Боги наказали нам жить

Удивительное это время — жизнь. Порой бытие исчисляется сотнями лет, но они сливаются в однообразную серую массу из пустых воспоминаний, пролетающих мимо, словно сухие листья на ветру. Остаются в памяти лишь небольшие фрагменты, что привлекли вдруг внимание и стали маленькими каплями краски на песке. Память разборчива. Она не желает собирать в себя все подряд, оставляя достоверным лишь то, что важно. Это все работает не только для временной человеческой жизни. Когда существование исчисляется столетиями, память становится еще более абстрактной. Спроси кто Рэйтана, помнит ли он себя до погружения в нынешнее тело, он вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. События, что в истечением времени стали историей, даже его памятью воспринимались сейчас не более чем строчкой в книге. Конечно, если постараться, он смог бы вытащить из головы целые пласты памяти, воспроизвести ее в изложении, но зачем это кому-то могло было бы понадобиться? Это все давно прошло. Не стоило бередить прошлое. Куда важнее, куда ярче и прекраснее воспринималось им настоящее. Недавнее, еще не пережившее и пары десятков лет. Родившее в аватаре порядка колкие электрические импульсы, мурашки, неведомые ранее переживания. Серая комната его существования раскрасилась солнечным светом в тот день, когда на пороге дома Чауханов он впервые встретился с девушкой по имени Амала Кхан. Амала Басу, он это знал наверняка, даже если не знала тогда она. Ее золотые глаза были первым, что он увидел — и тогда в спокойной, словно зимнее озеро, душе аватара порядка впервые появилась слабая рябь от ветра, спустившегося с гор. Что это было? Что такое он вдруг почувствовал? Природа его существования была статична, как белые стены храма: они будут стоять неизменными до тех пор, пока не рассыпятся в пыль. Рэйтан думал, что с ним, по истечении его срока, случится то же самое. Только, в его случае, даже пыли не останется, лишь легкое веяние эфира. Никто не вспомнит об этом. Никто не заплачет о смерти аватара. Да и ему, в целом, было неважно когда и как это случится. Но девушке по имени Амала Басу оказалось важно. Ее глаза были наполнены практически яростью, когда она впервые услышала это. Руки обжигали, делали больно, сжимая пальцы. «Я сделаю все, чтобы этого не случилось!». Она была полна уверенности идти даже против воли Махадева Шивы, если бы у нее появилась такая возможность. Рэйтан был этим ошеломлен. До нее ему лишь единожды, яростно и беззаветно, так сильно, как это мог сделать шестилетний человек, говорили, что будут сражаться за его жизнь. Зеленоглазый мальчик Амрит Дубей смотрел на аватара порядка практически с вызовом. «Я не дам тебе умереть», упрямо выпятив подбородок, сказал он ему тогда. Рэйтан впервые испытал проблеск эмоции: молодой наследник Дубеев никогда не выказывал ему особого внимания, Рэйтан был лишь одним из его наставников, но в разговоре о вечных темах вдруг проскочила эта мысль, и Амрит очень четко высказал свою позицию. В дальнейшем, взрослея, они больше не возвращались к этой теме, да и Амрит становился другим: более холодным, жестким, расчетливым. Внутри него кипела страсть, которой порой не хватало выхода. Не хватало разумности. Он приходил к аватару, полыхая от ярости, готовый сжечь всю Бенгалию дотла, и Рэйтан долгими спокойными разговорами переубеждал его поступать опрометчиво. Они спорили и мирились раз за разом, но вместе с этим крепла их странная связь противостояния. Именно в ней у аватара порядка начали появляться первые эмоции. Но озеро его души оставалось недвижимо. С появлением же Амалы Рэйтан стал ловить себя на том, что с него будто снимают, раз за разом, тонкие вуали, обнажая внутри нечто новое, еще ранее ему неизведанное. Так стабильность холодного белого храма наполнилась неизмеримой ничем энергией любви. Понемногу, постепенно, Рэйтан понимал, что меняется — впервые в жизни, — и безвозвратно. Дни перестали быть серыми. Каждый наполнялся энергией, цветами, смыслом. Он начал ощущать противоречия. Начал преступать правила, по которым жил все прошлые столетия. Он начал ревновать и злиться на Амрита за его самодовольную упертость. Цвета дробились, множились, перетекали один в другой, создавая совершенно фантасмагоричную картину жизни. Рэйтан начал замечать дни. Считать их, отмечая в каждом что-то новое. Иногда они были наполнены лишь простыми