красновласый ангел

На протяжении трех дней, Дилюк ни разу не увидел своего молодого пациента. Всё это время его постоянно вызывали на операции и срочные осмотры, и как следствие, на него также свалилась куча бумажной волокиты. Но Кэйа был в надежных руках. По личной просьбе Рагнвиндра, его пациент был окружен круглосуточным уходом заботливых медсестер, доктор Альбедо проводил регулярные осмотры, а Тигнари вводил в вены пьянящий морфий. Дилюк не знал почему, но он постоянно думал о Кэйе. Может, потому что Нари рассказывал, как Альберих терпеливо переносит болезненные уколы? Или, потому что Альбедо говорил, что Кэйа всё время спрашивает, когда придет его "красновласый ангел"? А может, потому что медсестры то и дело, шушукались, какой симпатичный, молодой пациент поступил к ним в отделение. Всегда вежлив, дарит комплименты, всё время шутит, поднимая всем настроение, а сам сжимается от боли, когда пытается засмеяться. Дилюку не хотелось это признавать, учитывая врачебную этику, но он... скучал? Вечерняя тишина прервалась стуком в дверь. – кто бы мог подумать, мой красновласый ангел вернулся! – радостно проговорил Кэйа, откладывая в сторону книгу. "я тоже рад тебя видеть" - хотелось сказать в ответ, но вместо этого, он лишь спросил – как Ваше самочувствие? – таким же спокойным и непоколебимым тоном, каким он был почти всегда. – как видите, я уже могу сидеть. Всё благодаря Вам, и Вашим прекрасным подчиненным. – как часто чуствуете боль в последнее время? – спрашивает врач, подходя к кушетке, параллельно надевая перчатки, но теперь только на одну руку, так как тщательного осмотра не планируется. – реже, чем в первые два дня, но даже сейчас, если она проявляется, то довольно остро. Возможно, при операции, Вы оставили скальпель в моём сердце. – с улыбкой язвит Кэйа. - сядьте прямо, пожалуйста, и снимите рубашку. я осмотрю Вас. - холодно отвечает Люк, но в душе́ ему приятны слова Альбериха. И прозвище, что он ему дал, и эти глупые ужи́мки, и язвительная улыбка, что почти не сползает с приятного лица. Но что бы он не делал, они лишь врач и пациент, и все его чувства сгорают в двух банальных словах – врачебная этика. Кэйа стягивает больничную рубашку, аккуратно скложив в четверо, и откладывает в сторону. Дилюк прикладывает стетоскоп к молодой, гладкой груди, и просит сделать глубокий вдох. Прослушивая работу сердца и лёгких, он краем глаза замечает, что Кэйа всматривается в него. В движения его рук, оголенные предплечья с задранными рукавами, шею, аккуратный низкий хвостик на плече. Дилюк отстраняет стетоскоп, чтобы перейти к прослушиванию спины. – от чего же такие прекрасные, нежные руки моего ангела, испещрены шрамами, что хочется расцеловать? – тихо спрашивает Кэйа, с улыбкой смотря в алые глаза. Щёки Люка тут же залило краской. Вся его легендарная непоколебимость моментально испарилась. Он ещё несколько секунд вглядывался в синие очи, пытаясь мысленно передать " я постоянно думаю о тебе. Ты так... нравишься мне..." но он лишь с трудом отводит взгляд, отсекая – долгая история. расскажу позже. Заходит за спину, кладя стетоскоп меж лопаток, в смущении путает руки, держа прибор перчаткой, а на плечо пациента кладет голую руку. Вслушиваясь в дыхание Кэйи, что явно потяжелело, он даже не замечает этого, а сам Кэйа, ещё как заметил. Его чуствительная кожа сразу ощутила приятное, разливающиеся от плеча тепло, исходящее от нежной ладони. Горячее дыхание врача за спиной, его прикосновения, смущенное лицо... Лучше любого морфия избавляет от пронзающей грудь боли. Закончив прослушивание, Дилюк снимает стетоскоп, откладывая на полку, и возвращается