До любви не доберешься

Маше часто снились сны. В них всегда легко читалось ее эмоциональное состояние. После приятных гулянок она видела что то очень хорошее, будто нарисованное в пастельных тонах. После увиденных драк ей снилось что то угрюмое, в бордово-черных тонах. Но девушка любила оба этих вида, потому что они заставляли почувствовать хоть что то. Приятную радость и трепет после хороших видений, или страх и колотящееся сердце после плохих. Романова готова на все что угодно, только не на пустоту. Можно орать, реветь, рвать глотку до боли, но главное, чувствовать хоть что то. Боль лучше, чем ничего. Маша была из тех, кто долго-долго копит все в себе, и ни одна слезинка из глаз не капнет. Но вскоре чаша переполняется, и ее захлестывает вся боль сразу, вынуждая сорваться. Чтоб этого не происходило, девушка решила принимать горькую пилюлю порционно, давая эмоциям выходить попутно вместе с тем, что их вызвало. Но иногда не получается. И в один день накрывает до крика, а на следующий ломка, пустота. Маша только может смотреть на ворон за окном, которые прыгают с ветки на ветку, но и они в один миг летят вниз. День за днем Романова живет мыслями о том, что она придет домой и во снах вновь будет счастлива. Добраться бы до кровати, и там можно плакать, истерить, закрывая рот ладошкой и сжимая кожу на ноге. Но об этом никто не знает. И это больно. А Света была той веселой и поддерживающей всех девочкой из книг и фильмов, которая в конце обязательно вскроется. Она пережила столько, что слезы стали слишком дорогой радостью, и пролить хоть одну - это целый успех. Токарова мечтала о чем то, что доведет ее до истерики. Ей хотелось избавиться от боли, которая уже долго копится внутри, наровясь покинуть истощенный организм. Но как бы девушка не старалась, как бы ни пыталась добить себя грустными песнями и фильмами, ничего не получалось. Все эмоции сидели глубоко, не желая показываться холодному черствому миру. Кто то называет слёзы слабостью, но девушки обе считали, что слёзы это нечто большее. Они значат, что человек ещё живет, что он чувствует, что в нем сохранился тот маленький ребенок, который когда то жил во всех нас. Но ни Света, ни Маша под это описание не подходили. Школьные дни тянулись нудно, долго. Каждый ученик еще находясь в квартире говорил, что уже хочет домой. Дети весь день сидели со слипшимися от усталости глазами, прокручивая в голове свой ночной сон. А те, кто ничего не видел, проводят уроки за размышлениями о будущем. И никто из них не осознает, что будущее может быть и плохим. Все хотят верить в лучшее. Маша уже свыклась с режимом. Зима постепенно настигала, поэтому девушка частенько сливалась с гулянок, отдавая предпочтение теплому одеялу и сладким снам. Она приходила со школы слишком уставшая, чтоб сразу садиться за уроки или делать что то по дому. Мама начала часто пропадать на работе, и Романова даже не знала, на какой. Отец приходил домой раз в пару дней, чтоб поспать одну ночь, взять деньги и уйти пить со своими друзьями. Девушка почти не видела свою семью, но ей абсолютно и не хотелось. Теперь Света и Маша каждый день проводят около пяти минут сидя в кабинете лишь вдвоём. Романова уже от скуки изучила плейлист одноклассницы, пока подглядывала в ее телефон, а также предпочтения в тиктоке. Их отношения стали еще более натянутыми, потому что Мила сталкивает лбами всех, провоцируя новые конфликты между одноклассниками. И большинство из них этого даже не понимают и ведутся на каждое слово. Девушки от нейтралитета все быстрее переходят в стадию ненависти. Их раздражает присутствие друг друга. Но каждая продолжает приходить рано, зная, что вторая обязательно будет в кабинете. - А где Светочка наша? - Мила кривлялась, пытаясь спародировать волнующийся вид. Токарова не пришла впервые за прошедшие три недели. - Ой, так переживаю, прям щас к ней полечу. - Маша показушно вставала с места, и получив одобрительную оценку шутки, садилась вновь. - Может поняла, что не вывозит и съебалась куда то? - Мила прекратила кривляться, и продолжая иногда смеяться, перешла на серьезный тон. - Она же с другого города, вряд ли. Да и вывозит она неплохо, держится, и