радостями. А иногда несли в себе невероятный смысл. Рэйтан, проживая их, открывал самого себя заново. И порой сам себе же удивлялся. Последние десять лет могли перечеркнуть по смыслу, казалось, все предыдущие столетия его существования. Из самых темных глубин до наиярчайшего момента. Сотни эмоций, тысячи важных слов, самым невероятным из которых стало «отец». Рэйтан стал отцом. Провидение наградило его любимую женщину способностью родить от него ребенка, о котором даже мечтать было запретно. Мальчика, что рос, взрослел как человек, но был чем-то совершенно непостижимым. Рэйтан чувствовал в сыне связь, тонкую нить, протянутую между их душами. Девдан должен был совершить в своей жизни нечто совершенно особенное. Пока он был слишком мал, Рэйтан мог лишь предполагать, какими силами обладает его сын. Но он знал, что постепенно его потенциал раскроется. И аватар порядка был рядом с ним, чтобы всему научить. Иногда Рэйтан думал о том, почему Махадева Шива позволил этому случиться. Он вспоминал ту самую ночь. Сделка с совестью мучила его. Он проглатывал свою горечь снова и снова, терпеливо ожидая возвращения Амалы из особняка Дубея. Рэйтан не солгал ей, когда сказал, что сможет его простить. Амрит всегда был для него особенным — Рэйтан никогда его не понимал. Они словно говорили на разных языках, но молодой Дубей всегда тянулся к аватару порядка, как к точке стабильности, единственной во всей его сложной жизни. Холодность Рэйтана его успокаивала. Советы помогали разобраться. Они и сами не заметили, как привязались друг к другу за годы жизни бок о бок. Рэйтан сам не мог себе признаться до самого последнего, но он испытывал к Амриту некоторые теплые чувства, что он не смог бы правильно идентифицировать. Но этого было достаточно, чтобы простить ему действительно многое. Амрит не скрывал своего отношения к их с Амалой зарождающимся чувствам. Он был ошарашен, изумлен, зол — но по какой-то известной лишь ему причине он не винил Рэйтана в предательстве ни дня после этого. Словно… простил его. Простил аватару порядка, что тот полюбил его нареченную. Да, он язвил и ершился, да, он с каким-то мазохистичным удовольствием ввязывался в ссоры с ним, но Амрит простил и отступил. И в какой-то степени здесь и сейчас Рэйтан понимал, что должен ему ту же самую услугу. Он обязан отступить и дать Амале зачать от него, выносить и родить столь нужного всем наследника Басу. Рэйтан знал, что это принесет в их жизнь изменения. Знал, что Амрит не сможет держаться вдалеке от своего ребенка. Знал, что их связь укрепится… но где-то в глубине души он этого даже хотел. Рэйтан знал: если он хочет жить, ему нужно продолжать исполнять свои обязанности. А это значило, что он не сможет быть рядом с Амалой так часто, как этого бы ему желалось. Материнство лишь прибавило бы дел, и участие Амрита, как отца ребенка, очень помогло бы Амале в этом. Холодный разум Рэйтана принимал это как безоговорочную истину. Направлял его действия и слова, чтобы ни один из них не смог считать его эмоций. В душе же бушевало темное пламя. И Рэйтан был на волоске от того, чтобы снова в нем сгореть. Что же случилось тогда? В чем заключался смысл их сделки с Махадева Шивой, о которой он узнал, лишь увидев личико новорожденного сына? Он чувствовал его силу в себе, когда занимался с Амалой любовью в ту ночь. Очнувшись благодаря жене от огня ревности, дымки безумия, что окутала его, неужели они снова, как и тогда перед Махадеви, доказали на что способны ради друг друга? И эти дети — их новый урок любви? Прощения? Смирения?.. После ночи, когда родились их дети, в Рэйтане больше никогда не появлялось ревности к Амриту. Темное пламя развеялось в предрассветном мраке, когда Дубей принял на себя всю боль Амалы в родах. Когда он, едва скрывая волнение, тащил его, Рэйтана, за собой в комнату, чтобы познакомить с сыном. Когда он стал для их семьи дополнительным столпом опоры — не лишним, но нужным. Порой Рэйтану казалось, что необходимым. И то теплое чувство, что аватар порядка испытывал к молодому Дубею, со временем, с проходящими годами только росло и крепло в нем. Уютно соседствовало с его любовью к Амале. Любовью к детям, обоим. Наблюдая за тем, как Амрит, сидя на полу с их пятилетними малышами, искренне увлечен играми и разговорами с ними, Рэйтан чувствовал, что он наконец может назвать это тепло внутри любовью. Лилавати, едва начав