Как жить дальше? Еле вытерпел первые годы, пока ребенок был совсем маленький. Только вырвался из этой трясины, пришлось снова вернуться — Какаши заболел. Пока мальчик шел на поправку, чуть ли не волком взвыл в полузаброшенной деревне, где все напоминало ему о жене. Снова отправился в Токио, только теперь с условием — когда Какаши подрастет, отправит его в пансион, подальше от этой проклятой деревни, чтобы не было надобности снова возвращаться туда.       Какаши пошел восьмой год, а он встретил Цунаде. Если бы не чертова война, забрал его в столицу, женился на Цунаде, и они стали бы настоящей семьей: она родила ему сына или дочку, может, обоих, неважно. Все пошло прахом.       По дороге из больницы отправился пешком в парк Уэно, где он впервые встретил Цунаде за стенами больницы. Стоило тогда подарить ей ветку сакуры, ее взгляд изменился: не было прежней жесткости, только любопытство и что-то неуловимое, что побудило в ней интерес к нему.       Изо всех сил боялся разрушить момент, когда она начала открываться перед ним. Медленно, с оглядкой, понимая, что он тоже влюблен, бросилась в новое чувство очертя голову в месте с ним. Он подмечал каждый ее взгляд, каждый вдох и никогда еще не встречал человека, с кем его мысли и желания будут идентичны. Родственные души, не иначе. От прикосновения к руке по телу шла дрожь, от поцелуя сбивалось дыхание. О большем они и не думали, открывали друг друга постепенно, наслаждаясь каждой встречей.       В год, когда началась война с Китаем, Сакумо собирался выйти в отставку. Его прошение подписали: с начала следующего года он стал бы свободным человеком. Только нужно было отправиться на Корейский полуостров на один-два месяца. Надеялся, что сможет провести хоть месяц без Цунаде — получалось откровенно плохо. А потом она сама нашла его, преданно отправившись за ним. Знай он заранее, что пробудет в Корее 25 лет, гнал бы ее прочь от себя. Теперь их судьбы переплетены.       В жизни Сакумо руководствовался простым правилом: не поступать с окружающими так, как бы не хотел для себя. Поэтому, когда его вернули к жизни в Сеуле мать и повзрослевшая дочь, он был им бесконечно благодарен. Рана на голове зажила, но половина лица и тела были расслаблены. Его положение в обществе наверняка оставляло желать лучшего: документов при нем не обнаружили, а он не помнил своего имени.       Можно умереть для окружающих, будучи живым.       Пронырливая старуха Ён Хо нашла выход из ситуации — в обмен на то, что он возьмет в жены ее дочь и усыновит чужого ребенка, договорится с чиновником и сделает ему документы. Так появился Ён Ким.       С самого первого дня в доме кореянок его не покидало ощущение, будто потерял что-то очень важное, похоже на истину, которую ищут философы, только более эфемерное и неуловимое, но не менее необходимое для него. Он забыл нечто такое, о чем знал всегда, это было таким же простым и понятным, как днем светло, но что? Часто сравнивал себя со слепым, который ориентируется только на внешние раздражители: звук, вкус, осязание, но при этом не может увидеть самого очевидного. Знать бы, что еще надо увидеть…       Некоторое время спустя фиктивная жена перешла в разряд настоящих: девушка явно симпатизировала ему и была не прочь ответить ему лаской. В следующем году она родила ему дочку. Несмотря на то, что он одинаково любил и чужого сына и свою родную дочку, последнюю все же немногим больше. Сакумо был бесконечно рад и при каждом удобном случае баловал маленькую принцессу.       Дело, перешедшее к нему от матери жены, стало постепенно давать свою прибыль — это был маленький магазин тканей на окраине города. Позже появился и второй, и третий магазинчик. Они переехали в приличный район, их дети учились в японской школе, сам он открыл фирму по продаже тканей. Вместе с женой строил планы на будущее.       