***
— Я вспомнил, — Гаон нервно заёрзал на сидении. Небо за окном стремительно темнело, а город окунулся в жёлтый свет фонарей. Гониль боролся со сном, пока они с Гаоном ехали в последний из колледжей, о которых Гониль хоть что-то знал. — Я подработку находил на этот вечер. Мне бы идти уже. — Правда? — слегка разочарованно переспросил Гониль. Конечно, он не мог останавливать Гаона, но осознание, что последние двадцать минут они ехали в никуда, расстраивало. Он устал за сегодня и даже не знал, от чего сильнее: от постоянной ходьбы и попыток узнать и запомнить большие объёмы информации или от уничижительных мыслей, по кругу вертящихся в голове. Они не отступали, сколько бы раз Гониль ни пытался переключиться на что-то другое. Джуён умер из-за него. Чонсу хотел спасти Джуёна. А если нет? Что, если Чонсу и Гаон в сговоре и будут давать показания, которые заранее обговорили? Тогда Гаона стоило бы избегать так же, как и Чонсу, но тогда у них не останется повода оставлять его в живых… Не пытайся выдумывать небылицы. Ты убил Джуёна, Гониль. Иногда мысли прекращали стучаться в его голову так настойчиво. Обычно они затихали, когда Гониль видел, с каким восторгом Гаон смотрел на то, что могло стать его будущим. Когда его ноги в поношенных кедах касались пола в колледжах, а подрагивающие пальцы хватали Гониля за рукав, он, как и обещал, не думал ни о чём другом. Зато между училищами Гониля накрывало, как волной, и усталость нисколько не спасала. Спасал только Гаон, который вдруг засуетился и выпрыгнул из автобуса, как только тот остановился. Провожая его взглядом, Гониль, казалось, терял последнюю надежду на победу над самокопанием. Темнота на улице вдруг ударила в солнечное сплетение, на несколько долгих секунд запрещая Гонилю дышать. Завтрашний день неумолимо приближался, зловонно дышал в затылок и норовил задушить, пережав горло своими когтистыми лапами. Как монстр в шкафу, Гониля пугало осознание, что завтрашняя встреча с Чонсу почти неизбежна. Только если кто-то из них не испугается и не спрячется в дальнем уголке офиса, дожидаясь, когда второй его покинет. И, Гониль чувствовал, первым будет он. Он спрячется, придумает себе кучу неотложных дел, лишь бы не появляться на работе. Может, даже навестит родителей завтра, решив, что откладывать такую важную поездку будет кощунством. — Эй, аджуси, — вдруг прикрикнул водитель, заставляя Гониля вздрогнуть. — Тебе правда в Кури надо? В Кури. Гониль оглядел пустой салон, выглянул в окно, не видя ничего особенного. Темнота и бетон, только вот для Гаона они были необычными, но понять это сразу, к сожалению, не получилось. Они ехали на автобусе в Кури. Последний из колледжей должен находиться где-то совсем близко, прямо между домом Гониля и Гаона. Поэтому парень и сбежал, нервно озираясь. Он боялся оказаться так близко к дому. — Аджуси! — нетерпеливо звал водитель. — Да, я еду в Кури, — прочистив горло, ответил Гониль. Он откинулся на спинку кресла и прищурился, наблюдая, как после усталого вздоха водителя город пришёл в движение. В семьдесят шестом году всё здесь, наверное, выглядело иначе. И дома, и дорога, и автобус, на котором можно было бы добраться до дома Гаона. Наверняка фонари сопровождали путешественников не всю дорогу от столицы до пригорода, превращая пространство в своеобразный портал, в котором царила кромешная тьма. Ехать в Кури без малейшего понятия, где располагается дом Гаона, было опрометчивым решением, но решился бы Гониль на это в другой раз? — Скажите, вы местный? — подобравшись ближе к началу автобуса, поинтересовался Гониль. Недовольство водителя распространялось тихим напряжением по всему транспорту, но вблизи оно было слышно. Он вздыхал и ворчал, косо поглядывая на пассажира. — Нет, — не сразу отозвался мужчина. — Значит, вы не знаете, где здесь может жить семья Квак? — уточнил Гониль. Автобус резко дёрнулся и остановился. — Нет, — уже быстрее, но так же недовольно ответил