***
Она едва удержалась на ладонях, вовремя вытянув их вперед, чтобы не удариться лицом, когда стражник вернул ее в камеру, а затем направился дальше по коридору. Мора проглотила несколько ложек каши, пытаясь протолкнуть вязкую холодную консистенцию половиной стакана воды, и обхватила ноги, чувствуя, как зубы снова начинали стучать. И наверное, это был хороший признак. Что было плохим признаком стало ясно спустя еще одну тарелку — ее перестало трясти. Мора чувствовала только адский жар на щеках, и даже пар, идущий изо рта, казался обжигающим. Девушку усадили в экипаж плывущие образы, и через какой-то час мама обливала ее теплой водой, пока Мора касалась спиной холодного кафеля ванны. — Давай, дорогая, тебе нужно поесть. — Слышала она отдаленно, и в ее рот влилась вода такая же горячая, как и вода в ванной, только с привкусом курицы и вареной картошки. Мора закуталась в одеяло, слабо соображая что происходит. Маргарита повесила на стул несколько комплектов серых футболок и переодевала дочь каждые пару часов, перед этим ополаскивая ее под прохладным душем, чтобы снизить температуру. — Видишь, следов скоро не останется, все будет в порядке… — послышался голос матери, который звучал так, словно это не Мора лежала на животе, едва открывая глаза, пока она наносила мазь на ее ноги. — Я купила этот бальзам, он заживляет даже старые шрамы, о новых и говорить нечего. — Маргарита поддерживающе улыбалась каждый раз, когда наносила крем, как только консистенция впитывалась в разгоряченную кожу девушки. Кажется, у нее была лихорадка. Да. Точно. Наверное. Мора вдыхала запах свежих наволочек, постоянно проваливалась в сон и видела отрывки темницы. Видела отблески огоньков, опутывающих скользящую в воздухе тарзанку. Запах мандаринового джина и воротника кожаной куртки. Колющийся подбородок. Она просыпалась, слышала какие-то голоса и сомневалась, что они звучали всерьез: Маргарита оставляла ее по ночам в абсолютной темноте, и монстры нашептывали ужасы, больше не боясь подожженного фитилька. — С теперешними возможностями я могу выписать вам хороший фруктовый чай, даже оставить несколько специальных направлений в Штаб, чтоб вы могли без очереди… — Услышала Мора подуставший мужской голос, и, кажется, он доносился от расплывчатой фигуры в белом халате, который сидел на стуле в другом конце комнаты. — Чай?.. Доктор, она… ей нужна помощь, температура!.. — задохнулась от возмущения Маргарита, мельтеша туда-сюда перед окном, откуда, безо всяких сомнений, был виден экипаж ярко-красного цвета. — Маргарита, мне очень жаль, — перебил ее мужчина. Он вздохнул, но в этом вздохе не было сожаления. Создавалось ощущение, будто Мора уже такая десятая груда из одеял и тяжелого дыхания, которую доктор видит за сегодня. — Ее возможности получения медицинской помощи сокращены, как и у всех выпускниц Альта в качестве наказания. Поэтому могу ограничиться лишь чаем, но и он вам не повредит. — Что они будут делать, если каждая из этих выпускниц загнется! — повысила голос Маргарита, хлопнув ладонями себя по бедрам. — Насколько я знаю, потеря даже двадцати выпускниц вряд ли скажется на общем рейтинге невест в этом году, поэтому я правда желаю Морене выздоровления, — произнес доктор, поднимаясь. — Великий Вождь озаботится состоянием вашей дочери, если ее намерения перед Ссорией чисты и искренни. Сон обрушивался на нее почти так же, как она обрушивалась на кровать, когда выходила из ванной с мокрыми волосами, проглотив еще несколько ложек супа. Если ее намерения перед Ссорией чисты и искренни. Мора пыталась вспомнить требования господина Бога и надеялась, что у него они менее строгие, иначе ей не дожить до следующего утра.***
Реальность на нее не снисходила. Она втягивала Мору в себя всегда безосновательно больно, будто кто-то вытягивал из нее жилы, пока девушка открывала слезящиеся глаза и всегда видела перед собой лишь подушку, которую не было сил передвинуть, или тарелку, стоящую на тумбе, которую не было сил съесть. Морена немногое замечала, чаще всего ее сознанию хватало батареи лишь на анализ льющегося света из окна и отсутствия или присутствия звука радио внизу. В этот раз это был стук. Громкий и резкий. Мора сосредоточилась на звуке падающей на крышу воды, но размеренный стук прервал вскрик снизу, и через пару секунд дверь в ее комнату отворилась настежь, стукнувшись ручкой о стену. Кажется, сбив краску даже минуя предохранитель — с такой силой была открыта дверь. — Блять… — Услышала она вдох, который так сильно походил на панику — ее разум был изобретателен в миксовании эмоций. В реальности Мора ни разу не слышала панику от этого человека. — Эй, ссорюшка, ты слышишь?.. — Мора приоткрыла глаза, чувствуя хаотичное прикосновение холодных рук к лицу. — Мать твою, ты пиздец какая горячая, — сглотнув, сказал Кас. Мора дернула пальцем в желании дотянуться до его влажных ресниц (кажется, на улице все еще шел дождь), прогнать пугающий ее тон. — Ты… пришел, — прохрипела она, но скорее губами произнесла. — Ты не выглядишь удивленной, — шепнул он, продолжая смотреть на нее, сидя на корточках у кровати. — Ты всегда приходишь. — Повела Мора плечом совсем слегка, действительно не будучи удивленной. Он всегда приходил. Повадился ошиваться на краю ее сознания, приходил всегда тихо, как беда. Только воздух сгущался. Ложился рядом в холодной подсобке, так натурально, вообще холода не чувствуя в одной футболке. А может, это потому, что ей нравилось смотреть на его руки. Хотя если бы он всегда приходил так, как ей нравилось больше, футболки тоже бы не было. Обычно он лежал, рассказывая ей о чем-то достаточно громко, не опасаясь стражников, как в жизни. Только пар из его рта не шел. Так что сейчас было естественно, что он здесь. Он всегда находился где-то поблизости. Касьян разулся, на пол сбросил с себя куртку и достал что-то из кармана. — Сейчас, иди ко мне… — произнес он, аккуратно приподнимая Мору и садясь за ее спину, опираясь на подушки. — Давай… сейчас тебе станет легче… Его голос был совсем другим, не как в камере. Не был ни грамма насмешливым. Скорее тяжелым. Рефлекторным. Как будто он сам себя убеждал в том, что говорил. Мора, полулежа на нем, прикрыла глаза и уперлась виском в его грудь. Ручка двери треснула о стену еще раз. — Что ты себе?.. — Женщина задохнулась, как будто возмущение просто сожрало ее слова. — Убери от нее руки! Не смей прикасаться к моей дочери! — закричала Маргарита. Мора едва слышно простонала, почувствовав, как виски начали пульсировать, словно ее пульс дразнился, пытаясь перекривлять его биение сердца. — Думаете, трахну ее прям тут? — зло фыркнув, процедил Касьян. Он бесцеремонно отбросил одеяло с Моры и чем-то зашуршал. — Я звоню в имперскую стражу! Они вышвырнут тебя, отправят на Зов! Благо, еще даже постамент не успели очистить! — рявкнула Маргарита дрожащим голосом, и дрожь эта была как в физике — от чрезмерного давления. Ярость и пренебрежение, смешанные в одном горле, были слишком взрывоопасной смесью. — Заодно отчитаетесь им, откуда у вас нелегальный антибиотик, — сказал Касьян, зыркнув на Маргариту, которая уже сделала несколько шагов по направлению к телефонной трубке, но застыла. — Ну, знаете, для чистоты показаний, — зло фыркнув, выпалил он. Мора почувствовала, как Кас что-то интенсивно встряхнул правой рукой и коснулся ее волос, убирая их назад. — Т-ты холодный, — вздрогнув, промямлила она. — Знаю, ссорюшка, знаю, сейчас… — произнес он. В его голосе как будто тумблер переключился с яда на что-то почти извиняющееся, почти нежное. Всегда было в нем это «почти». Мора — простая смертная, и поэтому ей казалось, что ее покрытая углями кожа просто растает, стоит ему еще хотя бы раз сказать ей это так же рядом со щекой. — Где… где ты это взял?.. — голос Маргариты стал более тихим. Мора могла поклясться, что мама обернулась на пустой проход, схватившись рукой за дверь для поддержки. Ей вечно виделись очи Вождя, припаянные к их обоям, к сливу в раковине, к вытяжке над плитой. — Там больше не осталось, — грубо ответил Касьян, разрывая руками целлофан. — Если это краденая ампула… — проговорила Маргарита предупредительно-воспитательным тоном и ткнула в сторону чего-то, что находилось выше над головой Моры. — То не ставить? Похлебкой обойдетесь? — хмыкнув, уточнил Кас, а потом его губы, видимо, оскалились в злобе, которая была слишком видимой, чтобы прикрыть ее каким-то хмыканьем. — У нее температура, блять, наверное, под сорок. Серьезно, ты не можешь быть такой же отмороженной, как по радио! — Никакое отребье не посмеет разговаривать со мной в таком тоне в моем же доме! — заистерила ее мать. Мора жалобно захныкала, пытаясь зарыться лицом в теплую футболку, которая сейчас казалась прохладной. Почти ледяной от разницы их