***
Они шли шеренгой по двое — все десять человек. Это минимум, который включал в себя девичник. Мора помнила дом Костры — это был не огромный особняк. Конечно, побольше дома Моры, но десять человек — уже достаточная толпа для размещения. Девичники проводились за несколько недель до свадьбы, однако в этот раз нужно было сделать большое количество приготовлений за достаточно короткий срок, так что преподаватели решили разделаться с этим мероприятием пораньше. Костра написала список однокурсниц, которых будет ждать у себя на праздновании, так что они шли к ближайшему перекрестку, где альта-девочек должен был подобрать экипаж. — Как твои дела, Мора? — пристроившись к ней, спросила Ясения, взяв ее под руку, как и велела всем госпожа, чтобы уберечь других девушек от травм. Их сопровождали два стражника сзади, и спереди госпожа, сливающаяся своим платьем с грудами снега по бокам. — Ну, за исключением неприятности падения на льду. Очень жаль, что это произошло, — сочувственно вздохнула она, глянув на лицо Моры и вздохнув, пожалуй, чересчур громко. — Ты уже докладывала об этом своим вероятным парам? Таковы были правила. Если во внешности невесты что-то изменилось, неважно, видимые это изменения или те, которые обычно скрывались под одеждой, она должна была об этом сообщить. Чтобы не тратить время, ведь это все равно обязательно вскрылось бы с ответными смотринами, где мать жениха оглядела бы ее с головы до ног. — Не думаю, что это будет уместно в отсутствие моей матери, — использовала Мора золотую отговорку, срок годности которой истекал с каждым днем, наводя на нее ужас. — Не стану же я лично приходить к ним, — округлила она глаза в притворном возмущении, но Ясения не поняла, приложив ладонь в синей перчатке к груди. — Конечно. Просто не хотелось бы, чтобы ты попала в неприятную ситуацию из-за этого инцидента. Надеюсь, они отнесутся с пониманием и не перенесут ответные смотрины, — вздохнула Ясения. Мора подтянула уголки губ выше, едва справляясь с тем, чтобы не закатить глаза. Как будто часть него проникла в нее со слюной и пустила споры, делая ее дежурные улыбки такими тяжелыми. Ясения вела себя так, будто лицо Моры было намертво изуродовано и не подлежало заживлению. — Прошу об этом Вождя, — так же драматично вздохнула Морена и глянула на однокурсницу, повисшую у нее на локте. — А что насчет тебя? Это была последняя тема, о которой ей хотелось говорить. И буквально единственная разрешенная. Она была везде. При выборе дополнительных тканей для орнаментов, на выкройках, на обедах и завтраках. Она была последней, мелькающей в комнате академии до отбоя. Они все говорили о замужестве, а Мора лежала, слыша в воздухе керосиновые лампы, и делала вид, как будто не чувствовала себя так, словно девочки говорили о занесенной над головой гильотине. — О, у меня четыре одобренных родителями претендента! — оживилась Ясения. — Несколько помощников государственных деятелей в первом, один будущий стражник… В общем, все довольно перспективно. Пауза немного затянулась. Мора моргнула, пытаясь вспомнить, какие вопросы задавали другие девушки за обедом. Но Ясения первой решила заполнить паузу и повернулась к ней: — Мама рассказывала, что твоей руки просил сержант имперской стражи? — Да, — выдавила из себя Мора, натянув второй рукой капюшон на косы сильнее, хотя ветра не было никакого. Она зажмурилась, пытаясь выветрить из головы образ тела с отброшенным в сторону шлемом, лежащего в огромной луже крови, когда они перелезали через разбитое окно, чтобы добраться до площади. — Неплохо, — хмыкнула однокурсница, и в ее голосе была слышна какая-то неоднозначная эмоция, но Мору вообще это не заботило. — Однако всего один претендент — это небезопасно. Они сватаются ко многим. Дая и Веста делят трех претендентов, — хохотнула Ясения, зыркнув на девушек, идущих впереди. — Я бы на их месте выбрала Даю. Она получше умеет держать язык за зубами. — Наверное, — безэмоционально согласилась Мора, чувствуя, что от нее ждали какой-то реакции. Лично она думала, что если выбор невесты зависел от умения держать язык за зубами, то Ясении самое время было бы опасаться умереть с приросшим к кости кольцом. Госпожа наблюдала за тем, как они переходили дорогу. Все машины остановились, чтобы пропустить альта-девочек. Хотя когда дороги покрывались снегом, количество автомобилей всегда уменьшалось. — Сегодня сможем потереться о нашу счастливую ссорюшку. — Ясения довольно потерла руки. Мора дернулась и повернула голову так резко, что капюшон спал, показывая всем аккуратно пришпиленные к голове косы. — Что?.. — сглотнув, спросила она осипшим голосом. Это слово. Оно было взрывом салютов после бомбардировок. Ей казалось, это слово привезли из другого мира, почти протащили контрабандой. Ясения подняла брови, не понимая. — Потереться о счастливую ссорюшку. На счастье, — нахмурившись, объяснила она простую поговорку, которую знал каждый. Мора моргнула, приходя в себя. Конечно, это была просто поговорка. Просто. Она… она постепенно сходила с ума. Он ее сводил. — Стать первой невестой и выскочить за маршала… — хмыкнула Ясения. — Нужно обладать нешуточными навыками, чтобы это… провернуть. — Это просто рандом, Ясения, — произнесла Мора, удерживаясь от того, чтобы облизать губы. Уста невест должны быть мягкими. — Не думаю, что он хорошо узнал ее, как человека, за тот час «Меры преданности», чтобы слишком впечатлиться. — Как будто для этого нужны человеческие качества, — фыркнула девушка. Ясения прижалась к руке Моры ближе, слегка понижая голос, но шум улицы достаточно скрывал разговор: — Мама говорит, что она как только переступила порог, видимо, сразу расстегнула ему ширинку. Такая тихая невинность, ну конечно, — закатила глаза Ясения. — Глазки навыкат, тонкий голосок… — спародировала она предполагаемый тон Костры, который всегда был несколько тоньше, чем у других, но, по мнению Моры, соответствовал ее комплекции — девочка была самой хрупкой. — Мама говорит, что ее мать всему научила. Небось, отсосала, как девка из окрестностей за талон, вот ему и сорвало башню. Такая же шлюха, как и ее мать, — цокнув языком, вынесла вердикт Ясения, пока у Моры холодело внутри, но девушка продолжала идти, как будто не замечая. — Говорят, мать Костры после снятия кольца была далеко не только с мужем, просто ему плевать, поэтому она до сих пор не с мешком на голове, — хихикнула Ясения, но ее предыдущие слова все еще перекрывали воздух Море. Она медленно повернулась к ней: — Сделала… что?.. — переспросила Мора. Ясения поджала губы в да-ладно-тебе эмоции. — Ты же тоже была на индивидуальной церемонии, не нервничай, нам можно это обсуждать, мы ведь обе там были, — подмигнула она, явно смакуя возможность этого секрета. — Ты… знала? — нахмурившись, спросила Мора. — О том, что там будет происходить?.. — Все знают, что нужно угодить маршалу. А ты слушала госпожу — мужчины склонны к низменным наслаждениям, — заговорщически улыбнулась Ясения, а затем