Ссория-2067

      Каблук аккуратных серых туфель на секунду застрял в небольшой трещине в асфальте. Мора дернула ногой, буквально физически чувствуя провинциальность. Она так и звучала: как застрявшие каблуки в неидеально ровном асфальте по пути к государственному учреждению. Не то чтобы Мора жаловалась. Месяцы среди пахнущих трухой записей и просроченных лекарств сбили с нее спесь почти с той же скоростью, с которой взрывная волна ударила ее ребрами о декорации театра. Она вдохнула глубже. Несколько сломанных ребер все еще чувствовались, хотя ей казалось, это боль скорее фантомная, чем реальная — такие обычно чудились по ночам.              Мора провела кончиками пальцев по лбу, убирая несколько волосинок, что выбились из локонов, залитых лаком и приколотых к голове невидимками. Несколько девушек из местного округа под присмотром Кука вылили ей на голову не меньше баночки лака, нарядили в стандартную рубашку с юбкой, и Мора смотрела в зеркало, вспоминая, как примерно то же делала Толганай. Только ее девичьи заботы заканчивались раздраженным хлопком по рукам, когда Морена не смогла подобающе затянуть корсет, и одолженной тушью. Мора скучала по ней прямо в этот момент. Пока поднималась по ступенькам мэрии третьего северного округа.       Две недели назад       Послышался громкий стук, когда Анита навалилась на дверь телом, которое не выглядело таким уж массивным для подобных манипуляций. Открученный замок отлетел в сторону, позволяя им войти. Рассветное солнце только прокрадывалось в трактир, подсвечивая неидеально протертые столы со все еще разбросанными то тут, то там сухарями, измазанными в луке и чесноке, и круглых, прерванных кругах остатков пива на столах. Здесь по-прежнему пахло деревом и морем — теперь Морена различала этот солоноватый запах, который и делал воздух таким насыщенным.              Кук прошелся руками по барной стойке, отодвинул несколько деревянных стульев, которые стояли прямо на проходе, судя по всему, подтянутые к какому-то столу, где проходила основная игра.              — Ты уверена?.. — недоверчиво протянул он, косясь на Мору, которая смотрела на старое кресло, придвинутое к стене, с валяющимися на нем фартуками не первой свежести.              — Я говорила, еще слишком рано, — отмерла она, зыркнув на Кука и вечно нахмуренную Аниту.              Тогда, после разговора с ними, Мора вернулась в комнату, сложила в одолженный рюкзак ту толику вещей, которую имела при себе, и едва заметно, больше по воздуху, чем по коже, провела пальцами по плечу Велеса. Который, скорее всего, обнаружит ее пропажу только к вечеру, сбросив ее отсутствие на обеде на еще один день затворничества — подобное время от времени случалось: Мора отгораживалась записями и молчала. Точно как кошмары наяву, только этих даже свечой невозможно было спугнуть. Они подпитывались от пожамканной помпезной сигаретки, которую она таскала с собой в кармане. Таскала до сих пор.              — Предлагаешь нам снять мотель? — язвительно спросил Кук. — Постеснялась бы, успела ведь только одну молитву пропустить. — Он цокнул языком.              Мора недовольно поджала губы. Стукнула одна из бутылок, до которой дотянулась Анита, чтобы осмотреть.              — Просто не обязательно было взламывать… — начала Мора возмущенно, но негромко.              Ее слова прервал другой, дрожащий от напряжения голос, достаточно тихий, чтобы считаться спокойным:              — Руки. Вверх.              Достаточно было легкого поворота головы в сторону кухни, чтобы увидеть дуло ружья, нацеленного в голову сначала Море, а потом замершему возле нее Куку.              Дверь выхода на задний двор была распахнута за спиной Георгия. На нем была куртка с потрескавшимся материалом, кажется, прямо поверх пижамной футболки.              — А мне успели описать ваше место как очень радушное, — пробормотал Кук, медленно поднимая руки вверх.              Мора стояла не двигаясь, чуя затылком, что Анита сжала в руке пистолет, но, слава Богу, ей хватило ума не дернуться. Георгий положил палец на курок, направляя дуло в их сторону, и последнее, чего ей хотелось бы, это его испуга. Поэтому она даже дышала ровнее, пытаясь не тревожить воздух.              — Кто вы такие? Что вы делаете здесь? — Мужчина бегал глазами от нее к двум остальным людям, нервно сжимая оружие.              — Георгий, — произнесла Мора спокойно, медленно подняв руки, ладонями вверх в успокоительном жесте, — пожалуйста. Мы не хотим ничего дурного.              — Люди, которые не хотят ничего дурного, не выламывают замки в шестом часу утра, — огрызнулся он, зыркнув на нее, но почти сразу перевел дуло на Кука.              — Жора?.. — послышался испуганный женский голос, в котором едва ли угадывалась бойкая женщина в переднике, подкалывающая своего мужа.              Мора перевела взгляд и увидела, как она заглядывала в приоткрытую сквозняком дверь.              — Иди в дом, Элла! — рявкнул Георгий и перехватил оружие, не сводя с них глаз. — Ни с места, я сказал, — предупредил он угрожающе, хотя вряд ли кто-то сдвинулся хотя бы на миллиметр.              Мора успела научиться отличать людей, которые управлялись с оружием впервые, носили его скорее как тяжелый тупой предмет, чем огнестрельное. В общине большинство «ангелов» было из таких. Георгий же явно знал, как держать в руках ружье, несмотря на то, что дуло дергалось по траектории треугольника между ними.              — Мы просто хотели задать вам несколько вопросов, — выдохнула Мора, нервно облизав губы. — Вы же знаете меня. Я была здесь с Касом.              — Кто вообще сказал, что я кого-то из вас знаю, — фыркнув, выпалил Георгий, продолжая бегать глазами по ним, видимо, пытаясь понять, имелось ли у них оружие, или стараясь найти отличительные признаки какого-то подразделения, принадлежности. Но все, что на них было надето, это джинсы и наброшенные сверху выцветшие толстовки.              — Хотя бы потому, что ты, мужик, не всматриваешься в нее, что говорит о том, что твой мозг не расценивает ее как опасный объект, а значит, скорее всего, это не первая ваша встреча, — протянул Кук достаточно расслабленно для человека, которого подцепили на мушку. — Ну или она выглядит как размазня, — добавил он иронично.              Георгий анализировал его слова, сцепив губы. На его лбу постепенно выступал пот от напряжения.              — Хватит трепать языком! — рявкнул он, тряхнув ружьем, скорее от нервов, чем от злости. — Я ничего не знаю! Предупреждаю, у меня есть знакомые в страже… — начал он специфическим тоном.              Мора мягко его перебила:              — Георгий, нам нужна ваша помощь. По поводу взрыва в театре этой весной. Наверняка вы слышали, — размеренно проговорила она, пристально наблюдая за ним, а потом едва слышно хмыкнула, приподняв уголки губ. — Думаю, еще не все доски успели сгореть, когда на Привозе об этом всякая собака знала.              Они пересеклись взглядами. Видно, оба сфокусировались на том моменте, который имел запах рыбы, глубокого смеха и выигрышей. И сильно контрастировал с направленным дулом.              — Это связано с Касом, — выдохнула Мора серьезно. Выдавила из себя практически, понимая, что эти слова будут спичкой, что этот момент разрушат. Как будто после этого разговора он навсегда так и останется изувеченным, больше никогда не вернется к ней прежним. Как и десятки, чертовы десятки моментов в ее голове. У Моры внутри гнило целое кладбище этих моментов.              — Я знать не!.. — эмоционально начал Георгий, но потом осекся, понимая, что вряд ли он правда может утверждать, что не знает Каса. — Я понятия не имею, где он с того момента! В глаза его не видел! Возможно, Бог и вовсе забрал его душу. Он…              — О, Бог бы побрезговал, хотя чувак не из избирательных, — фыркнул Кук, опустив руки.              — Я говорю, что не видел его с того дня и ни черта не знаю, так что выметайтесь отсюда… — Георгий дернул ружьем на взломанную дверь.              — Вопрос не в том, где он. Мы имеем представление, где он. Вопрос в том, где он был до этого, — грубо прервала его Анита.              Мора тут же почувствовала необходимость вмешаться и сделала осторожный, очень осторожный, шаг вперед.              — Кас выдавал себя не за того, кем был на самом деле. Он обманул меня и вас, полагаю, тоже. — Георгий перевел на нее взгляд, нахмурив брови. — Он виноват в смерти многих людей, и все, что мы пытаемся сделать, это разобраться.              — А эти люди, видно, ангелы, небось, не меньше, а?.. — хохотнув, спросил мужчина, теперь не сводя глаз с Аниты, которая стояла у барной стойки.              — Я понимаю, к чему вы клоните, но не когда это сотни людей. Мы с Касом состояли в сопротивлении…              — Я ничего не хочу!.. — Георгий дернулся, округлив в ужасе глаза, и стрельнув глазами за плечо, как будто опасаясь взвода стражи, забравшегося в трактир на цыпочках. И Мора могла это понять.              — Послушайте, мы не пытаемся вас куда-то втянуть, — затараторила она. — Я просто хочу объяснить, что мы делаем у вас в заведении в шесть утра. И это будет куда комфортнее делать без направленного на нас ружья.              В помещении на пару мгновений повисла тишина. Георгий обвел глазами каждого из присутствующих, и в итоге ружье все же опустилось немного вниз. Мора сделала вдох, на ходу пытаясь понять, как начать.              — В тот день, в театре… я выступала там, — сглотнув, сказала она. — Мы хотели показать людям фильм. Он был о восстании в четвертом округе. Поэтому я и удивилась, когда вы сказали об этом, я думала, о таком люди не узнают просто так. — Мора повела плечом, пользуясь тем, что пока губы Георгия по-прежнему были сомкнуты в плотную недоверительную линию, но он все же молчал, давая ей сказать. — И Кас отвечал за выходы, при помощи которых мы могли бы безопасно увести оттуда людей, если бы вдруг… началась перестрелка или… — она осеклась, смотря на узор дерева на одном из столов, решая, что это, в общем-то, неважно, и снова подняла голову. — Все выходы оказались закрыты. Большинство людей умерло там, потому что выбраться не получилось.              — Что?.. — Мужчина прыснул. Он глянул на Кука с Анитой, все так же неестественно ухмыляясь. — Что за чушь?              Мора просто молча расстегнула штаны. Она надеялась, что Куку хватит такта промолчать. Девушка опустила штанину, показывая шрам, оставшийся у нее на ноге.              — Я сама едва осталась жива. И то благодаря этому человеку, — кивнула она на Кука не глядя. — Кас подставил нас, заперев в этом здании.              Георгий отступил на шаг назад, махнув рукой, и фыркнул.              — Это смешно. Касьян не… — он осекся, опустил, а затем взмахнул стволом. — Да вы шутите! Касьян бы никогда такого не сделал!              — Возможно, тот Касьян, которого знали вы. Тот, которого знала я, — добавила Мора, игнорируя плескающуюся внутри ярость, когда смотрела на разочарованно опущенные руки мужчины. Она проходила уже через это однажды. Едва выбралась однажды. Выбралась ли вообще? — Но оказалось, что у него много личностей.              Мужчина еще немного посмеялся, качая головой в отрицании.              — Или его подставили, — внезапно произнес Кук. Мора повернулась к нему, замечая, что взгляд Аниты говорил сам за себя. — Возможно, его заставили так поступить? Кто знает.              Кук пожал плечами, смотря в глаза Георгию. На секунду у Моры защемило в груди, когда в растерянном взгляде мужчины вдруг мелькнула надежда. Что-то достаточно уязвимое, чтобы подсветить вмятины на морщинистом лице от подушки. Море было интересно, выглядела ли она так же? Постоянно повторяла в отрицании одно и то же, валяясь в лихорадке.              — Мы здесь за этим. Разобраться. И будет круто, если вы будете так любезны, что поможете нам с этим и, возможно, поможете ему?              Мора повернула голову к окну, делая вид, что любовалась рассветом, а сама силой сглотнула слюну, зажмурив глаза. Черт тебя…              — Что происходит? — голос женщины, уже немного более уверенный, снова послышался за спиной Георгия.              Он вздрогнул и раздраженно бросил ей за спину:              — Элла, я прошу тебя, иди домой!              Взгляд женщины сосредоточился на Море. Она явно ее узнала. Мора кивнула ей, как будто говоря, что все в порядке, но можно было поспорить, опущенное ружье мужчины сказало ей об этом более красноречиво. И сейчас оно выглядело даже как-то… смешно. Чтобы сделать дыру в Георгии, Море не понадобились патроны.              — Я не знаю, что вы ожидаете от меня услышать. — Он качнул головой, громко отодвинул деревянный стул и сел рядом с одним из столов в крошках, все еще растерянно смотря в пол. — Касьян — пацан не из разговорчивых, я не лез к нему. Я уже говорил. Помог ему десяток лет назад, он пацаном был, выходил его. — Георгий неуверенно пожал плечами. — Он предложил взамен научить меня играть в шахматы, — сказал мужчина и нервно хохотнул, смотря в одну точку в полу с торчащей головкой гвоздя оттуда. Мора нахмурилась. Шахматы?.. – Но откуда бы у меня взялись шахматы, так что… пришлось простить должок.              — Где это было? — спросила Анита, даже паузы не выдержав.              Мора сделала размеренный вдох, чтобы не рявкнуть на нее.              — Там сейчас пятый округ. Его часть, точнее, — глухо ответил Георгий, посмотрев на них. — В той местности тогда много было брошенных домов, я жил в одном из таких. Моя дочь умерла, меня ничего не держало в Ссории. Я охотился в лесу, неподалеку была вода, я… — он осекся, кивнул головой. — Мой отец был военным. До Ссории, — уточнил он. — Рассказывал мне, как делать фильтры для воды. Кас свалился мне на голову посреди белого дня. Точнее… я нашел его в одном из рвов. Окровавленного… избитого ребенка. — Взгляд Георгия снова стал тяжелым, и Мора сжала руки в кулаки.              — Трогательно, — абсолютно ровно прокомментировал Кук, и ей захотелось кричать. — Он не говорил вам, где живет или?..              — Говорил всякую лживую чепуху, — резко оборвал Георгий, зыркнув на Кука. — Я не докапывался. Мне не нужны были чужие проблемы.              — И тем не менее вы оставили у себя предположительно чужого ребенка. — Кук недоверчиво прищурился. Видел Бог, переговоры не были его сильной стороной, потому что челюсть Георгия тут же оборонительно напряглась.              — Я дал ему место, чтобы поспать, и наутро его уже не было. Я не сделал ничего плохого — поделился перекисью, а за нее в то время можно было выторговать недурственный кусок мяса, — резко бросил он.              — Вы говорили, что он вернулся потом, — подтолкнул Кук уже спокойнее.              — Да, через месяц, может, или… не помню, — буркнул Георгий, глянув на свои пальцы, которые были измазаны в чем-то темном. Видимо, от ружья. — Сказал, что стража будет шерстить окрестности.              — Откуда он это знал? — Анита сложила руки на груди и подошла ближе к ним.              — Ответил, что ссорюшка на крылышках принесла, — хмыкнув, поделился Георгий.              Мора замерла. Как всегда замирала. Глупое уничижительное прозвище въелось в нее полностью. Возможно, в этом было дело? Как корабль назовешь… Именно поэтому она и была такой. Жалкой.              — То поколение уже погрязло в этих… новых изречениях, — злобно добавил Георгий, явно не чувствуя любви к «новым изречениям», которые для Моры были просто словами.              — И вы часто поддерживали связь?              — Поддерживали, когда он находил меня, — беспечно ответил Георгий и пожал плечами. — Я встретил Эллу, вернулся в третий, взял себе это место. Парниша всегда вертелся где-то неподалеку. Подкидывал мне… талонов время от времени, заходил на карты — это давало заказы, обычно турниры с ним набирали хорошую публику.              Голова мужчины снова опустилась, как будто ему было немного стыдно. Мора вспомнила бумажки, которые Кас запихнул Георгию в нагрудный карман. Счастливой своей рукой.              — Он с кем-то появлялся здесь, кроме Моры? — подала голос Анита после того, как глянула на часы. Солнце поднималось выше, а им нельзя было светиться.              — С девчонкой такой… не нашей, — невнятно ответил Георгий, и Мора догадалась, о ком он. — У нее там что-то с плечом было… Она заобщалась с моей женой, они потом отдельно виделись пару раз. Все.              Они втроем переглянулись между собой. Мора нервно обняла себя руками, смотря на город, который теперь пах не только морем и деревом. Теперь он пах ложью. Страхом.              — Вы бы смогли показать нам место, где раньше жили? Хотя бы приблизительно? — задал вопрос Кук и перевел на Георгия взгляд.              