температур. — Это отребье — единственный, кто может сейчас вам помочь, так что придется поумерить свое эго, Маргарита, и я бы советовал очень, очень внимательно подбирать слова, — голос Каса перешел на холодное, хрустящее спокойствие. Мора не винила немо открывающую и закрывающую накрашенные губы Маргариту, как будто ее поддели за эту губу крючком и выдернули на сушу из личного озера. Морена бы тоже, наверное, не торопилась перечить. Но сложно было опасаться, слыша у его шеи запах сигарет и парфюма, что стал более отчетливым из-за капель дождя, попавших под куртку. Он чертовски много курил, судя по всему. — Срать я хотел на ваши заслуги и таланты. На любые из них, — уничижительно сказал Касьян и прыснул, а затем опустил взгляд на Мору и бережно закатал рукав ее футболки, оголяя плечо. — Мне нужен спирт, — помедлив секунду, как будто бы вспомнив, бросил он в сторону Маргариты. Она медлила тоже. Видимо, вела личную войну с собственной гордостью и блеском ампулы меж его пальцев. — Сейчас, — надавил в два слога Кас, смотря на ее мать и прямо в эту секунду наживая себе еще одного врага. Мора услышала раздраженный стук стекла о полку после нескольких тяжелых шагов Маргариты по ковру в ванную, словно она всю нерастраченную злобу, все слова, что не вылились в телефонном звонке страже, вложила в эти шаги. — Если это приведет ко мне домой наряд имперской стражи, которые будут выяснять о связи нашей семьи с каким-то вором… — процедила мать сквозь зубы поблизости. — Гораздо предпочтительнее был бы катафалк, я понимаю. Не так унизительно, — смерив ее взглядом, сказал Кас, и Мора почувствовала, как ее плечо смазали резко пахнущим спиртом. — Я… блять, я никогда не делал это кому-то другому, — его голос дрогнул. Мора открыла глаза и посмотрела на пустую прозрачную ампулу, валяющуюся на одеяле, а затем на небольшой шприц у него в руках. — Скажи мне, как, ссорюшка. Ты же знаешь как, — выдохнул он рядом с ее лбом. — В-воздух… из ш-прица… — протянула Мора рывками. Он понял быстрее, чем она договорила. Слава Вождю. — Да. Воздух. Точно. Касьян суетливо цокнул ногтевой пластиной по пластиковому боку шприца и выдавил несколько капель жидкости на иглу. — П-под углом… п-потихоньку, не быстро. Мора проглотила слюну, когда он зафиксировал ее руку, плотно прижав к своему плечу. — Он с новокаином, будет неприятно. Потерпишь, ладно? Вопрос явно был риторическим, потому что секундой спустя Мора громко простонала от боли, чувствуя, как вещество впивалось в мышцы, заставляя те как будто сокращаться в судороге — настолько это было больно. Но он сжал ее плечо крепче, не давая шанса дернуться, пока поршень шприца не коснулся упора. — Ты умница. Вот так, — произнес Касьян тихо. Он разорвал зубами какую-то упаковку и, едва касаясь, приклеил пластырь к месту, которое, без сомнений, уже начало набираться багровыми красками. А может быть, сизыми. Как у него на груди когда-то. — Ей нужен кефир, йогурт… какая-нибудь кисломолочная хрень, — буркнул Касьян, и по холоду тона несложно было понять, что фраза была адресована не Море. — Откуда ты знаешь наш адрес? — Мать полностью проигнорировала фразу, смотря на него прямо в упор. — Ну что вы, Маргарита, вы лучше меня в курсе, что для здорового крепкого сна не стоит знать подобное. Не отбирайте у себя здоровый сон, — ухмыльнувшись, сказал Касьян, который уже куда больше походил на себя — в этой ухмылке всегда была лишь половина ухмылки, все остальное — угроза. Мора схватила ртом воздух и закашлялась. Она почувствовала, как он подтянул ее выше, ближе к себе, и убрал длинные вьющиеся волосы с лица. — Скоро тебе станет легче, ссорюшка, скоро, — пообещал Касьян. Он повторял это так часто, так чертовски часто, что Мора смешивала эти слова с паникой у него в голосе и боялась сильнее. Она не видела, чтобы Касьян повторял кому-то хоть что-нибудь. — Ты можешь быть свободен, — заявила Маргарита. Мора услышала, как дернулась многострадальная ручка двери, когда ее мать, видимо, указала ему на лестницу вниз. Страх Морены стал материальным, обрел реальное значение. Более реальное, чем смерть. Хотя ей правда казалось это почти одним и тем же в тот момент. — Н-не уходи, — даже голос прорезался, только соскользнув на одной из гласных и прямо в пропасть полетев, судя по охриплости. Мора потянула на себя его футболку до подозрительного звука рвущейся нитки где-то на вороте. — Она уснет, и я уйду, — сказал Касьян, глянув на Маргариту исподлобья. Хватка Моры ослабла, когда он рукой обхватил ее плечи и прижал к себе. Словно чтобы воспаленные легкие функционировали, им мало было прозрачной ампулы в крови. Требовался определенный процент прикосновений. Она лежала, изредка проваливаясь куда-то глубже в сознание, буквально на пару минут, а потом вздрагивала, ловя секундную панику, пока снова не начинала чувствовать полнолуния, которые Касьян выводил пальцами у нее на щеке. — Больно? — тихо спросил он после очередного такого вздрагивания. — Уж-е нет, — ответила она, слыша настойчивое и такое же бунтарское, как сережка в его брови, тук-тук-тук, бьющееся о ее скулу. Больно правда уже не было. Она чувствовала, как мама смазывала ей раны на ногах, и корочка уже не ощущалась болезненно. Да и физическая боль игнорировалась мозгом, пренебрегалась — психика стирала удары лозы о ноги, видимо, чтобы люди не боялись потом выходить из дома. Но ту боль, что обычно ассоциировалась с ошметками, которых не видно, мозг уважал куда сильнее, однако вот же чудо — эти раны тоже проходили, если к ним прикладывали холодное. Что-то типа кончиков пальцев. Так что да. Уже не болело. — Я ненавижу их, Мора, — внезапно произнес Касьян на выдохе. — Я знаю, — тихо сказала она и кивнула, кажется, даже не до конца понимая, о каких «них» он говорил таким странным тоном, как будто столкнулся с этим впервые, как будто тронул лужицу под ногами и удивился глубине. — Нет, ты… — Он дернул головой и глухо засмеялся. Мора тут же почувствовала сожаление, что ее закрытые ресницы касались только материала футболки. — Ты не знаешь. Она сделала усилие, немного передвинулась и, кажется, истратила на это все силы, которые накопила за это время. Но он так редко улыбался в ее снах. Еще реже искренне. И этот смешок тоже не был чистым весельем, но… ей так нравился этот изгиб у него на лице. Мора коснулась его подбородка. Касьян опустил взгляд, чиркнул глазами по ее пальцам, а потом просто выдохнул напротив подушечек. — К-колешься, — сказала она шепотом. Мора провела пальцами чуть выше по отросшей щетине, которая делала Касьяна чуть старше на вид. Не так, конечно, как вечное братание с опасностью, что обычно встречалось в сединах людей, которые уже пожили свое, но все же. — Прости, — ответил он шепотом как-то слишком серьезно, пока она все еще касалась жестких волос у него на щеках. — Деньки были… не до марафета. — Ничего. — Она пожала плечами. — Ты никогда меня не целуешь. Он чаще упирался плечом в стену и выдыхал ей в лицо дым во снах, как будто так и остался ярким воспоминанием, выбивающимся безумием среди развалюх и тлена, сжимающим между пальцев золотистый фильтр. Или усмехался, но так, чтобы она не могла понаблюдать, поэтому постоянно через треск телефонных проводов. И всегда клал трубку первым. Но чаще прикладывался щекой, колючей своей щекой, к капоту стражской машины со сцепленными сзади руками. Эти сны всегда были короткими — она просыпалась мгновенно. — Никогда?.. — произнес Касьян тихо. Он смотрел на нее еще пару секунд, как будто мысленно смакуя какое-то действие, типа очередного глупого прозвища или насмешки. А в следующий момент ее выдуманная реальность просто застыла. Как если бы прямо сейчас лихорадочный бред решил превратиться в кошмар, и в комнату ворвалась бы стая стражников, они бы застыли, замахнувшись дубинками и шокерами, пока их шлемы отражали бы поцелуй. Кас прикоснулся к ее губам совсем слегка, немного влажно, почти не открывая рта. Но заставляя ее прикрыть веки. Чтобы в следующий раз они распахнулись, когда в комнате пахло лишь супом, набранной ванной и заканчивающейся мазью на дне жестяной банки.***
