Невидимка

Свет софитов играл на стенах и расплывался по помещению цветными пятнами, рисуя в сознании Феликса ассоциации между радугой и фейерверком. Наблюдая за этим «танцем», он неловко ерзал на барном стуле, все сильнее борясь с нарастающим внутри желанием покинуть это шумное, заполненное людьми, место. По его скромному мнению ночной клуб являлся не лучшим местом для празднования Рождества, но собравшиеся здесь посетители, часть из которых приходилась на его ровесников, очевидно считали иначе, пребывая в невероятном восторге от такого непринужденного времяпрепровождения. Красиво разодетые гости, как новогодняя елка, сверкали украшениями и ослепляли белоснежными улыбками, такими же фальшивыми и сделанными, как в рекламе зубной пасты. С бокалами напитков в руках, они шутили и флиртовали друг с другом на полную, обмениваясь легкими прикосновениями, которые через n-ное количество времени и спиртного перейдут на другой уровень. В блестящий, как мишура, мир ночной жизни Феликс затесался совершенно случайно. Поводом послужило приглашение Чонина «оторваться» как следует и сбросить с плеч груз тяжести от повседневных забот. Феликс хотел возразить, что в его случае это просто невозможно, потому что «заботы» и «тяжесть» как раз и составляют эту самую его жизнь, но Чонин как бы мимолетом обмолвился, что в клубе будет присутствовать Чанбин и это сразу все изменило. Язык Феликса будто распух и стал неподъемным — отказаться для него не представлялось возможным. Если в таком месте должен был появиться хён, значит все обещало быть не так уж и плохо. Феликс не мог упустить возможности побыть с Чанбином, пусть и не наедине, но рядом. А что вообще значит быть рядом? Как партнер — на равных, или как дополнение, типа сумочки или кошелька? На равных для Феликса было где-то за гранью возможного, а вот как дополнение очень даже. Это вакантное местечко ему вроде бы удалось занять, а все прочее оставалось на уровне недостижимых мечтаний. Чонин сказал, что все будет «ок» и он обязательно ему со всем поможет, что означало только одно: он слепит из него подходящую под пресловутое общество куклу, с которой не стыдно выйти в свет. На языке действий — одежда, макияж, прическа и Феликс не узнает себя в зеркале. Чонин был горд своей работой и без конца умилялся какой же все-таки Феликс хорошенький: белые волосы доходили до плеч и делали его похожим на сказочного героя, а легкий макияж подчеркивал его естественную красоту и добавлял образу притягательности, гармонично смотрясь с розовой рубашкой, завязанной в бант под горлом и темными брюками. — Ты похож на конфетку, Феликс! — восторгался Чонин. — Ужасно милый! — Я чувствую себя в этом очень странно… — подобрать слова, чтобы описать свое состояние было очень сложно. Чем больше Феликс рассматривал свой образ в зеркале, а кончики пальцев касались волос и проходились по одежде, тем больше на него накатывало необъяснимое чувство будто бы этот красивый парень в отражении и есть он — настоящий, такой, каким и должен быть, но нет же, реальность доказывала обратное. Так хотелось, как можно дольше удержать того, другого Феликса, улыбавшегося ему из зазеркалья, с той стороны ускользнувшей, перевернувшейся с ног на голову жизни, где все было ровно наоборот. Казалось протяни руку и почувствуешь тепло и радость, бурно кипящую весельем молодость, но в действительности Феликс чувствовал только холод и грусть застывшей, как циферблат сломанных часов, жизни. Чтобы стать тем Феликсом нужно разбить «чары» и оказаться по ту сторону баррикад. Но как это сделать, если собственная память играет с тобой в игры, а волшебного заклинания под рукой нет? Когда бьются зеркала разбивается реальность. — Просто тебе непривычно, — Чонин подходит ближе и поправляет завязанный на шее Феликса бант. — Я отдам тебе вещи после вечеринки… — Хе-е-й, — недовольно тянет Чонин. — Хочешь обидеть меня? Эту рубашку я купил месяц назад, но так ни разу и не надел. Как-то не срослось у нас с ней. А вот тебе она идеально подходит, словно для тебя была сшита. — И все же, — вздыхает Феликс. — Не думаю, что Хенджин хён обрадуется, если узнает об этом. — Боже, Феликс, — смеется Ян. — Не забивай голову всякой ерундой. Что делать со своими вещами я разберусь как-нибудь сам, без мнения моего ненаглядного. — Я ему не особо нравлюсь… — презрительный, холодный взгляд Хенджина при знакомстве говорил лучше любых слов. Сделать вывод было не сложно: своим отношением он наглядно показывал, чтобы Феликс держался подальше от его брата и парня, только вот эти двое видимо считали иначе. — Главное, что ему нравлюсь я, — улыбается Чонин и, положив руки на плечи Феликса, любуется их красивыми отражениями в зеркале. — Ну что, пойдем? Думаю нас уже заждались в клубе. Кивнув головой, Феликс поджимает губы и чувствует как на языке появляется вкус фруктового бальзама. Ехать в клуб у него не было желания, а вот увидеться с Чанбином — очень.