Вспышка холеры разрушила его новую жизнь. Сначала заболела мать жены, потом дети, а потом слегла и сама Ён Су. Болезнь забирала без разбора: богатых и бедных, стариков, молодых и даже маленьких детей. Именно, что без разбора, оставив Сакумо жить по какой-то несчастливой случайности. Когда один за другим ушли из жизни мать жены, сама жена и их двое детей, он каждый день мечтал о смерти. Перестал соблюдать карантинные правила, но даже тогда остался невредимым.       Если раньше пытался восстановить в памяти свои воспоминания, то сейчас сжег все записи. Рука дрогнула, когда взялся за портрет неизвестной женщины, представляемой в воспоминаниях женой и матерью Какаши. Пытался все забыть, но образы начали просачиваться через сны. Цветные, реалистичные, будто все это происходило с ним на самом деле. То, что он потерял и так долго искал, во снах было ближе — казалось, знал всегда. Стоило проснуться, все таяло. Так что же он потерял?       Стоя посреди парка Уэно, понял, что всю жизнь искал тот огонь, который чувствовал в Цунаде. Сейчас он был похож на внезапно прозревшего слепого и видел новый мир глазами, а не на ощупь. Если так, он найдет эту женщину во что бы то ни стало!       Искать долго не пришлось. Она провела немногим больше времени на войне, чем он, и отправилась к его сыну. В отличие от Сакумо, отлично помнила, что обещала вручить Какаши фамильную катану. Воспитала его ребенка и дала дорогу в жизнь. Никогда бы не подумал, что тот станет врачом — мужчины в семье Хатаке были военными. Теперь он автоматически перешел в ее должники, потому что отлично себе представлял, какая судьба ждет полного сироту. Цунаде знала это на практике, потому и осталась с его сыном.       Вторая встреча с ней была похожа на испытание каленым железом, когда испытуемому стелили на ладони лист рисовой бумаги, а поверх — брусок раскаленного докрасна металла, чтобы узнать, говорит правду или нет. Разумеется, тем, кто говорил правду, металл не должен был причинить никакого вреда. По легенде, испытание прошел Санада Юкимура — один из самураев Эпохи воюющих провинций. История умалчивала о безымянных лгунах с сожженными руками.       Если его чувства чисты и искренни, раскаленный металл не повредит — Цунаде признает его. Если нет, вернется с обожженными руками.       — Здравствуй, родная!       — Ты? Но как? — только и смогла сказать, пока проверяла его на ощупь: не мираж ли?       Обнял ее и прижал к себе. Взял раскаленный металл в руки и больше не выпускал. Она не просто согревала его — обжигала своей любовью.       Идея узаконить свой брак показалась им вполне реальной, что они и сделали в тот же день, когда Какаши ушел на работу, а его будущую жену послали с поручением. В этот раз некогда было тянуть время — надо спешить!       Стоило закрыть за собой дверь съемного дома, где он обитал, коснулся ее губ. Они целовались медленно и неуклюже, как в первый раз, боясь показаться друг другу слишком развязными. Целуя ее, чувствовал себя тем же раскаленным металлом. Огонь растекался по венам с каждым ее прикосновением. Все сомнения и страхи плавились в нем. Вид ее горящих глаз и смазанной помады на зацелованных губах приводил в легкое замешательство. Хотелось сорвать с нее одежду и скорее овладеть. Нет, пожалуй, животные инстинкты останутся внутри него. Здесь была уместна медленная пытка.       Взял ее на руки и отнес в спальню. Уложил на кровать, как величайшую драгоценность в мире, и начал раздевать, перемежая действия поцелуями. Ее тело никак не изменилось за столько лет: полная красивая грудь, как произведение искусства, тонкая талия, округлые бедра. В глазах темнело от желания, сердце стучало в грудную клетку, как сумасшедшее. И в самом деле, не сумасшествие ли происходит?       