Красивый узор белых колготок растягивался по ноге, скрывая уже едва заметные отметины сзади. Через время шрамы совсем должны были посветлеть и перестать быть видимыми. Мора защелкнула блестящую фианитами брошку, которая теперь была символом траура по маршалу Цаликову, и отогнала от себя мысли. Это просто украшение. Ничем не лучше и не хуже стандартной броши. Она провела руками по заплетенным косам, отмечая, что они выглядели немного объемнее на фоне сузившегося от долгого голода лица, но последняя неделя регулярных приемов еды совершенно точно пошла ей на пользу. Она спускалась вниз, глядя на густеющие сумерки, но звук щелкнувшего замка заставил ее замедлиться. Мора увидела Маргариту, на ходу расстегивавшую пальто. Звук колес отъезжающего экипажа послышался глухо за хлопком двери. — Куда ты собралась? — тут же выпалила мать, глянув на сарафан Моры, когда она наконец-то завершила спуск по лестнице. — Ты сегодня рано, — протянула Морена, стрельнув взглядом на часы. Ей казалось, вновь получив возможность выйти на работу, мать еще несколько недель не появится дома раньше воя сирен. — Я хотела собрать корзину и пойти проведать в больницу старшую госпожу, она… — Это лишнее. Ты еще не до конца поправилась, — оборвала ее Маргарита, вешая пальто. Она прошла в гостиную, раздраженно убирая с укладки остатки влаги. — Но я чувствую себя лу… — начала Мора, засеменив за ней. Женщина обернулась, строго глянув на дочь: — Поэтому потрать это время на шитье или хотя бы на письмо с извинениями в театр относительно твоего благотворительного вклада, а не шатайся рядом с сомнительными личностями, — недовольно сказала Маргарита и наклонилась к зеркальной поверхности шкафа, чтобы поправить прическу и не дать ей разрушиться от влажности. — Мы еще не слышали вывода совета маршалов по поводу бывшей госпожи, а в твоем круге и так хватает сомнительных людей. Белая корзина, стоящая на столе в прихожей, оставшаяся после подарка одного из претендентов на ее руку, пустовала. Мора собиралась впервые выйти на улицу, заполнить ее небольшими гостинцами и прорубить вакуум, в который погрузила девушку мать. Маргарита закрывала Морену в комнате с едой, аргументируя это все еще изредка поднимающейся температурой. Несколько недель просто выпали у нее из жизни. Мора включала радио погромче, училась слышать сквозь строки, но ей все равно казалось, даже если бы сопротивление убило абсолютно всех Сынов Вождя или внезапно исчезло одним днем, это никто бы не транслировал по радио. Для Ссории сопротивления просто не существовало. Разве кто-то может сопротивляться «царству справедливости»?.. Мора проглотила слова матери о сомнительном окружении. Она выровняла голос на выдохе и сделала его максимально участливым: — Твое отсутствие на работе никак не сказалось на… планах? Не хотелось бы, чтоб я стала причиной… Это было искренне. Мора помнила, чего стоила матери мечта устроиться на телевидение, поэтому совсем не хотелось узнать, что ее простуда как-то отразилась на работе. Маргарита не дала ей закончить мысль: — Нет ничего, что могло бы сказаться на моих планах хуже, чем предательство первой невесты сезона в выпуске у моей дочери, — резко ответила она. Маргарита расстегнула жемчужную серьгу и уже второй раз пожаловалась, что застежка начала заедать. Мора тактично прикусила язык. Иррациональное желание извиниться почти вырвалось наружу, прежде чем она одернула себя, вспомнив о том, что в этом не было ее вины. — Возможно, если бы они прислушались к Костре… — с отчаянием протянула Мора. Она присела на подлокотник дивана, изо всех сил пытаясь не вспоминать кадры с проектора, оставить их частью лихорадки, смешать с остальными видениями и не придавать смысла. Чтобы суметь спать ночами. — Она убила человека, Морена, ради Вождя, прекрати нести этот бред! — воскликнула женщина, бросив серьги в шкатулку с громким стуком. — А я говорила! Говорила, что с ними что-то не так. — Она ткнула наманикюренным пальцем прямо в Мору, не скрывая осуждения в голосе. — Но тебя прямо-таки тянет к чему-то подпорченному! Маргарита громко дышала, освобождаясь от других аксессуаров. Мора, помалкивая, отвела взгляд. — Как твои ноги? — Мама скосила взгляд на ее колготки. — Я не хочу снова переносить ответные смотрины — нужно восстанавливать репутацию вашего выпуска. Люди болтают черт знает что, — фыркнула она себе под нос. — Они… в порядке. Спасибо, — глухо поблагодарила Мора. Когда она встала с кровати после болезни, то с таким опасением подняла футболку и посмотрела в зеркало на свои ноги. Сейчас же Мора желала, чтобы они выглядели хуже, чем на самом деле. Возможно, этот вид смутил бы маршала, и он не стал бы сжимать ей колено во время чаепития. Она правда надеялась, что они были брезгливыми. — Новая госпожа сделала обязательным проживание невест в академии с начала следующей недели. Мне придется каждый раз забирать тебя на смотрины лично. — Маргарита раздраженно цокнула языком, однако через секунду ее голос поменялся, стал более ровным: — Но это правильное решение. Как мы видим, за вами нужен глаз да глаз, кто бы мог подумать. — Она смерила дочь взглядом. — Академия прислала вам новые комплекты формы, чтоб вы вернулись на занятия. Роскошный подарок после позора, который вы вылили на головы вашим преподавателям. — Подарок?.. — выдохнув, переспросила Мора, наблюдая, как Маргарита припудривала лицо, макияж на котором слегка испортился под светом софитов за весь день. Первый выпуск их программы должен был выйти в эфир через месяц. — Мы лишились комплекта формы, потому что они отстегали нас розгами. И держали в подвале… Сколько? Дня четыре?.. Сколько девочек заболело, кроме меня? Мама обмолвилась о першении в горле у Весты, но Веста замолчала уже после десяти минут криков. Мора была уверена, там было что-то похуже простого першения в чертовом горле. — Ты хотя бы можешь представить, что пережили все в эти дни? — прищурившись, спросила Маргарита и повернулась к ней. — День, когда первая невеста сезона должна была появиться на праздничном бранче, превратился в Зов! Ссория потеряла одного из своих маршалов, а ваши преподаватели честь! Они должны были погладить вас по голове за это?! — возмущенно закричала она. — Я никого не убивала, мама, — холодно напомнила Мора. Ее мать едва разговаривала с ней после того, как она пришла в себя. Суп для нее всегда оставался горячим, но Маргарита бросала ей пару слов напоминаний о мази и еде прежде, чем закрыть Мору в комнате и отправиться на работу, наконец перестав опасаться, что, придя обратно, обнаружит в постели только холодный труп. — Я уже ни в чем не уверена, — надменно фыркнула она, сложив руки на груди. — Клянусь именем Вождя, когда мне сказали, что ты прокралась в комнату к предательнице намедни свадьбы… — Да я пришла, чтобы обнять девушку перед тем, как ее выдадут замуж за человека, который насиловал ее! — не выдержала Мора. Она так устала от этого. Какой-то ее части, точно той, что отвечала за уничтожение физически болезненных воспоминаний, казалось, что она устала от этого больше, чем от лежания впалыми щеками на промерзлой земле камеры. Фраза о колющем предмете, вошедшем десяток раз в тело маршала, преследовала ее, но каким-то чудом кровь разлеталась, марая все вокруг себя в смрад, однако образ Костры оставался нетронутым. Она просто была загнанной девочкой. — О, какая драма — полежать на спине пятнадцать минут, не смеши меня. — Мать цинично прыснула и полезла в тумбочку, кажется, за припрятанными сигаретами. — Надеюсь, избежание этого стоило отнятых привилегий, которые ты зарабатывала все эти годы, — отрезала она, наконец-то нащупав мягкую пачку. — Я отправлю официальное письмо маршалу, и, надеюсь, в начале недели мы поедем в третий и пожмем руки. Только это сможет как-то вытащить тебя из ямы, в которую ты загнала себя своей глупостью. Мора тихо фыркнула, просто не веря. — Может быть, этих глупостей было бы меньше, если бы нам разрешали самим выбирать, с кем мы хотим быть, а не загоняли как коров на случку, — бросила она. Мора поднялась и устремилась к выходу, желая только хлопнуть дверью от ярости. Но это все, чем могла ее ярость выплеснуться. Хлопнувшей дверью и, может, пропущенным приемом пищи, чтобы ее «кости» оставались непривлекательными. Она ведь говорила: революционерка из нее была не очень. — Вот как? И кого бы ты тогда выбрала, такая умная? — протянула ей в спину мать под шорох огонька, поедающего табак. Мора, насторожившись, повернулась к женщине. — Может быть, какого-нибудь изгоя общества? Ни на что не годную шпану, кроме того, чтоб засорять мозг всяким идиоткам? — Смотря дочери прямо в лицо, Маргарита делала паузы между предложениями. Достаточные для того, чтобы она почувствовала… неладное. И, видно, это вдоволь отразилось на ее лице. — Да, Мора?! — внезапно заорала ее мать. Маргарита мотнула головой, нагнулась, открыла нижнюю часть шкафа, прилегающую к полу, которая… Вождь, Мора даже не подозревала, что она могла открываться. Маргарита вытащила оттуда книгу, которая вот-вот должна была рассыпаться на части, но каким-то образом пережила уже десятки поколений и как минимум два небрежных броска на стол. — Это тоже тот подонок тебе подарил?! — рявкнула Маргарита. Мора смотрела на Библию, лежащую прямо посреди гостиной, как на оборотку кривого зеркала. Она поняла, что начала задыхаться — поврежденные легкие все еще не работали как следует. — Т-ты… — промямлила Мора, отступив на шаг, но