***

Чтобы попасть в крутой ночной клуб и пробраться сквозь толпу желающих, с раннего вечера обивающих его порог, надо иметь не только подходящий внешний вид, но и незримый отпечаток подлинности — тех самых, других, от которых за версту несет вседозволенностью, деньгами и дорогущим парфюмом. Надменные кривляния фейса и расфуфыренный лук не гарантируют одобрение вышибал на входе — все дешевое и поддельное отметается сразу. Чонин легко впархивает внутрь, таща за собой Феликса и сходу заказывает им в баре по коктейлю. Сразу понятно, что он здесь не в первый раз: поцелуи в щеку с девушкой барменом и обмен приветствиями с диджеем, происходит у него как само собой разумеющееся. Расположившись за барной стойкой, где его усадил Чонин, Феликс сквозь музыку урывками выцеплял болтовню друга с какой-то подошедшей к ним блондинкой, и одновременно с этим считал капли конденсата на своем стакане. Некомфортное состояние от пребывания в таком месте мешалось со всплывшим в сознании воспоминанием-ощущением расслабленной беззаботности. Его мозг снова дурил его отрывками из фильма, похожими на сон. — Ты невероятный, — чужой шепот оседает щекочущим теплом на губах. Смех вырывается из груди и, запрокинув голову, под прикрытыми веками мерцают рассыпавшиеся звезды. Чужие плечи как опора, чтобы не упасть, потому что легко поддаться порыву и улететь. Пальцы цепляются сильнее, и сквозь одежду оставляют на коже следы. В зажигательной музыке тонут голоса, смех и признание в чувствах. И неважно, что невзаимно, потому что быть любимым всегда приятно. — Феликс! Прием! Голос Чонина оглушает не хуже грохочущей на фоне музыки, и Феликс вздрагивает, возвращаясь из зеркального царства забытья. — Все в порядке? — наклонившись к нему, обеспокоено спрашивает Чонин. — Да... — Я тебя звал, а ты никак не реагировал. Неужели от одного коктейля уже успел захмелеть? — рука Яна ложится ему на плечо и по-дружески обнимает. На губах у Чонина легкий красный тон, красиво смотрящийся с его белыми ровными зубами. Он улыбается, а Феликс ловит смутное ощущение дежавю. — Пойдем наверх, там уже все собрались, — Чонин снова куда-то его тащит, а Феликс, как ведомый, идет следом.