Цунаде была нежной, чувственной и чувствительной. Каждое его движение отзывалось ее легким стоном. Когда почувствовал, как она дрожит в объятиях и сжимает его изнутри, не удержался и упал в пропасть ощущений вместе с ней. В глазах все поплыло, и только ее взгляд, полупьяный от эмоций и ощущений, остался для него ориентиром.       Лежали на боку и долго смотрели друг другу в глаза. В ее взгляде можно утонуть. Только почему у нее слезы в глазах? Обнял и нежно прижал к себе.       — Люблю тебя, слышишь? Больше жизни…       — Я люблю тебя, всегда любила, — прошептала ему и зашлась плачем.       Дотянулся губами до ее виска, осторожно поцеловал, надеясь унять ее слезы. Вместо этого услышал всхлип и почувствовал, как она затряслась всем телом. Слезы и не собирались униматься. Может, он что-то сделал неправильно?       Глядя на то, как она жила вместе с Какаши и той девушкой, боялся вклиниться в их мир. На него было обращено столько внимания, что иногда чувствовал себя слоном в посудной лавке, не зная, как повернуться, чтобы ненароком никого не ущемить и тем более не обидеть.       Почему она плачет?       Пытаясь успокоить, погладил по голове, плечам, спине. Подцепил смятое одеяло и накрыл себя и ее почти что с головой. Опустился ниже, чтобы собрать губами ее слезы.       — Что ты делаешь? — рассмеялась сквозь слезы и поцеловала его. — Не бойся, я плачу от счастья.       В его жизни разом появилось слишком много счастья. Находился в состоянии, подобном эйфории, боясь считать новую жизнь как само собой разумеющееся. Поначалу старался запоминать каждую минуту, проведенную с ней, потому что знал, насколько быстро все может измениться.       Не изменилось.       Его женщина была тем огнем, который он утратил на долгие годы. Только сейчас она стала казаться ему сталью. Жизнь до встречи с ним и после расставания на войне заставила стать тверже. Читая ее дневник, догадывался, что эту твердость привил не кто иной, как ее сенсей — Хиджиката Тошидзо. Эти же черты она воспитала и в его сыне.       Сейчас они оба снова гнались за чем-то эфемерным, тем, что, возможно, и не существует в природе — ее стиль фехтования. Цунаде уверяла, что это стиль Сенджу, но надо быть слепым, чтобы не узнать в нем элементы Теннен Ришин Рю. Эта погоня чуть не лишила их обоих жизни, однако чем дальше они шли, тем больше появлялось неизвестных. Каким образом выжил уродец из семьи Като? Почему за ней охотился Мадара? Что в ней такого, если все вокруг хотели либо завладеть ей, либо убить?       Цунаде открыла ему секрет, который особо и не скрывала — она представительница древнего рода Сенджу. Тот политический кружок, в который ее активно вовлекала Шицуне, преследовал идею смены власти в стране. Соединив ее и Дана, семья Като получила бы законное право на власть в стране. Как раз об этом ее предупреждал Хиджиката.       После возвращения с Хоккайдо, происходящее с ней, а заодно и с ним больше походило на фантасмагорию: Мадара узнал о заговоре позже всех и не догадался сделать ничего лучше, как убить ее у всех на глазах. Своим поступком он подтвердил все нелестные эпитеты, которыми раньше называла его Цунаде.       Сакумо был полностью на стороне Какаши, когда тот бросился на Мадару с кулаками. Для вида начал их разнимать, однако оставшись наедине с ночным гостем, дал ему понять: если с головы жены упадет хоть один волос, в долгу не останется.       И все же последние события лишили покоя даже Цунаде. Больше всего она переживала за своего друга: после поединка с Мадарой у того открылось легочное кровотечение.       