Маргарита была быстрее, подойдя ближе. — Ты хоть представляешь, что было бы с нами, если бы я на секунду не задумалась о том, что тебя вокруг пальца обвести проще, чем овцу, и не обыскала твою комнату?.. — прошипела она. — Стража перевернула весь дом после поимки вашей сестрицы! Сняли даже кроватные панели в поисках доказательств! Ты бы стояла рядом с ней на Зове тогда! — кричала она с трясущейся красной губой. Мора осознавала происходящее. Ее мама говорила так, будто точно знала, о ком. И вряд ли это была Толганай. Если бы это была она, Маргарита использовала бы другие слова. Не менее гнусные, но другие. — Наподчеркивалась цитаток про любовь, идиотка?! — рявкнула Маргарита, ткнув пальцем в книгу так, как будто она могла почувствовать боль. Хотя… разве после стольких прикосновений рук, оставленных на страницах чувств людей, могла она не быть живой?.. — Он… он был здесь?.. — сипло протянула Мора, едва слышно, как и воспоминание, которое рябило в ее голове, но как только она пыталась за него ухватиться, исчезало полностью. Не было ничего удивительного. Касьян всегда уходил из ее снов вот так. Море казалось, запомни она этот сон хоть раз, прокрути на пленке памяти, он вряд ли когда-то вернулся бы. — Это тебя волнует? — возмущенно фыркнула Маргарита. — Почему тебя не волнует возможность того, что к нам могут снова нагрянуть в поисках пропавших лекарств?! Украденных из чьего-то дома, наверное! Мора мотнула головой, все еще ошарашенная этой мыслью. Черт. Боже. Лежащая на столе Библия прямо под взором Вождя, висящего в позолоченной рамке на стене, казалась не таким абсурдом, как Кас, явившийся к ней домой. И как всегда с подобными воспоминаниями, они становились четче, когда переставал в них сомневаться. Не совсем, но… она почему-то помнила колючее ощущение на кончиках пальцев. — Это был он, — глухо повторила Морена вслух, коснувшись рукой места укола, которое было аж фиолетовым — настолько не набитая рука его делала. Мора еще тогда решила, что это был худший врач на свете. — Это был не доктор, ты… соврала мне! — Какая ирония тебе заявлять об этом, дорогая! — фальшиво рассмеялась Маргарита и бросила потухшую сигарету прямо на обложку книжки, замарав ее пеплом. Женщина внезапно сжала плечи Моры и тряхнула ее. — Ты спала с ним?! — рявкнула она, в ужасе рыская оглушенным от страха взглядом по ее лицу. — Говори! — крикнула мать. Мора молчала скорее из-за шока, чем из-за желания промолчать. Она таращилась на свою вечно собранную мать, которая абсолютно потеряла самообладание, и даже выбившиеся пряди из ее прически больше не имели значения. Маргарита отпустила ее, почти отшвырнув от себя. — Какая же ты… — Маргарита скривилась. — Этот сброд только и ждет вот таких дурочек, чтобы навешать им лапши на уши и добиться своего… — Тогда почему до сих пор этого не сделал?! — отмерев, закричала Мора в ответ и зашла за диван, подсознательно ища препятствие между ними. — Он… достал лекарство где-то… — Она прикрыла рот, пытаясь осознать всю цепочку событий. — Героя уже из него сделала, да? А он не ошибся, знал, кому пыль в глаза пускать, — хмыкнув, выплюнула Маргарита, все еще смеряя уничижительным взглядом дочь. — Подумай, каким образом! — Возможно, более честным, чем зарабатываешь деньги ты, мама, умалчивая про смерти людей и постоянно транслируя только ложь! Последнее слово смазалось вскриком Моры. Звонкая пощечина прошлась по ее губам, и, кажется, снова открылся тот укус, который уже затянулся, потому что Морена ощутила привкус крови во рту. Она на автомате приложила ладонь к щеке, а другой рукой схватилась за диван, чтобы не упасть. — Замолчи, — прошипела Маргарита ей в лицо. — Не смей так говорить. Они не люди вообще. Мора смотрела в лицо матери, все еще держась за щеку, и та грань, на которой она балансировала последние несколько месяцев, вдруг стала просматриваться. Ощущаться. Приобрела внезапно реальные значения и габариты. И Мора буквально физически чувствовала, как выбирала сторону, пересекая черту. И пусть это выглядело как хлопнувшая входная дверь и оставленный приказ матери остановиться.***
Надвигающаяся на Ссорию ночь, распятая в светящихся огоньках, осталась где-то сзади, за длинными полосами заброшек, припорошенных тонким слоем выпавшего снега. Они походили не на ржавые развалюхи, а на химер, охраняющих мертвенный покой разрухи. Щеки Моры горели. Ее дыхание сбилось от бега, но по этой улице не стоило бежать, чтобы не затеряться. Мора петляла минут двадцать среди зданий, как близнецов похожих друг на друга, пытаясь найти знакомый силуэт. Она была здесь всего однажды. Мора поняла, насколько замерзли ее руки, только когда посмотрела на ладонь, стучащую по двери, и заметила красные от холода пальцы. Бег разогревал кровь, пока она неслась непонятно куда, пытаясь остановить разваливающееся небо. Оно било ей по плечам, как плиты какого-то вдруг рухнувшего сверху экрана. Холод дышащей в лопатки весны останавливал кровь вновь треснувшей губы. — Пожалуйста, будь дома… будь… — простонала Мора едва слышно, постучав еще раз, и обессиленно прислонилась лбом к стене. Она впервые остановилась за несколько часов глупого брождения по темному городу, больше не щурясь от фар в лицо. Мора чувствовала, как окончательно спрятавшееся за горизонтом солнце заставит ее зубы стучать с минуты на минуту. А здесь даже не было никаких магазинчиков, в которых можно было бы чересчур пристально выбирать товар, ожидая, пока кончики пальцев отогреются, чтобы потом все же не удовлетвориться выбором. Он мог быть где угодно. Ночевать у Лели. Проигрывать очередной баснословный ворох талонов. Или угрожать икотой чьей-то матери. Он мог быть где угодно. Мора дернулась, услышав какой-то стук снизу. В девушку успел закрасться ужас, потому что часть нее решила, что никто в здравом уме не выбрал бы жить здесь, и поэтому в ее представлении эти развалины были абсолютно пустыми. И она была права. Никто в здравом уме. Она всмотрелась в темноту сквозь ржавые лестницы внизу. Дверь открылась перед носом Морены, напугав ее еще больше. — Мора?.. — Кас приподнял брови. Нужно было ему отдать должное — он выглядел куда менее удивленным, чем мог быть. Хотя ее имя в его устах… это тоже мог быть своего рода шок. Мора не знала, чего ожидала — этого магического эффекта воспоминаний, когда пациент видел что-то связанное с событием и туман в его голове рассеивался, собирая картинку в пазл? Но пазла не было. Был Касьян, стоящий в тканевых штанах и футболке, в которых не могло быть комфортно нормальному человеку в такую холодину. И ошметки ее воспоминаний. — Это был ты, — выпалила Мора, всматриваясь в его лицо. — Ты принес мне лекарство, — сглотнув, сказала она, понимая, что это звучало дико. Он просто смотрел на нее, упираясь другой рукой в косяк двери. Хлипенький такой косяк двери. — Я думала, это сон. — И часто я тебе снюсь? — хмыкнув, спросил Касьян. Только когда он заговорил, Мора правда поверила, что это был не мираж. Он редко когда позволял смотреть на его улыбку в этих ее миражах. — Постоянно, — честно ответила она, и Касьян изогнул губы в кривой усмешке и отступил назад, давая ей пройти внутрь. Мора прислонилась спиной к двери, наблюдая за тем, как неизменно стоящая масляная лампа бросала бархатный отблеск на его правую скулу. Даже масла в ней было такое же количество, кажется. — Не нужно было приходить, Кас, — произнесла Мора тихо. — Она легко могла позвонить стражам. Могла сдать тебя. Даже после того, что он сделал. Мора проглотила это предложение, чувствуя ужасный стыд, но знала, что это правда. Ничто не помешало бы Маргарите забрать ампулу у него из рук и в следующий же момент набрать страже. Кас показательно вздохнул и трижды поцокал языком. — Готова умереть ради свободы какого-то отброса? Ссорюшка-ссорюшка… — протянул он, все еще слегка усмехаясь. — Готов рискнуть ей ради какой-то коллекционной статуэтки? — спросила Мора, не отрывая от него взгляда. Касьян хмыкнул, но без особого энтузиазма. — Было бы реально запарно искать нового связного в театр. — Его взгляд переместился ниже по ее лицу, и меж бровей снова прочертилась знакомая морщинка. — Что с губой? Мора облизала губы, почувствовав легкий металлический привкус, и коснулась рта. Ей повезло, что она бродила в таком виде по темноте. Альта-девочкам было запрещено расхаживать по второму округу с окровавленным ртом. — Небольшая… размолвка с мамой, — пристыженно пробубнила она, опустив глаза. Касьян громко фыркнул и пошел в сторону кухни. Он оторвал кусок салфетки и протянул ей. — Как ты узнал? — Мора подняла на него глаза. Она вытерла рот и заметила пару капель крови на бумажке. Касьян засунул руки в карманы штанов и оперся о спинку дивана. — М… я обладаю некоторыми особыми способностями, — загадочно протянул