водитель. Ему, видно, не терпелось отправиться домой, потому что за окном не было даже остановки. — Выходите, пожалуйста. — Может, вы знаете, далеко ли тут компьютерный клуб? — не отставал Гониль, делая незначительные шаги к двери. — Вы бы очень помогли следствию, если бы ответили. — Да что это ваше следствие? — водитель не прекратил злиться, казалось, только сильнее разгорячился. — Понабирают олухов, а нам, гражданским, страдать. Вышел отсюда. Гонилю ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Вряд ли он мог противостоять недовольному мужчине, который, кроме всего прочего, выглядел весьма внушительно. Ему оставалось только надеяться на прохожих, которые хотя бы слышали фамилию Квак. Не такая уж она и распространённая, чтобы её можно было перепутать с кем-то. Вот только о семье мало кто знал. Гониль смог обойти половину небольшого города за пару десятков минут, но прохожие либо сторонились, думая, что он собирается внушать им странные убеждения, или просто не имели понятия, о ком хочет узнать Гониль. Ему оставалось только идти дальше, показывая всем подряд ксиву, чтобы не выглядеть навязчивым бродягой в чужих глазах. Хотя, казалось бы, он выглядел достаточно прилично и опрятно. Но периодически ксива злила людей даже сильнее, чем желание забрать у них драгоценные минуты. За это время они могли добраться домой и найти убежище в тепле и спокойствии, не волнуясь, что ищет незнакомый им полицейский. Но ему тоже хотелось домой, чтобы согреться, поесть, набраться сил перед завтрашним днём. Ведь, как бы ему ни хотелось, время движется вперёд. Утро непременно настанет, как и их встреча с Чонсу, на которой Гониль проиграет даже без объявления войны. Гониль появится на этой встрече с уже поднятым белым флагом. Он повернул голову к дому, из которого по ушам била едва слышная музыка. Светящаяся вывеска на тёмной улице и чёрная, тяжёлая на вид дверь слишком сильно были похожи на вход в бордель, и Гониль не с первого раза прочитал название заведения. Представления о компьютерном клубе разнились с тем, что видел Гониль перед собой. Почему-то он представлял пустырь, в центре которого стоит неприметно серое убежище Гаона, которое снаружи выглядит заброшенным и мёртвым, чтобы внутри оставался уют и не было лишних людей. Или, может, Гониль нашёл совсем не тот клуб, о котором рассказывал Гаон, но он всё равно упёрся руками в тяжесть двери и вошёл внутрь, шагая как можно тише. — Добро пожаловать, — подал голос седой мужчина, сидящий за столом, стоящим в стороне от остальных. В отличие от девушки-хостес из борделя, он не улыбался, заманивая клиента в свои сети. В отличие от воображения Гониля, он не приветствовал незнакомцев по-дружески, будто они не виделись много лет по воле злой судьбы. Мужчина просто выглядел уставшим, как любой взрослый человек, работавший целый день. — Вы вовремя, осталось мало свободных столов. — Добрый вечер, — всё ещё осматриваясь, сказал Гониль. Он мог легко представить Гаона в этих стенах. Казалось, что он прямо сейчас выскочит из подсобки и, испугавшись присутствия Гониля, сознается, что вместо подработки всего лишь хотел провести время в дорогом сердцу месте. — Я хотел задать вам пару вопросов. Вы знаете Квак Джисока? — Знаю, — усмехнулся мужчина и вместе с тем прищурился. Наверняка подозревал мужчину, так внезапно вломившегося к нему в поисках беспризорного мальчишки. — Может, вы знаете, где я могу найти его родителей? — продолжил расспрашивать Гониль. Он мог поклясться, что прочитал в глазах напротив желание съязвить, будто он мог навредить Гаону и его семье. Ксива снова оказалась в его руке, а имя и звание сами слетели с языка следователя. — Джисок-и что-то натворил? — вместо ответа уточнил мужчина. Гониль покачал головой. — Нет. Я не по этому поводу ищу его семью, — Гониль задумался на секунду, стараясь подобрать слова. — Я скорее… его друг. Он попросил узнать, как поживает его семья. Смешок, вырвавшийся