склонилась еще сильнее, — но за них они необычайно щедры. — Девушка рассмеялась. — Я считаю, преподаватели должны преподавать уроки невест до «Меры преданности», возможно, тогда у всех у нас получилось бы выйти за своих маршалов, — раздраженно выдохнула Ясения, поправляя перчатку. — Ты бы поспрашивала Костру, она ведь твоя соседка на уроках шитья. Может, замолвит словечко за нас с тобой, как за подруг, когда станет женой маршала. Поверить не могу, никогда бы не поставила на нее, — добавила Ясения таким тоном, как будто это была та вещь, которая мешала ей спать по ночам. — Думала, это будешь ты. — Я? Мора поймала ее скошенный взгляд. Ясения пожала плечами. — Ну, я имею в виду, ты своего не упустишь. Думаю, ты решишь выйти замуж за самый престижный вариант из возможных. Мора пыталась. Вспомнить. Как оно было. Вернуться на три месяца назад до злосчастного рынка, кассеты с глупым названием, которое было написано на ней маркером, до раздражения на бедре от скотча. Ей так хотелось вспомнить, каково это — быть той Морой и думать о своем муже; что она просто должна сделать, а не наливать чай претенденту, прикидывая, сколько привилегированных талонов он потратил в одной из закрытых Баз. — Я буду держать тебя в курсе, Ясения, — выдохнула Мора пар изо рта, завидев вблизи остановку с припаркованным экипажем. Через каких-то сорок минут им открыла дверь служанка в характерной серой форме с чепчиком. Ее у семьи Костры не было до недавнего времени. По крайней мере, она никогда не говорила о наличии в доме прислуги. Они снимали верхнюю одежду под воодушевленный гомон и запах цветов, кочевавший из комнаты в комнату вместе с вазами. Цветы в конце февраля всегда были признаком праздника — теплицы в третьем не будничное дело. Девушки прошли на кухню, восторженно переговариваясь. Восторгаться было чему. Здесь больше не было запаха цветов, но был запах хлеба. Кофе. Мяса. Такой запах бывал только в маленьких тесных магазинчиках, которые наполнялись не Штабом и наполняли ротовую полость слюной. На девичниках девушки обычно готовили. Все давали невесте наставления, делились семейными секретами, например, приправ к мясу, если у невесты хватало мяса на всех подруг. Сегодня они должны были провожать Костру в замужнюю жизнь, замешивая тесто для кексов, судя по изюму в пиале, вымоченном в сахарном сиропе. И шоколадной стружке. — Во имя Вождя! — расцвела в улыбке мать Костры, сжимая в руке бокал с вином, который подходил по цвету ее платью. Если бы не отличающийся крой, Мора подумала бы, что это платье для Зова. — Как будет прекрасно разделить этот день с вами! — Могу представить вашу гордость, Елизавета! Первая невеста сезона, потрясающе! — Сияющее лицо госпожи отражалось в блестящем боку серебряного самовара, который стоял в центре стола. — Мы с отцом Костры благодарны Ссории и, конечно же, маршалу Цаликову за то, что удостоил нас такой чести. — Женщина приложила руку к груди и, Мора могла поклясться, едва не зарыдала. — Я уверена, без вашего воспитания Костра не смогла бы взлететь так высоко, госпожа. — Елизавета приобняла их преподавателя за плечи. Женщина засмеялась, махая рукой: — Ну что вы… Этот день был днем отсчета госпожи до ее звездного часа. Море казалось, что свадьбы воспитанниц всегда являлись для преподавателей чем-то вроде компенсации их собственных срезанных кос. Было время, когда она мечтала стать первой невестой сезона, чтобы отблагодарить старшую госпожу за ее жертву. Оно прошло. Девушки завязали белые фартуки, которые хрустели в руках от количества крахмала на них, и взбудораженно встали вокруг стола, где расположились десятки пиалок с маслом, специями и ванильным экстрактом, заполнявшие пространство запахом власти. Госпожа всегда учила воспитанниц красивой подаче, ведь это было главным отличием зажиточности семьи — красота пищи. Невозможно было бы увидеть достойную сервировку или красиво выложенные куски утки в четвертом округе. Это то, что отличало высшее общество от всякого сброда — красивая сытость. — Все это — подарок маршала для вас, девочки, — улыбнулась мама Костры, подходя к столу ближе, — чтоб вы могли весело провести время на девичнике. Хотите попробовать кофе? Со сливками? — вдруг оживилась она, заговорщически улыбаясь. — Не думаю, что им стоит повышать давление, — остановила ее госпожа, покачав головой. Мора услышала разочарованный вздох Ясении. — Пусть довольствуются соком. — Тогда, возможно, вам, госпожа? — Женщина посмотрела через плечо. — Мне уже ничего не повредит, — улыбнулась она, сев на кресло, стоящее в углу комнаты. Это было поразительно похоже на то, как за альта-девочками наблюдали в душе. — Чудесно. Лина, сделай, я потороплю Костру, — кивнула Елизавета служанке. Она подошла к кофемолке и начала крутить ручку, дробя зерна механизмом. Комната наполнилась еще более насыщенным ароматом. Судя по всему, служанка тоже была подарком маршала, как целый графин сахара, стоящий возле правой руки Весты. — Замужем не будет возможности прохлаждаться, тем более, если муж — маршал, — довольно посмеиваясь, рассказала Елизавета, бросив взгляд на госпожу, а затем пригубила из бокала и вышла из комнаты. Лина угостила госпожу кофе, налив его в смехотворно маленькую чашку с блюдцем. Мора едва не усмехнулась: наверное, это сделало разочарование Ясении чуть меньшим. Как будто чем ближе к первому округу, тем меньше становились емкости для жидкостей. Такая себе жертва ради широких ванн. Мора подняла голову, когда в комнату зашла Костра. Мама приобнимала ее рукой с едва уловимой улыбкой на лице. Кислота свежевыжатого апельсинового сока свела Море горло, и девушка отставила стакан. — Я рада, что вы пришли разделить со мной этот день, — произнесла Костра тонким голосом. Мора остановила себя, чтобы не нахмуриться. Не создать ту самую складку между бровями, не проявить эмоцию, которая ей совсем не подходила. Воспитанницы Альта всегда должны быть довольными и рассудительными. — Я приготовила для вас подарки в честь девичника, — сказала Костра. Лина подскочила с десятью одинаковыми пакетиками в руках и начала раздавать девочкам. — Они от господина Цаликова. Это брошки со знаком Ссории из красных фианитов. — Великий Вождь, какая щедрость! — вздохнула госпожа, даже встав со стула, чтобы посмотреть на небольшие «Z», выложенные из камешков, которые сверкали под искусственным светом. Мора свою не распаковала. Ее взгляд был устремлен на одногруппницу. Рука Елизаветы, кажется, впаялась в кожу плеча дочери. У Костры были заколоты сзади волосы — на взрослый манер — а сама она была одета в шикарный будуарный халат насыщенно-синего цвета с расшитыми вставками на рукавах. Мора видела такие в магазинах — они предназначались женщинам, пол домов которых всегда был идеально блестящим, чтобы оставлять подол таких изделий без изъянов. Но вот беда: в воображении Моры такие подолы всегда шли в комплекте с морщинами на руках. А Костра в этом выглядела до смерти инородно. — О чем вы! И все эти