он. — Типа приставления пушки к чьему-то горлу? — Мора приподняла брови, и, возможно, не стой она с окровавленной салфеткой посреди его квартиры, это звучало бы куда более язвительно, чем получилось в реальности. — Типа зрения. — А вот ему язвительность удалась. — Они показали видео вашего избиения на Зове той девчонки, приправили речью об ответственности и крови, которая должна смыть с вас преступление вашей сестры и вся эта хуйня… — пересказал он это таким скучающим голосом, который контрастировал с опустившимися внутренностями Моры. Она представила экраны Зова с трансляцией собственного стеганного розгами тела, и ее начало тошнить. — Реально? Завалить маршала? Я впечатлен, — добавил Кас. — Все остальные тоже… знают?.. — глухо спросила Мора, почему-то чувствуя стыд. — Знают, что ты жива, — как-то слишком агрессивно ответил Касьян, но Мора только кивнула. — Передай им, что я в понедельник вернусь в театр и… Я постараюсь дать знать обо всем. Ей не хотелось, чтобы они подумали, что она просто… пропала. Ее учили быть ответственной. Не оставлять дела на полпути. Но это почему-то никогда не касалось картин в качестве ее подарка в новый дом. — Теперь я должна жить в академии. Мама сказала, что с нас не будут спускать глаз. — Очевидно, они делают недостаточно, если ты здесь, — саркастично сказал Касьян, не спуская с нее глаз, пока она смотрела в пол, все еще стоя возле двери. Так и не решалась ступить вперед. — Как ты… достал антибиотик?.. — несмело спросила Мора, все же подняв взгляд и на автомате закусив губу, рискуя снова повредить незажившую слизистую. — Мама сказала мне, что это был врач, и он… согласился пойти в обход правил за взятку, я думала… — протараторила она, хмурясь и пытаясь понять, что из этого было правдой. Форма врача как будто мелькала в ее воспоминаниях, но Мора бы не поклялась, что это не было таким же миражом. — Мне она денег не предлагала, — удивленно, но ядовито высказал Кас и хмыкнул. Мора вздохнула. — У кого?.. Антибиотики не были тем, что можно получить достаточно легко. Ее лишили этого, как и всех выпускниц. Их привилегий лечения. Это должно было послужить большей кротости при замужестве, но Мора не знала, как отсутствие или наличие лечебных сывороток могло убедить кого-то не наносить десяток ранений острым предметом. Они просто оставляли выпускниц умирать от пневмонии. Но их выпуск сильно просел в рейтингах невест после произошедшего, поэтому… возможно, это была небольшая потеря для Империи. Где бы Кас их ни достал, это было незаконно. — Ну, скажем так, они живы, — произнес он, не ухмыляясь, не скользя взглядом по ее лицу. Как будто ожидая чего-то. — Ты ведь за этим пришла? Узнать, не убил ли я еще кого-нибудь?.. — Он вскинул брови, подходя чуть ближе к ней. И Мора могла сказать, что от него всякого можно было ждать или что она бы не удивилась, но… В ней как будто совсем не было на это сил. Все остались на неглубоких вмятинах снега от ее подошв по дороге сюда. Она даже талоны с собой не прихватила — выбежала, схватив лишь пальто. — Я пришла сказать спасибо, — качнув головой, произнесла Мора устало и подняла на него глаза. — Говори, — легко сказал Касьян, как не сказал бы ни один нормальный человек. Это был его способ. Он выбивал так землю из-под ног, отбирая у всех абсолютно любой, даже самый неожиданный сценарий из рук. Никакого тебе «все в порядке» или хотя бы «сочтемся». Мора моргнула несколько раз, мимо воли глянув ниже по его лицу. Сегодня у него не было щетины. И почему-то в этот момент она точно была уверена, что в прошлый раз ее кожа жглась. Снова. — Ты поцеловал меня, — выдохнула она скорее удивленно, чем обвинительно. Как будто эта новость свалилась на нее точно так же, как небо несколько часов назад. — Ты меня умоляла, — простодушно сказал Кас, пожав плечами, и она замерла. — Что?.. Точнее. Я… П-прости, я была не в… Мора чувствовала, что стыд краской заливал ей не только шею с лицом. Абсолютно вся верхняя часть тела повысилась в температуре, кажется, истратив весь свой кредитный запас. Если ей придется идти к центру второго пешком, она околела бы на третьем квартале. Вождь. — Ну, я ведь Бог. А Бог милосерден, ссорюшка, — протянул Касьян, вальяжно наклонившись к ней. Мора осуждающе покачала головой и толкнула его в плечо, когда заметила ухмылку, прячущуюся в глазах. В теплое плечо. Возможно, это гудение внутри Каса было работой личного реактора, вкрученного в него, прямо рядом с системой, вырабатывающей браваду. — Через пятьдесят минут начинается комендантский час. — Кас кивнул головой на небольшое окно, от которого толку в такой темноте было ровно как от замурованной стены. — В центр второго добраться отсюда займет время. — Я… вряд ли пойду домой, — пробубнила Мора как будто про себя, но все равно вслух. — Из-за матери? — спросил Касьян, глянув на нее. Она знала, что он скажет, поэтому просто не хотела продолжать эту тему, но когда это его останавливало. — Всеки ей в ответ, никто не обидится! — посоветовал Кас. Мора глубоко вздохнула, посмотрев на него. Он ждал. — Я могу пойти в академию или… — Она трусливо отвела взгляд, но потом все же набралась смелости вернуть его к лицу Касьяна, который ничуть не делал очевидную просьбу легче. — Но мне хотелось бы остаться, — произнесла она правду. Было почти страшно. Ощущать, как она соскучилась. Как будто правило о том, что спящие люди, пребывающие в холодном коматозе камеры, не должны ощущать часов, но каким-то образом она ощущала. Как датчик внутри, который не получал вовремя дозы. Но страшнее было ходить из рук в руки от господ до матери, а потом быть переданной какому-то маршалу с сухими морщинистыми руками и больше никогда с ним вот так не поговорить. Касьян молча смотрел на нее какое-то время, и свет со стороны подсвечивал его профиль, как будто они находились на какой-то чертовой сцене, забыли слова. Но здесь не было суфлеров. Только темнота и легкий стук тающего снега за окном, стекающий по ржавым ступенькам. — Чая все еще нет, — внезапно произнес он самую неожиданную фразу на свете. — И гостевого комплекта белья тоже. — Не страшно, — согласилась Мора слишком торопливо. — Уверена? — хмыкнув, переспросил Касьян. Мора недовольно стрельнула в него взглядом, видя, как он открывал тумбу кухонного гарнитура, и присела на край кресла. — Замерзла? — Немного, — ответила Мора неловко, слыша, как он разогревал воду, и нахмурилась, вспоминая. — Ты разобрался с Элионом?.. — Мора обратила внимание на собственную фразу и подумала, что слово «разобрался» больше никогда не вернется в ее голове к своим исходным смыслам. — Я имею в виду… я не хочу, чтоб ты ему вредил или… — Блин, звучит так, будто вы мутите, — глянув через плечо, сказал Касьян, очевидно валяя дурака. — Фу, нет, — ощетинилась Мора, даже голос повысив так, что он слегка засмеялся себе под нос. — Фу? — перекривил ее Кас и цокнул языком. Он стучал посудой, которая была слишком далека от блеклого света огонька масляной лампы, чтобы хоть что-то рассмотреть. — Я думал, в ваших кругах любят статных мужчин. Мора разулась и устроилась в кресле удобнее, подтянув ноги под себя. Она чувствовала, что воздух здесь был слишком прохладным для серой футболки с коротким рукавом. Мора обратила внимание на маленькую нитку, которая выбилась из цветочного узора на ее ногах, и начала дергать ее. Правило не произносить вслух не работало. Никто никогда не произносил вслух о галдевшей толпе, мечтающей разорвать двадцатилетнюю девчушку на лоскутки, но это все равно случилось. — Думаю, я уеду в северный третий в конце марта, — Мора попыталась сказать это как можно более буднично, но голос все равно сел, а кончик указательного пальца покраснел от трения о нитку. — Ко мне сватается маршал, и мама… считает, что мне нужен опытный поводырь, — хмыкнув, поделилась она, слыша, как шарканье посуды на пару секунд затихло. — И есть шанс, что у него зрение не такое резкое, и если шрамы не заживут полностью, это не станет проблемой. Она сдержанно захохотала, но не было никаких «всеки ему» или «теперь можешь выбросить все дождевики», ничего такого. Касьян просто молчал, не поворачиваясь, пока постепенно закипала вода. Поэтому Море стало неловко. — Сильно больно было? — спросил Касьян внезапно. Она даже подняла глаза, посмотрев на его руки, которыми он уперся в столешницу, и напряженные лопатки под футболкой. — Больше холодно. — Нахмурилась Мора, вспоминая. — Обычно зимой туда никого за проступки не отправляют, но, очевидно, этот раз был исключением. Нас уже наказывали розгами, просто… впервые так сильно. Боль проходила быстро. Стиснутые зубы, руки, сомкнутые на дереве лавки, сорванное горло. Это можно было перетерпеть. Сложнее было перетерпеть мороз, холодящий даже кости, кажется. Но этого Касу лучше не