даже отвечает нам уверенно. - Саша, пытающаяся успеть списать домашку до звонка, наконец то включилась в диалог подруг. - Скучно конечно, теперь минус один объект насмешек. Нельзя было сказать о том, что Токарову гнобят. Ее больше ни разу не били. А в словесные перепалки она часто вступала первая, выводя коалицию на ссоры с ней. Света питалась их агрессией и ненавистью, это осознавала лишь Маша, пока остальные подкупались на ее провокации. Романова и Филина не испытывали интереса к новенькой, понимая, что она ведет грязную игру. Их больше интересовала Ева, которая явно была более ярким объектом для шуток. При виде неё оскорбления сразу генерировались в голове, как по щелчку. А Света. Это просто Света. Она серая, и не относится ни к одной половине класса. Машу бесили вечные разговоры Милы об этой новенькой, но объяснить подруге мотивы ее поступков не удавалось. Грац вообще не понимала этого, продолжая тратить свои нервы на Токарову. Маша, получив две двойки за день, наконец то перешагнула порог своей квартиры. Она сразу же выдохнула, чувствуя себя защищенной и огороженной от внешнего мира. Романова пообещала Саше погулять сегодня и уже успела пожалеть о сказанном. Но подругу кидать нельзя, и проспав час, она начала собираться. Прогноз погоды указывал на то, что в ближайшие дни пойдет снег, и это будет значить, что сезон кепок подошел к концу. Поэтому Маша наслаждается излюбленным головным убором последние, едва теплые деньки. И на полгода кепки опять попадут в дальний шкаф, сменяясь шапочками. Девушки совсем редко стали гулять своей группкой. Все разделились по парочкам, и предпочитали компанию одного человека. Романовой так было комфортнее, Саше она полностью доверяла, и могла говорить и не переживать, что сболтнет что то лишнее. Они встретились у арки. Это место хранит в себе тысячу воспоминаний. Там девочки начали свою дружбу, постепенно, с каждым днём их становилось на одного человека больше. После школы они болтали там до посинения губ от холода, до онемения всех конечностей, до боли в челюсти. Это место одно из тех, что будет в будущем приносить боль при одном лишь воспоминании. Я на свой лад сентиментален и скорее сделаю крюк в десять кварталов, лишь бы не пройти под окнами дома, где я был счастлив. - Куда ты после школы все таки, Маш? - Эта тема была больной для многих выпускников. - Блять. Мечтаю о Питере и о том самом университете, но вряд ли это сбудется. - Романова тяжко вздохнула, и с трудом перевела взгляд на подругу. - А ты что решила? - Дело такое. - Филина явно мешкалась, и не хотела говорить. - Я перееду с родителями в ближайшее время. От меня ничего не зависит. - Саша блестящими от слёз глазами пыталась поймать взгляд Маши, понимая, как та отреагирует. Романова впала в ступор от неожиданности и шока, эта новость стала последним жестоким выстрелом. Теперь она останется совсем одна в этом холодном пустом городе. Маша остановилась, пытаясь вернуть дыхание в прежний ритм. Девушка мигом осознала происходящее, и представила своё состояние в ближайшее время. Они с Сашей недоговорили, недолюбили. Они провели слишком мало бессонных ночей с разговорами по душам и горячим кофе. Они провели слишком мало времени в объятьях друг друга. Они посмотрели слишком мало фильмов вместе. Они провели слишком мало гулянок в ночном парке аттракционов. Они провели слишком много времени, не понимая свои чувства и какие они на самом деле. ты спросишь, кто же я и слезы не превратятся в смех привет, я - расстояние я заберу у тебя всех В голове Маши пронеслись разом тысячи воспоминаний, которые успели накопиться за пять лет. Они не расставались все это время, и даже отказывались от поездок в отпуск ради друг друга. Романова хотела убить Сашу. Вырвать ей язык, чтоб она никогда не повторила эти проклятые слова. Маша впервые захотела, чтоб реальность оказалась лишь ночным кошмаром. Но почувствовав соленые горячие слёзы на своих щеках, девушка всё осознала. Она очнулась спустя пять минут, и посмотрела красными глазами на подругу. Саша кусала внутреннюю сторону щеки, она сжимала кулаки в карманах со всей силы, лишь бы не расплакаться перед Романовой. Сдержаться не