изо рта мужчины, звучал нервным, и Гониль непроизвольно напрягся, выпрямил спину и приготовился услышать самые жестокие слова в свой адрес. — Не знаю я, где он жил, — отмахнулся мужчина, как от надоедливой мухи. Мух обычно это нисколько не смущает, они подлетают снова и снова, пока не насладятся чужим раздражением, но у Гониля опустились его тонкие крылышки. Ему так повезло найти тот самый клуб, о котором рассказывал Гаон, ему повезло не нарваться на ярость владельца, но в очередной раз не повезло с информатором. — Знаю только, где его мать найти. Теперь она живёт на кладбище. Вот это громкое дело было! — В каком смысле? — опешил Гониль. Первой мыслью, появившейся в его мгновенно опустевшей голове, стала догадка о том, что женщина стала бездомной, но объяснения, почему её убежищем стало кладбище, он найти не смог. Взгляд владельца клуба вперился в него с немой насмешкой, подбадривая другие, более печальные осознания. Гониль сглотнул. — Скажите, она умерла или… убила себя? — А вы, кажется, и правда друзья, — усмехнулся мужчина. Кто-то из клиентов подошёл к ним, чтобы продлить своё время, и ещё несколько секунд, показавшихся вечностью, Гониль мог только теряться в догадках и пилить собеседника взглядом. Когда тот снова улыбнулся, заметив чужое напряжение, его захотелось ударить. — Убила себя, да. Об этом столько говорили, я удивлён, что Джисок сам не знал. — Он давно сюда заходил? — стараясь не потерять самоконтроль, спросил Гониль. Он не был уверен, что запомнил ответ. Все его мысли превратились в скомканные обрывки чего-то разумного, перемешанные до однородной консистенции, как тесто для токк. В них не осталось ни крупинки здравого смысла, только попытки придумать, что делать с этой ужасной новостью и с Гаоном, которого она ранит. — Клуб переехал в прошлом месяце, не знаю, найдёт ли он его теперь, — пожал плечами мужчина. — Я удивлён, что ты нашёл. Его глаза недобро сверкнули, но уже по пути домой Гонилю вдруг показалось, что в его взгляде таилась лишь жалость.***
Гонилю пора было перестать удивляться своей слабости и трусости, но он корил себя за них снова и снова, когда молчал, как напуганная зверушка, не признаваясь Гаону, как провёл вечер. Тот и не настаивал, но Гониль чувствовал недосказанность во всём, что их окружало. И в участке, в который он шёл на дрожащих ногах, лучше совсем не стало. Там был Чонсу, недосказанность с которым висела на шее Гониля огромным валуном. Он трусил, действительно прячась в холле, чересчур долго расправлял складки на одежде и не знал, что ему делать. Извинений было бы мало, вдруг понял он, мельком увидев болезненный вид друга. Чонсу исхудал и, казалось, позеленел. На втянувшихся щеках не было ни намёка на живой руманец, под сухими глазами пролегли синие тени, губы сухо скрежетали друг по другу, пока парень бормотал себе что-то под нос. Быть может, он не выглядел совсем плохо, но он явно не успел снова начать следить за собой перед выходом на работу. И во всём был виноват Гониль. Потому что не выслушал. Чонсу поднял взгляд. Дуло пистолета упёрлось Гонилю в затылок. Второй, воображаемый Гониль, почти нажал на курок. Он ждал такой же призрачной, как и он сам, команды, чтобы разрушить себя же, но весь мир молчал. И Чонсу молчал, только нахмурился и снова уткнулся носом во что-то своё. Холодное дуло продолжало прижиматься к затылку, хотя оба понимали, что в ближайшее время команду никто не даст. — Гониль-я, — Чан опустил руку на плечо вздровнувшего от неожиданности мужчины, заставляя отвлечься от попыток сдвинуть непослушное тело с места. — Ну что, как успехи? Мне сказали, ты дело ещё не закрыл. — За выходные я ещё кое-что нашёл, хён, — пролепетал Гониль, к своему сожалению, так и не сумев совладать с голосом. — Я хочу довести его до конца. — Хорошо, — вдруг улыбнулся Чан, и Гонилю тут же стало легче дышать. Даже появились силы расправить плечи. — Смотри, до конца месяца всего три дня, и на