There Are Worse Things I Could Do

      Остаток ночи прошел в основном спокойно, если не считать слезливого воссоединения с Уимс. Энид не ожидала, что женщина окажется настолько эмоциональной, но она разрыдалась сразу же, как только девушка переступила порог пентхауса.       Она приготовила для нее большой пир, но ей было слишком тошно, чтобы есть. Она слышала, как Лариса и Мэрилин тихо переговаривались, пока лежала в своей постели, в той самой комнате, где она была до арены. Она пыталась уснуть, но это было трудно.       Все, о чем она могла думать, — это пустая комната Аякса в другом конце этого дома. Она гадала, успело ли его тело попасть обратно в двенадцатый. Видел ли его Тайлер? Ненавидел ли он Энид за то, что она сделала? Синклер с нетерпением ждала возвращения домой, когда доберется до корабля, но теперь она просто нервничала.       Она использовала лекарство, предназначенное для спасения жизни Аякса, на девушке из другого Дистрикта. И это было показано по телевидению! Тайлер возненавидит ее.       Девушка никак не могла уснуть. Она стянула с себя одеяло и встала с кровати. Надела предоставленные ей босоножки и пошла в гостиную.       — О, Эни, — сказала Уимс, увидев ее, — не хочешь ли ты чего-нибудь поесть?       — Нет, я просто хотела прогуляться. Я скоро вернусь.       — Дорогая, я не думаю… — Лариса начала было возражать, но Мэрилин ее перебила.       — Отпусти ее, Лар, — сказала она, — с ней все будет в порядке, — Уимс все еще выглядела неуверенной, но это была ситуация «двое против одного», поэтому она согласилась.       — Ну хорошо. Мы с Мэрилин будем здесь, если тебе что-нибудь понадобится.       — Спасибо, — сказала Энид. — Спокойной ночи, народ.       Она получила пожелание спокойной ночи от Ларисы и ворчание от Мэрилин, которая, вероятно, была пьяна. Синклер вошла в лифт и уже собиралась нажать кнопку нижнего этажа, когда увидела кнопку с надписью «два». Раньше такое не разрешалось, но, впрочем, как и два победителя из разных Дистриктов.       Она нажала кнопку и поехала на второй этаж. Лифт открылся в более уютную квартиру, но она все равно была на редкость милой.       — Энид, — начал Гомес, сидя на диване, — я не ожидал увидеть вас здесь.       — Здравствуйте, мистер Аддамс, — поприветствовала его девушка. — Уэнсдей еще не спит?       — Она только что легла спать, — ответил он. Энид позавидовала ее способности спать. — Но вам незачем уходить. Я вообще-то хотел поговорить с вами.       — Оу, хорошо, — произнесла Энид, стараясь не показаться слишком нервной. Но этот человек убил семнадцать трибутов на арене. Это давало ей право на страх.       — Я не кусаюсь, — сказал Гомес, когда она села как можно дальше.       — Ах, да. Виновата, — ответила она, но не сдвинулась с места. Мужчина выглядел так, будто собирался что-то сказать по этому поводу, но решил этого не делать.       — Как я понимаю, мисс Торнхилл уже говорила с вами о том, что от вас ожидается утром?       Синклер кивнула.       — Да, я знаю, что сказать.       — Поскольку сейчас мы одни, мне нужно знать, — неловко начал мужчина. Девушка заметила, что во время разговора он играл руками, как будто нервничал. А нервничал ли он?       — Что знать? — спросила она после долгого молчания.       — Хоть что-то из того, что вас просят сказать, правда? — Синклер нахмурилась. — Мы все смотрели игры, мисс Синклер. Люди видели, что произошло между вами двумя.       — Оу, — вздохнула Энид, надеясь, что не слишком покраснела от того, что весь Панем наблюдал, как она целовалась с Уэнсдей в грязной реке.       — Я просто подумал… что это выглядело реально. Но Уэнсдей никогда… никогда не говорила, что хочет заняться чем-нибудь с… ну, знаешь, с девушкой.       — Оу, — снова произнесла Энид.       «Черт, мне нужно новое слово».       — Но на арене она сказала…       — Ах да, Лотти, — сказал он, прервав ее. — Она была очень особенной для Уэнсдей, но, думаю, я никогда не замечал больше чувств, чем дружеских. Она была очень скрытной, так что, думаю, меня это не слишком удивляет.       — Не думаю, что Уэнсдей испытывала ко мне те же чувства, что и к Лотти, — призналась Синклер. — Думаю, это во многом из-за того, что там было… одиноко.       — Если пребывание там было для нее тяжким бременем, то почему бы ей не убить вас и не уйти с Ксавье?       — Уэнсдей пошла туда, чтобы убить Торпа, — произнесла Энид, — наверное, это было для нее важнее всего. И то, что я осталась жива, дало ей союзника для этого.       — А когда она попросила вас убить ее после этого?       — Я не… я не знаю…       — Или давайте немного раньше. Как насчет того, что вы взяли лекарство, которое могло спасти жизнь молодому мистеру Петрополусу, и использовали его на моей дочери?       Синклер ничего не могла ему сказать по этому поводу.       — Я… я… — замялась она. — Все, о чем я могла думать, — это спасти ее.       — Это было для вас важнее, чем победа? — спросил он.       — Нет, не важнее, — ответила она, — я обещала Юджину и маме, что выберусь!       — Тогда почему вы разрушили свои шансы, спасая мою дочь?       — Я не знаю! — огрызнулась Энид, раздражаясь.       — Папа? — спросила Уэнсдей, и они оба повернулись, чтобы увидеть девушку, стоящую у двери своей спальни. — Почему ты кричишь на Энид?       — Я не кричу, — ответил он. — Мы просто разговариваем.       — Все в порядке? — спросила Уэнсдей, и Энид поняла, что та обращается к ней. Синклер быстро кивнула.       — Все в порядке. Я иду спать, увидимся утром.       — Но мы еще не закончили, — начал Гомес.       — О, думаю, мы закончили, — ответила Энид, не упустив взгляда, которым Уэнсдей наградила отца. Было приятно видеть девушку на своей стороне. — Спокойной ночи, Уэнсдей.       — Спокойной ночи, Энид, — ответила Аддамс, когда Синклер вошла в лифт. Блондинке нужно было выбраться из этой квартиры. Она нажала 12 и вернулась в свой пентхаус.       Войдя в помещение, она увидела, что Мэрилин и Лариса спят на диване, и обе держат в руках бокалы с вином. Она покачала головой и взяла бокалы, пока красная жидкость не расплескалась по белому дивану. Она поставила их на стол и откусила кусочек хлеба. Он был холодным, но вкусным.       Взяв еще один недоеденный хлеб, она вернулась в свою комнату и съела их на кровати. Она пыталась забыть о разговоре с Гомесом, но, если честно, это было все, о чем она могла думать. Ее беспокоило, что она не могла ответить на его вопросы, потому что они были очень простыми. Любила ли она Уэнсдей или нет?       «Нет» — таков должен был быть ее ответ. Уэнсдей была не из ее Дистрикта, она активно пыталась ее убить, а Энид нравился кто-то другой. Никто об этом не знал, но чувства все равно были. Значит, ответ «нет» должен был быть правильным, верно?       «Тогда почему ты не сказала этого, Синклер?» — подумала она.       Она знала ответ на этот вопрос. Но это не было правдой.       Она плюхнулась обратно на кровать и провела рукой по голове. Что она собиралась делать? Убрав руку с головы, она почувствовала, что под подушкой что-то лежит. Сдвинув ее с места, она увидела сложенный лист бумаги с ее именем, написанным корявым почерком. Знакомым почерком. Аякса. Когда он успел его оставить? Энид развернула бумагу и прочитала послание.       «Дорогая Энид, если ты читаешь это, значит, я был прав насчет тебя, и ты вышла из игры. А это значит, что я… ну, я не хочу в это вдаваться. Главное, что я знал, что ты справишься. Ты сильнее, чем думаешь, и это поможет тебе далеко продвинуться. В дальнейшем я бы хотел, чтобы ты помнила, что я тебе говорил. Не позволяй Капитолию владеть тобой, ты не их кукла, которой они могут похвастаться. Видя, что они сделали с Мэрилин, я не хочу этого для тебя».       Синклер заметила, как на чернила попала вода, и вдруг поняла, что плачет. Она попыталась вытереть слезы на щеках, но их стало еще больше. Ей не хотелось продолжать чтение, но она знала, что должна.       «Когда вернешься домой, скажи Тайлеру, что я любил его. И что мне жаль, что я его бросил. Это было самым большим сожалением в моей жизни, и я хочу, чтобы он это знал. Он самый лучший брат, о котором только можно мечтать. И я знаю, что он любил нас больше, чем можно сказать словами. Учитывая это, будь добра к нему. Ты много значишь для него, и я знаю, что он много значит для тебя».       