Вчера я был умным, и поэтому хотел изменить мир. Сегодня я стал мудрым, поэтому просто отправил придворного философа в подвал.
В тёмном-тёмном лесу, среди тёмных-тёмных деревьев, выли тё… серые-серые волки. Кто слишком глубоко туда заходил, тот больше не возвращался! Но что же произойдет, если однажды обитатели тёмного-тёмного леса повстречают кое-кого пострашнее их самих… например, синего-синего Барона? В эти страшные времена горе-экспериментаторы всё ещё отходили от последствий можжевеловой науки. Леди Агата, к примеру, с головой ушла в изучение свойств можжевельника — в её личной библиотеке, всё ещё не восстановленной до конца после недавнего пожара, значительно прибавилось книг по травоведению. Ей-то никакая помощь не требовалась, а вот с Альбертом слугам пришлось попотеть — они должны были во что бы то ни стало вернуть ему «товарный» вид, дабы он мог радовать не только слух хозяина поместья, но и его взгляд. Отмыть-то музыканта в итоге отмыли, но увы, вот напасть — нога его так быстро не починилась! Оттого бедный немец был вынужден ходить, опираясь на палку, и, несмотря на боль, с переменным успехом избегать попыток Барона посадить его на кресло с колёсиками. Во время первой такой попытки блондин пролетел лестницу быстрее обычного и, едва не оставшись без второй, ещё рабочей, ноги, научился резво передвигаться, а ещё резвее — прятаться, завидев вдалеке Барона и его ужасное изобретение. Что насчёт самого Барона, так он всего лишь немного простыл, хоть и провисел долгое время над обрывом, продуваемый всеми ветрами. Здоровье у него было хоть куда, о нём можно было не беспокоиться (а леди Агата и не беспокоилась)! Куда больше досталось слугам, которые пытались вытащить его с верхотуры — оказалось, гравитация, вкупе с тяжеловесностью Барона, способна отправить в кому троих. Мир науки — удивительная по своей глубине и многогранности вещь. Если ты погрузился в него хоть раз, остановиться в пробивании дна мироздания станет очень нелегко. Вот и Барон не мог вовремя остановиться. Уже довольно долго он сидел в своём большом мягком кресле (без колёсиков) и, не отрываясь, пялился в одну точку. Стоит отметить, что даже строители этого поместья с таким интересом не рассматривали стены, как это делал Барон. Слуги, завидев его молчаливую застывшую фигуру, старались обойти его за версту — мало ли, какие планы он вынашивал. Все знали, что, когда барин пребывал в таком состоянии, отвлекать его не стоило, иначе в нарушителя спокойствия вполне мог прилететь тяжёлый тупой предмет, который, попав в цель, мог и самого нарушителя сделать тупым и тяжёлым… Никогда не гадали, глядя на Барона, что у него в голове? А тут и гадать не надо! В голове у него, в этот момент такого отрешённого и спокойного внешне, разгорался самый настоящий спор между населяющими её жителями. — Может, повторим подвиг Мюнхгаузена? А что, сядем на ядро да быстренько облетим все наши владения! — с большим энтузиазмом предлагал первый микробарон. — Так ежели пальнём вверх, как мы назад возвращаться будем? Вдруг у этих, лунных холопов, настоечек нет? Я на ядро без ста грамм не сяду!!! — возмущался усатый микробарончик, лёжа на бочке. — А может, нам сразу вместе с поместьем взлететь? Всё будет при себе, да и статус покажем — мы не какой-нибудь там простой смерд, а Величайший Посланник Земля-Воздух! — не унимался ещё один выдумщик, не желая расставаться с мыслью о вожделенном полёте. — Нет-нет-нет, тогда подвал перестанет быть подвалом! — раздался вдруг уверенный голос. Все присутствующие на собрании синхронно повернулись в его сторону и с удивлением обнаружили микробарона с моноклем. — Куда нам девать пленных? Ясное дело, они переедут на первый этаж, жители первого — на второй, жители второго — на третий и так далее, а там и надстройку делать придётся! Ты хоть представляешь, сколько бумажек после такого заполнять нужно??? Это же дополнительный этаж, а за дополнительный этаж — дополнительные налоги!!! Слова «налоги» никто из присутствующих не знал, поэтому особо и не испугался, зато