Спокойной ночи.

Акилес сел на край кровати Эду. — И долго это будет продолжаться? Ты что, собираешься уйти в депрессию, немчик? Тишина в ответ. Он глянул на тощую спинку солиста обтянутую тонким пледом, в который он закутался с головой. Костлявые лопатки не могли скрыть даже мягкие складки ткани. Он положил руку на напряженное плечо и успокаивающе провел по нему, цепляясь за материал мозолями заработанными усердной игрой на барабанах. — Слушай, ты можешь просто забить на все? Ну да, у Рафы и Кико эго выше неба, они говнюки те еще. Но это не значит, что ты должен так переживать! Просто забей, просто иди вперед. Плечо под пледом дернулось смахивая руку. — Ты что как маленький, в самом деле! Если б я из-за каждого козла так расстраивался, то сейчас бы торговал в магазине, а не играл на сцене. — Ты не понимааааешь, — раздался мучительный приглушенный стон из-под пледа. — Ну так объясни мне! Эду рывком отбросил покрывало и сел на кровати. Его глаза лихорадочно горели выдавая невольно недавние слезы, светлые длинные волосы были взъерошены. — Они меня до сих пор сравнивают с Матосом. Они хотят его репертуар и его голос. А я не могу! Я чувствую, как лажаю. И они это слышат и кусают меня, как собаки, насмехаются! А эта сценка сегодня на саундчеке? Ах Кико, как смешно! Давай посмеемся над тем, как Эду скачет по сцене! — Не, ну он очень точно передал твою манеру, — опустил глаза Акилес, вспомнив, как Кико козликом прыгал в манере их вокалиста, то ставя ногу на монитор, то подскакивая к его барабанам, то играя на воображаемой гитаре. Точь-в-точь Эду. — Посмотрел бы я на него, если б у него не было гитары, и надо было что-то изображать! Приемов-то не слишком много, и копировать Андрэ мне не хочется. Акилес притянул за шею злого раскрасневшегося Эду. — Ээээй, ну чего ты. Ты не он, это ясно любому. Вы совершенно разные. Публика любит тебя такого, какой ты есть. На следующем альбоме постараемся, чтоб репертуар под твой голос подходил и все тут. — Эду обессиленно уронил руки на колени и закрыв глаза прислонился к плечу Акилеса все еще обнимавшего его за шею. — Я просто не могу, — прошептал он. — Мне кажется иногда, что я сорвусь, пошлю их к черту и уйду. Иногда мне снится, что я на сцене, а у меня нет голоса. Совсем. Играет вступление, я начинаю, и… тишина. И на меня все смотрят. Зрители, группа, техники. И мне хочется провалиться от стыда и ужаса. — Все будет хорошо, немчик. Это просто кошмары, они у всех бывают. Переутомление, нервы. Не бережешь себя. Ты звездочка и все любят тебя. Акил нежно провел рукой по волосам Эду поправляя их. — Ты не высокомерен, простой, доступный, эта твоя улыбка и как ты треплешь пряди волос, поправляешь их. И твои огромные глаза. Как инопланетянин, честное слово. Эду хмыкнул: — Ты говоришь, как фанатка. — А я и есть… Фанат. С Матосом я б точно в одной группе не ужился. Повезло, что здесь ты. — Да уж, столкнулись бы его интеллект и твоя харизма. — Мои хамство и быдловатость, так уж и говори. — А мне нравится. Не будь тебя, твоих приколов и шумного веселья, я б с ума тут с ними сошел. — Хаааа, держу пари, что Раф, Кико и Фелипе выдыхают оставшись в своих номерах. Я им, как гвоздь в жопе. — Ну, у них нет выбора. Ты лучший барабанщик Бразилии.