ходить, предпочитала активные игры и усадить ее за каким-то занятием больше чем на десять минут становилось настоящим испытанием для няни. Даже Амала не всегда находила управу на дочку — хотя, возможно, просто не пыталась, потому что из-за дел не проводила с ними так много времени, как хотела бы, и радовалась ее активности. Единственным непререкаемым авторитетом для наследницы Басу был ее отец. Она безоговорочно обожала его и готова была даже усесться посреди детской с цветными карандашами и раскрасками, чтобы провести время вместе с ним и Девданом. А не носиться по саду в очередном раунде пряток, салочек или любой другой игры, в которой можно было бы бегать, кричать и визжать. Амрит наблюдал как белый лист с черными контурами замка, принцессы и диковинного сада стараниями дочери обретает яркие краски. Раскраска ее брата не пестрила розовыми, желтыми и голубыми, он выбирал из огромного набора более спокойные цвета, но делал это с несвойственной ребенку гармоничностью. Дубей негромко разговаривал с детьми, спрашивая почему они выбирают те или иные цвета, рассказывал какие-то факты о животных или природных явлениях вроде радуги, если они появлялись на картинках. При этом, несмотря на какую-то всеобъемлющую любовь к дочери, он был также внимателен к Девдану. Именно на него смотрел Амрит, когда мальчик вдруг поднял сосредоточенное лицо от раскраски и посмотрел в сторону двери детской. Он уже знал, что это значит, и видел как в глазах всегда спокойного ребенка промелькнуло всего на миг волнение и нетерпение. Амрит не потрудился даже встать, чуть махнув ладонью в знак приветствия. — Махадева. В этом довольно вольготном жесте не было пренебрежения, но была дозволенная лишь избранным простота. Дети мгновенно встрепенулись. Девдан бросил все, поднимаясь со своего места за низким детским столиком, и кинулся к отцу, теряя свое привычное спокойствие. — Папа! А вот его сестра лишь крепче стиснула карандаш, чуть поджав свои маленькие пухлые губки. Рэйтан, улыбнувшись, опустился на корточки и крепко прижал подбежавшего к нему мальчика к груди. — Чем вы занимаетесь сегодня? — мягко спросил он. — Мы… рисуем!.. — с придыханием от волнения и радости проговорил Девдан, цепляя отца за прохладные пальцы и начиная тянуть к их столу. Рэйтан безоговорочно пошел вслед за сыном. — Здравствуй, Амрит, — он приветственно склонил голову к Дубею. Нежно коснулся волос девочки. — Лилавати. Малышка насупилась, опустила взгляд к наполовину белому платью принцессы и сосредоточенно продолжила раскрашивать его. — Лила, — в спокойном голосе Дубея были нотки, которые дочь прекрасно знала. Если папа говорил так, ему не очень нравились ее капризы. И с тяжелым — нарочито тяжелым, драматичным вздохом, достойным Оскара, — она подняла взгляд к аватару. — Добрый день, Рэйтан. — Что-то случилось, Лила? Я чем-то тебя обидел? — чуть вздернув брови, спросил Рэйтан. Дочь Амрита была очень на него похожа. Порывиста и импульсивна, полна кипучей энергии. Она влюбляла в себя с первого взгляда, но точно так же, как и ее отец, оставалась для аватара порядка загадкой. Лилавати знала, что Рэйтан — отец ее брату, и знала, кто он такой, но когда она была помладше, интерес ее к нему был более живым. Последние же пару месяцев Лила практически не разговаривала с Рэйтаном при встрече. Он не делился этим с Амалой или Амритом, предпочитая наблюдать за девочкой самому, но все же сестра его сына оставалась крепким орешком. Может быть, дело было в том, что Рэйтан стал забирать у нее Девдана? Мальчик начал задавать отцу вопросы, связанные с нематериальным миром, и аватар понял, что пора учить сына тому, как с ним обращаться. Могла ли Лила ревновать брата к отцу, что тот проводит с ним больше времени? Так или иначе сейчас она не хотела давать никаких ответов и вместо этого принялась с еще большим усердием раскрашивать свой лист с рисунком. Амрит даже не подумал настаивать на разговоре, зная, что это может обернуться такой бурной реакцией, которая не понравится никому из них и испортит впечатления о дне. Вместо этого он бросил короткий взгляд на Рэйтана, молча говоря «не сейчас», и придвинулся к дочери ближе. Заботливо положил на ее спину ладонь, чуть поглаживая, наклонился к ушку, в котором сверкали рубинами любимые сережки девочки, и что-то ей зашептал. Девдан в это время протянул отцу свой рисунок и, сверкая глазами, взахлеб