к передней части пациента. Ладонью в перчатке, он начинает пальпировать левую ключицу, а второй, голой рукой, также, абсолютно не замечая кладет на худую талию. Кэйа рвано вдыхает, а Люк всё ещё пытается прогнать ненужные мысли, стараясь сосредоточиться на работе. Румянец не спадает с его лица, он пытается держаться изо-всех сил, пока не доходит пальцами до шрама. Рука замирает, пальцы кардиолога впервые задрожали. Он было хотел уже закончить осмотр, пойти проветриться, но его остановила рука, что обхватила его дрожащее запястье, лежащее на больном сердце. Лазурный взгляд снова устремился в алые очи. Смотрит пристально, проникая в самую душу. Вторую руку, Альберих нежно кладет на шею, и медленно тянется к желанному лицу, не отводя полуприкрытых глаз. Он медлит намеренно, показывая Люку, что тот в любой момент может оттолкнуть его, если чувства больного сердца невзаимны. А для Дилюка эти секунды кажутся вечностью. Вечностью, в которой смешивается треклятая врачебная этика, неозвученные чувства, и леденящий страх. Он чувствует себя безнадежно, обреченно, безвыходно. Он тоже хочет впиться в эти нежные губы, шепчущие дурманящие слова, он тоже хочет обнять, касаться, ласкать... но если сейчас он оттолкнет Кэйю, даже объяснив это своим рабочим положением, его сердце может не выдержать. "Кто я такой?" - проносится в его голове. "Я врач. Врач - это тот, кто спасает жизни. Спасает жизни, порой, даже жертвуя собой. Я спасу его. Даже если после этого, моя карьера рухнет, как карточный домик, и сгорит до тла в этом поцелуе." И он позволяет. Он наклоняется на встречу желанному лицу, прикасается губами, сминает их в теплом, сухом поцелуе. Таком невинном, таком девственном. До тех пор, пока губы Кэйи не соскальзывают ниже, легко обхватывая нижнюю губу Люка. И снова, и снова, и снова, с разных сторон. И Люк отвечает. С особой нежностью изучая губы любимого. Отстраняясь, они ещё секунды смотрят другу в глаза, окутанные пеленой долгожданной неги, и Люк припадает к смуглой шее, расцеловывая каждый дюйм, гуляя руками по чувствительной спине. С губ Кэйи срывается тихий стон, на столько тихий, что его можно сравнить с обычным тяжелым дыханием. Он тянется к талии возлюбленного, растегивая пуговицы медицинского халата, забирается руками под водолазку, прощупывает пальцами крепкие мышцы пресса. И Дилюк тоже стонет. Стонет также тихо, еле уловимо, но так истошно, словно от боли. Настолько желанными были касания молодого юноши, что уже притягивает его ближе, вплотную, обхватывая ногами поясницу, соприкасая их возбужденную плоть сквозь одежду. - Кэйа, нам нужно остановиться. твоё сердце всё ещё ослаблено. - запыхавшись шепчет Люк. - плевать. я готов умереть, лишь бы чувствовать тебя в своём теле. - Кэйа! - восклицает Люк, но не кричит. берёт его лицо в свои ладони, но не в коем случае не кричит. – ты до́рог мне. прошу тебя, нам нужно подождать. по крайней мере, хотя бы делать это постепенно. я без стетоскопа могу слышать, как твоё сердце сейчас ломит ребра. - это от того, что оно хочет быть ближе к тебе, своему спасителю... Дыхание Кэйи тяжелеет значительно сильнее обычного, и он пытается сдержать болезненный стон очередного приступа, что вырывается мычанием, и шипением сквозь стиснутые зубы. Глаза Люка расширяются, он быстро реагирует, достав из шкафчика спиртовую салфетку и шприц с нитроглицерином. Наскоро протирает салфеткой предплечье, пытается успокоиться, и легким движением вводит в вену иглу. Несколько секунд в успокаивающих объятиях, и лекарство начинает действовать. – мой красновласый ангел – выдыхает Кэйа, и тут же засыпает в руках любимого.