цветы — ваз в доме не осталось! — вздохнула Елизавета в ответ госпоже в том самом виде сожаления, который женщины применяли, когда не жалели ни капли. — Вчера еще приход швеи. Мне кажется, Костру будет ждать целый новый гардероб после свадьбы! Мора всерьез переживала за Ясению, плечо которой дергалось уже раз третий за эти пару минут. — Щедрые мужчины — это большой дар, дорогая, — похлопала госпожа Костру по руке, и та дернула губами. — Да, госпожа. Следующий час девушки замешивали тесто, делили его на части, смешивали с ним дробленый шоколад, какао и цукаты. Затем они оставили это все под полотенцами, чтобы стереть с рук оставшуюся на руках муку, и принялись за замес крема, который должен будет впитаться в румяные разгоряченные коржи. Одна из девушек, слегка перекрикивая всеобщее веселье, спросила, куда делась Костра. Она побыла с ними совсем недолго, даже фартук не надела. Елизавета объяснила отсутствие дочери бережностью к столь изысканной вещице на ней. Впрочем, никто спорить не стал — это ведь был день невесты. — Костра занимается сервировкой стола, — ответила Елизавета. — Она немного нервничает перед свадьбой, думаю, вы понимаете. Но это ничего, ей еще не раз придется принимать у себя куда более важных гостей, пусть набивает руку. Стол — это лицо хозяйки, — деловито произнесла она, заработав одобрительный кивок от госпожи. Как и ровно заправленная кровать, и поданный ужин, и внешний вид туфель… Сколько у них было этих лиц в речах преподавателей. Мора аккуратно встряхнула руками и выскользнула из кухни, когда Лина, выслушав новую порцию обсуждений, поставила на стол сахарную пудру. Морена тихо ступала по коридорам и остановилась у двойной двери бледно-голубого цвета. Мора никогда не была дома у Костры, но не ошиблась. Она заглянула туда — это оказалась та самая гостиная, на убранство которой пошли все букеты со смесью мелкого белого цвета и колокольчиков вместе с ирисами. Мужчин сегодня в доме не было, но их символы все равно присутствовали во всем. Костра расставляла голубоватые тарелки в абсолютной тишине. — Эй? — шепнула Мора, чтобы ее не испугать, но девушка все равно едва заметно дернулась. — Привет. Можно к тебе? — Мора тихо прикрыла за собой дверь. — К-конечно, проходи, — кивнула Костра, суетливо посмотрев на стол. — Только здесь все не совсем готово. Ей не шла эта прическа. Да, возможно, все было делом привычки, но низкий пучок смотрелся странно на узком лице одногруппницы, пока широкие складки халата висели тяжеленными доспехами. — Ничего, я помогу, — улыбнулась Мора, не особо повышая голос. Она взялась за тарелки, которые нужно было протереть чистым полотенцем непосредственно перед сервировкой. — Ты в последнее время не появляешься в академии. Я переживала. — Это… Ничего страшного. — Костра, нахмурившись, нервно дернула головой несколько раз. — Я могу не заканчивать благотворительный вклад невест. Свадьба произойдет слишком скоро, чтобы я успела его закончить, а жены… занимаются другими вещами. — Сервировкой столов? — серьезно спросила Мора. Девушки переглянулись и улыбнулись друг другу спустя секунду. — Но ты могла бы дошить сорочку! Мы делали их вместе. — Мора передала ей протертую тарелку. — Господин Цаликов сказал, что… он сам позаботится о моей одежде. На свой вкус, — сглотнув, сказала Костра. — Так что я могу не утруждаться. Господин Цаликов. Мора подумала о том, будет ли Костра называть своего мужа точно так же после брака? Потому что казалось, что да. Почему-то Море не представлялось другое обращение для этого размытого пятна в серо-голубой форме маршала. И он сам не представлялся сидящим дома на диване и читающим газету. Только с идеально ровной спиной и со смехотворно маленькой чашкой в руке. Она тоже будет называть своего мужа с приставкой «господин», если он окажется старше?.. — Но это важная традиция, — с сожалением протянула Мора. Морена понимала, что в таком случае у Костры вообще нет причин возвращаться в академию. Она существовала, чтобы подготовить девушек к удачному браку. Костра добилась цели. — Не важнее желания маршала, — пожала плечами она. Они снова переглянулись и снова потянули уголки губ вверх, цокая столовыми приборами среди цветов. — Это, наверное, самая быстрая помолвка за последние пять лет, — осторожно произнесла Мора после нескольких минут молчания. Из кухни доносились восторженные крики. Как будто первая партия булочек наконец-то была успешно вытащена из духовки. — Дольше, чем планировалось, — ответила Костра спустя какое-то время. — Его помощник появился у нас дома дней через десять после церемонии, предлагал пожать руки и забрать меня сразу, но… Мой отец потребовал официальной сделки. Так что месяц. Мора проглотила слюну с привкусом апельсина и опробованных цукатов с разрешения госпожи. Она представила Ява, который появился бы у нее на пороге тем вечером. Если бы Мора должна была сразу же собраться и отправиться к нему, не успев… пережить это… У нее по коже пошли мурашки, но она не подала виду, лишь задержала вилку над скатертью дольше, чем стоило. — О… Это… это хорошо, что твой отец… решил придерживаться традиционного уклада сватанья, — вытащила Мора из себя. Такие истории ходили между людьми не хуже, чем о расчлененных девушках в канализационных трубах. О том, как подобные сделки совершались на словах, до официального бракосочетания, оставляя девушку без чести. — Видимо, ты ему сильно приглянулась. — Костра, улыбнувшись, напряженно кивнула. — Ты так переживала за своих родителей, но, видишь, все в порядке. Я говорила, что все будет в порядке. Мора вспоминала трясущиеся руки Костры, когда она представляла, как ее родители будут казнены вслед за ней… И теперь этот стол, ломящийся от яств, выглядел как чудо. — Да, мама… на седьмом небе от счастья, — выдохнула Костра, зафиксировав взгляд на салатнице. — Это такая честь для нашего дома. — Девочки говорят, что у тебя будет возможность поездить по Ссории с командировками маршала, увидеть другие округи! Там, конечно, не так красиво, как в первом, но… — Мора внезапно осеклась, испуганно глянув на Костру, но она все еще не отрывала зрачков от салатницы. — Ходят слухи, — быстро исправилась Морена. — И… переедешь в двадцать четвертый дом! Представляю себе, какая это красота. Она говорила о том, о чем говорили все. О чем тараторила Ясения. О чем думала сама Мора. О возможностях. Это был лучший расклад. Маршалы назначались Сынами Вождя, а значит, они были мудрыми и достойными людьми. Может, не все. Но в большинстве своем. И это была возможность увидеть другие округи — то, чего не видело большинство ссорийцев. Есть свежий хлеб с соком каждое утро и носить специально отшитые пальто. Добавлять сахар в вазы с цветами. Это все было куда лучше, чем не иметь этого. Мора трезво понимала: альта-девочкам требовалось пройти через это. Им всем была уготована участь белой сорочки и девичника. Они знали об этом с самого начала. Разница заключалась лишь в том, будет у тебя вид на