рассказывал ему о том, что он рисовал. Обычно спокойный и молчаливый, он буквально расцветал рядом с отцом, готовый вывалить на него каждое впечатление из всех тех дней, что они не видели друг друга. Рэйтан искренне похвалил сына, отметив его успехи, и мальчик радостно принялся раскрашивать дальше. Погладив его по спине, Рэйтан произнес: — Могу я ненадолго забрать у вас Амрита? Мне нужно с ним поговорить. А после мы вернемся. Позовем маму и все вместе сходим на обед, что скажете? — А мороженое будет? — сразу же оживилась Лила. — И твой любимый кхир с фисташками, — заверил дочь Амрит, оставляя на ее виске мягкий поцелуй. — Тогда идите, — властные нотки в голосе будущей госпожи Басу умиляли почти всех в Дюжине. — Девдан? — Хорошо, папа, — кивнул мальчик, не отрываясь от раскрашивания. Ему явно хотелось закончить до их возвращения, чтобы отец забрал с собой в свой мир подарок. Рэйтан, поднявшись на ноги, выжидательно посмотрел на Дубея. Тот погладил дочь по волосам и тоже встал со своего места. У детской как обычно дежурили няни, готовые перехватить заботу о двойняшках. Они юркнули внутрь, стоило мужчинам неторопливо выйти из комнаты. — Что-то стряслось? — первым задал вопрос Амрит, едва они оказались посреди зеленых кустов сада. — Мне готовиться приносить жертвы? — Махадеви давала тебе знак о новом цикле? — вопросительно вздернул брови Рэйтан. — Нет, просто ты серьезнее обычного, — фыркнул Дубей. — Как будто нужно кого-то убить. Аватар хмыкнул. Неужели замкнутость Лилавати так сильно взволновала его, что это заметил и Амрит? — Нет, дело не в этом. Заложив руки за спину, Рэйтан сделал несколько шагов, поднимая глаза к цветам франжипани над головой. — На самом деле я… хотел поблагодарить тебя. Сладкий аромат коснулся его, и Рэй, протянув руку, отломил один из цветов с дерева. Брови Амрита удивленно взлетели вверх. Нарочито-удивленно. Театральность в жестах наследница Басу явно переняла от отца. Судя по взгляду, у Дубея был целый список того, за что аватар мог бы его благодарить, и ему не терпелось испытать удовольствие его услышать. Но слова были церемониально вежливы. — Чем же я заслужил эту благодарность? — Я благодарен тебе за время, что ты проводишь с нашими детьми. — Вертя цветок в руках, Рэйтан повернулся к Амриту, пересекаясь с ним взглядом. — Я знаю, что ты очень любишь Лилавати. Но мне также приятно видеть, что и Девдан не обделен твоим вниманием. Я знаю, что Амала старается каждую минуту проводить с детьми. Я же не всегда могу разделить свои обязанности таким образом, чтобы видеться с любимыми хотя бы раз в несколько дней. Однако… они не обделены твоей любовью. И я тебе за это очень благодарен. Амрит стоял, заложив руки за спину, уверенно, почти горделиво, и не оставалось сомнения: его роль и участие в жизни детей, обоих детей Амалы — для него один из важных приоритетов в жизни. В упрямых зеленых глазах мелькнуло самодовольное «я знаю это и так» и вполне искреннее «но твое признание важно и ценно». Было еще и другое чувство, местами болезненно укалывающее Амрита и сейчас. Сцепив ладони в замок, он сдерживал его, не позволяя себе переступить черту. — Я делаю это потому, что они — лучшее, что случалось в моей жизни за последние десять лет. Они заслуживают расти в полноценной семье, купаться во внимании родителей, быть балованными и абсолютно счастливыми. Они заслуживают любви. Рэйтан хмыкнул — и вдруг слегка нахмурился. В памяти всплыл дрожащий голос Амалы, стоящей перед ним на коленях во мраке их спальни… в ту ночь. — «Дитя заслуживает любви»… — Откуда ты?.. — Зеленые глаза пристально смотрели за лицом аватара. — Это мои слова. Да. Рэйтан понял это сразу же. — Амала сказала мне их в ту ночь, когда меня поглотило безумие. Амрит усмехнулся. — Значит, они помогли дважды. Пожалуй, начну ими свой сборник великих цитат. Та ночь все еще отзывалась чувствами, которые при Махадеве воспоминать совершенно не стоило. И все, что оставалось Дубею — лишь самодовольно отшучиваться. Но Рэйтан был серьезен. — Это не было для меня простым решением, Амрит. Да, мне удалось заполучить сердце Амалы… но кроме этого было еще слишком многое, с чем пришлось иметь дело. Жизнь не заканчивается, как в сказке, свадьбой и припиской внизу «и жили они долго и счастливо». До этого «долго и счастливо» еще надо дожить. Приятное достижение — быть вписанными в историю как «божественный