***

      Через десять минут дверца машины хлопнула, и Мора повернулась к Куку, заводящему мотор.              — Зачем? — резко потребовала она у него, и тот приподнял брови, встречаясь с ней взглядом. — Зачем ты сказал ему, что, возможно, Касьяну угрожает опасность?              — Потому что иначе он не пошел бы навстречу, — без тени сострадания ответил Кук и пожал плечами. — Одна маленькая манипуляция ничем не повредит.              — Кроме того, что убьет его потом, — огрызнулась Мора.              Нехотя она проглотила то, что Кук был прав. Он так раз за разом стирал к чертям ее наивность. Все еще оставшуюся в ней, живую.              — Он просто… заботился о Касе. — Она бросила взгляд на свое отражение в зеркалах бокового вида. Не лучшее зрелище после бессонной ночи в бегстве.              — Не-ет, — хохотнув, протянул Кук и сдал назад. — Тут все посложнее будет. Он его любил, — объяснил Кук. Мора глянула на него, и он тут же издевательски сузил глаза. — Тебе проще его понять, дорогуша.              

***

      Наши дни       Мора ощутимо замедлила шаг, когда стоящий на входе стражник взялся за начищенное ружье. Оно казалось почти игрушечным в его руках, до того блестящим. Мора привыкла видеть потрескавшуюся на оружии краску, привыкла видеть прошлое в осечках и сколах на прикладе за все это время — так оружие рассказывало свои истории. Эти же в руках у безлицых были просто… новорожденными как будто.              — Здравствуйте, меня направили в… — залепетала Мора, чувствуя себя идиоткой, смотря на собственное отражение в шлеме у стражника.              — Пропуск, — грубо оборвал ее он.              Мора достала из кармана бумажку, заверенную подписью с красными чернилами. Такими… цвета Зова, если что-то пойдет не так.              — Сумка, — потребовал стражник низким голосом, который, наверное, отбивался внутри этого аквариума к вискам, вызывая мигрень. Мора надеялась.              — У меня там… — начала она, протянув небольшую сумочку.              Она в мгновение ока оказалась перевернута на небольшой стол вверх дном. Его поверхность заполнилась документами, влажными салфетками и несколькими листьями мяты.              — …особо ничего нет, — закончила Мора тихо, пока стражник изучал предметы с усердием таксы, учуявшей барсучью вонь.              — Руки врозь.              Мора повиновалась приказу. Она ощутила, как ладони в толстых перчатках бесцеремонно обшарили ее тело. Призрак бомбы на ней отдавал тиком, но в этот раз бомба валялась разбросанными листами на столе с отброшенной в сторону сумочкой.              Мора робко засовывала вещи обратно, пока шум рации коверкал чей-то голос на другом конце, когда стражник сказал, что ее можно забирать. Девушка сжала в руке пропуск, смотря на женщину в открывшихся дверях лифта. Она приподняла подкрашенные брови, а затем кивком показала ей зайти в кабину. Серая ссорийская блузка женщины пахла какими-то тяжелыми духами и обилием лака, который у Морены ассоциировался с матерью.              — Добрый д… — начала Мора, когда двери лифта закрылись.              Женщина повернулась к ней, бегло осмотрела и перебила:              — Сколько тебе?              — Двадцать, — выпалила Мора, подумав, что, наверное, не стоило отвечать на вопросы как на экзамене. Как будто ты несколько недель учил чью-то биографию.              — Интересно… — протянула женщина с неясной интонацией, подавив хмыканье. Ее подкрашенные глаза остановились на кольце, прежде чем она отвернулась лицом к закрытой двери лифта. — Нечасто здесь оказываются чистюли.              — А кто часто? — невинно спросила Мора, до конца не понимая, насколько это было уместно.              Булавка с «Z» на груди у женщины отражалась от двери, и девушка сосредоточила на ней взгляд, думая о том, что она должна быть такой. Глупой. Наивной. Потерянной.               «Они любят таких, — говорил Кук. — Все мужчины. А маршалы особенно.»              — Вдовы. Бюджетницы. Жены среднего класса, — перечислила женщина с легким хмыканьем, а потом обернулась через плечо, взглянув на Мору. — Если лицом вышли. Правила простые, но строгие: не рыпаться никуда без охраны или сопровождающего. Это не девчачья академия или бордель — здесь находятся серьезные люди, и нечего болтаться у них под ногами, — въедливо глянув на Мору, проговорила она очень четко.              Двери лифта открылись. Они пошли по холодному сырому коридору, который даже в подметки не годился зданию в первом с широкими мраморными лестницами и многоярусными хрустальными люстрами. Эти стены украшали разве что идейные картины, описывающие Темные времена или идеологию Ссории, делая воздух здесь еще более холодным. Еще более сырым.              — Во время собеседования отвечать только на вопросы, которые задают, не открывать рот самой — говоришь только когда спросят или… — тараторила женщина, ведя ее между кабинетов с прибитыми на них номерными табличками.              — Я знаю правила, — резко перебила ее Мора, на секунду потеряв самообладание.              Женщине чертовски пошли бы белые одеяния и срезанные под подбородок зализанные волосы. Она молча повернулась к Море.              — Меня учили общаться с маршалами, — ровно проговорила Морена.              Женщина уничижительно фыркнула.              — Охотно верю.              Они дошли до конца коридора, где стол на ресепшене пустовал, и в целом стояла больничная, почти мертвенная тишина, за исключением нервного цоканья каблуком девушки, которая сидела на одном из приемных мест. И то прекратилось, как только они вышли из-за угла.              — Пойдешь следующей, — равнодушно бросила Море женщина и кивнула стражнику, который стоял в углу.              Девушка на сидении приоткрыла рот, но так и не решилась задать вопрос. Мора отвела взгляд, делая вид, что пристально изучала картину, где людская стая в обносках тянула руки, явно пытаясь причинить вред двум фигурам в ссорийской одежде, вылитым из металла, стоящим на пьедестале.              Через пару минут ручка двери дернулась, и вышла женщина средних лет. Она цепко сжимала сумку с потертостями. Стражник тут же сопроводил ее к лифту, даже не дав осмотреться. Но женщина и не пыталась, она просто смотрела в пол, едва не прорывая сумку ногтями.              Мора поправила юбку. Она нажала на ручку двери и буквально ощутила нервозность женщины через влагу на металле. Мора вытерла ладонь, заходя в кабинет.              Здесь было куда светлее, чем в коридоре: большое окно делало помещение приветливее, несмотря на бедные, совершенно голые стены. И приветливость помещению не помешала бы, особенно когда смотришь на лицо маршала. Он продолжал что-то писать в бумагах, отрываясь только чтобы затянуться сигаретой с резким запахом, которая возвращалась на подставку, как только мужчина делал вдох. Маршал вообще не поднял глаза.              — Здравствуйте, — произнесла Мора приветливо, даже подтянув уголки губ для эффекта, и прикрыла дверь со слышным щелчком.              Брыли на щеках седоватого мужчины как будто стали еще глубже, когда он нахмурился, словно нашел очередное несоответствие в документах. Маршал до сих пор не смотрел на нее.              — Я по поводу… по поводу вакансии.              Спустя долгую минуту сигаретка снова снялась с держателя. Мужчина обхватил ее небольшими губами по сравнению с общей площадью своего лица и наконец-то поднял глаза, на миг прищурившись, а потом распрямил плечи, откидываясь на широком кресле.              — Мне центр помощи дал пропуск, сказали, вы… — залепетала Мора, сжимая пропуск в руке, но мужчина был маршалом, а возможность дослушивать до конца отпаивалась в них вместе со звездочками на плечах.              — Сколько тебе лет? — перебил ее он.              — Двадцать, господин, — в этот раз получилось куда спокойнее.              — Кто, говоришь, тебя направил? — Он приподнял брови.              Мора подошла ближе к его столу.              — Государственный центр помощи пострадавшим от трагедии в театре от рук национал-предателей. Вот их… пропуск.              Она опустила бумажку с подписью ему на стол, но маршал даже не соизволил на нее глянуть. Он пристально наблюдал за тем, как Мора присела на стул напротив, который больше напоминал табуретку. Вот такая вот мебельная иерархия.              — Ты как-то пострадала от трагедии? — протянул маршал неспешно, наблюдая за ней.              — Да. Точнее, не я, но… там погибли мои родители. — Мора сглотнула, совсем не чувствуя привкуса лжи — она выжгла себе рецепторы за последние полгода, и теперь этот глоток был не больше, чем дань той, чье имя было написано на пропуске. Отыграть скорбь за нее. — Меня перенаправили сюда.              — Родители? И муж? — без толики сочувствия поинтересовался маршал.              — Я не… — Мора осеклась, вновь почувствовав неподдельную неловкость, когда взгляд мужчины опустился на место сгиба фаланг пальцев ее правой руки, и прикрыла второй ладонью кольцо. — Папа не успел подписать сделку. Мой теперешний официальный опекун решил, что я могу быть полезной в государственном аппарате.              Вот так это делалось. Ссория своих в беде не бросала, поэтому разбрасывала их по окраинам центров помощи, которые больше были похожи на общежития, где овдовевшие женщины, сироты и инвалиды должны были найти новое место в системе. Но чаще они находили места в шаткой системе благотворительных порядков, теряясь в их коридорах, будучи товаром взамен на подпись в каком-то пропуске. И Мора планировала продать себя подороже. Чтобы потом забрать проценты.              — Еще раз: имя?.. — нахмурившись, спросил господин Артинов.              Мора поспешно достала документы из сумки.              — Мария, девять-девять-семь, — произнесла она, привстав, чтобы положить бумаги ему прямо в руку.              Маршал лениво посмотрел несколько разворотов. Он протянул имя, написанное на листах:              — Мария… — Маршал облизнул губы и отбросил от себя бумаги в сторону с медной статуэткой герба Ссории на столе. — Так ты ищешь папочку? — приподняв брови, спросил он.              Его обвинительный тон заставил Мору замереть. Моргнув несколько раз и нахмурившись, она начала:              — Простите, я…              Маршал вальяжно откинулся назад, не утруждая себя тем, чтобы дослушать.              — Покровителя, — пояснил Артинов, — который будет заботиться. Подберет тебе достойного мужа.              Легкие заполнялись противным сигаретным дымом, и Мора делала небольшие вдохи, чтобы не закашляться.              — Обычно этим занимаются опекуны, насколько я знаю, но… Если бы я подошла вам, то была бы горда исполнять поручения во благо Империи.              Ее уголки губ снова вздернулись, но выражение лица маршала не менялось. Только глаза прошлись по ней, отмечая булавку на груди и крепко сжатые руки на сумке. Теперь Мора понимала ту женщину.              — Я быстро пишу, — нашлась она, пытаясь заполнить чем-то паузу. — В городской академии, которую я закончила на «отлично»… Вы можете посмотреть мою меру преданности, она вложена в… формуляр, — засуетилась Мора, но Артинов даже не дернулся к ее формуляру, сбросил на него сигаретный пепел, и девушка отвела глаза. — В академии мы документировали лекции, и я хорошо умею вычленять нужную информацию. Могу быстро…              — Это все, чему тебя учили в академии? — Маршал вздернул брови.              — Нет, — тут же ответила Мора. — Конечно, нет. Я быстро схватываю и могу научиться всему. Ну, или почти всему, — добавила она, вспоминая наставления матери до меры преданности. Маршалы действительно не любили самоуверенных женщин.              — Это отдел пропаганды, куколка, — наконец-то выдохнул мужчина, выпрямил спину и наклонился к ней. — Здесь поздно чему-то учиться — уже нужно уметь. — Его губы растянулись в ухмылке, и Мора поняла, что пропустила шутку, и неуверенно улыбнулась. — Сюда каждый день приходят уважаемые люди, на которых держится это государство. И они любят, когда перед ними девки виляют жопой в приемной. Расслабляет сосуды мозга, знаешь ли. А чем они расслабленнее, тем сговорчивее. Ты понимаешь, о чем я говорю… — он бросил беглый взгляд на формуляр, кажется, действительно не помня ее имени, — Мария?              — Я… Конечно, господин, — энергично кивнула Мора.              — Никто не заинтересован в несчастной сиротке с дрожащим подносом в руках. У маршалов слишком дорогие костюмы, — пояснил он, но она снова уставилась на него в глупом непонимании. — Не хочется испортить ткань, если ты вдруг прольешь кофе кому-нибудь на пиджак, — объяснил он.              Артинов затушил сигарету. Кажется, об ее формуляр. Это было буквально определением Ссории. То, на что у Кука ушло две недели, просто-напросто разрушилось секундой и маршаловским окурком.              — Будьте уверены, я понимаю степень ответственности, когда работаешь в таком месте, — серьезно произнесла Мора, сидя на краешке стула.              Артинов покрутил в руке ручку, выдерживая достаточную паузу, чтобы Мора убедилась: ее ладони при выходе из комнаты совершенно точно оставят на ручке мокрый след.              — Обычно мы не берем сюда всяких… обездоленных, но твоя история… может пригодиться… — наконец-то произнес он, как будто все еще думая, вертя ручку между пальцев. — Поднимись.              Он кивнул головой, и Мора моргнула, смотря на него, боясь сделать что-то глупое. Типа…              — Я говорю, встань! — раздраженно воскликнул мужчина.              Мора засуетилась. Она оставила сумку на стуле и встала на каблуки, которые немного утонули в ковре. Мужчина склонил голову немного вперед.              — Покрутись, — велел он, делая в воздухе круг кончиком ручки в чернилах. Хмыкнув, Артинов вынес вердикт: — Фигурка ничего.              Мора потупила взгляд, чувствуя, как глаза напротив резали хлипкую ткань ее блузки, осматривая ничуть не хуже свекровей в домах у женихов. Она успела забыть об этом под длинными рукавами кофт и шарканьем тапочек старших медсестер.              Артинов сел ровнее и снова принялся что-то писать.              — Мы готовим документальный материал о трагедии в театре — он должен выйти к дате реконструкции, поэтому все нужно делать быстро. — Маршал нахмурился, бросив взгляд на настенный календарь, на котором красовалась картинка статуи Вождя в лучах солнца. — Отдел пропаганды… одно из важнейших звеньев Ссории в любом округе. Работать здесь могут только профессионалы, даже если они просто приносят кофе или распечатывают отчеты. — Артинов пренебрежительно смерил ее взглядом, но Мора проглотила это, кротко кивнув. — Ты можешь пригодиться со своей… слезливой историей, — цинично бросил он.              Тишина чувствовалась так, будто Мора должна была что-то сказать.              — Для меня будет честью приложить руку к освещению этой трагедии, — выдавила из себя она и наткнулась на его презрительный взгляд. — Даже если это будет мелочью, — нервно добавила Мора, дернув губами.              — Руку ты приложишь, не сомневайся, — фыркнув, сказал маршал, продолжая писать, сверяя что-то с личным делом. — К основным пунктам: в твои обязанности будет входить развлечение моих гостей. Предоставление услуг личного характера, — произнес он абсолютно ровным голосом, как будто невзначай.              Повисла очередная тишина, которую разорвало неловкое покашливание Моры в попытке смочить пересохшее горло.              — Каких… услуг? — она попыталась, чтобы это звучало также невзначай, почти с улыбкой, но Артинов медленно поднял голову, посмотрев на нее.              — Быть в Ссории сироткой… крайне неблагодарное дело, будем честны, — прищурившись, начал он. — Ты вытащила золотой талончик, куколка. Большинство таких, как ты, из центров помощи находит свое место на заводах на отшибе четвертого или под шахтерами. Звучит не слишком заманчиво, м?              — Н-нет, господин, — промямлила Мора то, что он ждал от нее услышать.              — Для тебя это честь, так что будешь делать то, что нужно, без лишних… вопросов. Поняла? — Он бросил на нее слегка раздраженный взгляд, а затем вывел ручкой последнее предложение до конца.              Мора смотрела на него, не моргая, и думала: что бы сделала Мария? Но Мария была хуже нее. Море хватило ума не умереть под развалинами театра.              — Да, господин, — едва слышно согласилась она, смотря куда-то в холодную стену над плечом Вождя позади маршала.              — Ничего сверхестественного, просто… некоторые люди любят чувствовать себя особенными: тыкать пальцем на вещь и тут же ее получать.              Артинов отбросил ручку и отдал ей бумажку со своей подписью. У Моры ушло несколько секунд, чтобы сделать шаг и взять бумаги.              Борьба только в мечтаниях выглядела благородно и чувствовалась как справедливость. В реальности она могла ощущаться сажей, оставшейся на сгоревшем занавесе. Сломанным ребром и кровью в трахее. Подписью с чужим именем в руках. Проглоченным согласием. Такова была плата за месть. Дорого.       

