Часть 2
22 ноября 2023 г. в 01:07
Анна, казалось, всегда была где-то рядом, «ходила в списках», прямо перед глазами мелькала. Не печатают — страшно, сталинская охранка всё видит.
— Анна?
Тихим шёпотом врывается голос, хриплый от курения, холода и усталости.
— Анна!
Шаль набросив на плечи хрупкие, спускается осторожно. Тëмные лестницы, окна тëмные. Вдова, мать заговорщика, чернокнижница…
Марина, у двери стоящая, боящаяся, кажется, дышать даже, от ветра сырого вздрагивает. Вспоминает, как мëртвую, Аннушку Горенко, что бродила босиком и без шляпы, что сама изучила французский по обрывкам уроков и фразам чужой гувернантки, что стихи писала красивые, а потом вышла замуж за своего же издателя, родила ему нежного мальчика.
Анна дверь отпирает молча, впускает тихо, ни слова не проронив. У них странные отношения, обусловленные обоюдным влечением, невозможным талантом и вечной нехваткой бумаги и чернил. Это любовь на клочках, это преданность из осколков.
Анна не смотрит, Анна взгляды дарует, как милость и благословение перед самой казнью, как император опальный дарит своим приближённым часы, покрытые чистым золотом, чтобы изящные стрелки тиканьем мерным оглашали секунды до очередного расстрела.
— Марина, где та твоя нежная девочка? Сонечка, София Парнок? Неужели ты этому ангелу предпочла своего законного солдафона?
Марина не знает. Марина смотрит на Анну, и что-то в сердце уставшем пылает, и девушку бросает в жар в этой кошмарно холодной комнате.
Разве таким они помнили Петербург? Они, знавшие его ещё конным, видевшие эти площади и дороги до трамваев и революции, до того, как озлобленные рабочие начали вырывать брусчатку.
— Неужели ты её где-то здесь оставила, в этом страшном городе, в этом сне и бреду? Неужели посмела бросить?
Слёзы текут по щекам Марины, хоть ей и не стыдно ни капли, не страшно ни на секунду.
— Я к тебе приехала, Анна. Ради тебя вернулась.
И в дрожащие руки берёт тонкие, будто из хрусталя или льда, ахматовские запястья.