третий начальство устраивает корпоратив. Руководитель-ним не упустит возможности ткнуть тебя в незаконченное дело. Гониль поджал губы. И правда ведь, Чан не ошибся ни в одном слове. Если от еженедельных, — если не ежедневных, — походов с руководителем в бары и караоке Гониль мог отказаться, сославшись на важное дело в кармане, то от ежемесячного мероприятия его ничто не спасёт. Разве что смерть или плен. — Если сегодня-завтра ничего не изменится у тебя, правда, закрывай дело, — советовал Чан, похлопывая рукой на спине Гониля, который застыл в нерешительности. — Или вообще параллельно собирай на своего этого подозреваемого. Тогда тебя ещё и похвалят. Взгляд сам по себе поднялся на Чонсу, который впервые смотрел на кого-либо с таким отвращением. Гонилю искренне не хотелось становиться первым, но он стал, хотя сам не сделал ничего плохого. Всего лишь доверил тайну человеку, который не знал, от кого она должна быть скрыта. Чонсу опустил голову раньше, чем Гониль успел что-либо осознать и тем более предпринять. Ему снова стало страшно за свою жизнь настолько, что оцепенение, преследовавшее его до сих пор, показалось всего лишь морским бризом по сравнению с тайфуном. — Не думаю, что буду пытаться, — дёргано кивнув вместо извинений и нервно улыбнувшись, ответил Гониль. Он то и дело бросал взгляды на Чонсу, надеясь, что тот услышит, осознает нечто важное и смягчится, но он выглядел отрешённым, будто вокруг не происходило ровным счётом ничего. — Если расскажешь о нём, я тебе помогу, — явно оставшись недовольным чужим ответом, предложил Чан. Только эта реплика вызвала у Чонсу усмешку. — Я подумаю, спасибо, — Гониль сделал шаг к своему рабочему месту, тут же понимая, что оно всё ещё располагается в метре от Чонсу. Конечно же, никто не переставлял их столы. Конечно же, Чонсу давно понял, что Гониль его боится, чтобы не опасаться его в ответ. — Думать некогда, — вздохнул Чан, но, вопреки сквозящему в его голосе разочарованию, просто ушёл, не пытаясь допытываться до правды. Гониль проводил его взглядом. Он тянул время, как мог, но пройти за свой стол ему всё равно однажды пришлось бы, и первый шаг уже был сделан, когда их взгляды встретились впервые за день. Пути назад уже не было… Хёнджун попал в поле зрения сам собой, даже не пытаясь привлечь к себе внимание. Гониль чуть не запутался в собственных ногах, внезапно изменив свой маршрут, и едва мог сдерживаться, чтобы не броситься бегом к худощавому хубэ, который за своим столом вбивал что-то в компьютер. — Привет, Хёнджун-щи! — нервно выкрикнул он, даже не дойдя до собеседника. Он уже не понимал, от чего дрожит больше: от радости или от смущения, которым его обдало с ног до головы, когда голос не захотел слушаться его. Хёнджун глядел на него недоверчиво. — Как твои успехи? — Успехи? — переспросил он, и Гониль протяжно кивнул с видом всезнающего мудреца. Он сам для себя выглядел уморительно и честно не понимал, почему над ним ещё не надсмехались. Ему было стыдно, но первобытный страх оказался сильнее. — День только начался. — Ты не работал на выходных? — искренне изумился Гониль. Он ещё раз внимательно всмотрелся в лицо Хёнджуна, которое выглядело куда свежее всего Гониля, несмотря на худобу и вечно жалобный взгляд. Наверняка старший выглядел ещё и помятым по сравнению с ним. — Знаешь, Гониль-сонбэ, — устало вздохнул Хёнджун, впервые за разговор поворачиваясь к Гонилю, — не думаю, что у меня есть шанс доказать, что по тому адресу есть бордель. Руководитель-ним был прав, когда наорал на тебя за донос. — Умереть хочешь? — опешил Гониль. Хёнджун в ответ только отвернулся, пытаясь закатить глаза как можно более незаметно. — Что ты имеешь в виду? — Чтобы доказать, что там бордель, — после небольшой паузы начал парень, — мне нужен либо ордер на обыск, либо финансирование, чтобы пойти туда самому и во всём убедиться. Ордер ты сам получить пытался — и тебе, и мне отказали. Финансирование тоже не