знать. Потому что он и так, повернувшись, смотрел на нее слишком прямым и тяжелым взглядом, как будто прессом давил. — Все в порядке, — спохватилась Мора, качнув головой. — Быстро привыкаешь. Вода издала шипящий звук, и Касьян оторвался от ее лица. Он несколько раз стукнул стеклом, а затем молча поставил перед ней чашку и упал на диван напротив. — Ты вырос не так?.. — осторожно поинтересовалась Мора, как будто силу тока проверяя. Преподаватели называли это наказанием. В школе, в академии — неважно. Мора сомневалась, что в учреждениях для мальчиков методы были мягче. И Кас не выглядел как тот, кто не учился нигде. Он так не звучал. — Там, где я учился, тебя пиздят не до выпуска, а пока не начнут бояться, — ответил он погодя и перевел на нее прямой взгляд. — Меня перестали довольно быстро. Она могла представить. Это тоже просто был его способ. Он все, что не получал ехидной ухмылкой, добывал, ухмыляясь на пару с набитым свинцом дулом. Просто метод стопроцентно получить то, что хотелось поиметь. Мора сделала глоток, почему-то ожидая отсутствия вкуса, разве что свежести мяты, но язык слегка связало — терпкая сладкая смесь, размешанная в теплой воде. — Что это? — Она заглянула в чашку, но при таком освещении едва ли можно было многое рассмотреть, кроме плавающих в воде частичек. — На вкус как… сахарная хвоя. — Варенье из шишек, — подсказал Касьян, подождав немного, видимо, чтобы она попыталась догадаться, но… ей бы в голову не пришло. Мора уставилась на него. — Я никогда не пробовала, — произнесла она таким шокированным тоном, как будто он только что вытащил из шкафа фрак. — Там, где я рос, нам постоянно давали его в качестве вознаграждения. — Касьян пожал плечами. Мора смотрела, как теплый свет попадал на его холодную радужку и застывал там. Замерзал каплями. — И это — мое? — Она улыбнулась только глазами. Морена спрятала нос в чашку, а затем сделала еще один глоток сладкой вкусной жидкости. Но он услышал. Прищурился всего на секунду прежде, чем ухмыльнуться. — Ну, ты очень умело наврала Элиону. Ты была хорошей ссорюшкой, — похвалил ее Касьян, задержав на ней взгляд. Мора именно сейчас почему-то отчетливо осознала, что они были здесь совершенно одни. Возможно, не только в квартире, но и в целом квартале — она не видела ни единой живой души. Их окутывал мягкий свет вперемешку с хвойно-сладким паром, пока извне густела, завариваясь, ночь, вот-вот норовя обжечь. Как кофе. Касьян залез в карман, выудил оттуда пожеванную сигаретную пачку с хламом, который приземлился на стол. Зажигалка. Обертка от чего-то. Дешевенький талон. Упаковка презерватива, блеснувшая на свету. Мора дернула взглядом к его глазам, и Кас даже внимания не обратил, а потом заметил и как-то ехидно прыснул, но ничего не сказал. Закурил. — Как ты узнал о том, что он… чем он занимается? — быстро заговорила Мора. Касьян втягивал в себя вредоносный воздух. Ей казалось, что если она промолчит, то заговорит он. И обязательно ляпнет какую-нибудь смущающую чушь. — Один из складов Парфюмера находится в школе в нижнем округе, — просто объяснил он и потом наткнулся на ее вопросительный взгляд. — Товары для детей проверяются реже. У Элиона там договоренность со старшей госпожой — Ритой. — Его челюсти стали чуть очерченней, и он произнес ее имя, как будто приземлился челюстью в лужу грязи и отплевывался. — Я видел. — Разве на это нельзя никак повлиять?.. — Элион просто торгаш, — прервал ее Касьян, понимая, к чему она вела. — Не получится его пристрелить и все закончить. Все не так просто, ссорюшка. Теперь уже он звучал… вымотанным. Или, возможно, ей так показалось, потому что Касьян взъерошил волосы, откинулся на спинку потрепанного дивана, который был весь в трещинах, и прикрыл глаза. Мора сидела, почти не шевелясь, даже глотала тише. Смотрела, как свет бродил по его ресницам, что были на несколько тонов темнее волос; блик касался подбородка, практически незаметной родинки на шее, у кадыка. У этого света было столько смелости. Мора облизала губы и поднялась. Девушка отвела взгляд, потому что чувствовала, что это гипноз, добровольный приворот как будто, и она могла бы ляпнуть что-то не то, если бы не оторвалась. Словно все могло стать еще безнадежнее. — Чем ты здесь занимаешься? У тебя нет радио или… — Мора огляделась, изучая взглядом немногочисленные поверхности, но все они, кажется, были пусты. Он был чертовски верным приверженцем аскетизма. — Тешу себя мыслью о том, что у меня нет радио, — саркастично перебил ее Касьян, следя за ней сквозь полуприкрытые веки. Мора все-таки нашла что-то и взяла предмет в руки. — Я думала, ты проиграл их. Мора бросила на него взгляд, вытаскивая из пачки колоду карт, девушки на которой были раскрашенными и броскими, со странной рубашкой. Она вспомнила, как на них реагировали игроки за столом, и повертела их в руках, рассматривая пристальнее. Обычные картонки. — Я всегда знаю, где достать еще, — хмыкнув, ответил Касьян. — Сыграешь со мной? — Мора резко повернулась к нему, закусив улыбку, и потрясла пачкой. Касьян, нахмурившись, улыбнулся, как будто заразившись ее странным настроением, когда она держала в руках пачку, «за которую кто-то умер», и совсем не чувствовала дыхания смерти. А зря. — Я не играю на дурняк, — усмехнулся он. — А тебе нечего мне предложить. — Ну… у меня все еще есть часы, — деловито протянула Мора, глянув на руку и подойдя к нему ближе. — И они меня все еще не интересуют, — закатив глаза, ответил Касьян, сел на диване ровнее и взял ее за запястье, чтобы оценить «товар». — Вся эта колода стоит как десяток твоих часов. Хиленькая бижутерия, — без тени сомнения бросил он и победно посмотрел вверх, на ее лицо, как будто абсолютно точно зная, какого эффекта ждал. И дождался. — А ты такой знаток драгоценностей? — Мора поджала губы, на секунду оскорбившись из-за комментария о ручной работе, и его ухмылка стала шире. И… это, в общем-то, стоило того. — Понимаю кое-что в прекрасном. — Касьян повел плечом, а потом склонил голову слегка в сторону. — Моя ставка остается такой же. А это в период необналичивания талонов, цени мою щедрость. Колечко. — Он провел взглядом по ее руке и вальяжно вернулся обратно к лицу. — Ладно, — легко произнесла Мора и почувствовала секундное мгновение триумфа после того, как он замер от неожиданности. — Ладно? — прищурившись, переспросил Касьян, не веря. — А ты мне что? — Мора дернула подбородком, снова забираясь на кресло с ногами. Она вела себя так, как будто крупье вот-вот должен был закрыть какую-то чертовски мощную ставку. — А что ты хочешь? — Касьян положил локти на колени, склонившись чуть ближе к столу, и она чувствовала, как азарт разгонял его кровь. Возможно, в этом был секрет футболок в начале марта. — Моя ставка тоже остается прежней, — важно ответила Мора, вертя в руках колоду. — Хоть что-нибудь. Расскажи мне что-нибудь о себе. Выдох украл часть ее задорной улыбки, когда он задержал на ней взгляд. И думал. Как будто рассуждал всерьез. Словно и правда мог ей проиграть. — По рукам. — Касьян кивнул спустя долгих десять секунд, и Мора снова глянула на рубашку чудаковатых карт. — Ты умеешь играть в дурака?.. — снисходительным тоном задала она вопрос. Касьян засмеялся, как всегда заполняя этим звуком всю комнату, каждую полость в ней, на секунду латая рваные дыры. Мора задавалась вопросом, как люди отдавали жизни за то, чего нельзя было даже потрогать. Теперь она догадывалась. — По ходу разберусь. — Он подмигнул ей, все еще посмеиваясь. Мора отказалась давать Касьяну на тасовку колоду, аргументировав тем, что она не доверяла ему в таких вещах. И, видно, поэтому половина карт на руках у них обоих шли просто по старшинству — так себе из нее был крупье. Они играли, и он по ходу объяснял ей элементарные правила, которые она не потрудилась взять с собой со школьных лет, пока азартные игры не могли запятнать ее вдруг появившуюся с приколотыми к голове косами честь. Мора могла поклясться, что Касьян почти не смотрел в карты. Но это не льстило ей. Потому что он и в метро на них не смотрел. — Валет даму не бьет. В этой колоде «альта-девочки» выше стражи, — сказал Касьян, глянув на ее попытку отбиться. Она недовольно забрала карту под его очередной смешок. — Этим ты развлекаешься? Учишься мухлевать, чтобы себя прокормить? — прищурившись, уточнила Мора, понимая, что вряд ли он мог сейчас облажаться так сильно, имея на руках всего две карты и следующий ход. — Чтобы обыгрывать всяких девочек на беспонтовые цацки, — хмыкнув, ответил он, бросая на стол… козырной оранжевый ромб. Эти названия вылетали у нее из головы. Он отбился королем и победно забросил руки за голову, наслаждаясь триумфом так, будто обыгрывал не того, кто не помнил, что ходит первым тот, у кого младшая рука. Серьезно, Кас не