угроза в виде лишней работы всех сильно напрягла. Ещё больше всех напряг новенький — откуда он вообще такой умный взялся? Его об этом сразу же и спросили, а он за словом в карман не полез: — Дак, я появился после пожара! Помните, когда леди Агата начала следить, чтобы мы не трогали ничего из процентосодержащего? — Аааа… тогда понятно, — закивали все с умным видом, хотя никто, конечно же, такого не помнил. Но микробароны рассудили, что новый товарищ — всегда хорошо, особенно, если он единственный здравомыслящий. — Ав… эвр… эвир… МЫСЛЬ! — внезапно с торжествующим видом воскликнул микробарон в высоком колпаке, привлекая всеобщее внимание. Тем временем в реальности… Мухи радостно раскладывали карты, разлёгшись прямо на голове у барина, и ничего не предвещало беды, как вдруг тот резко схватился за волосы и выбил неподготовленным мухам «страйк». А говорили, что азартные игры не травмоопасны… Никто так и не успел понять, что такого барин смог разглядеть в синих ландышах на обоях, как мужчина начал радостно запихивать вещи в карету, крича что-то про русское хоу-хао и про то, что он умнее какой-то Маски. Слуги, к слову, только порадовались «командировке» барина, и оттого охотнее помогали ему складывать всё добро в повозку, даже не спрашивая, куда он направляется. Любимая жена и любимый музыкант, без которых, как они сами наивно полагали, в пути вполне можно обойтись, понадеялись и даже помолились на то, что память у их Барона никудышная, и он, напрочь забыв об их существовании, откликнется на зов судьбы в одиночку. Но, увы, так уж вышло, что на всём белом свете Барон мог полностью довериться только двум людям, и потому считал, что именно эти двое должны по достоинству оценить очередное его открытие. План Барона был прост, как парный тканевой предмет одежды, предназначенный для ношения на ногах человека. Он намеревался поехать на карете в одну сторону, а выехать с противоположной, тем самым доказав, что земля круглая, и все дороги рано или поздно приведут его обратно в поместье. Была у него и ещё одна идея — взлететь ужасно высоко и посмотреть на землю сверху, — но она требовала куда большей подготовки и куда более целого Альберта, который должен бы был полететь вместе с ним. И вот, карета была загружена. Барон принялся искать спутников, без которых ну никак не мог начать путешествие, и обнаружил их в шкафу — по всей видимости, леди Агата не хотела расставаться с гардеробом, а Альберт — с леди Агатой, за которой он благополучно прятался. Барон, не растерявшись, быстро нашел решение проблемы, и вот, при виде плачущей от счастья леди Агаты и пошатывающегося, все ещё держащегося за неё Альберта, слуги водрузили тяжёлый шкаф поверх остальных вещей, после чего довольный своей придумкой Барон усадил счастливчиков в карету. Карета тронулась, но, не проехав и пары саженей, резко остановилась — мимо пробежал кот. Откуда кот в лесу — непонятно, но полностью чёрный окрас напряг и без того бледных леди и немца. — Чёрный кот, перебегающий дорогу, означает, что это животное куда-то идёт, — с умным видом изрёк Барон и приказал кучеру ехать дальше. Барон не доверял своим слугам полностью, они ведь всё-таки безграмотные и могут попросту не понять его гениальности и испортить эксперимент. Поэтому спустя версту барин возмутился: — Я сам повезу! Я мужчина или кто?! Сказав это, Барон выкинул кучера с ко́зел и сам натянул поводья. Пять минут спустя… — А я говорила! Я знала! Ну всё, теперь нас точно съедят волки! — возмущалась леди Агата, впервые при Альберте делая это на повышенных тонах. Барон, не отвечая, с нескрываемой печалью смотрел на карету, а точнее, на то, что от неё осталось. После многозначительной фразы «Я сам» он решил ускорить эксперимент, после чего карета на высокой скорости в прямом смысле слова взлетела на первой же кочке-трамплине. Лошади явно не ожидали того, что по инерции их повезёт карета, а не они — её, поэтому от испуга порвали упряжь и сбежали. Шкаф леди Агаты от такого безобразия свалился с крыши и треснул, из распахнутых две́рец хлынула одежда — вот разбойники обрадуются, когда обнаружат такой улов. Правда, они барину сами же всё вернут за небольшое вознаграждение, так что можно сэкономить на носильщиках — хоть какая-то радость. В общем, эксперимент по покорению земного шара плавноВаркалось. Хливкие шорьки Пырялись по наве…
