Споёшь мне на ночь, ангел?

Кроули изображал гусеницу у себя на кровати, обернувшись в два одеяла. В октябре погода ни к чёрту, постоянно меняется. Вчера Кроули выходил на улицу в футболке и лёгких брюках, сегодня думал между утеплённым пальто и зимней курткой, а к вечеру стало ещё холоднее. Он был уверен: ещё немного и в потолке появятся дыры от его пристального взгляда. И пусть кто-нибудь из соседей вступит в новообразовавшуюся дыру, сами будут виноваты. Не то чтобы он всё ещё злился... Нет, он злился, конечно злился, кто бы в его ситуации не испытывал то же самое? Знаете, когда к любви всей вашей жизни тянет руки похотливо-богатый однокурсник, то сложно оставаться равнодушным. Нет, вы бы видели как Гавриил положил руки на плечи Азирафаэля и улыбнулся ещё так приторно сладко. Само собой Кроули стёр эту улыбку горечью своего кулака. В другой бы ситуации Кроули признал бы свою вину, признал, что поучения Азирафаэля правильны. Но не с мистером Пойдём-пить-кофе-после-пар. Азирафаэль даже кофе не любит, чтоб он знал! Но сам Азирафаэль как будто в упор не замечал внимания Гавриила, либо включал дурачка. Очень правдоподобного дурачка. Кроули уже думал подняться, чтобы проверить растения пятый раз за день, покричать на какого-нибудь бедолагу, а может и на всех сразу, как вдруг услышал его голос. Ангельский голос. Кроули подлетел к окну и быстрым движением открыл его настежь. Плевать, что он стоял в такой дубак в футболке, трусах и в одном носке. Сейчас это было совсем не важно. Во дворе был его Азирафаэль, стоял прямо под лучами фонарного столба. В обрамлении уличного света он прямо-таки святился. Время от времени он прикрывал глаза, пока прижимал к груди руки, сцепленные в замок. Азирафаэль старался, тянул каждую гласную, каждое слово нараспев, затягивая слова незнакомой песни. Это похоже на молитву, на старославянскую песню и местами на импровизацию растянутых гласных. Да к чёрту сравнения, это неподражаемо. Со стороны могло показаться, что певчий тут сам по себе, но Кроули точно улавливал взгляды на своё окно. Всё это представление продолжалось около четверти часа, но может быть заняло и весь час, если бы не одно. Кроули замёрз, мурашки добирались до самых костей. И он с ужасом осознал, что на улице ещё холоднее. — Эй, певчий, — выкрикнул он, высунувшись из окна. — Ты не замёрз там стоять как сирота на Казанском вокзале? Названный расплылся в улыбке и подул на покрасневшие руки, образуя облачко пара вокруг себя. Он покачал головой, обняв себя за плечи. — Хорош облака выпускать! Поднимайся! — Кроули закрыл окно, всё ещё ёжась от холода. Он коснулся лица и нащупал ямочку на щеке — всё это время он улыбался. Опомнившись, Кроули нацепил домашние штаны и натянул первый попавшийся носок на вторую ногу — какая разница что непарные, всё равно оба чёрные— и открыл дверь. Он сжимал ручку двери, пока топтался на месте: ему было сложно вспомнить, чтобы когда-либо скрип поднимающегося лифта заставлял его понервничать. Двери лифта открылись на его этаже. Звук нерасторопных спокойных шагов приближался к черной двери 66 квартиры, что сейчас была открыта почти настежь. Хозяин квартиры стоял на пороге, встречал взглядом любимые голубые глаза. Голубые глаза делали то же самое. — Надеюсь, я не сильно потревожил твоих соседей, — Азирафаэль всё же решил прервать эту приветственную и неловкую тишину. — О нет, ангел, это был самый настоящий сольный концерт, — Кроули слегка ухмыльнулся. — Я видел, тебя снимали из окон соседнего дома. Азирафаэль одарил его застенчивой улыбкой, поглядывая за ним из-под длинных светлых ресниц. Вот всегда он так! Сначала уверенно что-то делает, а потом стесняется: это абсолютно точно не он только что заставил сердце Кроули пропустить пару лишних ударов и забыть как разговаривать, вслушиваясь в его завораживающе красивый голос. И сейчас он внутренне млел от вида глаз-океанов. Но это всё ему, конечно же, привиделось, Азирафаэль ничего не делал. Чёрт бы побрал его. Ангел пришёл по адресу. — Зайдёшь? — глаза хозяина квартиры пригвоздило к полу, и он затараторил. — Я понимаю, ты пришёл за моими извинениями, но он правда... — Прости меня. —... повёл себя как...— Кроули осёкся и поднял взгляд на Азирафаэля. — Что ты сказал? — Прости меня, я был неправ, — он нервно сжимал манжеты своей белой куртки. — Гавриил... Он.. — Мудак. — помог ему Кроули. Азирафаэль кивнул и продолжил: — Он после пар ещё раз подходил ко мне, говорил: «Я забуду про удар твоего... — Ёбыря? — Азирафаэль в ответ нахмурил брови. — Хахаля? — ...парня, если ты всё же пойдёшь со мной в кафе». — процитировал он и нервно прикусил губу. — Только не говори, что ты согласился. — жёлтые глаза забегали по лицу напротив. — Я его послал. — Ты что? — неверяще переспросил Кроули. — Ангел, ты с каждой минутой удивляешь меня всё больше и больше. По лицу Кроули стала медленно расползаться хищная улыбка. Он протянул руку к рукам Азирафаэля и, ухватив его холодные пальцы, поднёс к губам для поцелуя. — Я так горжусь тобой, — прошептал Кроули, покрывая пальцы Азирафаэля новыми поцелуями. — Пойдём в дом? Он потянул его за руку, но вдруг Азирафаэль упёрся ногами в порожек. — Ты меня прощаешь? — Ангел, я простил тебе все грехи мира, как только услышал твоё пение. Пойдём уже. Азирафаэль сам переступил через порожек и тут же влетел в крепкие объятия. Руки Кроули забрались под куртку и обвили уже тёплую спину. Быстренько освободившись от куртки, Азирафаэль одарил Кроули поцелуем в лоб и прижал его голову к своей груди, запустив пальцы в рыжие вихры волос. — Споёшь мне на ночь, ангел? Вместо ответа был нежный поцелуй в губы. На этот раз Кроули обязательно запишет его голос, чтобы даже самые тёмные ночи были короче.