катит — кто возьмёт и разрешит мне пойти развлекаться за деньги из казны? — Ты же не развлекаться пойдёшь… — Начальство не поверит, — пожал плечами Хёнджун. Гониль хотел возразить снова, но его перебили. — Я посоветовался с Чан-хёном, он подтвердил, что мне ничего не светит. В смысле, что дело не раскрою, потому что там замешана эта твоя американская армия и сахалинская мафия. Я, в общем-то, не вникал, но вряд ли я смогу что-то сделать с этим. Удручённый вздох сорвался с губ Гониля и повис в воздухе. За ним последовал ещё один и ещё, пока они не стали похожи на нервный смех. Он оглянулся, стараясь поймать хоть один поддерживающий взгляд, но все до единого были заняты своими делами. — Гониль-сонбэ, — тон Хёнджуна казался до мурашек холодным и осуждающим. Гониль замер, не понимая, чего ему стоило ожидать. — С этим делом мы не справились. Надеюсь, у вас с Чонсу хоть убийство раскрыть получится. Удачи. Слова звучали безобидно, но ударили больнее, чем следовало бы. Гониль открыл рот и набрал в лёгкие побольше воздуха, но сказать ничего не смог. Да и нечего ему было говорить, все мысли перемешались, чувства обострились до предела. Чужое отношение задевало его до глубины души, а пожелание удачи казалось надменным и фальшивым. Будто, если принять его, ответить по-доброму, оно только заберёт последние шансы на победу. Будто Хёнджун знал даже больше, чем Гониль, но услужливо молчал, лишь тонко намекая, что в любой момент мог заставить его разочароваться в любом своём решении. — Тем не менее, — продолжил Хёнджун, не позволив Гонилю собрать слова, чтобы возразить. — У дела Ли Джуёна ещё может быть шанс. Мы с Чонсу-хёном обсуждали его вчера. И, кстати, можешь передать ему, что завтра родители Джуёна приедут на опознание? В два часа дня. — Вы с Чонсу обсуждали моё дело? — переспросил Гониль, тут же жалея о своих словах. Это дело изначально принадлежало Чонсу и никого не волновало то, что он отказался от него на неделю, а равнодушный взгляд Хёнджуна только подтверждал это. — Это ваше с Чонсу дело, — напомнил он, и вправду заставляя Гониля почувствовать себя униженным. — Уж не знаю, что у вас произошло, но тебе стоит извиниться перед ним. На возмущение уже не хватало места. Хёнджун даже не сомневался в том, что виноват был Гониль. И правда, Чонсу все любили, потому что он мог найти подход к кому угодно. Наверняка он и Хёнджуну сказал несколько приятных фраз, тут же заполучая всю его любовь. Гониль и сам был в этих сетях, он должен был догадаться… И тогда ему точно придётся извиниться, чтобы его не сделали изгоем. Гониль постарался незаметно обернуться к столу, из-за которого на него наверняка с презрением глядел Чонсу, но его там не оказалось. Гониль тяжело выдохнул и кинул последний взгляд на Хёнджуна, которому до него уже не было никакого дела. Раньше ведь он боялся и этого оленёнка, который и сам прятался в угол от любого шороха, но сейчас, как только тот стал показывать зубы, весь страх улетучился. Хёнджун совсем не был похож на Кёнсу. Хёнджун, видно, был настойчивым, если убедил руководителя не забрасывать дело с борделем. Хёнджун, видимо, был последним глупцом, раз уж взял его на себя. Даже Гониль написал донос, чтобы этим занялся кто-то другой, но Хёнджун сам полез в самое пекло. Ради чего? Неужели ради того, чтобы всего через неделю послушать Чана и отказаться от дела? Что такого ему сказал Чан, что убедило Хёнджуна сразу же передумать? Гониль мог представить, как хубэ своими жалобными и поблёскивающими глазами смотрит в рот Чан-хёну и ловит каждое его слово, принимая за единственную истину. Гониль нахмурился, бредя по коридору к запасному выходу, где сотрудники, не сговариваясь, организовали курилку. Тянуть с извинениями было бы лишним. Тем более, пока в груди бушевало негодование, смелости в теле было куда больше, чем несколько минут назад. Всем вокруг было наплевать на такую глобальную проблему, как проституция. Неважно почему, но