***
Этот юноша... С каждым днём он приходит всё чаще, задерживается всё дольше, но Годжо уверен, это не из-за него. Работа официантом иногда изнуряет. –Обслужишь его. Скорее утверждение, а не вопрос, ведь здесь не так много персонала. Бармен да официант. Нанами делает заученный наизусть заказ. Этот мальчишка–единственный, кто каждый день разбавляет атмосферу этого загибающегося места клацаньем клавиатуры ноутбука и тёмным силуэтом на фоне огней в окне. –Как обычно? Годжо, не церемонясь, садится рядом с ним. Глаза, сквозь тёмные стёкла очков, разглядывают студента. Мешки под глазами стали только темнее, а на шее виднеется что-то тёмное. Белые брови надламываются. –Ага. С этим Годжо и уходит обартно к барной стойке, спиной отворачиваясь к юноше. –Годжо, ты можешь решить всё ртом, а не похотливыми взглядами. Нанами, как обычно, всё замечает раньше времени и ставит капучино без сахара и прочих добавок перед его носом, брови хмуря. –Да.***
И как-то всё слишком странно выходит. Он предлагает мальчишке после работы сходить куда-нибудь, развеяться, а тот без лишнего интереса, будто бы отмахиваясь, соглашается. "Просто пиздец." На улице идёт снег и Сатору обматывает вокруг его шеи свой пушистый шарф, потому что на Мегуми, как он выяснил, только парка и водолазка из тёплых вещей. Они незнакомы вовсе, но краем глаза блондин замечает на кончиках его ушей еле заметный румянец. Мило.***
У Мегуми за спиной побои, синдром отличника, хуевая репутация в школе, мёртвая мать и пьющий отец. Об этом Сатору узнаёт только тогда, когда с Мегуми слетает белая рубашка на пол, а на тощем теле красуется россыпь фиолетовых с отливом в жёлтый синяков. Тогда же он сцеловывает с его покрасневших впалых щёк слёзы, делая вид, будто бы в нём не бурлят ненависть и ярость, а глаза не видят все последствия тяжёлого подросткового периода. Будто бы он опять в очках, но не розовых, а чёрных. После они сидят на кухне старшего и пьют горячий чай с имбирным печеньем. На улице опять во всю валит снег. Сегодня Мегуми не вернётся домой, а завтра и вовсе переедет сюда. Но пока он об этом не знает.***
У Годжо за спиной птср, служба, оборванные контакты с прошлым и мёртвый друг-любовник на руках. Об этом Мегуми узнает только тогда, когда Сатору возвращается в собственный дом с его вещами, сбитыми костяшками, парой синяков на теле и разбитой губой. Сегодня на улице только слякоть, снег растаял. –Отец тебя выгнал, поздравляю. Зная Тоджи, Мегуми не сомневался в его словах, ведь, как говорил дядя Наоя, он был готов продать родного сына ненавистному клану. Годжо тянет его на диван, целует медленно и сладостно, будто бы это не по его лицу размазана собственная кровь, а на ладонях нет саднящих ран. Он рассказывает Мегуми свою историю, будто бы привык говорить об этом каждый день. Так спокойно, без лишних слёз и эмоций, без припадков и истерик. Пока что.***
Они спят в одной кровати, иногда даже в обнимку, иногда Годжо не видит в нём своего товарища и Мегуми об этом знать не нужно. Белые пальцы аккуратно перебирают шелковые темные пряди, переплетают их между собой. С тела проходят последние синяки, будто бы их никогда и не было. Тревожность словно улетучивается, будто бы Мегуми даже после внезапного переезда не прислушивался к шагам за дверью, зная, насколько тяжело ходит Фушигуро старший. Этой же ночью Мегуми просыпается от резких движений рядом, Годжо что-то шепчет себе под нос, а на его лбу выступает холодный пот. И вот его подбрасывает на кровати, голубые глаза раскрываются в немом шоке, а широкая ладонь трогает длинный шрам на груди. Один и тот же кошмар на протяжении долгих лет, один и тот же страх не проснуться утром. Сегодня на улице вьюга. Дрожащая ладонь касается белых волос, гладит мягко, аккуратно, боясь вспугнуть, а Сатору только ловит её и тянет на себя, вовлекая юношу в объятия. И, может быть, он чувствует себя на секунду счастливым. И, может быть, у них все будет хорошо.