После быстрого знакомства, уставшая компания была вынуждена направиться вслед за Лесником. Вопреки ожиданиям, он не вывел спутников на короткую тропу до поместья и не одолжил им новой повозки, а лишь предоставил в их распоряжение свою мрачную, скособоченную хижину. Впрочем, время близилось к вечеру, так что это было весьма кстати. — Будьте как дома, путники! Я ни в чём не откажу… я ни в чём не откажу… я ни в чё-ё-ё-м не откажу, — проговорил мужчина, приоткрывая дверь жалкой лачуги. От жуткого скрипа леди Агата поморщилась: она привыкла и к богатому убранству дома своего папеньки, и к внушительному поместью мужа (одно его крыло до сих пор выглядело, как новенькое), здесь же, переступив порог, она почувствовала себя неуютно. Немец оглядывал бедную обстановку со смесью любопытства и ужаса, и только один Барон был по-настоящему рад. — О, любезнейший, а не откажешь тогда в одной услуге? — вопрошал Барон, для которого дом любого человека сразу же становился своим. Ещё не договорив фразу, он уже начал копаться в вещах Лесника, повернувшись спиной к чужому поражённому взгляду. — Где тут у тебя лежат лавровые листики, а? Зажечь надо, а то голова после всех этих походов гудит! Барон нередко слышал, как люди заикаются, особенно в его присутствии, так что ни капли не был удивлён, что и у этого дефекты речи. Тот всё причитал: — Я ни в чём не откажу, кроме этого, я ни в чём не откажу, кроме этого… Я кое в чём откажу… — Лесник уже был наслышан о какой-то сгоревшей хате и не хотел повторять чужой опыт, поэтому тут же закрыл своим телом шкафчики, преграждая дорогу, и умоляюще попросил: — Присядьте, путники, присядьте, путники… ПРИСЯДЬ, Путник!!! — уже чуть ли не заорал хозяин на Барона, который, не обращая внимания на его слова, внаглую продолжал копаться в соседнем от него шкафчике. Только после грозного окрика Барон с неохотой послушался. Пока Лесник что-то готовил на кухне, троица уселась за деревянный стол, и Барон, как подобает главному, водрузился на самое большое и удобное кресло. Леди Агата, устроившись поодаль, ближе к Альберту, всё ещё показательно игнорировала мужа, в связи с чем муж решил-таки исправить своё бедственное положение и немного развеселить обожаемую жёнушку. Кресло, в которое он так опрометчиво уселся, имело очень странный дизайн: его ручки обвивали костяные лапы какого-то зверя, напоминающие человеческие руки, и Барон со всей фантазией принялся энергично «лепить» из них определённые жесты. Теперь одна лапа показывала фигу, а вот вторая с мужчиной здоровалась. В конце концов, Барону настолько понравилось «собирать» жесты, что он полностью отдался этому занятию. Жена скучающе наблюдала за всеми его манипуляциями — она слишком устала, чтобы как-то это комментировать, но иногда уголки губ ледяной леди дёргались, словно она в любой момент готова была улыбнуться, но изо всех сил сдерживала себя. Для Альберта же этот день выдался не самым удачным. Сначала все было очень даже неплохо: Барон неожиданно заснул с закрытыми глазами, перестав надоедать слугам. В кои-то веки, у Альберта выдалась свободная минутка, чтобы написать осторожное письмо на родину и узнать у оставшихся там друзей, как обстоят дела в городе. Затем пришел портной, принёсший готовое платье, и немец разоделся по последней моде придворных менестрелей. А там и леди Агата освободилась от своих дел и пригласила Альберта в кабинет: она переписала песню мужа немецкими буквами и хотела помочь музыканту ее выучить. Песня никак не давалась. Наверное, это был знак, что и дальше дела пойдут плохо. Когда Барон отмер, преданная служанка госпожи немедля об этом сообщила. Леди Агата, долго не думая, сразу же всё бросила и спряталась в шкафу, а Альберт, которому почудился звук катящегося в их