сердце первого округа или нет. Так что… нужно было видеть плюсы. Девушки обязаны были их видеть. — Да, говорят там… очень красивый вид, — робко улыбнулась Костра. Мора закусила губу, отставила подставку для яйца и взяла руку одногруппницы в свою: — Костра. Пауза повисла между ними. Мора не была уверена, что нужно сказать. Стоило ли что-то говорить. Потому что то, что чувствовала она, было неправильным, и Мора не собиралась становиться террористкой из буклетов. Не собиралась заражать этим никого. Но иногда ей так хотелось почувствовать себя не одиноко. Возможно, не только ей?.. — Ты знаешь, что можешь быть расстроена?.. — произнесла Мора шепотом, склонившись к девушке. — Это нормально. Быть… расстроенной. Костра смотрела на нее в упор с отсутствующим выражением лица. В следующий миг Мора отдернула руку, услышав стук каблуков за дверью. — Костра! — звонкий голос ее матери разбил тишину. — Жене маршала не подобает шушукаться лишь с одной гостьей так долго, нужно быть вежливой со всеми, — нарочито задорно пожурила ее Елизавета. — П-простите, госпожа, это я заболтала Костру. Мы с ней сидели вместе на уроках невест, — неловко сказала Мора. — Совсем скоро ей предстоят жизненные уроки. — Улыбнулась Елизавета и повернулась к Костре: — Доченька, иди в ванную, умой лицо. Ты выглядишь бледновато. — Звучало это ровно вполовину как намек и как приказ одновременно. Возможно, это была испорченность — то гнилье, которое Мора в себя впустила, заразив душу, как сказала бы госпожа, если бы узнала о ее поступке. Или все-таки подозрение, которое копилось у нее все время, даже когда через полчаса Костра вернулась на кухню и стала намазывать ароматные булочки кремом, посыпать их шоколадом, однако с абсолютно мертвенным выражением лица. Но… Мора ведь могла не знать, как найти уборную? Она впервые была здесь. Любые препараты не были обычным делом, чтобы хранить их там, где их можно легко найти. Мора оставляла свой бутылек в ванной — лекарства являлись тем видом привилегии, которую не афишировали. Доктора по вызову могли выписывать сиропы и слабые обезболивающие, но что-то действительно серьезное требовалось заслужить. Нужно было доказать обществу, что ты достаточно ценный ее элемент, чтобы твоя потеря сказалась на нем. Поэтому спустя полтора часа Мора шмыгнула в комнату Костры, села на колени в ванной и быстро, пока восторги булочками на кухне еще не стихли, открыла шкафчики. И то, что она искала, лежало прямо внизу, под тремя полотенцами. В прозрачной баночке с косым названием, приклеенным на желтоватую бумагу, — «Бромазепам».***
Здесь было душно. Мора почему-то воображала себе холод, идя по промышленной зоне второго округа, видимо, потому что темные каблуки стучали по изморози на асфальте, раскалывая ее пополам. Но внутри духота касалась ее красных от мороза щек, и гудение труб над головой создавало шум ничуть не меньший, чем гудение голосов за другими столиками. Это как будто была производственная часть какого-то цеха, который раньше был частью технического предприятия, а сейчас, видимо, стал частью отдельной линии энергоснабжения, потому что Мора была уверена, что шум в трубах над головой — шум горячей воды. Она привыкла бывать в холодных ангарных помещениях, которые согревались лишь стуком от печатных машинок и дыханием людей. Максимум свечами, над которыми Мора несколько раз отогревала пальцы, прежде чем помочь фасовать бумагу. Она один в один была как та, которую использовали в Штабе. Здесь же зеленоватую ржавчину труб перекрывали цветы в вазонах и круглые столики с белыми скатертями, на которых также стояли свечи, но явно не для того, чтобы греть руки. Мора нервно огляделась. Другие столы плохо просматривались из-за листьев растений. И она предполагала, что в этом был смысл. — Не волнуйся, Мора, это место… было создано для того, чтобы прятать от любопытных глаз, — произнес Элион, сидя напротив нее и осматриваясь вокруг так, будто он был здесь частым гостем. — Мне показалось настоящим кощунством звать такую девушку в какие-то трущобы. Здесь не веяло роскошью первого округа, но здесь веяло секретами. Им проще было спрятаться среди жужжащих труб и молчаливых официантов, которые выдавали крепкие напитки. Как бы оно ни было, дешевые места не требовали оплату деньгами. — За себя переживайте. Ваша личность — и в компании маршальской подстилки, — хмыкнув, сказала Мора, снимая перчатки с рук. Темное платье матери, как и одолженное у нее пальто, были застегнуты на самые тугие пуговки, чтобы сесть по ее фигуре. Сегодня косы Моры были заплетены немного иначе, создавая видимость пучка. А жемчуг в ушах набрасывал ей парочку лет, как и тушь на глазах, она надеялась. Мора должна была не походить на себя, но пока что девушка хорошо справлялась лишь с тем, чтобы не чувствовать себя в своей тарелке. — Язык мой — враг мой, — вздохнув, произнес Элион с мнимым раскаянием в голосе. — К своему оправданию, должен сказать, в метро невозможно отнестись к женщине подобающим образом и не попасть в поле внимания. С волками жить… — цокнув языком, Элион оборвал фразу. Он вытащил пачку сигар и жестом предложил ей взять одну, но Мора поджала губы и дернула подбородком. — Раньше мужчины водили девушек в заведения на свидания, в этом было больше романтизма, чем в современных… — начал разглагольствовать он, сделав круг дымной сигарой, и вздохнул так, будто застал те самые времена. — Здесь нет ничего от свидания, — оборвала его Мора. Только одна подобная мысль покрывала ее кожу чем-то похуже, чем здесь были покрыты трубы. — Если меня кто-то узнает… что я сижу в компании мужчины… — О, я не думаю, — махнул рукой Элион. — В Ссории огоньки зажигаются быстро, но так же быстро теряются в серой массе, не в обиду тебе. Скандал с маршалом был… громким, но он ушел на несколько метров под землю вместе с телом, упокой его Вождь, — хмыкнув, проговорил Элион, показательно прислонив руку к значку слева. — Так что, поверь, без известной накидки сейчас мало кто узнает в тебе выпускницу. Но ты всегда можешь вернуть себе былую славу, если удачно выйдешь замуж. — Он растянул губы в улыбке, и теперь его выстриженные усы стали выглядеть не симметрично. Возможно, страх в ней просто атрофировался, исчез вместе с раздробленной камерой в руках у Толганай, когда девушка прижала Мору к себе, поблагодарив Вождя о том, что она была жива. Как будто ты не мог всерьез бояться подвалов, притворяющихся изысканными ресторанами, когда видел, как человека сжигали заживо. Или же это было из-за короткого брошенного обещания о том, что он будет где-то неподалеку. — Зачем вы в сопротивлении? — спросила Мора, прищурившись, и откинулась на спинку стула. Она заметила, как Элион замедлился, видно, подавляя в себе желание оглянуться, и перевел на нее тяжелый взгляд. О, это, видно, было одно из тех самых правил — не говорить запрещенные словечки, только в этом мире они были другими. Но Море в последнее время было не впервой нарушать правила. — Что? — показательно