Ее дружба с Орочимару всегда была предметом если не ревности, то повышенного внимания со стороны Сакумо. Он с первого взгляда заметил в них двоих невидимую связь: это было выражено во взглядах, прикосновениях, словах. Орочимару иногда напоминал ее близнеца — те же манеры и повадки, что и у Цунаде. Казалось, что он неумышленно копирует ее. Зачем только? Неужели всему виной их длинная дружба? Они оба, определенно, прошли вместе намного больше, чем он с Цунаде. Он же и поддерживал в ней внутренний огонь, когда ее жизнь сделала крутой вираж вниз и чуть было не рухнула совсем. За это стоило благодарить ее друга каждый день и оставаться в стороне, зная о его болезни, было как минимум нечестно.       Впервые увидев их вместе, закралась мысль: точно ли между ними не было ничего больше? Читая в ее дневнике, узнал о небольшой интрижке, но с тех пор прошло столько лет, что сейчас будет ревновать только последний идиот. Да и ее друг не интересовался женщинами. Откуда же появилось беспокойство?       Сейчас, находясь посреди моря, Цунаде тихо призналась ему: Орочимару безответно любил ее лет с шестнадцати, если не раньше. Тайна их взглядов, улыбок и слишком долгих прикосновений открылась. Его подозрения подтвердились: между ними намного больше, чем простая дружба.       Только почему он признался ей именно сейчас?       Хорошо помнил похожий момент из своей жизни: Ён Су была всегда ласкова и учтива с ним, однако он никогда не слышал от нее слов любви. Сам ежедневно повторял, как любит ее, но в ответ она только молча целовала его. Самые главные слова жена сказала за несколько дней до смерти.       Зная, насколько Цунаде привязана к другу, нельзя допустить, чтобы ему стало хуже. Как именно это сделать, не знал, но у него есть немного времени в запасе, пока они будут в Сеуле.       Повернулся в сторону Цунаде: она заснула на койке, прислонившись плечом к стене. Руками прижимала к себе приоткрытый саквояж, с которым всегда ходила по улице.       Сакумо осторожно вытащил из ее рук и нечаянно обратил внимание на содержимое: из саквояжа торчало горлышко бутылки. Чуть не прыснул со смеху — вот в чем был секрет ее сегодняшнего хорошего настроения и неиссякаемых шуток. Вытянул бутылку с изумрудно-зеленой жидкостью и посмотрел на этикетку: «Абсент», крепость 70%. На обратной стороне был указан год производства. Оставил на потом все размышления относительно того, откуда у нее появился столь редкий напиток, и принялся раздевать жену. Аккуратно поставил рядом ее обувь, сложил дорожное платье, разобрал несложную прическу, оставил на столе шпильки и ленты. Когда убедился, что она крепко спит, взял бутылку и вышел на палубу.       Небо затянуто серой завесой облаков, и только у линии горизонта была узкая кремово-оранжевая полоса чистого неба. Накрапывал слабый дождь, на палубе кроме него — никого. Сделал большой глоток из горла и чуть не задохнулся от крепости. Да как она полбутылки сумела выпить?       По дороге с Хоккайдо Цунаде говорила ему, что вместе с ним ей больше не страшны путешествия по воде. Тогда в чем же причина?       Она как-то обмолвилась, что начала замечать, как ее жизнь меняется: события происходят, но уловить их суть не может. Это ее пугало. Это пугало и его: простая поездка на Хоккайдо чуть не стоила им жизни. Чего ожидать в Сеуле? В груди зашевелилось беспокойство. Когда он возвращался в Японию, никогда не думал, что вернется в Сеул по собственной воле. Слишком многое оставил здесь, чтобы никогда не возвращаться ни мысленно, ни физически.       Ступив на палубу сегодня, заразился тем же страхом, которого боялась и Цунаде перед поездкой на Хоккайдо. В прошлый раз ради ее страха он специально составил маршрут, чтобы сократить их путь по воде до минимального. В ситуации с ним все было иначе — он не хотел в принципе здесь появляться.       Если встреча с Цунаде была сродни испытанию раскаленным металлом, то в этой поездке придется взять в руки ядовитую змею, сложенную из своих воспоминаний о потерях. Не боясь быть укушенным насмерть, нужно так же крепко держать, как прижимал к себе раскаленный металл.