сторону кресла на колёсиках, укрылся следом. В шкафу они оказались вместе, тесно прижавшись друг другу. Через крохотную щель между дверцами можно было увидеть, как в комнату вместо кресла на колёсиках вкатился чемодан, лениво толкаемый мясистой ногой Барона. — Жена? Женааааа, — пугающе низким голосом звал тот. — Альбееееертик! Альбертик думал, что ни за что не выйдет, но его мнение в этом вопросе, в общем-то, не учитывалось, так что ему всё же пришлось пережить полёт в окно кареты и длинный пеший путь по бурелому. Погрузившись в печальные думы и в тоску по прежней беззаботной жизни (которая, впрочем, перестала быть беззаботной ещё задолго до Барона), Альберт и не заметил, как барин подкрался к нему со спины. Барон явно что-то спрашивал, судя по интонации («Где руууучечка?»), но леди Агата не была настроена на диалог, и потому, к сожалению, не перевела эту фразу. Или просто не успела. Барон, не давая своему личному музыканту опомниться, с диким криком «А ВОТ ОНА РУЧЕЧКА!» положил костяные руки ему на шею, изображая «удушение». Душил он по-настоящему или нет, немец не понял, он даже толком испугаться не успел, просто начал вдруг молча задыхаться, бледнея прямо на глазах. Остановил это избиение младенца Лесник, который, наконец, соизволил закончить приготовления к трапезе и начал потихоньку приносить уважаемым гостям тарелки с едой. Барон, уже отчаявшись от попыток привлечь внимание своей леди, не придумал ничего лучше, как собрать из костяной руки жест с оттопыренным средним пальцем и показать его вслед удаляющемуся за новыми блюдами хозяину хижины. Увидев это, леди впервые за вечер улыбнулась и даже — ну ничего себе! — издала сдавленный смешок, совершенно не приличествующий для воспитанной светской дамы. Освобождённый Альберт, всё также ничего не говоря, потирал покрасневшую шею и растерянно улыбался, решив подыграть Барону. Ничего не заметивший хозяин вернулся уже со вторым подносом. Вспомнив о необходимости держать лицо даже перед обычным лесником, Барон попытался было незаметно вернуть изначальное положение руки, но та, как назло, продолжала показывать неприличный жест. Тогда Барон резко дёрнул проклятую руку, и та, с хрустом оторвавшись от кресла, плюхнулась в суп, который только-только принёс гостям Лесник. Лесник ещё даже не успел перевести взгляд на поднос, как Барон, пытаясь выйти из неудобной ситуации и обернуть все в шутку, громко закричал: — А ВОТ ВТОРАЯ РУЧЕЧКА!!! Непонятно, что больше напугало хозяина дома — летящая в него рука или вопль одного из гостей, но поднос сначала подскочил вверх, а после с диким грохотом упал. Альберт побледнел ещё больше, ведь, сидя ближе всех к Барону, он всё же не ожидал, что ему на колени прилетит кружка, изготовленная, судя по виду, из, мать твою, самого настоящего человеческого черепа. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, хозяин лачуги, криво улыбаясь (видимо в попытках оставаться гостеприимным), подал Альберту засаленную тряпку, чтобы тот вытер промокшие штаны, принёс новую порцию супа заместо испорченного, а затем уселся с гостями за один стол, изредка поглядывая на оторванную руку, оставшуюся валяться в луже бульона. Тьма в углу за спиной Лесника клубилась, принимая все более чёткие очертания — хозяин источал с трудом подавляемое негодование и сомневался в правильности своего решения пригласить путников к себе. Однако он терпел, стиснув зубы и не прикасаясь к еде в собственной тарелке, ожидая того момента, когда смеяться будет уже не наглый Барон (проглотивший, между прочим, вторую по счету порцию угощения и уже поглядывающий на хозяйскую), а сам Лесник. Скоро, скоро этот момент наступит… Но скоро наступил момент, когда вся еда закончилась, и Барон от скуки опять возобновил попытки разобрать дом Лесника на кирпичики. Чтобы остановить его, старик попытался его отвлечь разговором: — А вот как вы относитесь к животинке?.. — и тут под окном как раз вовремя истошно завыли. Леди Агата напряглась, Альберт недоуменно посмотрел на свой живот, а Лесник улыбнулся с явным