подняла брови она. — Разве это место не создано, знаете, чтобы спрятать от любопытных глаз?.. Элион перешел с ней на «ты», смакуя тот ее звонок и оговоренную встречу. Это было видно по небрежному тону и литру духов, вылитому на пиджак, судя по резкому аромату. Теперь Элион приосанился, поерзал на стуле. Море понравился этот эффект. Если это ловушка, он не выберется из нее чистым. — У всех свои мотивы, — осторожно ответил Элион, прочистив горло. — Мои можешь считать благотворительными. — Как же, — прищурившись, проговорила Мора. Она подавила рвотный рефлекс, думая обо всем, что знала. Мора понятия не имела, могла ли в это верить. Она вообще не знала, верила ли теперь хоть чему-нибудь. Даже тому, что видела. — Система Ссории не так глупа, какой ее пытаются показать, она жестока только к ничего не пытающимся сделать крысам. Без номера и места жительства, — продолжал вальяжно рассказывать Элион. Он курил, пропитывая свою синюю рубашку со странным орнаментом тяжелым запахом дыма. — Не нужно во всех бедах винить государство. Как видишь, некоторые достаточно умны, чтобы проторить себе дорогу, — развел руками он. — Ты ведь и сама знаешь. Мы с тобой в этом похожи — мы достаточно умны. — Между нами с вами нет никакой схожести, — ответила Мора четко. — Я хочу закончить этот разговор быстро. — Люблю деловых людей, — кивнул Элион. К ним подошел официант, который ни разу не заглянул им в глаза, и поставил перед Морой бокал на изогнутой ножке с плавающим на поверхности персиковой воды засушенным кусочком апельсина. А перед Элионом стакан с чем-то… маршаловским. Мора покосилась на напиток, выбранный мужчиной, и подумала, что отопьет только в том случае, если ей зальют его в горло силой. — Итак. Касьян. Наша маленькая звездочка, — злорадно хмыкнув, произнес Элион, когда официант отошел, не сказав ни слова. — Разве вы не должны быть заодно? Вы вроде как на одной стороне, — пожала плечами Мора. — Или это все-таки что-то личное? Госпожа часто говорила поддаваться мужчинам, потому что их эго не выносит проигрыши. Мора смотрела Элиону в глаза, надеясь, что он замечал мысли, которые она не произносила вслух. Нужно было отдать ему должное — его ничуть не смущали ее выпады. Если бы Касьян находился поблизости, он явно пошутил бы о том, что Элион просто привык, когда об него вытирают ноги. Но Мора боялась, что таким, как Кас, не было места за столами с белыми скатертями, даже если они находились внутри подвалов. — Во время бойни загон свиней тоже собирается в группки, убегая от мясника, но это не значит, что они заодно, — просто ответил Элион. — Сопротивлением правит информация, а она правит миром. Мне нужны полезные связи для моего бизнеса, а Касьяну… Он явно играет во что-то свое. — Элион, сложив локти на стол, наклонился к ней, и Мора откинулась на стуле еще сильнее. — Я давно за ним наблюдаю, и за такой мелкой крысой тянется слишком жирный след, — процедил он не без презрения. — При чем здесь я? — Видишь ли, в чем дело, Мора… Черт подери, — тихо выругался Элион, когда сигара между его пальцев потухла. Ему пришлось снова щелкнуть модной зажигалкой с откидной крышкой и подкурить. — В одном из нижних округов есть один интересный человек. Он называет себя Парфюмер. Одни говорят, что это дань какой-то истории из Темных времен, но я склоняюсь к более прозаичной версии развлечения для власть имущих. — Мужчина ухмыльнулся. — Он создает ароматы. Это удобный бизнес для человека, который торгует всякой… другой химозой. Флакончики не пропадают, — сказал он таким тоном, как будто это была шутка, но Мора лишь непонятливо нахмурилась и почувствовала, как Элион испытал секундное раздражение. — Наркотики, — объяснил он. — Парфюмер — известный поставщик в первый не только скляночек из Темных времен для ностальгирующих. — И… — Мора все еще хмурилась, не понимая, — что вам нужно от Касьяна? — Ходит слушок, что он подчищает за ним. — Элион глянул на нее с намеком. — Подчищ?.. — Убивает неугодных, — цокнув языком, сказал Элион. Маска рыцаря постепенно отклеивалась от его лица. Но Море дела до этого не было, потому что ее собственное лицо сделалось абсолютно отрешенным. Подчищает. Это совсем не вязалось с грязным месивом человеческой крови и мертвой плоти, оставленной им на первом этаже. Но вязалось с четкостью движений, когда он ввел лезвие в кожу стражника, прокрутив так, будто делал это уже однажды. Или не однажды. Возможно, десятки раз. — Наркотики — крайне грязный бизнес, Мора, — вздохнув, по-отцовски сказал Элион, смотря на нее, пока она не могла сделать ни единого вдоха. — А парниша вертится в низших кругах с лицом хозяина — такая уверенность не появляется из-за парочки вшивых турниров. — В-вы д-думаете, он… убивает людей?.. — хохотнула Мора, чувствуя в себе зарождающуюся истерику. Она почти представила себя сидящей здесь где-то недели полторы назад и смеющейся над этим всерьез. Мора бы сказала, что Касьян использовал револьвер, словно дорогую цацку, как использовал собственные сигареты, кажется, лишь для того, чтобы вертеть в руках на видном месте. А теперь она сидела, пытаясь вспомнить, как действовал чертов механизм легких. Потому что Мора верила, правда верила. Она считала, Элион не врал. Вождь. Этот человек был у нее дома. — Ты мне скажи, — повел плечом Элион. Он наконец-то постучал кончиком сигары о пепельницу и сделал глоток алкоголя в красивом стакане с десятками граней. Который тоже выглядел здесь инородно. Как и ее жемчуг, впрочем. — Это… — Мора фыркнула, попытавшись взять себя в руки. — Это очень серьезные обвинения. — Поэтому я и здесь, Морена. Ты абсолютно права, — склонился к ней Элион. — И мне хочется, чтобы ты помогла мне разобраться. Ты выглядишь крайне, крайне эрудированной для своих лет. Она глянула на мужчину с подозрением, думая о том, велся ли на это вообще хоть кто-нибудь?.. — Хотите, чтобы я что? Спросила у него, не убивает ли он людей по приказу какого-то… Парфюмера?.. Вы в своем уме? — выдохнула она слишком резко, смерив его взглядом. — Ну что ты, не так прямо, конечно. Мне всего-то нужна… парочка наводящих деталей, — подумав, выпалил Элион и облизал губы. — Скажем… места, где он бывает, может, несколько историй, которые сойдутся. Например, где он был на прошлой неделе? Виделся ли с кем-то особенным?.. Абсолютно все самообладание Моры ушло на то, чтобы не дернуться. Где он был на прошлой неделе? Сидел на полу на третьем этаже после того, как Мора сбежала — она слышала это, спустившись на второй. Девушка смотрела на чертового мертвого охранника через перила, зарывшись пальцами в растрепанные косы. Он не пришел к ней. Оставил там, пока не подошло время идти. Мора не помнила, ждала ли. Она себя толком не помнила. — Напои его, — бросил Элион, цокая зажигалкой по столу. — Мужчины крайне хвастливы перед лицом женских чар. — Если вы думаете, что он из тех, из кого просто вытя… — Я думаю, он сосунок, посягающий на чужое. Чую, — процедил Элион. Мора какое-то время смотрела на него, пытаясь собрать мысли в кучу, перестать хотеть выдернуть чертову скатерть из-под этих напитков и закричать. — Зачем это вам? — спросила она достаточно тихо после пары минут раздумий. — Он создает проблемы в раю, — хмыкнув, проговорил Элион, а потом цокнул языком. — Мне просто нужна информация, и это все. Помоги мне, и ни ты, ни твоя мама больше никогда не будут бояться банды неотесанных самодуров.***