***

Второй этаж и места для vip-персон оказались похожими на покои для императорских особ: все выглядело по максимуму роскошно и было создано для особого комфортного времяпровождения. Собравшаяся здесь компания расположилась на диванах, а перед ними на столиках из прозрачного стекла стояли бутылки с алкоголем и закусками. Чонин обменялся со всеми приветствиями и представил Феликса, как своего друга — неожиданно, но очень приятно. Множество пар глаз тут же принялись оценивающе сканировать его, мысленно навешивая ярлык с ценником. Феликсу не привыкать чувствовать себя некачественным бракованным товаром с истекшим сроком годности, но каждый раз от этого все равно становилось неприятно. Перекинувшись с некоторыми парой фраз, Чонин повел его дальше, в другую vip-ложу, где собралась компания поменьше. Из всех присутствующих Феликс узнал только Хенджина, чей колючий взгляд сразу же словил на себе. Хван расслабленно полулежал на подушках со стаканом виски, улыбаясь и о чем-то болтая с остальными, но стоило ему увидеть Феликса, как улыбка сразу же исчезла с его лица. Чонин присел рядом с ним и, поддев пальцами висевший у него на шее кулон, притянул к себе для поцелуя. Двое парней, сидящих рядом с горячей парочкой, переглянулись между собой и заулыбались, третий незнакомец закатил глаза и переключился на телефон, а последняя парочка одарила их улюлюканьями и свистом. Феликс же покраснел и, засмущавшись от такой сцены, опустил глаза в пол. — Феликс, не стой истуканом, — оторвавшись от своего парня, Чонин снова взял его за руку и усадил рядом с собой. — Значит так: это Ли Феликс - мой друг, а эти двое балаболок - Ли Минхо и Хан Джисон, — он указал на парней, выглядевших явно ближе, чем просто «друзья», судя по тому, как рука Минхо по-свойски устроилась в вырезе джемпера Хана, — а вот этот вечно недовольный всем бука — Ким Сынмин, — Сынмин фыркнул на это, но Феликса одарил дружелюбной улыбкой. — А эта звездная парочка — Ким Тэхен и Чон Чонгук. Тэ - модель и известный блогер, а Чонгук спортсмен, — пояснил Чонин, — вообщем, здесь все свои, так что просто расслабься и будь собой. «Быть собой» звучало привлекательно, как вкусное лакомство, которое поставили перед голодным на людское тепло человеком. Только вот, если Феликс будет собой, понравится ли он этим людям или они отвернутся от него, как только узнают, что же на самом деле скрывается за красивой внешней оберткой, в которую его облачил Чонин? — Не советую сидеть рядом с этими двумя, если не хочешь, чтобы на тебя попали их слюни, — Сынмин указал на Минхо и Хана, — а с этими, — под раздачу попали Тэхен с Чонгуком, — если нет нужды в том, чтобы твои уши свернулись в трубочку от потока бесполезной информации, касающейся одежды и тусовок. — Где-то поблизости раздалось старческое бурчание? — положив руку на грудь, сымитировал показное удивление Хан. — А, так это же наш Сынмин-и снова душнит. — Феликс, — внезапно спохватился Тэхен, внимательно изучая его взглядом, — а мы раньше нигде не встречались? — Это вряд ли, — смущенно ответил Феликс, присосавшись к трубочке уже второго по счету коктейля, который ему любезно предложил Чонин. Действие первого как раз ударило в голову и находиться в этой компании стало чуть более уютно, но все равно непривычно. — Правда? Странно, — удивился Тэхен, поправляя упавшую на глаза прядь красных волос. — Почему тогда ты кажешься мне знакомым? У тебя такая классная внешность, что её невозможно забыть. — Наверное с кем-то спутал, — предположил Чонгук. — Ты крутишься среди такого количества людей, что они у тебя уже все стали на одно лицо. Тэхен пожал плечами и устроил голову у него на плече. — А Чанбин хён придет? — тихо поинтересовался Феликс и его щеки тут же начали гореть красным. Хотелось бы списать это на алкоголь, но причина носила имя конкретного человека. — Он скоро подойдет, — отвечает Джисон, отбиваясь от приставаний Минхо. — Кстати, а когда вы успели подружиться с Чонином? — Недавно, — начинает Феликс, а Чонин дополняет, что они познакомились благодаря Чанбину. — Так