облегчением. Переводя взгляд от одного гостя к другому, он надеялся насладиться ужасом в их глазах, но увидел лишь, как до одури счастливый Барон метнулся к окну. Не замечая недоумевающего хозяина лачуги, Барон самоуправно отворил ставни и радостно прокричал кому-то, наполовину высунувшись из окна и упираясь при этом толстым брюхом в нижнюю часть рамы: — ОЛЕГ!!! Ситуация выходила странной, но ещё страннее стало то, что леди и личный музыкант Барона никак не отреагировали, когда тот, не удержав равновесия, вывалился из окна. Эти двое сидели, не отрывая взгляда от супа: то ли еда для них была интереснее благополучия Барона, то ли им обоим просто стало стыдно за его безрассудное поведение, но признать этого в открытую они, в любом случае, не могли. Не зная, что и думать, и в чём тут может быть подвох, Лесник, наконец, отмер и решил сам во всём разобраться. На своём веку старик повидал немало, но барина, обнимающего огромного волка, он видел впервые. Хуже всего было то, что волк радостно обнимал мужчину в ответ своими длинными когтистыми лапами… Каким-то образом разглядев огромный знак вопроса над головой Лесника, Барон всё-таки решил начать вести с ним диалог: — Ну, услужил ты мне, братец, ей-богу, услужил! Я Олега уже месяца три не видел, думал, охотники прибили, а он, вон, живой, целёхонький и мягонький! — мужчина с удовольствием потрепал за щечки огромного волка, нисколько не боясь напороться на зубастую пасть. — Прошу меня извинить, но… кто такой Олег? — растерялся хозяин лачуги, будучи не в состоянии выстроить логическую цепочку чужих высказываний. — От старости уже зрение не то? Понимаю. Олежа — вот он! — барин, сидящий на земле рядом с волком, довольно повернул зубастую, скалящуюся морду в сторону распахнутого окна. — А… — единственное, что смог на это ответить Лесник, после чего медленно, как во сне, закрыл ставни и в гробовой тишине опустился в кресло. Самый тихий из гостей с сочувствующим видом пододвинул ему свою тарелку. Прошло чуть меньше получаса, как нагладившийся бедного животного барин соизволил вернуться в дом. На его одежде можно было разглядеть серую шерсть, а глаза сияли от счастья. Старик при виде него начал активно изображать предмет мебели, судорожно придумывая новый план по устранению неприятного гостя. Но неприятный гость всячески отвлекал его от раздумий, роясь в его вещах и перекладывая всё по своему усмотрению: — Слушай, а где у вас тут плед, да пиво хорошее? Ни в сундуках, ни в шкафчиках я не нашёл… Признавайся, в подвале прячешь?! — Будет те… вам плед, дорогие гости… будет вам и плед, дорогие гости, и пиво, дорогие гости, и… — тут хозяин лачуги вовремя прикусил язык, дабы не наговорить лишнего раньше времени. Старичок постарался поскорее перейти к делу, дабы, наконец, прекратить этот цирк, и, если и не скормить путников волкам, то хотя бы просто оставить их на ночь в лесу, чтобы они до конца их недолгой жизни помнили лицо того, кто обрёк их на смерть. Спустя минут пятнадцать упорных поисков Лесник перерыл абсолютно всю лачугу, но ружьё так и не нашёл. Этот бессовестный Барон похозяйничал в его доме до такой степени, что Лесник даже ложку здесь отыскать не мог, а ружьё и подавно. Но старик не сдался и продолжил поиски — жажда крови в его голове заглушила голос разума… …Терпение Барона закончилось ровно в тот момент, как за хозяином дома закрылась дверь. Мужчина начал задумчиво наворачивать круги вокруг стола, пытаясь придумать себе занятие и, на несчастье его товарищей, вспомнил про одно незаконченное дело. Раз лично ему сегодня уже не дано завершить эксперимент, доказывающий круглость Земли, то пусть это сделает кто-то другой. С этой мыслью Барон стал тащить в гостиную котелок, порох и верёвку с коробкой. В качестве первопроходцев он избрал двух белок, что на свою голову приблизились к дому в надежде получить орешки. Белки точно не ожидали, что вместо их любимого старичка выйдет незнакомыйЛетели белки в котелке резво, Таракан напевал им молитву чудесную, Летели быстро, на небосвод Шагнул на Луне межрасовый луноход.