Холодный ветер после теплого помещения подвального ресторана обжигал лицо сильнее. Мора набросила на себя строгое, казалось, совсем ей не по возрасту пальто, хотя она через каких-то пару месяцев нарядится в такое и будет щеголять, не чувствуя жемчуг в ушах инородным предметом. Но пока… пока ей это все казалось чужим и диким. Она шла по асфальту, концентрируясь на начинающейся вьюге. Но боль мороза на коже вообще ни от чего не отвлекала. Не приносила облегчения. Как и слово, оставленное за ней, когда она встала и строго бросила, что свяжется с Элионом, если что-то узнает, пока морской узел из собственных внутренностей стоял где-то прямо в горле, отыгрывая заезженную цитату тетеньки с понимающим тоном и холодными глазами: «Это может настигнуть тебя, если не проговорить». Мора даже скучала по цветастым странным чашечкам, но больше по баночке с успокоительным, конечно. Проговорить. Как можно было проговорить то, что она сегодня узнала? Как?.. Мора скосила взгляд, увидев сырой поворот, мимо которого с крыш недостроек стекал тающий снег. Она заметила телефонную будку, что когда-то была ярко-желтого цвета, а теперь краска лохмотьями свисала с металлических перекладин и все равно приковывала взгляд. Мора выдохнула, решив, что к черту это. Просто к черту. Они договорились увидеться там, но все, чего она хотела, — это выбраться из этого района, вызвать экипаж и больше никогда не иметь дел с… — В моем мире договоренности воспринимаются всерьез, ссорюшка. Касьян выцепил ее в тот момент, когда она ускорила шаг, проходя мимо будки. Мора надеялась, что у него хватило бы наглости опоздать и ожидать от нее, что она будет стоять здесь и мокнуть под моросью. Морена даже не удивилась бы. — Так быстро планировала убежать? Не думаешь ли ты, что я не найду тебя иначе? — его голос сочился ехидством и какой-то предсказуемостью, как будто он полагал, что она может сбежать. — Твой мир станет последним, на что я буду ориентироваться. — Мора вырвала рукав пальто у него из руки и повернулась. Они увиделись впервые после того… фургона. Молчаливой поездки, где он проехал всего ничего, отдал ее в руки Толганай и сел вперед — к Велесу. И Мора не знала, что ожидала увидеть, но Касьян выглядел как обычно. Глупая серьга в брови, слегка мокрые волосы, падающие на лоб, и покрытая каплями кожаная куртка. А ей казалось, на нем что-то останется. Хоть что-то. Так, будто убийства, как в сказках, дробили душу. Хотя, судя по всему, его и до этого цельной не была. — И можешь не утруждать себя появлением у меня дома — я там не живу. В академию ты не сунешься, — произнесла Мора с вызовом. Она заметила, что он, кажется, едва ее слушал. Касьян скользнул взглядом по начавшей затягиваться ранке на ее лице, и Мора тут же почувствовала неловкость. Элион об этом не спросил, и она практически забыла. Видимо, в его понимании подобные отметины были обычным делом альта-девочек. — Уверена? Поспорила бы на это? — прищурившись, уточнил Касьян, хмыкнув, как только снова перевел взгляд на ее глаза, видимо, промотав реплику Морены в голове еще разок. Мора поджала губы. У него глаза кота, смотрящего на кошмарно дорогую вазу на тумбе, и потому она ни за что бы на это не поспорила бы. — Где ты был тогда? В ту ночь? Часть нее хотела просто развернуться и уйти. Часть нее высчитывала примерное время из этой точки до ближайшего участка имперской стражи. А часть нее необратимо погрязла в игре, правда, Мора понятия не имела, в какой именно — они играли на ощупь. — В которую? — хмыкнув, уточнил Касьян, внимательно смотря на нее. — Ты знаешь, в которую, — сказала Мора чуть ли не сквозь зубы, нащупывая рукой изгиб телефонной кабины. За ней скрывался выход — длинный переулок, который ей ни за что не преодолеть бегом с такой высотой каблука. Но это хотя бы частично успокаивало тревогу, зарождающуюся из-за его усмешки. Он точно знал, что делал. — В ту, в которую ты просила не оставлять тебя одну? — деланно невинно вскинул брови Касьян. — В которую ты убил человека у меня на глазах, — бросила Мора ему в лицо. — Ты был не на турнире тогда, — качнула она головой, вспоминая интерес Элиона, где Касьян был в то самое время. А Кас просто молча смотрел на нее, как будто ожидая, когда пациент придет к осознанию. — Вождь, ты был не там, — выдохнула Мора в отчаянии и почти сделала шаг, но Касьян ступил ближе, перекрыв ей проход. — В чем дело, Морена? — Ее имя его злым, накаленным голосом звучало все еще перчено. Он проговаривал его так редко, обычно заменяя пренебрежительным прозвищем. — Ты ходила на эту встречу, потому что за тобой должок. Так что выкладывай, иначе я из тебя все вытрясу. — А если нет?.. — подняла она глаза и посмотрела в его лицо, нависшее над ней. — Если нет, Касьян? Перережешь мне горло? Ей хотелось, чтобы это звучало как козырь, как пара восьмерок, брошенных им же в метро, когда все охнули, а Толстяк почти зааплодировал. Но пока чувствовалось просто как внутренний нарыв. Заглушенная боль, похороненный внутри ужас, который, по словам всяких полоумных, всегда заканчивался раком. Хотя в чем они не правы? Касьян вполне выглядел как раковая опухоль в ее жизни — устойчивая к лазерам и радиации, умеющая ядовито усмехаться. — Тогда ты была бы куда менее полезной, так что поживешь еще, — свысока ответил он. — Пока от тебя есть толк. — И часто ты распоряжаешься этим правом? Решаешь, кому жить, кому умирать? — повысила Мора голос, злостно дернув подбородком, пока вода с крыш капала ей на собранные в пучок косы. — Возомнил себя Богом, — смерив его взглядом, выплюнула она. — Если у меня есть это право, так, может, я и есть Бог? — надменно цокнув языком, поинтересовался Касьян, а потом холодно потребовал: — Говори. Снег, касающийся их лиц и летящий в разные стороны, был совсем не кинематографичный, а туман — сизый, подчеркивающий серость глаз Касьяна. Это было так несправедливо, так чертовски несправедливо. Потому что убийцы должны были носить рванье, пару дырок вместо зубов и запах нужды. Море так хотелось, чтобы мир правда был похож на рассказы госпожи. В этом она никак не могла разобраться. — Кто такой Парфюмер? — выдавила из себя Мора, втискиваясь ладонью в грань телефонной кабины, буквально хватаясь за нее — так боялась увидеть узнавание, возможно, испуг. Однако все, что Касьян сделал, — прыснул. — М, вон оно как… — протянул он. — Добрый дядя Элион засунул нос куда-то дальше трусов несовершеннолетних детишек? Как мило. — Я не верю ни единому слову, которое ты говоришь, — отрывисто произнесла Мора, глаз с него не