Потом станет лучше

      —Азирафаэль, приходилось ли тебе делать выбор между «жизни» и «смерти»? — улыбчиво начинает Метатрон, когда отвёл букиниста подальше от назойливых змеиных глаз. Ангел напрягся и мимолётно отвёл взгляд в сторону, оставляя Гласа Бога без ответа. Он почувствовал что-то не то, ещё когда Метатрон зашёл в книжный с кофе. Метатрон сощурился и начал улыбаться ещё сильнее. — Как думаешь, зачем я тебя пригласил потолковать? — небесные глаза ангела забегали по лицу старца, понимая, к чему тот ведёт. Нет, он ничего не понимает, по-крайней мере надеется на это, и пожимает плечами, всё также не решаясь сказать хоть одно слово. — Гавриил предал нас, и теперь на Небесах пустует место высшего архангела. Как ты думаешь, кто бы подошёл лучше всего на эту роль?       —Михаил?       Да, именно Михаил, который давно точит зуб на эту должность.       Глас Бога усмехается.       —Нет, точно не он. Нам нужен ангел, обладающий всеми качествами архангела, Азирафаэль, — Метатрон замолкает на какое-то время и продолжает, наблюдая за Азирафаэлем. — И это ты.       Всё резко встало на свои места в голове букиниста. В ушах неприятно зазвенело. У них большие проблемы.       Он нервно поглядывает в окно, махает руками в разные стороны, когда рассказывает свой практически правдивый рассказ, за исключением самой важно информации, но она не будет произнесена. Видит, как Змий недоумевает, разочаровывается в нём. Ох, как не вовремя же сейчас это признание в любви. А в любви ли оно? Кроули говорит несвязно, нервно, начинает, как признание в ужасно написанной книге, но в его речи ни одного упоминания о любви. Лишь предложение сбежать, как это случилось несколько годов ранее. Азирафаэль от этого ещё сильнее переживает, сильнее отчаивается. А есть ли смысл в его плане? Возможно. Он надеется, что да.       —Ты не можешь бросить книжный, — его голос заметно дрожит. Он хочет сказать “меня”, но совесть не позволяет; хочет хорошенько встряхнуть своего ангела и выбить, конечно же не физически, всю эту дурь из головы, но не может. Слишком уж уважает и любит эту сволочь в перьях.       Слёзы застывают на глазах, рискуя потечь по щекам. Его тошнит от самого себя. Кроули не достоин такого отношения к себе, кроме самого наилучшего.       —Ох Кроули… — букиниста скоро кажется начнёт трясти от сложившейся ситуации. — Ничто не длится вечно..       И Кроули надевает очки, скрывая свои прекрасные жёлтые змеиные глаза, скрывая настоящие эмоции и чувства, что испытывает сейчас, и уходит. Последняя точка в этом разговоре.       Азирафаэль не сдерживается, наплевав про весь план, и старается остановить демона. Он обязан знать, что его любят и всегда будут ценить. Но потом ангел начинает злится на себя, срываясь на Змие. Господи, зачем этот весь концерт? Всё не должно было так произойти. Он уже открывает рот, чтобы всё рассказать, но тут же закрывает его, когда взгляд резко и совсем случайно сталкивается с взглядом Гласа Бога, смотрящего на это выступление через дорогу от книжного.       Он стоит там, наблюдает за всем этим. И от этого выжидающего взгляда становится плохо, а по туловищу пробегаются мурашки. Ангел застывает, словно статуя, не смея пошевелиться.       —Слушай, — Кроули поднимает палец вверх и поджимает губы. Рука предательски дрожит. — Слышишь?       Родной голос выводит его из транса, вновь возвращая всё внимание на себя.       —Я ничего не слышу, — пожимая плечами, говорит он.       —В том то и дело. Никаких соловьёв, — тишина заполняет весь книжный. Глубоко внутри, несмотря на свою бессмысленность, тушевалась маленькая надежда, что его ангел наконец-то одумается, но в ответ на него смотрят лишь пустые глаза, отражающие лишь разочарование и огорчение в демоне. — Ты идиот. Мы могли бы быть нами.       Соловьи.. Незаметная слеза скатывается по бледной скуле, оставляя после себя мокрую дорожку. Азирафаэль отворачивается, не желая больше видеть, как его так называемая жизнь портится. Всё кончено между ними, если “они” когда-то существовали. Теперь остаётся надеяться, что план пойдёт как надо, а потом останется только вернуть это хрупкое “мы”, которое сейчас с такой лёгкостью разрушается, словно карточный домик, который строили часами.       Его резко берёт за лацканы пальто и притягивает к себе, впиваясь своими губами в чужие губы, Кроули. Нечто, названное людьми сердцем, на мгновение ока замирает. Он неосознанно и едва ощутимо отвечает на него. Этот поцелуй не тот, о котором пишут в романах — слегка грубый поцелуй выражает все чувства, что сейчас чувствует демон: злость, отчаяние, разочарование, тревожность и совсем немного любви, ангелы почувствуют её всегда.       Азирафаэль махает руками, не зная куда их деть, и то кладёт их на спину демона, прижимая к себе поближе, то в ту же секунду убирает их, держа на расстоянии меньше дюйма, словно тело демона пылало адским огнём.       Поцелуй прекращается также резко как и начинался, и он хватает ртом воздух, как рыба на суше.       Пожалуйста, сделай это ещё раз. Прямо сейчас.       Но побеждает грёбаное:       —Я прощаю тебя.       Даже из-под чёрных очков, он смог разглядеть огорчение во взгляде Змия. Ему больно, как и Азирафаэлю. Вот теперь стало всё плохо, несмотря на то, что всё идёт по плану. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и слышит:       —Обойдусь, — шаги, а затем слышится тихий хлопок двери, сопровождающийся звоном колокольчиков.       Он поддаётся эмоциям и слёзы стекают по пухлым щекам. Когда всё закончится, то обязательно поцелует его, посылая перед этим всех куда можно только будет, обнимет и даст обещание, что такого больше не повторится. Вот тогда встанет всё на свои места. А пока им остаётся только держаться порознь.