выглядел таким довольным, когда загребал к себе всю ту гору талонов, как сейчас. — Ты мог бы поддаться мне, как джентльмен. — Мора отбросила свои карты в сторону на стопку отбоя. — Я поддаюсь, только если это сулит мне выгоду, без обид, ссорюшка. — Касьян ухмыльнулся. Он проследил взглядом за тем, как она медленно встала со своего кресла и, обойдя стол, протянула ему руку. Веселье испарилось из нее вместе с последним ходом. Пропала магия игры. Теперь появилась магия отыгрышей — темная каббала, когда ты ошиваешься у стен турниров без купюры в кармане. — С-снимешь сам?.. — запнувшись, уточнила Мора, руша надежду на горделивое хмыканье. Касьян медленно поднял на нее глаза, предварительно очертив взглядом кольцо. Видимо, оценивал кратность серебра. — И как ты объяснишь это маршалу из третьего? — Мне много чего придется объяснять, — поведя плечом, проговорила Мора вполголоса. — Это не худшее. Хуже было представлять, как это кольцо соскользнет впервые, снятое пальцами, пахнущими престижным особняком в третьем. И это будет единственное воспоминание, оставшееся ей за все восемь лет его носки. Но никто не предупреждал, что ценность в голове, а без нее это просто… хиленькая бижутерия. — Будешь должна, — бросил Касьян, незаинтересованно отведя взгляд от ее руки. Пальцы Моры дрогнули в каком-то очень странном, ярком чувстве разочарования, пока не задрожали от страха — масло кончилось, и фитиль лампы перегорел, погрузив комнату во тьму. Она глубоко вдохнула, услышав, что Касьян встал. Он поднялся по ступенькам и чиркнул спичками наверху, поджигая другую лампу. Мора успокоилась, увидев рассеивающийся свет по стене, и неловко ступила на несколько ступеней, как будто проверяя. Это было совсем небольшое пространство: она могла поднять руку и коснуться ладошкой потолка. Помимо лежащего на маленьком возвышении матраса, Мора обратила внимание на полку для книг, которая, впрочем, была абсолютно пустой. Но на полу она заметила небольшую квадратную коробку, припорошенную пылью, и ткнула в ее сторону пальцем. — Это… это музыкальный центр?.. — Мора подняла брови, узнав в этой штуке такую же, как та, которая стояла у них в хореографическом классе. Только их была куда чище. Он явно не являлся поклонником музыки. — Что-то типа того, — нахмурившись, ответил Кас, бросив на музыкальный центр взгляд, как будто только его там заметил, и поставил лампу на пол. — Можно?.. — спросила Мора, дотянувшись до парочки кассет, которые были припорошены пылью и совершенно без подписей. — Ты… сам их покупал? Или обменивал. Или выигрывал. Судя по их состоянию, они не то чтобы пользовались вниманием Касьяна, так что второе — вряд ли. — Осталось от предыдущих хозяев, — фыркнув, сообщил он. Мора не разобрала, было ли это шуткой, потому что ее пальцы уже нажали на кнопку включения, и кассету зажевало в отверстие. Воздух затрещал от приятного звука, и она подсознательно как будто ждала голос какой-нибудь Кристины Абовой, имя которой у нее навсегда отпечаталось на пару с треском кассетных бобин. Но был только лирический проигрыш, а затем проникновенный голос женщины. Она больше рассказывала, чем пела, о потере, которая замерла во времени, сколько бы она ни ждала возвращения, «не закрывая дверь». Мора положила голову на колени и, смотря на Каса, слушала песню о метели, пока такая же набирала обороты за окном. В темноте маялось не былое, а почти не существующее настоящее. Практически иллюзорное. — Это… красиво, — произнесла Мора едва слышно после первого припева. — И грустно. Люди в Темные времена так часто пели о зиме. Вьюга, метель… Интересно, значит ли это что-то?.. — Они нападали на страны, пытаясь уничтожить друг друга ядерным оружием. А потом безжалостно убивали целые города. — Касьян пожал плечами. — Темные времена были не самым веселым местом, — заметил он. Мора перевела взгляд на прозрачную панель, за которой крутились кассетные бобины, подталкивая женщину продолжать петь, даже после ядерного пепла, посыпанного на ее надгробие. В этом была такая потрясающая сила искусства — как провести телефонный провод на тот свет. Только помех побольше. — Были те… об убийстве которых ты жалел?.. — Мора спросила об этом, чувствуя в горле ком, и по-прежнему смотрела на движение кассеты внутри механизма, пока песня наполняла воздух еще чем-то, кроме горечи. А он молчал. — Это не так происходит, ссорюшка, — наконец выдохнул Касьян, и она повернулась. — Когда я делаю это, то… просто устраняю проблему. Я не жалею об устранении проблем. — Касьян цинично пожал плечами. Но ведь она этого хотела? Честности. Мора должна была уже привыкнуть, что в ее мире честность — чертовски горькое лекарство. — Но я жалею о том, что убийство некоторых нельзя повторить дважды. Сделать это снова, — прищурившись, Касьян внезапно произносил это с таким… Вождь, подвидом жестокого удовольствия, что она была уверена, у него даже рот слюной наполнился. — К-ас… так нельзя говорить, — запнулась Мора, покачав головой. — Что, если я однажды стану проблемой? — Ты уже стала проблемой, Мора, — выдохнул Касьян, и она как-то особо отчетливо ощутила на себе этот ярлык. Но потом он беспечно сунул руки в карманы, расслабив плечи. — Мне завтра рано вставать. Мора поднялась с пола, распрямила ткань на юбке и начала тараторить: — Да, я… я могу лечь внизу на диване, без проблем. — Она моргнула несколько раз, стоя перед ним, пока он изучал ее лицо с нечитаемым выражением. — Если… если ты хочешь, — неловко добавила Мора с вопросительной интонацией, потому что он просто изводил ее этим молчанием, как будто ему нравилось, как ее щеки вспыхивали красным, словно пламя лампы прямо к коже поднесли. — Не хочу, — спокойно выдал Касьян, смотря на нее, и сел на импровизированную кровать. Они уже спали вместе. Однажды. Мора помнила размеренный сердечный ритм под щекой и руку, легко касающуюся ее плеча, выводящую полукруги, но эти движения ей тогда скорее чудились, чем реально существовали. Она помнила, как он злился. И поэтому сейчас медлила, стоя возле другой стены, — боялась сделать что-то не так. — Тебе будет удобно в этом спать? — спросил Касьян, осмотрев ее сарафан, и Мора опустила на секунду взгляд на ткань, как будто и вправду оценивая. — Не думаю, — сглотнув, ответила она. И он ничего не предлагал. Просто продолжал смотреть. Поэтому Мора потянулась к замку сбоку, аккуратно его расстегнула, чтобы не задеть гладкую ткань бельевого платья под ним, и стащила сарафан с плеч. Он упал ей под ноги. Кас даже не удосужился отвести взгляд, хотя бы отвернуться, не то чтобы выйти, оправдавшись несуществующей вредной привычкой. Он смотрел, слегка наклонив голову к плечу. Мора медленно распускала волосы, постепенно доставала шпильки из прически и чувствовала, как заколки пару раз кольнули ее в щеку или в висок, потому что руки подрагивали. Касьян тоже это видел, скорее всего. И, скорее всего, Кас понимал, что ей станет легче, если он отведет взгляд — ее перестанет трясти. Поэтому продолжал смотреть. Мора потерла пальцы, расслабляясь, позволяя капиллярам снова наполниться кровью. Она поддела этими пальцами белые колготки, сняла их с ног и аккуратно сложила, как и сарафан. Касьян следил за каждым сантиметром скомканного кружева на ее ногах, и Мора видела, как ухмылочка, гуляющая у него во взгляде, путалась, растворившись в тонких нитках. Он стащил с себя футболку за ворот и бросил ей. — Ты говорил, что ненавидишь, когда таскают твои вещи, — вспомнила Мора, наблюдая, как Касьян снова закурил. — Тебя потерплю, — прищурившись, ответил Кас. Она надела на себя футболку. Стянув с рук лямки бельевого платья, Мора позволила ему упасть вниз. Она подошла к краю матраса и почувствовала, как холод пробрался под хлопковую ткань, что пахла его шеей. Ее руками после целой ночи в ванной библиотеки. Касьян лениво выровнялся и, чуть откинув голову вверх, зажав сигарету в зубах, коснулся пальцами ее икр, провел выше — во впадинку под коленкой, вверх по бедру, останавливаясь, когда кончики нащупывали не до конца зажившие неровности. Мора чувствовала страх, что он сейчас отдернет руку, но мурашки все равно стягивали плечи, медленно пробираясь к горлу. Пока его пальцы пробирались под задний край футболки, касаясь складки кожи. Но не поднимаясь выше. А потом Касьян и вовсе отстранился, перехватил сигарету и сделал затяжку, как будто довольный эффектом. Мора присела на кровать, ожидая услышать от белья концентрированный запах его духов или сигарет, но постель пахла порошком. — Какие они на вкус? — спросила она, наблюдая, как дым рассеивался у него по груди, пока он полулежал, упершись спиной в железные перила. — Как мой язык, — едва слышно ответил Касьян. Мора сглотнула слюну, посмотрев, как его губы коснулись золотистого фильтра в очередной раз. Язык