Ты играешь и с WASP, и с Тони Макалпиным и с Полом Диано! Чувак, это признание! Акилес завалился на кровать утягивая за собой Эду. Закинув на него ногу, по-хозяйски обнял прижимая к себе рукой за спину. — Я конечно и сам знаю, что я лучший, но приятно, что и ты так считаешь. Эду хмыкнул утыкаясь куда-то в шею барабанщика и обдавая его теплым дыханием. Тот запустил руку в волосы Эду, пропуская пряди сквозь пальцы стал любоваться, как они поблескивают в свете ночника. — Как шелк, — цокнул он языком. — Ну что, тебя отпустило, отбомбился? — Не совсем. Я все еще зол на этих ублюдков, и так устал… Эмоционально, физически. Знаешь, тот сорт усталости, когда кажется, что вернешься в номер и уснешь едва коснувшись подушки, а вместо этого всю ночь смотришь в потолок перебирая свои ошибки и обиды и слушаешь твой храп. — Пиздани мне подушкой, если мешаю. — Не мешаешь. Мне уютно, когда ты храпишь. Словно отгоняешь монстров рычанием. Завтра рано вставать. Вернее уже сегодня. Надо заставить себя уснуть. — У меня есть один метод, мой немчик. Безотказно действует, весьма рекомендую. — Таблетки? — Оргазм. — Ооо… Эду смущенно не нашел, что ответить сначала, но потом задал вопрос со смешинкой в голосе: — И ты предлагаешь это всем соседям по номеру, когда они не могут уснуть? Акилес отодвинулся и пристально посмотрел в глаза приятеля — Нет, только тебе, идиот. Закрой глаза и расслабься. Никто не узнает. Его ладонь скользнула по обнаженной груди Эду задерживаясь на соске, очерчивая его большим пальцем. — Акил, хватит твоих шуток, не надо. Я знаю что ты безумно тактилен, но не до такой степени! — А кто сказал, что я шучу? , — шепнул тот и коснулся губами губ Эду. Он поймал его тихий вздох и прикоснулся к паху, ощущая жар и твердость. — Да и ты тоже понимаешь, что я не шучу, да немчик? — Зови меня по имени. — Эду, Эдуарду… Рука Акилеса хозяйничала расстегивая их ремни, джинсы, пока их губы шептали в тишине номера имена соединяясь в поцелуях. — Сейчас будет хорошо, малыш, — Акилес обхватил свой член и Эду ладонью, сводя их вместе и проводя по ним, вбирая всей своей сущностью тихий стон Эду, запоминая то, как он льнет и цепляется за его плечи, как при каждом его движении подается навстречу и его серебряные волосы рассыпаются по подушке. — Ты звездочка, ты лучший, и все тебя любят — я тебя люблю, ты нужен мне, нужен всем, мой маленький немчик, понимаешь? — Еще, о черт, Акилес, еще… Пальцы Эду легли на пальцы Акилеса и тот уступил, позволяя Эду помочь ему. Это было свыше его сил — чувствовать этот горячий член прикасающийся к его члену, эти тонкие нервные пальцы ласкающие его. — Эду! — Акилес! Он не запомнил оргазма Эду, кончив одновременно с ним. Их общий вскрик, стон, их руки залитые спермой — пойди разберись чьей больше, но залита вся простынь и плед. — Оххх, ну мы и спринтеры… Сейчас я приведу все в порядок, лежи, приподнялся Акилес на локте, но тут же был требовательно притянут обратно. — Я знаю, что ты хозяюшка и чистюля, но потом, ладно? Полежи со мной. Внутренний перфекционист и чистоплюй Акилеса поёжился от беспорядка, что они устроили, но покой Эду важнее, и он покорно опустился рядом, поглаживая его. — Спи давай. Сейчас получится, гарантирую. — Угу, — промычал Эдуарду в ответ. — Спасибо, и…это было неловко, но хорошо. — Обращайся. Акилес наблюдал, как тихо задремывает блондинчик рядом с ним, как разглаживается тревожная складка между бровей и смягчается линия губ и тихо улыбался чувствуя несвойственную себе теплоту. Несвойственную по отношению к другим. Только его семья и Эду вызывают такое чувство. Чувство собственника, когда хочется присвоить, сказать — «моё», а после беречь и защищать. — Спи. Спокойной ночи. Он поцеловал его в лоб и выбрался из постели в поисках влажных салфеток.