***
Оксане понравился домик, было обидно, почти всё расследование прошло без неё пока выгребала из ручья и несла Пуську. —...и без нас, — мрачно добавил Холодов, — зря только куковали. — Это да... — согласился Ломов. Разговаривали на смотровой площадке. Накрапывал дождь, сектантов разогнали, палаточный городок стремительно пустел. Всюду сновали мужчины в военной форме. Виднелась общая усталость: мелькали и спасатели, общаясь друг с другом, и с пожухлым видом то прося сигареты, то (видимо) жалуясь на жизнь. Налетал и внезапный ветер: как бандит; приносил и привносил суету, свежесть, приправленные изрядной долей промозглого холодка. Лето кончилось же... — Лето кончилось же... — вторя общему настроению, изрекла Амелина, отпуская Пуська погулять и кутаясь в (местами) растянутую кофточку, когда-то та была, наверное, ярко коралловой или красной, алой с живым блеском: сейчас выстирана, истрёпана и затёрта, зато ней (в ней) есть что-то, за что хозяйка держится и поднимается. Коллеги не стали тормошить пустыми фразами да дурацкими, заштампованными «успешным успехом», мотивациями; Андрей просто вытащил плед со слоганами «Покупайте Кпукские самовары» и шарф той же команды, перчатки с картами местности да фотографиями ослов. Толя просто стоял рядом.***
Матвей постарался напасть на Аньку с Пуськой. Оксана замахала на него руками, безрезультатно. Вредный кот — всё равно бесился, возвращался к старым злодеяниям. Чего только Ломов не делал: хоть бы хны. — У-у-у, рецидивист! На замечание Холодова посмеялись, тот фыркнул, оцарапал два рюкзака, пописал на них и ушёл. — Мотя! Тишина. — Нет, ну, надо же? — Ломов не унимался, качая головой. — А если?.. Не успел Толя договорить своё «А если...»: кот явился, долго-долго глядел в глаза, потёрся о хозяйскую ногу, позволил себя погладить, почесать, удалился. Поругали его по очереди, ибо так вести себя нельзя, кот обиделся окончательно. Скрылся в палатке Толи.***
Анатолий смотрел вдаль. Тихо падала листва, как будто дурачась, играя с вами и на дожде вальс; ей вторя, ветер запел заунывную песню проливного дождя, вкрапляя все ноты сырости, непогоды. — Поэт? — Не только ж тебе мысли вслух... Посмеялись. — Я вот о коте думаю, — сказал Ломов, — сложный он, очень сложный. «Как и все мы...» потерялось где-то в обыденном юморе опечаток да оговорок, как ответ на это, и даже чёртова мысль. Бесконечные потоки смывали все смыслы, утаскивая на дно, с небосвода: так обычно сковывает нас природа, подчиняя брать зонты, а не идти как хочешь (свободно)... — Где-то бродит, — продолжили в такт Андрей с Оксаной, без замечаний, — питомец во сне, улыбаясь тёплому дому... — И по-другому, — Ломов улыбнулся, — не по-иному, а по-иному не может...он...спасибо! Толя рассказал о Матвее.