ты друг Чанбина? Круто! — глаза Джисона забавно округляются и вместе с его чуть пухловатыми щечками вызывают у Феликса ассоциацию с милой белочкой. — Наш Бин избирателен в плане общения. Признавайся, чем ты его подкупил? — Может, тем, что не такой, как все? — ухмыляется Хенджин, помешивая в руке стакан с виски. — Феликс похож на невинную овечку, благодаря чему и смог заграбастать в свои ручонки нашего сердобольного Чанбина. — В смысле? — не понимает Джисон. — Что значит не такой, как все? — Ну это и так понятно, — усмехается Сынмин. — Разве в нашем кругу кто-то является нормальным? Феликс, не переживай, у нас тут все немного того, — подмигнул ему Ким. — В какой компании ты работаешь или у тебя свой бизнес? — спрашивает Минхо, и его интерес тут же подхватывают остальные. — Это не компания. Я… — неприятный холодок пробегает по позвоночнику и Феликс тушуется, теряясь в словах и мыслях. Сказать правду означало раскрыть себя с неприглядной стороны, что могло вызвать неоднозначную реакцию. И тогда множество вопросов появилось бы скорее к Чанбину с Чонином, чем к нему самому, потому что в чужих глазах он предстал бы в роли паразита, присосавшегося к ним ради выгоды. — Может, мне стоить подыскать тебе более приличное место? — уловив его замешательство, Хенджин не мог не воспользоваться моментом, чтобы в очередной раз не поддеть его. — Все-таки, заниматься в ресторане убор… — Любимый… — перебивает его Чонин, — ты у меня такой заботливый, но я думаю Феликс сам разберется со своей работой. — У тебя свой ресторан? — услышав слово «ресторан» сразу заинтересовался Тэхен. — Как называется? Мы были почти во всех ресторанах в Каннаме… — Всем привет, — разговор прерывает появление опоздавшего Чанбина. В последнее время спасение для Феликса всегда приходит в его лице. Феликс задерживает дыхание, потому что старший выглядел великолепно: поверх белой футболки был надет черный пиджак и в тон ему такие же темные брюки. Волосы были аккуратно уложены, а на запястье виднелись брендовые часы. — Опоздавший пьет штрафную, — тут же начинает суетиться Джисон, заказывая им напитки. Чанбин присаживается рядом с Феликсом и одними губами шепчет привет. Феликс зеркалит его улыбку и чувствует как в животе начинают танцевать бабочки. — Все в порядке? Они еще не успели тебя напоить? — после двух кругов, состоявших из шотов текилы, которые Феликс решил пропустить, сославшись на плохую переносимость крепкого алкоголя, в глазах Чанбина появился блеск. Он снял пиджак и откинулся на спинку диванчика, приковывая взгляд смущенного младшего к своим мышцам. — Все хорошо. С Рождеством, хён, — Феликс с трепетом протягивает маленькую коробочку в подарочной обертке, перевязанную бантом. Он долго думал над тем, что же подарить его хёну, учитывая свой скромный бюджет и полное отсутствие каких-либо конкретных желаний у получателя, по крайней мере при нем Чанбин о них не рассказывал. В тот день Феликс возвращался с работы и не спеша брел по улице, глубоко погрузившись в свои мысли. На пятки уже начинало наступать Рождество, а у него так и не было идеи, что же преподнести хёну в качестве подарка. Он даже не заметил, как пошёл первый в этом году снег, пока ему на нос не упало что-то холодное и мокрое. Остановившись, Феликс посмотрел по сторонам, к своему удивлению обнаружив, что белое покрывало накрыло собой весь город. Наверное с таким же успехом он не заметил бы и продавца с сувенирами, если бы тот не окликнул его. — Молодой человек, не хотите приобрести необычный подарок на Рождество? Феликс подошёл к палатке и его глаза разбежались от разнообразия представленного в ней товара. Чего тут только не было: хрустальные шары, украшения, амулеты, статуэтки... Феликс даже немного растерялся, перескакивая взглядом с одной вещицы на другую. — Мне нужен подарок для очень важного и дорогого мне человека. Что вы можете посоветовать? Хозяин платки, выглядевший довольно молодо, примерно одного возраста с Чанбином, загадочно улыбнулся и потер пальцами подбородок. — Для дорогого человека говоришь... Две