удалось. Они сжимали тела друг друга, утыкаясь лицом в плечо. На темной холодной улице слышались лишь всхлипы двух отчаянных девчонок, которые скоро потеряют друг друга. Ни одна из девушек не знала, что делать дальше. Они поняли, что судьба еще более жестока, чем казалось ранее. Маша не видела смысла в подробных расспросах, по Саше было понятно, что ничего не изменить. Девушки долго шли молча по их любимым местам. Каждая думала о чем то своём. А слезы постепенно переставали течь, оставляя лишь дорожки на красных от холода лицах. Сердце Романовой только что разбилось, и вряд ли она сможет заполнить эту пустоту хоть чем то. Оставалось лишь надеяться на то, что Саша задержится в городе, и они в последний раз отпразднуют Новый год вместе. - Это что за хуйня? - Маша впервые сказала хоть что то, заставляя подругу выйти из размышлений. - Где? - Филина, повторяя шёпот Романовой, начала крутить головой в поисках непонятно чего. Маша указала на лавочку во дворе, в котором они раньше гуляли. В темноте виднелся едва различимый силуэт чего то странного, издали непонятно даже, человек это или же какая то собака. Чем ближе подходили девушки, стараясь не издавать ни звука и задерживая дыхание, все сильнее слышался странный скулёж вперемешку с сильно прерывистым дыханием. Романова была всегда готова прийти на помощь, и этот случай не был исключением. Саша включила фонарик на телефоне, начиная светить на лавочку. Да, это явно человек, и ему явно плохо. Маша подошла впритык, и увидела силуэт, который был повернут к ней спиной. Оглядев другую его сторону, Романова обомлела. Света. Девушка подозвала рукой подругу, показывая картину. Их заплаканные глаза приобрели еще и шокированный вид. - Светулька, подъем. - Маша повернула одноклассницу на себя, вынуждая встретиться чётко взглядами. Романова увидела разбитое вхлам лицо, в раза три хуже, чем раны, оставленные тогда Милой. Девушка пробежалась глазами по чертам, мимолетно осмотрев губы, щеки, и фингалы. Света была словно в прострации, кажется, ей было невыносимо больно. И Саше, и Маше стало её жалко до безумия. - Зачем вы это делаете? Уйдите. - Токарова тряслась от холода, замерзая в одной лишь тонкой кофте. Ей была неприятна жалость, она презирала это чувство, считая его худшим, к тому же от нелюбимых одноклассниц. - Блять, щас вот вообще хуйню несешь. Может скорую? - Саша выбешивалась от такого поведения Светы, вновь считая его провокационным. - Отъебитесь от меня, пожалуйста. Всё хорошо. Спасибо за предложенную помощь. - Девушки продолжали стоять напротив. - Пиздуйте. Не собираясь уговаривать, Маша скорчила недовольное лицо и даже сжала кулаки. Человеческий фактор не позволял уйти просто так. Девушка зашла за угол, заставляя и Сашу, и Свету стоять в недоумении. Через минуту она вышла, а в руках была ее любимая теплая толстовка, с забавным рисунком на спине. Маша почти насильно всунула однокласснице предмет одежды, проклиная ее за этот пафос. Потом она отдала Токаровой свою бутылку энергетика, вспоминая, что похожий она брала тогда в магазине. Романова подошла к ближайшему домофону и начала звонить во все квартиры. Одна старушка, которую очевидно разбудили, все таки открыла дверь. Саша держа одноклассницу под руку, завела её в подъезд, в нем очевидно было теплее. Света продолжала противиться, но толстовку все же надела, а после прогнала девушек одним лишь взглядом. Они поняли, что она не в состоянии, и ушли, ведь все равно смогли помочь. Дневник Маши Привет! Я не писала уже несколько недель аж. Все стабильно и скучно. Школа, дом, кровать. Школа, дом, кровать. Даже компашка уже такой радости не приносит, мы прям отдаляемся как будто. Хотя наверное из за того, что в школе часто видимся, слегка начинаем надоедать. Мать где то работает, мы с ней почти не видимся. Я просыпаюсь, она уже там, когда она дома, я сплю. Отец я даже и не знаю где. И коллекторы давно не появляются, может он долги вернул наконец то. Хотя где бы он деньги взял. Он приходит редко домой, пиздит их из маминой заначки, иногда спит, а потом уходит. У меня нет семьи. Я живу почти одна. Моя учеба сильно скатилась, хотя я и гулять почти не хожу. По математике