***

      Мора быстро просматривала открытые ящики. Она проводила глазами по каждой печати: разрешения, договоры, списки… Несколько таких были замотаны в вафельное полотенце, как какая-то контрабанда, и спрятаны за полкой в подсобке для приготовления кофе. «Это главная ошибка начинающих, — говорил Кук, — думать, что хотя бы сантиметр отведенного тебе личного пространства действительно принадлежит тебе». Поэтому Мора цепко следила за папками в руках Артинова уже полторы недели, когда он появлялся на рабочем месте, чаще в раздраженном состоянии. Его хватало на несколько грубых просьб о кофе, а ее хватало на ксерокопии абсолютно всех документов, которые попадали ей в руки, в двойном размере. Оставалось надеяться, что места за полкой с разными видами сахара еще хватит надолго. Оставалось надеяться, что надолго хватит ее: Толганай говорила, что в сопротивлении долго не живут. И Мора только сейчас додумалась, что тот смех был всего лишь попыткой сгладить правду. Никакой не шуткой.              — Ищешь слабительное?              Мора дернулась и уставилась на девушку в похожей на ее одежде с заколотыми вверх темными волосами. Она стояла у полуприкрытой двери кабинета Артинова.              — Я бы тоже искала, — хмыкнула она как-то невесело.              — Я… н-нет, я… — засуетилась Мора, убирая за уши не существующие волоски у лица и выпрямляясь как можно менее нервно. — Господин маршал любит перьевые ручки. Я искала несколько запасных на встречу, — улыбнувшись, как-то попыталась объяснить свои действия Мора.              — Нам не разрешено находиться в их кабинетах без них, — нахмурившись, заметила девушка, но в ее голосе не было строгости.              — О, я прошу прощения, я просто… — моргнув, пролепетала Мора, хорошо сыграв растерянность, и захлопнула коленом выдвинутые ящики.              — Новенькая, — перебила ее девушка. — Я слышала. И о твоих родителях, — добавила она. Мора поспешно выскользнула из кабинета, схватив с собой несколько ручек, торчащих из стакана в форме головы орла. — Они правда там были? — покосившись на нее, спросила девушка, заходя за Морой в подсобку. Она только сейчас увидела, что у нее была достаточно увесистая папка и летняя серая накидка, висевшая на предплечье.              — Кто врет о смерти родителей в театре? — фыркнув, ответила Мора, нагло глянув девушке в лицо.              Она стрельнула взглядом на часы прямо над головой коллеги. У Моры было еще минут десять до встречи Артинова. Она схватила поднос, поставила на него несколько чашек и принялась накладывать в пиалки рафинированный сахар разных цветов. Тростниковый, кленовый, кокосовый… Господи.              — Тот, кто хочет попасть в первый, — заметила девушка, поведя плечом. Мора замедлилась, из-за чего несколько квадратиков упало, разрушив свои идеально отрезанные углы. — Не всякому выпадает такое везение, — объяснила девушка, заметив реакцию Моры и приняв ее за неодобрение. — Ну, в смысле не по поводу родителей, а… работать здесь. Мне жаль, — добавила она последнее предложение.              На секунду Мора почувствовала липкость стыда. Но всего на секунду. Она робко улыбнулась.              — Так мы с тобой счастливчики? — хмыкнув, уточнила она.              Внешний вид девушки ясно давал понять, что она работала здесь. Вряд ли между ними была большая разница, но какая-то все-таки была. Это получалось понять по ее плечам. Было в них что-то… не то. Девушка держалась ровнее, но как будто просто из-за спицы, вшитой в позвонок.              — Партнеры. По смертям.              Мора уставилась на нее, и девчонка дернула вверх подкрашенный уголок губы. Ей тоже дали косметику. Мора возвращалась в женское крыло центра, пряча эту сумочку так же, как прятала бы книги без маркировки красной буквы в углу. Как прятала ворованные документы. Потому что она смотрела на очередь в душ, и ей казалось, что за фирменную помаду ее здесь вполне себе могли казнить.              — Я закончила академию, и меня выдали за стражника. Малого ранга. Все сливки всегда доставались альтовским шлюшкам, — выплюнула девушка и прыснула, глядя в сторону.              Мора вовремя отвлеклась на приготовление напитков. Несколько стаканов воды с лимоном. Сахар. Кофе.              — Его убили через год после свадьбы. Иногда я думаю, хватило бы ему ума остаться живым, если бы он был хотя бы подполковником? — девушка протянула это предложение действительно как гипотезу, лишенную скорби или чего-то личного.              Мора помолчала несколько мгновений прежде, чем спросить:              — Давно это было?              — Три года назад, — выдохнула девушка, а потом перехватила накидку другой рукой. И стало почему-то очевидно, что она все это время стояла в дверях. — Тебя взяли мне на замену.              — На замену?.. — нахмурившись, переспросила Мора, соображая.              — Ты не можешь работать помощницей маршала вечно, — закатив глаза, произнесла девушка книжным тоном. — Первое правило: тебе нужно выполнять свой долг перед Ссорией — вступать в брак и заводить детей. Это лишь… способ получить себе мужа получше. У них какой-то заскок на то, чтобы вытаскивать себе жен из-под маршалов. Знак качества, говорят. — Она цокнула языком.              Наверное, год назад это могло бы повергнуть Мору в шок. Но сейчас ни один мускул на ее лице не дрогнул.              — А второе? — лишь ровно спросила она, слыша щелчок чайника. Девушка приподняла брови. — Второе правило.              — Ты им надоедаешь, — ответила девушка и прыснула, покачав папкой в руке. — Так что у тебя года три максимум, используй их с умом.              — Этот совет как-то связан со слабительным?              Мора сложила руки на груди, упершись ягодицами в стол. Узкая серая юбка невероятно бесила своим неудобством.              — Я бы не стала, если хочешь им понравиться, — сдержанно ответила она, но хихикнула. — Одна пыталась в это играть — подсыпала что-то своему начальнику каждый раз. Не кончилось ничем хорошим.              — Ее казнили? — голос Моры дрогнул. Почему-то на казни это не работало. Она видела так много Зовов… но почему-то во всех теперь все равно виделась Костра.              — Не-ет, — протянула девушка расслабленно, — отказ расставить ноги не то чтобы подпадает под предательство родины. Хотя если это маршал, то я не уверена, — фыркнула она иронично. — Просто отослали куда-то… в пятый.              Мора кивнула, дополняя поднос салфетками. Она не хотела чувствовать себя так, будто занимала чье-то место. Как чью-то голову подвинуть под гильотиной. Едва ли требовало мук совести.              — У него есть жена, он не особо требовательный, — внезапно начала девушка, немного помолчав. — Раз в месяц посещает вечеринки. Будет брать тебя с собой, но скорее как обмен, чем для себя. Это самое худшее. Все остальное… нормально, — смазано сказала она и, облизав губы, сглотнула. Мора замерла, а затем медленно перевела на нее взгляд. — Считается, что в пропаганде работают самые… верные ценностям. Так что большинство коллег Артинова строят из себя тех, кто хочет только бить поклоны Вождю. Но есть исключения, и чаще всего они из первого — те, кто выделяет бюджет. Большинство из них просто свиньи, — тараторила она едва слышно. — К счастью, встречи с ними бывают редко — раз в квартал, но этот фильм… — Она поджала губы, глянув на дверь в коридор позади них. — Сегодняшняя встреча из таких.              Молоко в руке Моры стало тяжелее на несколько галлонов прямо внутри питчера. Она приоткрыла рот, пытаясь ответить хоть что-то, но что? «Спасибо» прозвучало бы просто глупо.              — И тебе нужно связываться с помощницами гостей. Этот пьет кофе без сахара и с молоком, — бросила девушка и, толкнув хлипкую дверь, совершенно не защищающую никакие разговоры, вышла.              Мора так и стояла с подрагивающим молоком в руке. И только после отдаленного писка лифта поняла, что так и не узнала имени девушки.              Через пару минут коридор заполнился шумом шагов. Мора быстро глянула в зеркало, проверяя свой внешний вид, и опустила ладонями вечно подскакивающую на бедрах юбку. Она приловчилась открывать дверь с подносом в одной руке, проталкиваясь внутрь дымки переговорной комнаты, и вдыхать с такими интервалами, чтобы легкие не коллапсировали от яда в непроветриваемом помещении.              Мужчины сидели в креслах, стоящих вокруг кофейного стола, посмеивались над чем-то. В хрустальные пепельницы падали пепельные головки, казненные сухой кожей пальцев. Видимо, от частого соприкосновения с чернилами официальных печатей.              — Господин Артинов, ваш крепкий кофе, — улыбнувшись, проговорила Мора, выставляя чашки.              Она озвучила это, чтобы заполнить тишину. В большинстве своем Мора вела себя как призрак, но в большинстве своем разговоры при ее появлении не прерывались, не изменялись взгляды, которые она чувствовала на себе, даже не смотря в глаза.              — Кофе без сахара с молоком для вашего гостя.              Она прижала к себе поднос, ожидая брошенного «свободна», как обычно делал Артинов после вопроса о добавлении сахара в напиток. Он говорил это на автомате, чаще всего не отрываясь от телефонного разговора или быстро бегающей по листам ручки.              — Мария — моя новая помощница на испытательном сроке, — представил маршал, небрежно ткнув сигаретой в ее сторону. Лицо его гостя сливалось с проседью. — Сам Вождь послал юное дарование, как только мы обсудили детали проекта, я клянусь.              — Стало быть… Мария особенная девушка, раз уж сам Вождь использовал ее в качестве послания, — спокойным голосом произнес второй маршал.              Все они так разговаривали. Велюрно. Как будто связки их были вылиты из визиток Элиона с позолотой. Наверное, так звучит отсутствие страха быть убитым на крыше собственного агентства недвижимости.              — Ее родители погибли на месте теракта. Получили билет вместе с пайком. Так что она из центра помощи нуждающимся попала прямо к нам, не чудо ли? — глянув на Мору, сказал Артинов с какой-то странной смесью хвастовства и небрежности.              — Вокруг одни чудеса, — хохотнув, сказал второй маршал, стряхивая сигарету. — Во имя Вождя.              — Фильм одновременно будут смотреть миллионы людей по всей Ссории на экранах площадей своих округов, было бы неплохо добавить туда эмоции тех, кто потерял близких по вине предателей. Это дает понимание ужаса трагедии куда больше, чем статистические данные, — судя по всему, продолжил Артинов разговор.              Мора, стоя посреди зала, помялась, не зная, может ли она уйти без разрешения.              — Это правда, люди поймут серьезность новых реформ, лишь когда начнут ассоциировать себя с другими, — важно кивнул второй маршал, а потом перевел на нее взгляд. — Мария, присядь с нами, будешь нашим пилотным зрителем. — Он указал на кресло напротив себя, забросив стопу на колено дорогущих брюк. — Налей себе чашечку.              Девушка боязно пробежалась глазами по маршалу, а затем стрельнула взглядом в начальника. Море показалось, что она его знала, но это ощущение было слишком очевидно объяснимым, чтобы на нем сосредоточиться. Все ее детство прошло в бесконечных повторах новостных передач, которые Маргарита пересматривала часами, следила за телеведущими, как будто в попытке понять их секрет. А стоило всего лишь похоронить дочь — никаких тебе секретов.              — Она новенькая, не думаю, что сейчас… — неуверенно скривился Артинов, даже не смотря на нее, но маршал махнул на него рукой.              — Да перестань, тебе что, жалко арабики? — ответил он и кивнул глазами на чайничек.              Мора осторожно присела на край кресла, сложив колени друг к другу. Она бегала глазами, думая, куда приткнуть поднос, чтобы не держать его на коленях, как дура.              — Спасибо, но госпожа говорила, что девушкам ни к чему поднимать давление кофе, — робко сказала она и улыбнулась.              Маршал довольно цокнул языком.              — Какая воспитанная, — хмыкнул он с легкой насмешкой, которая чувствовалась в воздухе.              — Стараемся, господин Ресин, — самодовольно ответил Артинов, и гость снова посмотрел на Мору.              — Мария, ты бы почувствовала большую мотивацию следить за правомерностью действий своего окружения после потери родителей в этой трагедии? — Ресин чуть приподнял подбородок, изучая ее лицо.              — Я думаю, следить за правомерностью действий своего окружения — это долг каждого гражданина Ссории. Меня этому научили исповеди в академии, — ответила она ровно.              Черты лица Ресина продолжали вызывать на коже зуд. Хотя это вполне могла быть его форма. Мора ненавидела эти красно-золотые элементы.              — Да, но… — Он задумчиво опустил уголки губ. — Люди крайне ненадежны без дополнительных стимулов. Что, если поощрять их инициативу? Ведь Ссория всегда поощряет своих граждан. Каждый получает то, что заслужил, помнишь? — напомнил он ей надписи на Штабах. — Мы думаем над дополнительными граммами к пайкам за каждую полезную новость. Эта реформа должна быть введена сразу после фильма, в котором люди увидят, насколько действительно бывают опасны предатели.              — И над удержанием граммовки, если какая-то ячейка общества не проявляет достаточной гражданской позиции, — добавил Артинов, судя по всему, смирившись с этой вынужденной болтовней. Мора перевела на него взгляд, думая, правильно ли понимала. — Невозможно ведь только поощрять народ, — приподняв брови, пояснил Артинов.              Мора тут же потупила взгляд. Они хотели приструнить бедность, сделать ее своим оружием: зарядить порохом и отстрелять неугодных руками, нуждающимися в крупе.              — Я… я думаю, что вы безусловно… знаете, как делать лучше, — промямлила Мора, надеясь, что это звучало достаточно кротко.              — М, прелесть. — Усмехнулся Ресин.              Он повел плечами, наклоняясь к ней ближе. Мора сделала вдох, ощущая, как ком в горле из дыма смешивался с запахом тяжелого одеколона, вызывающего рвотный позыв. И страх за Ватру.              Она резко дернула головой, уткнувшись прямо в лицо Ресина, которое в последний раз виделось ей точно так же — по ту сторону стола. Только в тот раз к надменности примешивалась сырость и суета преподавателей в подвале, пока ее мама тарахтела на заднем плане, пытаясь убедить всех вокруг, что Мора и Ватра не друзья. У нее похолодели пальцы.              — Подлей мне молока, — кивком указал маршал. Мора опустила глаза в стол, делая над собой усилие, чтобы молочник не трясся в руках и не оставлял дорожку из капель на подносе. — Мария, может такое быть, что мы где-то виделись раньше? — склонив голову, чтобы заглянуть ей в лицо, спросил Ресин, но она намеренно не поднимала глаз.              — Это в-вряд ли, господин, — промямлила она, подвигая к нему кружку и чувствуя, как ее блузка постепенно приклеивалась к позвонкам, делая тонкую ткань и вовсе прозрачной.              — В любом случае вся основная работа будет проводиться в первом, мы привлечем лучших режиссеров, поэтому готовьтесь к частым командировкам, господин Артинов. — Ресин откинулся на кресле, переводя внимание на мужчину, и Мора сделала короткий выдох через нос, осознав, что задерживала дыхание все это время. — На выходных намечается карточный турнир — я приглашаю. Киев с крыши главного отеля выглядит почти так же великолепно, как ваши помощницы. — Он подмигнул и еще раз чиркнул по девушке глазами. — Мария отправится с вами?              — Она пока всего лишь на испытательном сроке. Не думаю, что ее достижений достаточно для таких поощрений, — равнодушно буркнул Артинов, очевидно раздражаясь от ее присутствия. Но теперь было совсем очевидно, что она не могла просто встать и уйти.              — Да ну брось, — беспечно отмахнулся Ресин. — Подготовишь мне отчеты по прошлому кварталу?              Артинов, который вовлекся в лежащие рядом с его нетронутым кофе бумагами, замер, а затем перевел взгляд на собеседника.              — В двух экземплярах, — уточнил Ресин.              Мора облизала губы, увидев боковым зрением, как Артинов поднялся со стула. Он кивнул, молча вышел за дверь. Мора подскочила в ту же секунду, как услышала щелчок.              — Мне тоже не стоит вас отвлекать от… — затараторила она.              Ресин перебил ее елейным голосом. Таким же он расспрашивал о том, была ли Ватра падшей девушкой. Наверное, с таким же подписал бумаги на ее отправку на Базу.              — Где ты, говоришь, выросла, Мария?              — В третьем. Третьем северном, — ровно ответила она. — Потом мои родители переехали во второй. Отцу дали разрешение… — Мора поднялась, стараясь звучать непринужденно, и поставила на поднос пепельницу.              — В нашу последнюю встречу ты врала так же бесстыдно, — хмыкнув, прервал ее складный, выученный назубок рассказ Ресин.              Для выброса ужаса, смешанного с адреналином в грязную смесь, было достаточно секунды. Мора дернулась к выходу, но Ресин схватил ее за запястье, буквально вдавив большой палец до хруста. Поднос свалился ей под ноги, и чашка кофе перевернулась прямо на бумаги и ее юбку.              — Тихо, ну куда же ты так быстро, солнышко?.. — ласково протянул мужчина.              Мора взвизгнула от боли, чувствуя, как ее позвоночник трясся от дрожи. Маршал держал ее руку вывернутой. Он поднялся с кресла и подошел к ней со спины.              — Уверен, на эту аферу ушло много времени, разве не жалко так все… бросать?              Мора закрыла глаза, сцепив зубы, чтобы не всхлипнуть от страха. Ресин знал. И он смаковал это чувство.              — Обычно я не запоминаю лица мелких лгунов, но… — проговорил Ресин ей в висок и провел пальцами по ее щеке, — просьбы твоей мамочки забыть тяжело. Она хорошо тогда постаралась за твое прощение… м… напомни имя? — тихо попросил он, кажется, действительно забыл. Диафрагма Моры сотрясалась в спазмах. Ресин резким рывком повернул ее к себе лицом и рявкнул: — Говори!              — М-мора, — протянула она дрожащими губами.              Ее плечи покрылись неестественной коркой льда. Она помнила это чувство, когда лежала в грузовике, который несся по ухабам, скрываясь от стражских машин. Сейчас кажется, вся кровь осталась в хватке маршала на запястье. Он снова улыбнулся, а затем цокнул языком.              — Точно. Мора, — процедил он. — Безвкусное и пошлое, как и большинство рудиментов прошлого. На такой плодородной земле приживается с успехом и всякая шваль, это стоит перетерпеть, да, Мора? Просто подождать смены поколений, — протянул он.              Мора почувствовала на щеках слезы и услышала собственные всхлипы. Ей казалось, она свыклась с этим. С ощущением скорой смерти. Бывала там. Видела ее. Но эта ухмылочка, спокойный контролируемый тон пах даже не Зовом, он пах закрытой на ключ комнатой с матрасом на полу какой-то Базы. О, это куда ужаснее смерти.              — Ну, расскажи мне, куколка, в чем план? Уверен, здесь не обошлось без твоей мамочки. Она умеет работать головой, — плотоядно произнес он.              — Мама здесь ни при чем, я… — промямлила Мора, а затем почувствовала легкий удар по щеке.              — Хватит. Я устаю от игр, — приказал маршал, но скорее вымученно. Устало. Как будто она заставила его. Спровоцировала. Подвела. — Ну скажи, чего вы хотели добиться? Еще одного рабочего места в верхушке аппарата? Более презентабельного маршала?.. — перечислял он елейно, не без интереса.              — Квартиру, — выдавила из себя Мора. — Еще одну квартиру, выданную для… жертвы теракта, — заикаясь, ответила она.              Ресин растянул губы в мерзкой улыбке.              — Ну конечно… — шепнул он и снова провел пальцами по ее щеке. — Как мелочно и… предсказуемо. — Довольно быстро его пальцы сомкнулись на ее щеках, вдавливая задние зубы в десна силой. Он дернул ее лицо и сказал, немного скривившись: — Наверняка ты чувствовала такую власть, выставляя его дурачком, м? Чувствовала себя на вершине, одурачив маршала?              — Простите, я…              Мора плакала, закрыв глаза. Ресин не стал слушать. Наверное, он так часто видел таких рыдающих девочек… Это уже не приносило нужного эффекта. Больше раздражало.              — Какая самая большая гниль существует в Ссории? — задал вопрос он снова почти нежно. — Которая купорится в светлых головушках, позволяя им думать, что все их мысли останутся в тайне? — Он постучал по ее виску, а потом сжал волосы в прическе в кулак, заставляя ее ойкнуть и открыть глаза.              — С-секреты, господин, — ответила Мора то, что знала из бесконечных речей преподавателей. Которые все равно не спасали. Тяга человека к секретам была… действительно непреодолимой.              — Правильно, куколка, — удовлетворенно сказал он. — Все из нас имеют секреты, но всем из нас за них приходится платить. Ты же не хочешь, чтобы Артинов узнал об этом?              Ресин заглянул ей в глаза. Маршал стоял так близко, что Мора видела собственное покрасневшее от рыданий лицо в его зрачках.              — Зов над твоей матерью? Это была бы такая потеря для Ссории, если бы вдруг главная телеведущая оказалась продажной шмарой. Ну так как? Не хочешь? — невинно спросил он.              — Н-нет, господин. — Мора дернула головой в стороны, хватая ртом воздух.              — Я возвращаюсь в первый завтрашней ночью — не могу пропустить удовольствие сыграть пару партий. Ты могла бы поехать со мной.              Его рука постепенно сместилась ниже по блузке. Он касался широкой пятерней ее тела, но создавалось такое ощущение, будто крови там и вовсе не было, никаких нервных окончаний. Мора ничего не чувствовала. Только холод.              — Как девочка, пережившая трагедию. Так трогательно. — Он прыснул.              — Пожалуйста… — протянула Мора, умоляя, но ладонь маршала уже оказалась на ее бедре.              — …и цинично. Была бы ты мужчиной, далеко бы пошла, я уверен. — Он глянул ей в лицо, наслаждаясь эффектом. — Я мог бы сохранить твой секрет, но… стоит понять, есть ли ради чего, — его голос до того был правдоподобно невинным, что Мора чувствовала, будто сходила с ума. — Всегда хотел удостоиться чести меры преданности, назовем это пробной версией. Сделаешь мне то, что сделала Резникову, прежде чем он сдох, м? — Он снова дернул ее за лицо, не позволяя отвести взгляд.              — Я не… я ничего…              — Или то, что ты делала на том рынке со всякой швалью, — перебил ее всхлипы Ресин, кивнув головой в сторону. — Я уж уверен, тогда Марго старалась не просто так. Это даже в каком-то роде… пикантно.              Он провел пальцами по ее гладким фалангам. Помощницы маршалов хранили кольцо чистоты на груди. Не порочили образ этого украшения, пока бегали за хозяевами в попытках отличиться за три года достаточно, чтобы кто-то захотел забрать их себе, как трофейную безделушку, которую когда-то касались власть имущие.              Ресин сделал шаг назад, сел на кресло. Мора понимала, что даже если сейчас побежит к двери, ее путь оборвется у лифта со стражником, поэтому смотрела, как он медленно располагал руки на подлокотниках, смотря на нее с легкой полуулыбкой. Конечно, маршал тоже это прекрасно понимал.              — Убеди меня, куколка, — произнес Ресин и указал зрачками на пол.              Мора услышала вжик ширинки. И шумно выдохнула. Она чувствовала на себе сальное облизывание взгляда, остатки елейных разговоров, что стекали слезами по ее красным щекам. Эти прикосновения рук к плечам, пытающиеся нащупать бурлящую, буйную кровь, своровать себе пару капель горячей молодости. Ресин смотрел на нее так, как смотрели на подбитую утку, заряжая ружье на кабана — почти сочувственно, жалко. Так смотрели на формуляр с чужим номером, а потом стряхивали на него пепел, в ту же секунду забывая имя.              Мора знала, что это произойдет. Она мечтала об этом раньше. Уважаемый человек из первого округа. На ней не было даже кольца. Если закрыть глаза, можно было представить, что оно надето на эти толстые пальцы, а букет в честь свадьбы остался в вазе рядом с вышитой картиной. Мечты были той еще сукой.              Кук предупреждал об этом. Почти с цинизмом ее матери. И она сама подписалась. Но, видимо, какая-то часть глупенького волчонка в ней слишком привыкла, что жестокий охотник всегда приходит, отгоняя плотоядное зверье, намереваясь оставить эту лощеную шкурку себе. Поэтому, опускаясь на колени и видя, как плотная ткань штанов маршала скатилась с бедер, она только осознала — ее некому больше спасать.              — Посмотрим, насколько талант у вас в семье передается по наследству, — хмыкнув, сказал Ресин.              Мору затошнило. Тонкий, высвобожденный член нагнулся к ее лицу движением руки маршала. Сидя на коленях, она медлила, чувствуя разъедающую соль на лице.              Все терпение Ресина ушло на тянущие слоги в предложениях, поэтому в следующий момент его ладонь больно сжала плотную кожу сзади шеи Моры. Он притянул ее вплотную, уткнул головку члена в брезгливо сомкнутые губы. Она почувствовала, как сила надавливания разомкнула ей рот. Головка прошлась по ряду гладких зубов прежде, чем втолкнулась в приоткрытый рот до упора, прямо в горло. Комната наполнилась булькающим рвотным звуком.              Мора уткнулась носом в мужской живот. Она засучила руками, пытаясь отодвинуться, чувствуя жжение в горле. Несколько долгих секунд маршал держал ее затылок прежде, чем отпустил. Она закашлялась, согнувшись вдвое и сплюнула на ковер смесь слюны и желудочного сока, пока мышцы живота продолжали сокращаться в позывах.       Ресин снова дернул плотную кожу на шее, и Мора вернулась на место. Маршал двигал бедрами в содранном горле, кажется.              — Только попробуй какую-нибудь глупость натворить с зубами, — предупредил он, слыша, как она давилась, рефлекторно выгибая спину, чтобы снизить давление. — Я думал, в Альте вас учили быть идеальными невестами, — невольно фыркнув, сказал Ресин, заставляя ее давиться собственным языком, придавливая подбородок к яйцам. — Активнее! — повысил голос он, дергая ее голову.              Мора чувствовала, как зубы чиркали по плоти, пока челюсть сводило от широко открывшегося рта. В какой-то момент кислая едкая жидкость желудочного сока снова заполнила рот. Мора дернулась, кашляя, пачкая себе колени, на которых уже расцветали синяки. Маршала забавляла эта картина, и он убеждался, что из-за следующего движения его ладони комната заполнится еще более громким рвотным звуком.              — Мда… до мастерства мамочки тебе еще далеко… — скривив губы, сказал он, когда Мора в очередной раз вытирала лицо ребром ладони, пытаясь сделать вдох, и почувствовала, как щека дернулась от ощутимого, но не сильного удара. — Но за такую мордочку можно простить.              Он поманил ее пальцами. Мора всхлипнула, когда головка уткнулась ей в щеку прежде, чем вновь растянуть глотку, терзая слизистую. Ощущение собственных слез перебивало запах мерзкого одеколона и пота похоти, исходящих от кожи. Хотя она не была уверена. Это скорее был пот власти. Простой и пресной. Страсти не было совсем. Даже грязной, падальной.              Мора услышала щелчок двери и попыталась дернуться в сторону, но ладонь в очередной раз больно надавила ей на голову.              — Твоя помощница и правда… оказалась полезной, Александр, — хмыкнув, сказал Ресин, кажется, на изданный вошедшим мужчиной звук, но Мора не слышала за своими рыданиями и болью. — Готова трудиться во благо Империи не покладая сил, да, Мария? — Он засмеялся, приподнял ее подбородок и в следующую секунду с брезгливостью отбросил назад. — Вольно.              Мора прижала руку к животу, откашливаясь на ковер. Она видела, как темные капли туши стекали с ее лица, пачкая серый ворс.              — На первый раз достаточно, все-таки хочется оставить немного твоего запала на рассказ о трагедии потери родителей, — протянул Ресин, вжикнув ширинкой, и поднялся. — Я заберу ее с собой, — бросил он молчавшему Артинову, пока Мора сидела к ним спиной на полу и всхлипывала. — Будет моим талисманом. — Он вытер руки салфетками и кинул их на стол.              Мора убрала ладонью тянущуюся нить слюны с нижней губы, и зыркнула снизу на Ресина. Хорошо, что он не знал, что всем смертным ее талисман приносил только гибель.              