никто не хотел марать руки о дела, связанные с ней, и главным рассадником этой лениво-наплевательской заразы казался Чан. Переть против Чана не хотелось. Более того, он же был так умён и опытен, что сам должен был понимать, что любой человек заслуживает правосудия, но почему-то старательно показывал обратное. То ли опасался кого-то сверху, то ли и правда не видел, как сильно проститутки нуждаются в помощи. Гониль поджал губы, открывая дверь на улицу. Та протяжно заскрипела, тут же привлекая внимание Чонсу, посасывающего свою сигарету. Его уставшие глаза не выражали ни одной эмоции, а тяжёлый вздох был наполнен разочарованием. Будто он ожидал увидеть кого-то ещё. Сердце неприятно засаднило. Ведь ещё недавно они вместе выходили на улицу, чтобы по-дружески пообщаться, когда-то Гониль волновался о том, что его друг начал курить, когда-то хотел узнать причину и помочь. Чонсу снова захотелось обнять так внезапно и порывисто, что на глаза набежала пелена слёз. Разве Чонсу был его врагом? Разве Чонсу хоть раз давал повод в себе усомниться? Ком разочарования в самом себе застрял в горле, пока Гониль стоял в дверях и не мог ни сдвинуться с места, ни посмотреть выше ног Чонсу. Ему было стыдно. Настолько, что хотелось просто исчезнуть, внезапно умереть, лишь бы не осознавать вес своей вины. Это ведь его Чонсу, которого он должен был защищать ещё со времён университета, и вряд ли защита должна была прекратиться так внезапно и без согласия Чонсу. Гониль не справился с этим заданием, которое придумал себе сам. — Ты пришёл молчать? — прервал поток его мыслей Чонсу чересчур низким и похрипывающим голосом. Гониль тут же открыл рот, чтобы высказаться о вреде курения, но не проронил ни слова. Мог ли он поучать Чонсу после того, как позволил ему упасть в эту пропасть? — Родители Джуёна завтра в два приедут на опознание, — прочистив горло, выдохнул Гониль. Сердце тут же забилось так быстро, что, казалось, сейчас же выпрыгнет из груди. Гониль боялся ответа, который получит, особенно после того, как его смерили недоверчивым взглядом. — Ладно, — безразлично отозвался Чонсу и сделал затяжку. Гониль подошёл чуть ближе, чтобы заглянуть в его лицо, но и на нём не было никаких эмоций. — Хочешь, чтобы я пошёл с ними? — предложил он, надеясь, что это облегчит ношу друга, но тот только вздохнул, задумчиво рассматривая одну и ту же точку на асфальте. — Я тоже собирался с ними встретиться. — Ты же читал мой отчёт о встрече с ними? — уточнил Гониль, не поверив своим ушам. Как Чонсу мог хотеть увидеться с людьми, которые привели Джуёна на самое дно жизни? Окурок полетел на землю и был жестоко задавлен носком ботинка. Чонсу развернулся, оказываясь лицом к лицу с Гонилем, у которого тут же задрожали руки. Ещё никогда он не ощущал себя таким маленьким и беспомощным перед Чонсу. Он был готов к чему угодно: к пощёчине, ножу в печени, пуле в сердце, но всё равно боялся, как и должен обычный смертный человек. Ему было бы до смерти обидно получить удар от Чонсу, но сделать он ничего не смог бы. Ни ответить, ни обвинить его в чём-то было просто невозможно. — Гониль, я не понимаю, — после затянувшегося молчания прошипел Чонсу. Его хмурое лицо сочилось презрением, а взгляд прожигал насквозь, заставляя Гониля, как провинившегося школьника, отводить глаза. — Ты зачем пришёл? Гониль сглотнул. Вопрос не застал его врасплох, он должен был прозвучать сегодня, но ответ на него хотелось отсрочить как можно сильнее. Извиняться никогда не приятно, особенно, когда ощущение, что прощения ждать бесполезно. — Чонсу-я, — несколько раз вздохнув, начал Гониль. Он отступил назад, чтобы глубоко поклониться и с закрытыми глазами едва ли не выкрикнуть извинения. — Чонсу-я, прости меня. Я должен был выслушать тебя и помочь. Я поступил, как идиот. Повисла тишина. Ответа не последовало ни через секунду, ни через две. Показалось, что Чонсу ушёл, решив, что чужие извинения не стоят его