сводя. — А чему ты теперь веришь, ссорюшка? — дернув подбородком, спросил он, не прекращая усмехаться, но усмешка эта была не чище снега у них под ногами. — Я знаю, понятно? — повысила Мора голос, маскируя за этим дрожь. — Я знаю, чем ты занимаешься. Я в-видела, — сглотнув, произнесла она, почувствовав, как подбородок дрогнул, и закусила кожу с внутренней стороны щеки, намеренно делая себе больно. Одергивая. — Знаешь, ты выглядишь как тот, кто подчищал бы следы за каким-то уродом, мне стоило догадаться раньше, — проговорила она абсолютно противоположное тому, что думала. Потому что он вообще так не выглядел. Совсем. И это создавало колющее чувство внутри. Она придумала его себе, а он не сбылся. — Так скажи, — процедил Касьян. — Ну же, давай. Обвини меня в этом, это просто. — Откуда у тебя деньги на все эти… глупые вещи? — взорвалась Мора еще до того, как он договорил до конца. — Я подозревала, что из тебя никудышный игрок, но убивать людей, которые торгуют всякой дрянь… Не подходи ко мне! — закричала она, втиснувшись задней частью ребра в грань телефонной будки и слегка ее пошатнув, когда он приблизился к ней. — Страшно? Тогда позвони в имперскую стражу и заяви на меня, Мора, — произнес Касьян тихо, но отчетливо, пока она продолжала вжиматься в холод железа. — Хватит трепать языком без толку, если ты уверена. У тебя была неделя, чтобы все рассказать. В чем тогда дело? — В том, что мне пришлось бы объяснять, откуда я об этом знаю, — зло зыркнув на него, сказала Мора, снова чувствуя запах мокрой амбры, которая как будто стекала прямо с кончиков серых волос ему на щеки. — Тогда ты просто трепло, — бросил Касьян и отошел достаточно, чтобы она выскользнула из западни. Мора сделала шаг назад, удержавшись, когда каблук попал между стыков треснувшего асфальта. Просвети ее сердце рентгеном, оно было бы покрыто точно такой же паутиной, Морена была уверена. Это чувствовалось именно так. — Я расскажу Яву. Своему жениху. Объясню ему все, — предупредительно произнесла она то, о чем думала. — Клянусь Вождем, я сделаю это, если ты приблизишься к моему дому хотя бы на шаг. И он тебя уничтожит. Раскатистый смех Касьяна заполнил улицу, полную недостроек. Парень откинул голову, заливаясь хохотом. Таким живым и сочным, что, визуализируй его, он был бы единственным цветным пятном среди мокрых, серых бетонных плит, ржавых труб и выцветших красных полотен, висящих то тут, то там. — Что бы ты там себе ни вообразил, он чудесный законопослушный человек, который может позволить себе не рыться в грязи ради парочки выпендрежных штучек, — презрительно скривившись, проговорила Мора, продолжая отступать и чувствуя большую тревогу. Потому что он с места не сдвинулся. — Ему хватает мозгов ими просто не интересоваться! — Да я просто завидую его интеллектуальному потенциалу. — Вальяжно цокнул языком Касьян, саркастично улыбаясь. — Да! Ты ему завидуешь! — закричала Мора, чувствуя, что снег превращался в морось посильнее, приклеивая мокрые волоски к ее лицу. Она пыталась перекричать его надменное выражение лица, оно было таким, черт возьми, громким. — Потому что все, на что ты способен — это разрушения! — почти всхлипнула она и уверенно ткнула пальцем в воздух. — Я выйду замуж за верного слугу Ссории и построю прекрасную жизнь, к которой я шла годами, и я не позволю какому-то отбросу, как ты, отобрать ее у меня! — Жаль только целоваться ты лезешь ко всяким отбросам, а верные слуги Ссории тебя интересуют меньше, — жестоко обрубил он, хмыкнув. — Надеюсь, это не станет слишком уж хуевым пятном в твоем светящемся личном деле. Как он вообще смел припоминать ей тот… инцидент? И возможно, это была игра ее затопленного агонией сознания, но это звучало как угроза. И как насмешка. И как все ужасное, на что он был способен за раз. — Я была в состоянии шока и не отдавала отчет своим действиям, это скажет любой психолог, — ощетинившись, произнесла Мора, глубоко дыша. — Мое слово против твоего, Касьян. Я знаю таких, как ты, и чего вы добиваетесь!.. — Шлюшка-мамочка рассказала? — дернув уголком губы, перебил он ее. — Ей-то не понаслышке знать. — Ну, твоей-то матери повезло явно больше: она умерла раньше, чем увидела, в какое ничтожество ты превратился! — крикнула Мора. Собственные слова огнедышащим чудовищем зловонно дыхнули, окатив ожогом горло. Мора сомкнула губы, почувствовав ужас. Почти мгновенное сожаление. Шок, не меньше того, что заставил ее подвинуться к нему ближе, коснуться руками короткой щетины. И сейчас заставил бы, возможно, если бы Кас не задержал такой долгий взгляд на ней, хмыкнул почти беззвучно, и теперь уже он отступил на шаг. — Молодец, ссорюшка, — произнес Касьян глухо. — Это, по крайней мере, было честно. Он развернулся и ушел. Мора закрыла глаза, чувствуя, как губы горели от, кажется, единственной колкости, которая за все это время смогла до него долететь, но впилась почему-то в горло ей.***
Господи. Господи. Для пустой ванной комнаты ее всхлип казался оглушающим. Мора прибежала домой, на ходу выдернула из ушей серьги и, закрыв дверь, съехала по стене. Она прижимала руку к животу, захлебываясь плачем, который впитывался в темную ткань платья матери. Ей хотелось вернуть все назад. Ей хотелось повернуть все вспять, развидеть, потому что она просто… не могла. Мора не была каким-то вымышленным архетипом героя в поисках вечной справедливости, ей просто хотелось урвать кусочек счастья, никого не разочаровав, а в итоге она смотрела на башню из домино, которая рушилась и рушилась, движимая прикосновением ее пальца к кнопке кассеты с песней о вьюге. Мора зажмурилась, чувствуя виском, как капли очерчивали щеку, падая в щели между плит, и думала о Ватре. Она думала обо всех своих решениях, которые привели к побоищу. Думала о том, что, посмотрев в зеркало, не уверена была, что узнает себя. И ей, как и всем людям, на самом деле отчаянно хотелось верить, что в конце игра будет стоить свеч, потому что пока вокруг были только огарки и ставки вхолостую. Но с другой стороны, это еще был не конец.***