Каса почти никогда не чувствовался для нее как сигареты. Возможно, потому что она так сильно хотела его узнать, и это был буквально единственный способ стать ближе. Мозг отсекал все знакомое, искал какие-то отличия. Типа тех, что он всегда давал ей прикусывать губы, пробовать. Потому что на вид Касьян даже близко не был таким… позволяющим. Мора придвинулась ближе и решительно потянулась к его пальцам с сигаретой, которая почти истлела. Касьян в легком удивлении приподнял брови, но руку из ее хватки не вырвал. Мора облизала губы, чувствуя дым на щеках, и прислонила их к фильтру. — Только не вдыхай внутрь. Ударит по горлу, — спокойно посоветовал Касьян. Она так и сделала, осторожно перекатив дым по языку, и медленно выдохнула, окутывая им его запястье. Мора почувствовала, как ударило по вискам, и это хорошее, отличное оправдание, потому что в следующую секунду она едва прислонилась губами к фаланге его указательного пальца, рискуя прожечь себе подбородок, если бы он дернулся. Касьян смотрел на нее безотрывно. Она напилась из этого взгляда храбрости и продвинулась губами выше — к косточкам пальцев, к уже зажившим костяшкам рук. Он перехватил потухшую сигарету второй рукой, нащупал за собой пепельницу. Убрав сигарету, Касьян коснулся лица девушки. Мора прикрыла глаза, прижимаясь щекой к его пальцам, продолжая целовать кончик большого. Он надавил на нижнюю челюсть, заставив ее открыть рот. И распахнуть глаза. Она подвинулась к нему ближе, и его палец скользнул ей в рот, надавив на язык, вынудив открыть шире. Черт. «Нельзя» и «хочу» обычно были делом дисциплины. Выдержки. А сейчас почти что стали предметом слез. Мора в жизни не была ни от чего зависима, но теперь ей казалось, что если он не поцелует ее, уняв жжение на губах, она просто умрет. А Кас был не из милосердных. — Мора, — ее имя смешалось у него в глотке со слюной — так глухо звучало, когда он произнес, подсев к ней ближе. Его палец, смоченный ее слюной, соскользнул к шее девушки, оставляя влажную дорожку. Кас сжал ее горло рукой. Мора рвано выдохнула, когда он произнес фразу куда-то в растрепанные волосы девушки, едва касаясь губами кожи ее скулы: — Ты доведешь меня до своего имени. Она попробовала подвинуть лицо в сторону, соприкоснуться с ним носами, но он сжал ее шею сильнее, ограничивая движение. Шумно дыша, Касьян замер. Он отпустил только через пару минут, отодвинув свое лицо от нее сантиметров на двадцать. Но она все равно чувствовала его дыхание. Взгляд. Как ничтожных сокращений легких не хватало для насыщения. — М-моего имени?.. — переспросила она сипло, вспоминая, о чем он говорил. — Морена. Богиня Смерти. Ночи. Зимы, — размеренно ответил Касьян, касаясь пряди ее волос пальцами. — Все эти песни о метелях и вьюгах — о тебе. Мора посмотрела, как он накрутил ее волосы на пальцы, и нахмурилась, немо задавая ему вопрос. — Когда случилась катастрофа, в какой-то момент люди разочаровались в Боге. Религия не покрывала голод. Чаще стали вспоминать, с чего все началось и… делать всякие подношения богу Солнца, которое стало сильно холоднее, — Даждьбогу, богу добычи — Велесу, богине семьи — Весте… — Мора приоткрыла рот, слыша знакомые имена. — Люди верили, что, называя детей в честь богов природы, они задобрят их, и… все закончится быстрее. — Мама говорила, что имя мне выбрал отец, — растерянно протянула она. — Видимо, он не сильно в меня верил, — хмыкнув, сказала Мора. Они сидели близко друг к другу и разговаривали шепотом. — Смерть — это всегда перерождение, новое начало. Возможно, он верил больше всех. — Кас повел плечом, не отпуская ее волос. Мора боролась, чтобы не закрыть глаза и уткнуться лбом ему в плечо. Создать больше прикосновений. Как будто чем больше их было, тем больше его она смогла бы забрать в третий округ. Оставить себе, утаив секретом. — Тогда он бы не сбежал, бросив нас с мамой вдвоем, поэтому вряд ли. — Мора качнула головой и подняла на него взгляд. — А что значит твое имя? Касьян выдохнул, выпрямив спину. — Я не успел спросить, — бросил он, и Мора сразу ощутила легкую напряженность, что разрядила ток в горячем воздухе между ними. Он опустился ниже по матрасу, лег на спину, подмяв подушку под затылком рукой. Мора помедлила, сомневаясь, но потом залезла под одеяло — вряд ли Кас рассчитывал, что она будет сидеть так всю ночь. Касьян смотрел в потолок, и Морена знала. Знала, что не стоит. Но даже если бы он сейчас вытащил из-под темного одеяла пистолет, приставил ей к голове, она все равно не смогла бы удержаться. Мора легла на бок, коснулась пальцами его левого плеча и провела подушечками по шрамам. Сейчас они не были залиты карамельным цветом, как она помнила в прошлый раз — лишь чуть белее, чем остальной цвет его кожи. Мора глянула на лицо Касьяна и заметила, как он прикрыл глаза, когда девушка двинулась пальцами ближе к центру груди — теперь она была абсолютно гладкой. Никаких темных пятнышек. Ей хотелось верить, что они оставались с ним подольше. Ей хотелось верить, что ему хотелось, чтобы они оставались с ним подольше. — Тебе приятно? — шепнула она, утыкаясь щекой в его плечо. Касьян как-то странно хмыкнул, открыл глаза, но все-таки произнес: — Да. Мора снова опустила глаза, ощущая, как тишина не была просто тишиной. И не из-за кассеты, которая щелкнула, решив включиться, но звук был достаточно тихим, чтобы никто из них не обратил на это внимания. Не поэтому. А потому что это было умиротворение. Тихое, спокойное, чувствующееся неровностями по его коже. — Они похожи на молнии, — произнесла Мора, неспешно очерчивая шрам, который простирался от бицепса почти до шеи. — Как… разряды тока. Касьян по-прежнему смотрел в потолок и не отвечал. Почти не двигался. Пока песня снова не затихла, и ветер за окном стал слышаться отчетливее, как будто ревнуя эту тишину. — Это огонь, — произнес он, сглотнув. — Мои родители умерли в пожаре. Меня успели вытащить, себя — нет. Рука Моры остановилась прямо на одном из шрамов изувеченной кожи. — Вождь… — прошептала она не думая и посмотрела на его лицо, чувствуя почти личную ненависть к пламени. — С кем ты рос?.. — С дядей, — коротко ответил он, не глядя на нее. — Почему ты сейчас не с ним?.. — Мора говорила тихо, чувствуя под пальцами, как менялся ритм его дыхания, поэтому скользнула к почти нетронутым огнем ключицам и погладила. Ей казалось, так он дышал ровнее. — Потому что пришло время доказать, что я чего-то стою, — как-то язвительно проговорил Касьян и прыснул, как будто она пропускала шутку. Мора задержала дыхание, ожидая продолжения. Но его не было. — И ты… справляешься? Мора посмотрела на него. Она пыталась понять, что за валюта ходила в его измерении, которая равнялась разбросанным талонам и холодной квартире, настолько пустой, что ее только огонь фитиля и кассетные песни заполняли и то лишь наполовину. Он провел рукой по лицу, качнул головой и иронично потянул уголок губ вверх. — Не думаю. — Перестань, — прошептала Мора. Она подняла палец и скользнула кончиком по его губам. По гладкой щеке. — Ты лучше, чем… – Все остальные. — Я думала, — помедлив, закончила она, опустив глаза, и услышала его фырканье. — Ну, ту планку довольно несложно было преодолеть. — Касьян негромко засмеялся и посмотрел на нее. Мора спрятала улыбку у него в плече. Она лежала, поглаживая его торс, ощущая, как дыхание парня скакало время от времени, словно мысли натягивали воображаемые поводки, делая руки почти белыми от напряжения. Тяжелее контролировались. Особенно, когда ее руки опускались ниже, касались верхушки пупка и скользили назад — к ее любимым расколам молний. Ей хотелось заговорить собственные кончики пальцев на что-то, что подпитывало бы его бессмертие, когда они станут просто…. воспоминанием. Как исчезнувшие засосы. — Кас?.. — шепотом позвала Мора, закрыв глаза, и дождалась его спокойного «м?». — Мне нравится, как ты пахнешь. Очень. Она почувствовала, как мышцы на его груди напряглись и растянулись жилы на шее. Мора костями ощущала тяжесть, что два месяца назад вылилась в смачный удар о подлокотник у нее над головой. А сейчас закончилась только выдохом. — Я знаю, — ответил он, и в каждом слове было несколько тонн веса. Ей не требовался ответ. В каком-то роде она знала его — он лежал пустой ампулой на одеяле Моры, пока больнючая жидкость помалу поднимала уровень крови в ее теле, снова уводя лот у Костлявой из-под носа. Она же говорила: Касьян из тех, кто привык к победам. Недавняя болезнь брала свое: Мора чертила ладошкой линии все реже, и все гуще тишина концентрировалась в тяжесть у ее век, пока совсем не утащила за собой. Она уже не чувствовала, как Касьян следил за ее подрагивающими во сне ресницами и изредка хмурящимися бровями. А потом повернул голову. И несколько часов кряду просмотрел в потолок.