союз», но что он мог принести народу, если в нем нет наследников? Я это понимал — разумом. Но душу разрывало. — Рэй покаянно закрыл глаза. — Я практически сорвался тогда. Был на волоске от бездны. Махадеви не простила бы меня во второй раз, будь она там. Но меня вытащили эти слова. Твои, как оказалось. Дубей явно не ждал откровений. И хотя он и без них мог представить все безумие и всю отчаянную ревность мужа, отправляющего любимую жену в постель другого мужчины… такая искренность была проявлением силы. Хотя говорил аватар порядка о своей слабости. — Эти слова помогли и ей. — Откровенность за откровенность. — Она не желала этого, Рэйтан. Не хотела меня. Но она бы возненавидела и тебя, и меня, и себя, и ребенка, если бы я не заставил ее понять эту мысль. — А чего хотел ты? — Я не хотел, чтобы она ненавидела моего ребенка. — Отвечать на вопрос, заданный Махадевой, сейчас казалось Дубею безумием. — Я спросил не это, Амрит. — Тебе не понравится мой ответ, — отчеканил мужчина. — Если я спросил, значит, хочу его услышать. — Голос Рэйтана не поменялся ни на йоту, оставаясь все таким же ровным и спокойным, без капли спрятанной внутри злости. В зеленых глазах промелькнуло раздражение и непонимание. — Я хотел ее, Махадева. Ты это хочешь услышать? Что я хотел твою жену? Что я мечтал прикоснуться к ней и поцеловать? Что мысль об этом изводила меня, и я грезил услышать как она будет стонать подо мной? — Голос Амрита становился ниже, тише и звучал словно угрозы. — Что я большую часть жизни думал, что она предназначена мне? Что ненавидел тебя за то, что ты забрал ее у меня еще до того как я увидел ее впервые? Что ненавидел себя за то, что после не мог пойти против ее чувств к тебе и воли Богов? Что та проклятая ночь лишь разбудила нашу связь и заставила еще сильнее ненавидеть вас обоих? И еще сильнее желать ее? Или что наша дочь спасла меня от этой съедающей черной ненависти? Что ты хочешь услышать от меня, Рэйтан? Махадева с улыбкой положил прохладную ладонь на щеку Амрита. — Не делай такое лицо. Ты все еще лучший из Дубеев, что мне приходилось знать. Амрит потрясенно моргнул, встречаясь с темными, но абсолютно добрыми и спокойными глазами. Не находя в них ни тени, ни единого намека на ненависть или презрение, на ревность или гнев. Кровь бурлила в его венах, буквально кипела от того возмущения, с которым он высказывал чувства, утопленные до этого в вине и яростном сексе с другими женщинами. — И я останусь им даже если скажу, что люблю ее? — Да. Останешься. Он вдруг хохотнул. — Воистину, непостижимы замыслы Богов. — Кто знает, что случится с нами в будущем, — проговорил Рэйтан и, проходя мимо, вложил в ладонь Амрита сорванный им цветок франжипани. — Идем, Амрит. Нас ждет наша семья. Дубей не сразу последовал за Рэйтаном. Какое-то время он еще смотрел на белый с желтой середкой цветок, желая разгадать этот жест. Он слишком хорошо знал, что аватар порядка не говорит случайных фраз и не совершает случайных поступков. В каждом — есть смысл. Он нагнал как всегда неторопливый и степенный шаг уже около лестницы, ведущей на второй этаж. Но заговорил совершенно о другом. — Рэйтан, тебе стоит знать, что Лила обижена на тебя. Сегодня она спросила меня почему ты ее не любишь. Почему забираешь Деву и проводишь время только с ним. — Что? — Озадаченный Рэйтан остановился. — Это не так. Я забираю Девдана, чтобы учить его божественному, подготовить мальчика к нематериальному. Я и не думал… Он хмыкнул и задумался. — Спасибо, Амрит. Я учту твои слова. — Надеюсь на это, — весьма строго отозвался Дубей. Он всегда был требователен относительно того, что Лилавати заслуживает только лучшего. Всегда баловал ее дорогими подарками и украшениями, на пятилетие он подарил двойняшкам по пони только потому, что его дочь мечтала о нем. Предположения Амалы и Рэйтана оказались более чем верны — Дубей буквально боготворил девочку и готов был утолить любой ее каприз. Но в этом было и кое-что иное. Он старался сдерживать ее характер. Предупреждать манипуляции и истерики, купировать обиду и злость до того, как они находили бы выход. И сейчас он тоже не хотел, чтобы обида и ревность дочери сказались на ком-то, чтобы она позволила себе углубиться в эти чувства. По себе слишком хорошо зная, какими разрушительными они могут быть. Амрит действительно был хорошим отцом. Рэйтан видел это собственными глазами. Возможно, даже