выходит почти идеальная двойка. И по алгебре, и по геометрии. Химия, физика и русский тоже на грани. Не могу заставить себя готовиться к экзаменам. Понимаю, что порчу себе все будущее, но мне очень тяжело, очень. Я умереть хочу. Но что то останавливает. Теперь про сегодняшний день. Этот тупой физрук доебался до меня со своими кувырками. Мне было просто лень сдавать зачет этот, я сказала, мол, ставь два, а он при всем классе меня засирать начал. Я стояла там перед всеми в шоке, потом Мила вступилась, и он заткнулся. После уроков Саша навязчиво звала меня гулять, я согласилась. Когда мы встретились, она сразу же была грустной. И потом она мне говорит, что через несколько месяцев навсегда уедет с родаками. Меня как будто током переебало. Я остановилась, сердце заколотилось, и слезы моментально нахлынули. Все воспоминания, все моменты прокрутились, и я прям там чуть не умерла. Я не верю в дружбу на расстоянии абсолютно. Потом мы несколько минут ревели друг другу в плечо. Я ей скорее всего всю куртку промочила, прям жестко полились слезы эти. Даже щас вот пишу, и непроизвольно текут. Но ведь есть шанс, что все поменяется? Может не уедет? Ну или может мы все таки сохраним общение? Молюсь на эти варианты. Эти месяцы в любом случае надо ярко провести. Потом мы просто молча шли по переулочкам, еще ветер классно дул, атмосферно. Дальше послышались какие то вопли. Сначала я подумала, что собаку машина сбила. Подходим ближе, а там на лавке Токарова валяется полураздетая. Я ахуела знатно. У нее все лицо побито, кровь рекой текла. Я сначала в шоке смотрела, рукой провела по линии челюсти. А она потом начала выебываться и выгонять нас. Выбесила. Мы там уговаривать не собирались, от скорой Света отказалась. Я психанула, сняла толстовку с себя, напялила куртку обратно, и толстовку эту ей отдала. Потом вспомнила, что у меня энергос есть, и тоже отдала ей. Я разбудила какую то бабку, чтоб она подъезд открыла, ну и завели мы эту Токарову туда. Она опять нас выгнала, но в спину все таки прошептала - "Спасибо" Вообще стремно это. Неужели родаки ее так избивают, девочку то жалко, какой бы она сукой не была, никто такого не заслуживает. Жутко, если в школе ее не было, вдруг она там вообще весь день лежала, район этот конченый просто. Я даже не знаю как заснуть после такого странного дня. Я из за Саши все слезы выплакала, а картина разбитого лица Светы до сих пор перед глазами стоит. Кошмар. Ладно, уже два ночи вообще, а я так то школьница. Интересно, когда Токарова на учебу то придет. Все, я пошла. Пока, дневник! Дневник Светы. Привет. Сейчас пять утра уже. Этот день достоин называться худшим. Когда я проснулась, я надеялась увидить хату пустой. Но оказывается отец пришел. Он отхуярил меня с особой жестокостью, всем, что под руки попадалось. За что? Не знаю. Я в истерике вылетела в подъезд, в домашней одежде, ничего с собой не взяла даже. Лицо жестко болело, и щас тоже пиздец, всё жгло, я чувствую как кровь эта бежит, в рот все затекает, по шее тоже дорожки эти льют. Я сидела сначала в подъезде, всхлипывала от боли, а потом какая то тетка выгнала меня, это уже под вечер было. Пришлось лежать на лавке. Я ждала когда Виталик придет с тренировки, при нем отец бы не трогал меня. Меня от холода уже вырубать начало. Потом каким то образом, сквозь пелену на глазах, передо мной оказались Филина и Романова. Они тупо стояли и смотрели, а по лицам прям понятно было, что жалеют. Я как то агрессивно сразу говорить начала, щас понимаю, что зря наверное, но мне рил плохо максимально было, щас я хоть дома в тепле. Маша потом отдала мне свое худи теплое, прям ща в нем сижу. И бутылку с энергетиком, одним из моих любимых кстати. Потом Саша помогла зайти в падик, и они ушли, я пролепетала благодарность, надеюсь, услышали. Через часа полтора Виталик пришел, мы зашли, отец уже спал. Я раны обработала, уже лучше. Честно, боюсь, что будет завтра. Мама когда меня увидит, отцу пизды точно даст, поэтому вряд ли он тронет меня. Я уже засыпаю, поэтому будем прощаться. Блять, а как мне толстовку Романовой отдать? Похуй, потом решу. Пока, дневник. почему моё сердце так болит? эти мысли не дают спокойно спать