времени, но, приоткрыв глаза, Гониль увидел чужие ноги, стоящие на том же месте, что и раньше. По затылку пробежался ветерок, ненавязчиво напоминая о дуле пистолета, успевшем нагреться от тепла человеческой кожи и врасти в голову. Воображаемый Гониль, держащий пистолет, уже не мог отнять его. Он мог только нажать наконец на курок и прекратить мучения обоих. Выпрямляться было сложно. Не из-за внезапно занывшей спины, будто тоже не желающей встречаться взглядом с Чонсу, а из-за страха. Молчание звучало слишком подходящим для унижения. — Почему передумал? — поднял брови Чонсу, будто только и ждал, когда Гониль встанет прямо. Его рука потянулась к карману, но застыла, не забравшись внутрь. Что было внутри, Гонилю оставалось только догадываться. — Вроде, врагом народа меня считал. Что изменилось? — Мне рассказали, в каких отношениях вы были, — замявшись, ответил Гониль. Он и сам слышал, что звучит глупо, но Чонсу вдруг рассмеялся так громко, что Гониль опешил. Он поджал губы. Было обидно, но приходилось терпеть. — Рассказали, — почти задыхаясь от смеха, повторил Чонсу. — Тебе… рассказали! Боже, Гониль, какой же ты… тебе бы в цирке выступать с такими шутками. Гониль нахмурился, непонимающе глядя на друга, по напряжённым щекам которого потекли слёзы. Он не переставал смеяться и плакать, всё-таки зарывшись рукой в карман и выудив из него пачку сигарет. Внутри осталась всего одна, и, достав её, Чонсу смял упаковку и, внезапно посерьёзнев, прицелился ею в Гониля. Тот поморщился и повернул голову, ожидая удар. — Рассказали, — одно слово снова вызвало у Чонсу нервный смешок, но он сдержался. Скомканная упаковка так и не врезалась в Гониля, а оказалась в урне. — Интересно, кто? Кто смог тебе это так рассказать, как я не смог бы? Ещё неделю назад мог бы узнать и не трепать мне нервы. — Чонсу-я, прости, — перебил Гониль, снова кланяясь. Он старался звучать искренне, но слов не хватало, чтобы выразить всё, что он чувствовал. — Мне правда жаль. — Кто тебе рассказал? — требовательно спросил Чонсу. — Один друг Джуёна. — Друг Джуёна, — повторил Чонсу, и Гонилю вдруг показалось, что он всего лишь наслаждается слабостью Гониля. — А что, его ты не подозреваешь? Это только для меня акция? — Правда, прости, — казалось, Гониль выпрямлялся только чтобы кланяться снова и снова, не зная, как ещё извиниться. — Можешь меня ударить, если хочешь, — слов показалось мало и Гониль, на секунду зажмурившись, опустился на землю, больно упираясь в холодный асфальт коленями. — Что угодно. Мне правда жаль. Чонсу не простит, Гониль чувствовал это всем телом, всеми органами, каждым нервным окончанием. Он дышал этим пониманием, и оно пробиралось в его тело холодом через коленки. Чонсу не простит, и Гониль это заслужил. Только вот думать об этом оказалось куда больнее, чем избегать Чонсу, думая, что он опасен. — Вставай давай, — Чонсу хлопнул ладонью по плечу Гониля и отошёл, щёлкая зажигалкой. — Будто я не знаю, что тебе на коленях стоять в радость. Гониль криво и нервно улыбнулся, послушно вставая на ноги. Чонсу же пошутил, а это значит, что он всё-таки простит. Гониль продолжал стоять неподвижно, с надеждой глядя на то, как Чонсу раз за разом затягивался и молча выпускал дым изо рта. Пачка сигарет, купленная ещё на прошлой неделе, будто загорелась в кармане куртки и, чуть не запутавшись в собственных руках, Гониль подал её другу. — Отравленные, что ли? — недоверчиво прищурился тот, только взглянув на неё. Но возразить Гонилю он не дал и заговорил снова. — Я подумаю над тем, чтобы простить тебя, если поймаешь этого уёбка, который убил Джуёна. Голос Чонсу дрогнул, а в глазах горело что-то близкое к безумию. Второй бычок он затушил о бок урны и бросил внутрь, прежде чем развернуться и направиться обратно в здание. — Пойдём, — позвал он Гониля, оставшегося смотреть на нетронутую пачку сигарет на том же месте. — Будешь докладывать, что успел найти и что собираешься делать дальше.