В этом он не ошибся.       «А что касается нас с тобой… Я понимаю, что ты не чувствуешь того же самого, и мне жаль, что я свалил это на тебя и всех присутствующих на интервью. Я надеюсь, что ты простишь меня за это и что однажды ты найдешь человека, который сделает тебя счастливой. Это то, чего ты заслуживаешь. Мне жаль, что это случилось с нами. Я действительно думаю, что мы могли бы стать хорошими друзьями. С сожалением, Аякс».       Энид едва держала себя в руках, и даже не знала почему! Письмо, конечно, было душевным, но не настолько, чтобы из-за него так плакать! Ее крики готовы были вырваться наружу в виде рыданий, поэтому она прижала руку ко рту. Если она разбудит Уимс, та никогда не перестанет ее утешать, а ей сейчас совсем не нужно было это внимание.       Однако она не могла остановиться. Ее тело сотрясалось от новых криков, и вскоре они стали слышны. Она слышала движение снаружи, но это ее не останавливало. Не могло остановить.       Ее крики становились все громче и ужаснее, а хорошо написанная Аяксом записка превратилась в кашу из размазанных чернил, смешанных со слезами. Она услышала, как открывается дверь, и уже собиралась крикнуть Мэрилин и Ларисе, чтобы они уходили, когда почувствовала руку на своем плече.       Внезапно она снова оказалась рядом с Ксавье, он яростно схватил ее. Она вскрикнула и изо всех сил оттолкнула его от себя, вздрогнув от грохота удара об комод.       — Энид! — услышала она голос Уэнсдей. — Энид, хей. Это я. Это Уэнсдей.       Зрение Синклер прояснилось, и она увидела, как девушка переместилась к опрокинутому столу.       — Уэнсдей? — настороженно спросила она. Девушка встала и сказала:       — Прости. Я не хотела мешать…       — Все в порядке, — ответила Энид, — прости, что толкнула тебя.       Ее дыхание сбилось, и она почувствовала, что слезы наворачиваются. Она прижала руку ко рту, пытаясь сдержать всхлипы, но от этого стало только хуже. Она услышала, как Уэнсдей подошла к ней ближе и медленно положила руку на ее плечо, когда рыдания стали громче.       — Энид… — начала Уэнсдей, но была прервана, когда Синклер дрожащим голосом произнесла:       — Я убила его. Я убила Аякса.       Она пыталась убедить себя в обратном, но это была правда. Она использовала лекарство на Аддамс. Она оставила его умирать. Если Уэнсдей и хотела что-то сказать, она этого не сказала, потому что вместо этого обхватила Энид за плечи и прижала к себе, что позволило девушке выплакать все слезы, которые она сдерживала.       С тех пор прошло около часа. Энид отправилась в ванную, чтобы освежиться, а Уэнсдей ждала ее на кровати. Последние десять минут Энид умывалась, а первые пятьдесят провела, сидя на сиденье унитаза и плача под струей воды из душа.       Синклер было жаль тратить воду, но это был Капитолий. У них ее было достаточно. Она закончила дела в ванной и вышла, думая, что Аддамс уже ушла, и поэтому была приятно удивлена, увидев ее на месте.       Впрочем, сейчас она спала на кровати, а рядом с ней лежало письмо Петрополуса. Она беспокоилась, что Уэнсдей прочла его, пока не подошла и не увидела, что оно почти неразборчиво из-за собственных слез. Хорошо, подумала она. Это к лучшему, что письмо увидели только ее глаза.       Девушка взяла письмо и положила его в один из ящиков комода. Она собиралась разбудить Уэнсдей, но та выглядела такой мирно спящей, поэтому она просто перебралась на другую сторону кровати и легла рядом с ней. Заснуть ей не удалось, но одного присутствия компании было достаточно, чтобы она расслабилась и закрыла глаза.       Когда она снова открыла их, то оказалась в своей кровати, но на боку, и что-то лежало под ней. Она посмотрела вниз и увидела спящую Уэнсдей, которую крепко обнимала руками.       Как можно тише Энид убрала свои руки. Встав к окну, она увидела, как в него проникают солнечные лучи. Было утро. Утро их интервью. Синклер приблизилась к девушке и осторожно потрясла ее.       — Уэнсдей, просыпайся, — прошептала она, — нам пора идти.       Девушка не сдвинулась с места, поэтому она тряхнула ее чуть сильнее.       — Уэнсдей, ну же!       