***

      Собственное отражение хмурилось, выглядело хрупким, как картинка из песка в бутылках, которые стояли на полках комнаты отеля на пятнадцатом этаже. В этом была какая-то забавная ирония: по вечерам грузная «Z» освещала главный округ, придавливая своей мощью прошлое, но внутри стен стояли бутылки с разноцветным песком и странными орнаментами, напоминающими о прошлой жизни. Дань Темным временам. Преподаватели настаивали, что о Темных временах нельзя говорить, чтобы не засорять себе мозг чернью. У маршалов, видимо, в голове был встроен естественный фильтр, потому что им культурные останки, смотрящие со стен, не мешали спать по ночам, когда они останавливались в главной гостинице города. В ней даже свет никогда не гас — настолько главной она была.              Мора провела кончиком невидимки по виску, закрепляя объемную косичку, хоть те и выглядели сейчас куда более фривольно, чем ей позволила бы хоть одна госпожа в академии. Ее серое платье со знакомым цветочным кружевом на ногах особенно ярко подчеркивало брошку на груди.              Она видела с утра парочку маршалов, стоящих у ресепшена, и девушек вокруг них в плотных темно-синих сарафанах, смотрящих на нее как на грязь. Тоже с отсутствующими на пальцах кольцами Чистоты. Неужели они не видели? Они все здесь были по уши в грязи.              Ее забрали из третьего, как запрещенный груз — ночью. Почти без слов посадили в поезд вместе с остальным обслуживающим персоналом, чтобы потом засунуть в номер отеля, нарядив в стандартную одежду, пахнущую ополаскивателем. Все же не совсем стандартную.              Дверь комнаты открылась, когда Мора успела закрепить последнюю заколку. Она глянула на лицо Ресина, которого успела увидеть мельком утром — напряженного, полного недовольства. Совсем не такого, как сейчас. Он медленно осматривал стены комнаты не менее сальным взглядом, как будто и на них потом должен остаться налет, который Мора чувствовала на собственной коже.              — Отдельная комната в люксе в центре первого… — протянул он, неторопливо заходя внутрь. Мора ухватилась кончиками пальцев за тумбу под зеркалом, не двигаясь вообще. — Обычно взглянуть на город с этой стороны могут только особенные люди, — хмыкнув, заметил он, глянув из окна на вид города.              Мора поспорила бы. Вид с крыши библиотеки был куда лучше, чем это стекло, заляпанное летней пылью вперемешку с духотой.              — А ты особенная девочка, да, Мора? — улыбнувшись, спросил он, подходя к ней сзади.              — Только если вы так считаете, — тихо ответила она и неловко прочистила горло, осознав, насколько сипло голос звучал.              — Но этот вид — ничто по сравнению с тем, который нас ждет сверху. Мансарда победителей, — произнес он тоном щедрого дарителя.              Ресин выглядел так же: как богач, отстегивающий четверть стоимости своих часов на питание нищим и слушающий аплодисменты. Но Мора хлопать не торопилась.              — Могу поспорить, даже таким высоким птичкам, как твоя мама, не доводилось бывать там.              Мора поежилась как всегда при упоминании собственной матери, но не подала виду. Даже когда его пальцы потянулись к ее щеке, прошлись короткими ногтями по нежной коже, как будто специально. Тоже не подала.              — Гордись, куколка, — довольно сказал Ресин и хохотнул, а потом игриво вскинул палец. — Но это еще не все. — Маршал выудил из кармана брюк небольшую коробку и тут же избавился от крышки. — Я заметил, без колечка на руках тебе недостает украшений.              Мора опустила глаза и уставилась на серебряную цепочку. Она поблескивала в увядающем солнце, была исполнена в ссорийских цветах. Мора взяла ее в руку, проверяя, была ли она такой же тяжелой, какой выглядела.              — Надень на нее кольцо Чистоты — такому символу лучше выделяться, — бросил Ресин.              Он явно ожидал от нее более бурной реакции. И она должна была прийти в себя, если хотела, чтобы это все чего-то стоило. Стоило спрятанной ампулы в ее рукаве, которая все еще сохраняла в себе запах лечебного крыла общины. И ее кошмаров.              — С-спасибо, — пролепетала Мора, вздернув уголки губ.              Маршал сделал жест рукой, заставив ее повернуться, и заглянул ей в лицо.              — Ты же на меня не в обиде, девочка? — спросил он обеспокоенно, проводя тяжелой рукой по ее прическе, заставляя невидимки впиться в кожу. — Ты ведь должна понимать — у всех привилегий есть цена, — шепотом добавил он почти невинно.              Мора кивнула.              — Да, господин, я понимаю.              Он улыбнулся, потрепал Мору по щеке и отошел. Ресин прошелся глазами по ее телу, и она тут же почувствовала солидарность со стенами.              — Будь готова через час — начало при заходе солнца. — Он подмигнул ей.              Мора глянула на свет, пробивающийся через пыль на окнах. Весь вечер показался ей большими песочными часами с льющейся горячей лавой вниз. Эта лава почти жглась, заставив ее часто заморгать, когда чуть больше чем через час лифт открылся на верхнем этаже. Помещение было полностью в панорамных окнах, плавящихся от яркого света.              Ресин посмеивался, переговариваясь с кем-то в темной форме стражника, плечи которого украшали мелкие детали, видно, обозначающие крайнюю степень преданности. Хотя, судя по всему, крайнюю степень преданности обозначало его присутствие здесь — среди пахнущих полиролем столов и сладковатого запаха дорогого табака. А еще запаха лжи. Легким-легким ароматом крови, стекающей прямо с локтей.              Наверное, так она нашла его глазами. По запаху.              Мора остановилась и уставилась на то, как он лениво покручивал в руке фишку, игрался с картами и говорил с одним из стражников, сидящих на кресле рядом. И ее сердце остановилось, так банально остановилось, сорвавшись вниз, отбивая клапаны о начищенный паркет, пока он вытаскивал из рукава маршальского пиджака очередного ссорийского Джокера, кажется, чувствуя себя как дома. Гораздо уютнее, чем между ее сломанных ребер.              Стражник рядом с ним наклонился ближе, пытаясь впитать в себя пару брошенных слов. Касьяну не нужно было укрываться от пули, спасаясь, как в ее снах, чтобы остаться на плаву. Судя по языку тела парниши в черном, Касу теперь достаточно было просто щелкнуть, и тот свалился бы к его кожаным ботинкам.              Она смотрела, как грязный киевский закат заливал комнату, касаясь золотистых элементов на его форме, пока Касьян хитро смотрел в карты и щурил глаза, укрываясь от солнца. Лживые свои глаза.