подвески на тоненькой цепочке с хрустальным камешком внутри смотрелись просто волшебно и с первого взгляда влюбили в себя Феликса. Решение было принято сразу. — Это волшебные амулеты, — объяснял торговец, — они образуют невидимую крепкую связь между людьми. Если их будут носить оба обладателя, то связь между ними никогда не исчезнет. — Сколько стоит? — в кармане куртки лежала зарплата за отработанную смену. — У меня не очень много денег… — А сколько дашь? — торговец снова загадочно улыбнулся и чуть склонив голову на бок, с прищуром посмотрел на него. В одном ухе у него висела длинная сережка и раскачивалась, как маятник, вводя в транс. Да и сам он выглядел довольно необычно, напоминая больше шамана, чем обычного любителя втюхать какую-нибудь ерунду. — Вот, — Феликс протянул все деньги, что были у него с собой. — Это все, что у мня есть. Торговец улыбнулся и взял только половину суммы, остальное вернул обратно. — Разве это стоит не намного больше, чем я дал? — удивился Феликс, смотря на оставшиеся деньги. — Не все в этом мире измеряется деньгами, так же, как и не все можно купить за них, — подмигнул торговец. — Удачи тебе с твоим дорогим человеком. Надеюсь у вас все сложится наилучшим образом. — О, — Чанбин удивлено моргает, смотря на лежащий в небольших пальчиках подарок, а потом удручено простонав, бьет себя по лбу. — Блин, прости. Я так торопился, что забыл твой подарок дома. Предлагаю чуть позже съездить ко мне и забрать его. — Это не обязательно, — пытается возразить Феликс, приятно удивленный тем, что Чанбин тоже для него что-то приготовил. — Нет, обязательно, — настаивает Со, собираясь открыть коробочку, но Феликс его останавливает: его пальцы невесомо ложатся поверх руки Чанбина, передавая через подушечки свое тепло. — Я бы хотел, чтобы ты открыл подарок чуть позже. — Хорошо, — соглашается Чанбин и неосознанно берет руку Феликса в свою, поглаживая ее большим пальцем.

***

Весь путь в такси до дома Чанбина Феликс в основном молчал и слушал рассказы хёна о его друзьях и о том, как у него прошла рабочая неделя. И было в этом что-то такое сокровенное, что могли разделить между собой лишь двое. Феликсу нравилось быть слушателем, но еще больше ему нравилось, что хён доверял ему и делился своей жизнью, потому что он тоже составлял весомый пазл в жизни самого Феликса. В такие минуты Феликс ощущал себя живым и нужным, а не привычной молью и невидимкой, каким обычно являлся для других людей. На груди у обоих висели надетые подвески, и Феликс то и дело трогал руками свой амулет, радуясь мысли, что теперь у них с хёном есть своя особая невидимая связь. Оказавшись в квартире, Феликс тут же включил гирлянды, которые они с его подачи вместе с Чанбином развешивали на стенах. Стоявшая в углу небольшая ёлка сверкала украшениями и радовала глаз. Феликс присел на диван и пока Чанбин был занят своими делами, любовался, как красиво гостиная переливалась в свете огоньков. Эту Рождественскую ночь Чанбин предложил провести у него и чувство волнительного предвкушения играло в Феликсе всевозможными красками. — Это тебе. С Рождеством, цыпленок, — Чанбин протягивает подарочный конверт, неловко почесывая макушку. — Прости. Я не знал, что тебе подарить и решил, что лучше ты сам выберешь что-то на свой вкус. Феликс открывает конверт и достает оттуда чек на приличную сумму вон. — Это... — теряется он, чувствуя как внутри него что-то с треском обрывается. — Да, это деньги, — кивает Чанбин. — Только не пойми неправильно: я просто хочу, чтобы ты мог позволить себе то, в чем ты действительно нуждаешься; что-то, что ты давно хотел. Феликс тяжело сглатывает и прячет чек обратно в конверт, положив его на диван рядом. — Тогда я могу купить на эту сумму тебя? — Ты о чем, цыпленок? — мысленно Чанбин уже сто раз успел пожалеть о том, что решил подарить ему деньги. — Если бы я был другим… — Феликс делает паузу и опускает взгляд на свои руки, лежащие у него на коленях. Ему неловко произносить такое вслух, но желание узнать ответ пересиливает присутствующий в нем