лучшим, чем он сам, но это было его привилегией человеческого бытия. Амрит изменился, многое сделал ради любви. И аватару порядка хотелось сделать правильный жест и в его сторону. Он лучше многих знал о том, что все пять лет Дюжина и так обсуждала. Но все же Амрит был лишен права. Это несправедливо по отношению к нему. Ему нужно было поговорить с Амалой, узнать ее мнение на этот счет. Дети встретили мужчин радостными лицами, побросав конструктор, который пытались собирать вместе с ними нянечки. Огромный дом из маленьких деталек, настоящий дворец с комнатами, гаражом, конюшней и садом, для которого в детской был отдельный стол, потому что разбирать эту махину не представлялось возможным, а постоянные переделки очень хорошо отражали мирскую истину — «ремонт невозможно закончить, только приостановить». Это занятие сразу стало неинтересным, слова нянек потеряли для двойняшек хоть какой-то авторитет, и они кинулись к своим отцам. Амрит с улыбкой протянул дочери цветок и сунул в волосы, около ушка, под изящный ободок. — Это не от меня, — усмехнулся он. — Правда? — Правда. Рэйтан сорвал его для тебя. Но я подумал, что ты не захочешь принять его из его рук… — небрежно пожал плечами Дубей. — Я хочу! Хочу. — Лила перевела взгляд на Рэя, подходя к нему и смущенно теребя край расшитой рубахи сальвар-камиза в ручках. — Красивый цветок, Рэйтан. Спасибо. — Все для маленькой принцессы, — улыбнулся аватар, поглаживая по спутанным кудрям прижавшегося к его ноге сына. — Я еще тут подумал… В следующем месяце будет праздник Холи. Может быть, ты захочешь отправиться в праздничную Тамас-Виталу вместе со мной и Девданом, Лилавати? — В Тамас-Виталу?! — В зеленых глазах появился почти изумрудный блеск. — А можно? Мне права можно, папа? — Она на мгновение обернулась к Амриту. — Если Махадева говорит… — Что скажешь, Девдан? — Рэйтан опустил вопросительный взгляд к мальчику. — Возьмем сестру с собой в путешествие? Девдан согласно моргнул всеми тремя глазами, приоткрыв для этого даже видящий. — Да, папа, — сказал важно. И добавил: — Если не распугает там все души. — Скорее ты их распугаешь! — тут же возмутилась сестра. — Я буду яркая и красивая, все будут тянуться ко мне! — Кто бы сомневался. Все цацки на себя наденешь и всеми цветами обсыпешься, — пробурчал в шервани отца Девдан, цепляясь за его руку. — И тебя обсыплю! — рассмеялась Лила, радостно припрыгивая. — Мы пойдем в Тамас-Виталу! Мы пойдем в Тамас-Виталу! Угомонить восторг девочки не представлялось возможным, не в первые несколько минут. Но все-таки Рэйтану удалось заинтересовать ее — и Девдана тем более — рассказом одной из легенд о предстоящем празднике. Аватар выбрал ту, что рассказывала о прекрасной Холике и принце. Дети, затаив дыхание, слушали историю доброй и прекрасной, заботливой Холики — как она поддерживала мальчика, который приходится ей племянником, принца. За это ревнивый злой царь приказал сжечь Холику на огне. Но принц решил вместе с девушкой взойти на костер, и спасти ее при помощи волшебного платка. Порыв ветра волей случая сорвал ткань с нее и накрыл ею принца, так тот остался жив, а его тетушка сгорела. Злого же царя бог Вишна пронзил молнией. Так восторжествовала справедливость, а на праздник Холи стали зажигать костер в напоминание о легенде. Были и другие две истории, но Рэйтан не успел приступить к рассказу, хотя двойняшки отчаянно требовали продолжения. Их прервали раньше: в детскую вошли Амала и Киран. Госпожа окинула взглядом идиллию в детской — Девдан на коленях у Рэйтана и Лилавати, чуть откинувшуюся на грудь в объятиях Амрита, — и тепло улыбнулась обоим мужчинам. — Махадева. Амрит… Дети отреагировали первыми, сорвавшись со своих мест и мгновенно позабыв, что только что требовали продолжения. Амала опустилась на колени, принимая детей в свои объятия и крепко прижимая к груди. — Мои хорошие, мои любимые… — Ее губы оставляли поцелуи на щечках и висках то дочери, то сына, заставляя их смеяться. — Вы не скучали тут без меня? Они отвечали наперебой. — Неа! — Нет! — Папа рисовал с нами сегодня! — торопилась поделиться Лила. — Папа рассказал нам легенду про Холику. — Он обещал взять меня в Тамас-Виталу!.. — Да, мы пойдем на праздник! Стоящий рядом со всем этим Киран схватился за голову. — Боги, «папа», «папа». Я каждый раз путаюсь в ваших отцах! — Киран. — Амала подняла на него взгляд, сделав страшные