Ее толчок был слишком сильным, потому что Уэнсдей отреагировала так же, как она прошлой ночью: схватила ее за руку и потянула на кровать. Они вдвоем перекувыркнулись через мягкий матрас и неудачно приземлились на пол.       — Ай! — воскликнула Энид.       — Господи, не пугай меня так!       — Эй, кто бы говорил, — ответила блондинка. — Может, ты слезешь с меня, я не могу дышать!       — Прости, — пробормотала Аддамс. Она отодвинулась от Энид. — Мне было трудновато расслабиться, не оглядываясь через плечо.       — Да, я понимаю, — согласилась Синклер. Ей повсюду мерещились павшие жертвы. Она боялась, что они никогда не исчезнут. В дверь постучали, и девушки услышали, как появилась Лариса.       — Эни, тебе пора собираться. Мы должны выйти отсюда через час!       — Хорошо, Лариса, — ответила она. Услышав удаляющиеся шаги женщины, она помогла Уэнсдей подняться. — Тебе, наверное, пора возвращаться на свой этаж.       — Спасибо, что не выгнала меня вчера вечером.       — Конечно, — ответила Энид, — я бы ни за что…       — Уэнсдей! — рокочущий голос Гомеса эхом разнесся по пентхаусу, и Уэнсдей вздрогнула.       — Возможно, я не спросила разрешения, прежде чем отправиться сюда. Пойду успокою его, увидимся на интервью, — Аддамс обула ботинок и, прихрамывая, вышла из комнаты, оставив дверь открытой.       Энид восприняла это как легкий кивок, просящий ее пойти с ней, поэтому она взяла халат с комода и надела его поверх пижамы. Когда она пришла на кухню, Лариса пыталась успокоить разбушевавшегося Гомеса, а Мэрилин сидела на диване и пила виски. Синклер подошла к ней.       — Можно мне немного? — женщина бросила на нее взгляд.       — Отвали, Синклер.       Она вздохнула и села рядом с женщиной на диван, наблюдая за тем, как Уэнсдей пытается успокоить отца.       — Папа, все в порядке, — говорила она ему. — Все хорошо, я в порядке.       — Ты не можешь так уйти, — сказал он ругательным тоном, но вместо гнева в его глазах были только страх и печаль. Аддамс обняла его.       — Я знаю, папа, мне очень жаль.       — Ты не понимаешь, — ответил Гомес, — ты не можешь просто уйти.       После этого между двумя Аддамсами наступило молчание. Уэнсдей заметила, что все смотрят на нее, поэтому она легонько потянула отца за рубашку.       — Пойдем, пап, давай поговорим об этом наедине.       Она повела мужчину к лифту (ну он держался за нее по дороге) и тихонько попрощалась с Энид. Когда они ушли, Мэрилин посмотрела на Энид.       — Есть какие-нибудь догадки, о чем это было?       — Ответ за глоток?       Женщина хихикнула.       — О, ты молодец. Хотя, наверное… — сказала она и уже собиралась позволить Энид сделать глоток из ее бокала, когда Уимс выхватила его у нее.       — Лариса! — воскликнула женщина.       — Вы обе ведете себя по-детски, — отругала она женщину. — Энид, иди и собирайся. Завтрак скоро будет готов, ты наверняка захочешь что-нибудь съесть. Мы не вернемся до вечера. И Мэрилин, если ты пойдешь туда, пахнущей баром, все увидят тебя в дурном свете.       — Да-да, Лар, я не буду тебя смущать, — сказала она. Затем посмотрела на Энид и спросила: — Но если серьезно, о чем говорили те двое?       — Что, вы разве не смотрели игры?       — Предположим, я все это время была пьяна.       Энид знала, что это не так, ведь она присылала ей подарки, но все равно решила ответить на ее вопрос.       — Уэнсдей вызвалась участвовать в играх, никому ничего не сказав, после того как профи, которая должна была поехать в этом году, покончила с собой.       После ее слов наступила тишина. Ухмылка на лице Мэрилин исчезла, и Лариса остановилась на том месте, где готовила кофе. Неужели они действительно не видели? После этого в комнате воцарилась мертвая тишина, и Торнхилл в конце концов отлучилась, чтобы переодеться.       — Я ее обидела? — спросила Синклер       — Нет, — заверила ее Уимс, — просто для одного человека это очень много информации, — она похлопала ее по плечу. — Иди одевайся. Я позабочусь о том, чтобы завтрак был на подходе.       — Конечно, — пробормотала девушка, вставая с дивана и стараясь выкинуть из головы все мысли о Лотти. Ей нужно было готовиться к интервью.