стыд и страх, а горькое послевкусие подарка только усиливает его решимость. — Успешным и крутым… таким, как твои друзья, ты бы встречался со мной?.. Мы смогли бы построить нормальные отношения? Чанбин застывает на месте и кажется даже не дышит. Феликс сидит на диване и свет от гирлянды танцует у него в волосах. Он не выглядел уже таким расслабленным и захмелевшим, как в клубе, скорее наоборот: в его позе и выражении лица читалось напряжение и серьезность. — Почему тебя интересуют такие вещи? — Чанбин старается контролировать свои эмоции, но руки отчего-то начинают дрожать. — До моего прихода парни успели тебя чем-то обидеть? Это Хенджин снова начал? — перевести разговор как попытка сбежать от ответственности ответа. Но почему ему вообще захотелось бежать? — Мне просто интересно, — встав с дивана, Феликс подходит к Чанбину и, взяв его за руки, смотрит так, что внутри все переворачивается. В его блестящих глазах глубокое море, в котором скрыто слишком много и оттого еще страшнее, что нырнув туда, обратно можно не вернуться. — Чисто гипотетически сколько мне надо приложить усилий, чтобы завоевать твое сердце? Во рту пересыхает, а на висках выступают капли пота и Чанбин вертит головой по сторонам, стараясь за улыбкой скрыть свою уязвимость. Феликс молчит, и сердце от этого бьется уже где-то в горле. Ступать на новый путь всегда страшно, особенно если ты там никогда не был. Чанбин и не любил-то толком никогда. Было что-то такое в подростковом возрасте, но и оно прошло быстро, а тут... Чанбин не верил в ангелов, но когда встретил Феликса подумал, что они существуют, раз один из них оказался на земле. Разве можно такое создание запятнать какими-то там чувствами и греховно-плотскими желаниями? С такими нужно бережно и нежно, охранять от боли и зла. Они же как цветы — тонкие и хрупкие, и Чанбин боится, что он так же, как жизнь, наступит на него и затопчет в нем этот удивительный, мало кому из людей присущий свет. Феликс опускает голову и смеется, а Чанбину от этого хочется плакать. Он отпускает его руки и отходит к окну, треснуто произнося: — Я пошутил, хён. Не бери в голову. В отражении стекла блестят слезы, но Феликс продолжает улыбаться. Что ж, попытка не пытка, но для него она стала казнью. — Ты достоин лучшего, — произносит Чанбин, — лучшей жизни и лучших людей рядом. А я… я совсем не гожусь для этого, — он замолкает, погружая их в колючую, давящую тишину. Опустив голову, он смотрит себе под ноги, а там не пол - пропасть, которую благополучно сам себе вырыл и сам же в нее прыгнул. — Я подготовлю тебе спальное место, — взять себя в руки сделать вид, что ничего не произошло дается непросто, но Чанбин старается. — Подожди немного. Феликс закусывает губу, сдерживая рвущийся наружу крик. Какой же все-таки его хён глупый, раз не понимает очевидных вещей: для сердца любимый человек уже является самым лучшим. За время подготовки ко сну, они практически ни о чем не разговаривали: каждый думал о своем. Чанбин постелил себе в гостиной, а Феликсу предоставил спальню, но тот наотрез отказался в ней ночевать. — Тогда я тоже лягу с тобой на диване. Будем мучаться вместе, — притащив из спальни ещё одну подушку и одеяло, Чанбин видимо надеялся, что таким поведением заставит Феликса передумать. — Хён, не стоит, правда. Я же не на полу буду, — пытался вразумить его Феликс, решив не уточнять, что обычно он спит именно на нем - холодном и твердом, но Чанбин был непреклонен. По истечению тридцати минут после того, как они легли на разложенном диване, Феликс подумал, что лучше бы он выбрал спальню, потому что лежать бок о бок с Чанбином было невыносимо. Их тела не касались друг друга, но Феликс буквально сгорал, проклиная себя за это. До встречи с Чанбином желания тела были до примитивности обычными: покушать (желательное горячую еду) и поспать в теплом мягком месте, а сейчас в нем будто открывались новые грани и это сводило с ума. Когда он украдкой поглядывал, как Чанбин переодевался в одежду для сна, он почувствовал жар внизу живота и желание прикоснуться к