глаза. — А тебе и не надо в них разбираться, — отозвался весьма легкомысленно Дубей, но все равно встал со своего места и подошел поприветствовать брата госпожи крепким рукопожатием. Тот сдержанно ответил — отношения между ними все еще были странными, и вся ситуация с их семьей ничего не решала. — Амала, — негромко позвал Рэйтан жену. — Можно тебя на минуту? — Мы не идем обедать? В гостиной уже все накрыли. Она продолжала обнимать довольных детей, не желающих отлипать от матери. Дева приложился щекой к ее плечу, а Лила с воодушевлением рассматривала колье на шее Амалы, поглаживая пальцами камушки. — Идем, — кивнул аватар. — Мне нужно лишь несколько минут, хочу обсудить с тобой кое-что важное. Она больше не задавала вопросов, только привлекла внимание детей. — Дева, Лила. Мы скоро будем обедать, но перед этим вашему дяде не терпится услышать обо всех новостях. Верно, Кир? — О да! — с невероятным энтузиазмом ответил Киран, протягивая руки к племянникам. — Идем, сорванцы, что вам там нарассказывали эти двое господ? Амала поднялась с ковра, поправила юбку и дупатту и выскользнула из детской следом за мужем, под гомон довольных звонких голосов. Рэйтан нежно взял ее за руку, когда они отошли на достаточное расстояние. Чуть сжал пальцы, поцеловал их кончики. — Я не могу принять это решение единолично, но мне кажется, ты поддержишь его. — Выглядел аватар очень серьезно. — Рэй, что случилось? — На лице Амалы появилась тревога. — Что-то в Калигхоре? С детьми? — Нет-нет, все в порядке, не переживай. — Рэйтан тепло улыбнулся. Видимо, он немного переборщил и заставил свою Махашакти переживать. — Это про другое. Я… Я хочу позволить Амриту публично признать Лилавати как свою кровную дочь. Она на мгновение потеряла дар речи, а когда заговорила, голос Амалы был взволнованным и торопливым. — Махадева, разве это дозволено? Знаю, слухи преследуют нас по пятам уже давно, да что там слухи! Нужно быть слепым, чтобы не видеть, как она похожа на него! Хотя даже тогда будет достаточно послушать ее речи… — Амала нервно хохотнула. — Но это ведь… мы супруги, это будет означать признание… измены? И после этого ей позволят оставаться наследницей Басу? — В истории Басу и Дубеев уже был прецедент: твоя бабушка Индира. Она незаконнорожденная дочь Раджа Дубея и Радхи Басу, но это не помешало ей встать во главе вашей семьи. Признание подобного публично при рождении вызвало бы больше споров на этот счет, но сейчас эти разговоры уже утомили Дюжину. Люди привыкли считать это правдой, так что в обществе признание не вызовет такого фурора. К тому же, девочка получит официальную поддержку семьи Дубеев, а Амрит сможет быть с ней за пределами особняка. Он — отличный отец, Амала, я вижу это. И считаю несправедливым то, что он не имеет права называть себя отцом открыто. Тревога на лице Малы сменилась сомнениями, но последние слова заставили ее тепло улыбнуться. — Да, он прекрасный отец. И подобное признание… думаю, это сделало бы его по-настоящему счастливым. Даже если он никогда не скажет этого открыто. — Пускай. Он не сможет скрыть свои эмоции, — улыбнулся Рэйтан. Амала обхватила лицо мужа ладонями, приподнимаясь на носочки. — Ты знаешь, что ты невероятный, Рэй? — Она мягко коснулась губ Рита-Шивы, встречаясь взглядом с его глазами. — Позволить ему признать дочь… Спасибо. Я думала об этом не единожды, но не смела заикнуться. Это ведь так усложнило бы все… но как он смотрит на нее, как заботится и как любит… Это меня… восхищает. Он заслуживает это право. — Есть еще один момент. Я хочу, чтобы ты сказала ему об этом. Он любит тебя, Амала. Ему будет важно услышать это из твоих уст. — Да, но… любит? — Она вздрогнула. —Ты так спокойно говоришь об этом… — Ты ведь тоже любишь его. Я чувствую это. — Голос Рэйтана был абсолютно спокоен. В медовых глазах напротив него смятение и испуг сменились почти смирением. Амала слишком хорошо знала, что Махадева чувствует все, и его не обмануть словами или поступками. И их отношения всегда были предельно честными, лишенными лжи. Но с рождением Девдана и Лилавати, с каждым годом их взросления, в ее сердце все укреплялась странная и противоречивая мысль… Она одинаково сильно любила двоих детей, рожденных от двух таких разных мужчин. Она безоговорочно и искренне любила Махадеву… но закрывала глаза на то тепло и нежность, что вызывал у нее Дубей. Думать о нем было