Морена прищурилась, несколько раз моргнула, но движения фигуры, окутанной благородно-синим глубоким цветом, были слишком… лишенными породы, чтобы она спутала. Хотя части Моры хотелось верить, что эта идиотка не могла до такого додуматься, однако эта вера умерла с очередным выдохом дыма возле холодной стены театра. — Ты, черт возьми, спятила, что ли!.. — шикнула Морена. Она выдернула сигарету из руки Лели и обернулась несколько раз на пустынный двор. Мора выбросила окурок куда-то в голые кусты и вытерла руку. От этого… запаха. — Не трогай меня руками! — рявкнула Леля, опомнившись, и проследила взглядом по траектории приземлившейся сигареты. Таким разозленно-потерянным взглядом, как будто она была последней. — Если тебя кто-то заметит, если какой-нибудь стражник попросит твоё удостоверение… — дернув головой в немой ярости, процедила сквозь зубы Мора, — нам обеим конец. Со своей жизнью делай что хочешь, она ценности особой не представляет, а мою не смей трогать, ясно? — выпалила Мора на одном дыхании, смерив девушку взглядом. Ее сарафан смотрелся на Леле… куда лучше, чем ей хотелось бы. У них была схожая комплекция, разве что Море и правда казалось, что даже ткань становилась дешевой и потасканной с такой расслабленной осанкой. — Накинь капюшон и выровняй спину, — буркнула ей Морена, когда они пошли мимо театра, как будто провожая друг друга домой. — Не приказывай мне, — зыркнув на нее, огрызнулась Леля, но спустя пару секунд и несколько промаршировавших мимо стражников все-таки накинула на худо-бедные косы капюшон и уткнулась глазами вниз. Мора должна была попадать на камеры вовремя. Когда требуется выходить из театра, попрощавшись с труппой и режиссером, отмечать себя в журнале посещений и возвращаться в академию до приезда матери, потому что старшая госпожа наблюдала за ней в оба. Мора не думала, что она что-то подозревала, скорее переполненный лист ожидания ответов Маргариты на одобрение смотрин и мазь, которая каждое утро оказывалась у Моры на щеке, чтобы «привести ее лицо в надлежащий вид», заставляли госпожу поджимать губы в недовольстве и справляться о том, где она, гораздо чаще. Приличной девушке не пристало ночевать одной, особенно незамужней. Поэтому они прошли несколько людных улиц, наполненных камерами, прежде чем свернуть в очередной дворик. Мора знала, что отсюда есть короткий путь к эксклюзивным магазинам, всегда можно было оправдаться этим. — Если я увижу хотя бы одно пятно на моих вещах… — произнесла она, осматривая белоснежный фартук, который на пару сантиметров перекосился у груди Лели. Только по этому можно было узнать самозванку. — Значит, мои подружки, которым я давала их потаскать, были не такими аккуратными, как могли бы, — елейным тоном протянула Леля, улыбаясь. Она специально действовала Море на нервы. Морена только прищурилась: — Подружки? — фыркнула она. — У таких, как ты, подруг быть не может. Мора чувствовала, что девушки из округа Лели собирались, как гиены у мертвечины, готовые изничтожить любого, кто посягнет на их место под солнцем. Морена вообще не представляла себе таких, как Леля, в задушевных беседах, ей казалось, они с Толганай могли общаться только лишь потому, что Толи была частью этой стаи, способная лишить ее куска добычи. — А у такой, как ты, может? — уничижительно фыркнула Леля. — Вы глотки готовы друг дружке перегрызть за член какого-то маршала не хуже нижних, так что не строй из себя недотрогу. Ты такая же падаль, только в чулках подороже, — скривилась она. — Давай то, что принесла. Мора проигнорировала выпад. Она выдохнула и сделала все, чтобы не начать теребить подол расшитой накидки. Морена думала о сказанном Касьяну все время. Когда лежала на кафеле, наблюдала за фитилем лампы в академии; сегодня, когда смотрела в лист с Исповедью. Казалось, кровь у нее на анализ возьми, в таблице сложных шифров найдется эта мысль, утерянная между уровнем эритроцитов. Крайне низким, кстати. — Сначала… мне нужно, чтоб ты… кое на что ответила, — заикнувшись, произнесла Мора, тщетно пытаясь быть уверенной. — Я сюда не тебя пришла слушать, — фыркнула Леля, и Морена сжала зубы. — Да, ты пришла забрать информацию, без которой вам не осуществить план и не добыть ее иначе безопасным способом, я помню, — с нажимом ответила Мора, смотря девушке прямо в глаза, а затем облизала губы, одновременно решаясь и стараясь, чтобы это звучало непринужденно. Как будто хотя бы один диалог, запечатленный между скрытых граффити дворов, мог быть непринужденным. — Ты… ты знаешь, как погибли родители Касьяна? Что с ними случилось? И, кажется, это было достаточно неожиданно, потому что сучье выражение лица на миг слетело с Лели, сменившись искренним удивлением. — Чего?.. Нахрена это тебе? — тут же подозрительно нахмурилась она. — Я… — Мора прикрыла глаза, нетерпеливо цокнула и выдохнула. Ладно. Ладно. Говорят, люди охотнее идут навстречу, если быть с ними искренними. Лад-но. — Вождь, я думаю, что… нет, я точно обидела его некоторыми своими словами и… — протараторила Мора, как будто пытаясь снизить вес слов, — и пытаюсь разобраться насколько. — Ты че… — Просто ответь на вопрос! — перебила ее она, резко взглянув. — Откуда я знаю! — ощетинилась Леля. — Ты думаешь, мы с ним его родаков обсуждаем? Ты вообще не в себе, что ли? Мора непонимающе уставилась на нее. Она мало что знала об отношениях. Преподаватели говорили о совместных завтраках, горячих поданных ужинах, огненных постелях; и мужчины в ее голове такими и были: сидящими с чашкой кофе по утрам по ту сторону стола, затем под светом блеклой теплой лампы вечером и снимающими вышитую сорочку ночью. Мора не представляла разговоров, но ей казалось, что, общаясь с кем-то так часто, ты просто не мог не знать о его родителях. Да, кажется, она действительно мало что знала об отношениях. Но еще меньше знала о нем. — Я думала… — растерянно промямлила Мора. — Расслабься, ссорюшка, ты не можешь обидеть Каса, потому что ты ему никто, — хохотнула Леля. — Вряд ли он обижается на приспособленцев. Давай сюда план, его ждут, — резко потребовала Леля. Мора еще несколько секунд молча дышала холодным декабрьским воздухом, опаляя горло, прежде чем внутренне сдалась. Плевать. Что бы она ни сделала, для этих людей ее сарафан все равно будет иметь больший вес, так что да, плевать. Мора протянула Леле начерченный план с отмеченными пожарными выходами и подвальными помещениями, которые она смогла исследовать, вызвавшись потратить несколько дополнительных часов на помощь костюмерам с реквизитом. Девушка несколько раз обвела разноцветными ручками особо важные точки на собирательной карте театра. — Надеюсь, там что-то действительно полезное, и это будет стоить Даждя, — злостно произнесла Леля, потянувшись за листком. Мора тут же замерла, опустив руку, и всмотрелась ей в лицо. — Вы знаете, что с ним?.. Последнее, что она о нем слышала, — это неизвестность. Еще одна вещь, которая осталась немыми строчками в ее Исповеди. Кажется, Мора начинала заводить собственные такие. Только честные. Совсем отличающиеся от тех, которые оказывались на краю стола госпожи каждую неделю. — Да, его застрелила стража. Возможно, один из тех, за кого ты собралась замуж, — хмыкнула Леля, на секунду растянув губы в издевательской улыбке. Мора впервые, кажется, на самом деле всмотрелась в ее лицо, заметив, что кожа вокруг глаз девушки была слишком воспаленной, чтобы эта улыбочка держалась долго. Или чтобы голос не дрожал. — Знаешь, я думаю о том, что Кас мог бы вытащить его. А вытащил тебя. — Она вырвала листок у Моры из рук с неприкрытой злобой. — Так что, надеюсь, ты приложишь достаточно усилий, чтобы это искупить. Леля скрылась в проходе, скомкав план в кармане. Мора так и осталась стоять посреди двора с падающими ей на волосы снежными каплями и с мыслями о том, что да — у свободы имелась цена. Но она, правда, не была уверена, что может заплатить достаточно.