нему, а потом, испугавшись, убежал в ванну и долго умывался там холодной водой. Тело у Чанбина крепкое, красивое, сексуальное, к нему так и хочется прикасаться и ласкать, а тело Феликса спичка с выпирающими ребрами. Разве такое может хоть сколько-то возбуждать? Если он дотронется до хёна, что он почувствует? Кожу (а какая она на вкус?), рельеф мышц (насколько они твердые?), жар тела… Почему он вообще думал о таких постыдных вещах, когда наконец-то лежал на мягком диване в теплом месте, без чувства голода и страха? Сколько бы человек не имел, ему всегда будет хотеться большего. Феликс поворачивается на бок и, положив руку под голову, смотрит на лежащего рядом Чанбина: его глаза были закрыты, а грудь мерно вздымалась. Взгляд заскользил по лицу, губам, спустился на шею и очертил кадык. У себя в голове Феликс представлял, что делает это губами. Вот он усаживается на бедра и, задрав рубашку от пижамы, принимается ласкать грудь, пока руки исследуют крепкие мышцы пресса, спускаются вниз и касаются возбужденного органа. Феликс непроизвольно стонет и, закусив губу, жмурится до искр перед глазами. Когда он открывает глаза Чанбин уже не спит, а смотрит прямиком на него. — Что случилось? — его хрипловатый голос вызывает в теле новую волну возбуждения. — Ничего. Прости, я кажется разбудил тебя, — красный как рак он спешит повернуться на другой бок, но рука Чанбина не дает ему это сделать пригвождая спиной к дивану. — Ты смотрел на меня и стонал и это ничего не значит? — рука Чанбина давила на грудь, а Феликс, как ненормальный, ловил от этого мурашки. — Хён, прости. Это… я… не… — как оправдаться, если твое красное лицо выдает тебя с потрохами? Глупый, глупый Феликс! — Что ты успел себе нафантазировать? — каждый вопрос Чанбина, как бетонная плита, пригвождал к земле, заставляя чувствовать себя до ужаса порочным и грязным. А если после такого он станет ему противен? — Пожалуйста, прекрати, Чанбин хён, — не в силах выдержать пронзительный взгляд, Феликс поспешил закрыть лицо руками. — Я знаю, что я отвратительный и мерзкий, но я бы не посмел сделать что-то плохое в отношении тебя. — Никогда не говори о себе так, — убрав дрожащие руки Феликса, Чанбин обхватил ладонями его испуганное лицо. — Ты ангел, Феликс, и я боюсь лишить тебя крыльев. Земные люди слишком примитивны и грубы. — Я не ангел, Чанбин хён, — горько усмехнувшись, покачал головой Феликс, — я обычный человек. Знаешь почему? Потому что хочу тебя. Ты становишься совсем маленьким и крошечным, размером с букашку, когда твои потаенные, спящие глубоко внутри желания неожиданно выходят наружу, обнажая тебя перед человеком, который и является объектом этих самых желаний. Хочется сразу спрятаться, как улитка залезть в ракушку и больше из нее не показываться, потому что после такого остаются только два пути: тебя либо примут, либо навсегда вычеркнут. Когда их губы столкнулись, чтобы слиться в поцелуе, время будто замерло, остановилось вопреки тому, как быстро забились их сердца. Какая теперь их ждала расплата за то, что так беспечно переступили черту, оказавшись на другой стороне медали? У ответственности часто горький привкус поспешности и разочарования. Чанбин освобождает их от одежды, и когда его полный вожделения взгляд проходится по обнаженному телу Феликса, он в ужасе замирает и словно стекленеет. — Феликс, господи… — на глазах выступают слезы, когда дрожащие пальцы осмеливаются прикоснуться к россыпи цветущих синяков. В порыве желания Феликс совсем забыл о своих «кляксах», которые смотрелись совсем несексуально и возбуждающе. Он кидается за пижамой, чтобы поскорее скрыть это уродство, но хён опережает его: привлекает к себе и крепко обнимает. — Я совсем ничего не знаю о тебе, цыпленок, — шепчет Чанбин, покрывая поцелуями его острые плечи, — и из-за этого боюсь, что сломаю тебя, — он утыкается в тонкую шею, пряча в ней слезы. — Поломанных нельзя сломать, хён, — Феликс крепче обнимает его, ласково поглаживая по волосам. — Но даже если бы ты сломал меня… тебе я бы простил это. Тебе я бы простил все.