неправильно, изменой — и, памятуя о боли, которую вызвала та ночь у мужа, она называла свои чувства к отцу Лилы «уважением», «восхищением», «признанием»… как угодно, кроме любви. Но он просто знал, понимал на уровне чувств, не давай никаких ярлыков. — Махадева… — Амала вздохнула, качая головой. — Я не посмею причинить тебе боль снова. — Ты не причинишь, моя лилия, — мягко проговорил Рэйтан. Подцепив кончиками пальцев ее подбородок, он поднял лицо жены к себе, одаривая ее мягкой улыбкой. — Это я был неправ. Ворох новых для меня эмоций оказался настоящим капканом. Я учил тебя божественной любви, но сам позабыл об этом, утонув в человеческом. Позабыл, что этот мальчик — теперь уже мужчина — вызывал во мне. — В тебе? Рэйтан кивнул. — Он был чудным ребенком. Непохожим ни на одного наследника Дубеев, что я знал до этого. Полным жизни, любознательности, любви ко всему. Его страсть была солнцем. Лилавати очень похожа на него. В шесть лет он сказал мне, что ни за что не позволит мне исчезнуть. И я ему поверил. После он не раз держал свое обещание. А я ничего не сделал, когда Девдас начал ломать мальчика под старые догмы. Считал, что то тепло, что зародилось во мне по отношению к нему, не должно сказываться на моих обязанностях наблюдателя. С ним я совершил ту ошибку, что не пожелал повторять с тобой. И вот мы здесь — законные супруги и родители. Но я чувствую несправедливость всем сердцем. — Рэй, ты хочешь сказать… Брови Амалы взлетели чуть удивленно, но он чувствовал как смятение в ее душе смешивается с поднимающейся волной тепла. Он улыбнулся ей и кивнул. — Благодаря нашим детям я вспомнил то, о чем позабыл много лет назад. Что едва не потерял в отчаянии и ревности. Но Амрит не был бы собой, если бы не удивлял меня снова и снова. Амала тихо усмехнулась и со вздохом прижалась к груди мужа, обнимая его. Он обнял ее в ответ, вдыхая тонкий аромат волос. — Идем. Мы сейчас не в моем царстве, как бы мне не хотелось остановить это мгновение, но нас ждут, и уже очень долго. Они заглянули в детскую, чтобы позвать всех за собой и громким дружным семейством направились к небольшую уютную гостиную, где за длинным столом собирались в таком кругу семьи — иногда он был уже, если кто-то из отцов не мог присутствовать, а иногда шире, если Киран приезжал с женой. Дети, едва забравшись на свои стулья с помощью нянечек, потянулись к тарелкам — и оба не к полезным рагу или карри, а к сладостям. К счастью, их было кому остановить. — Как продвигаются ваши дела, Киран? — осведомился Рэйтан с вежливым интересом. — Я слышал, у вас с Риши появилась какая-то интересная инициатива. — Хорошо, да. — Киран чуть поперхнулся от неожиданного обращения к нему, но быстро справился с этим. — Да, мы подумываем с ним открыть компанию, которая будет оказывать услуги компьютеризации бизнеса. Современный мир развивается быстро, нужно подстраиваться. — Звучит перспективно, — улыбнулась сестра. — А в качестве первого и очень важного клиента вы возьмете на себя мой офис и дела Дюжины? — Почтем за честь, — широко улыбнулся Киран. — Клиент же будет нашим самым лучшим спонсором, верно? — Кажется, это становится деловыми переговорами, а не семейным обедом. Попрошу Малати назначит вам встречу. Киран засиял как ясно солнышко, весьма довольный собой, и принялся, наконец, за свою еду. — Раз уж мы начали о делах, но хотим вернуться к семейному обеду. Амала. — Прохладная рука аватара легла на ладонь жены. — Сейчас? — Она бросила удивленный взгляд на весь стол и прислугу. — В этом же и был смысл — сделать открытое заявление. — И мы разве не будем ради этого устраивать праздник и собирать Калигхор? — саркастически отозвалось Амала. Рэйтан видел, что она волнуется. Понимал, что вероятно это из-за брата, который все эти годы не понимал странной семьи сестры. Или из-за того, что в этом было что-то невероятно волнительное — пойти против всеобщих правил и предрассудков, открыто заявить то, что, впрочем, и так было у все на умах и устах. Но Амала все же собралась. — Мы с Рэйтаном приняли важное решение, — мягко начала госпожа Басу. Обводя взглядом стол и останавливаясь на Дубее. — Благодаря тебе у меня появилась наследница, чудесная прекрасная дочка. И, — Амала вдруг усмехнулась, — я не знаю, но, быть может, если бы не та ночь… у меня не появилось бы не менее чудесного сына. Так или иначе, ты прекрасный отец, и имеешь право быть признанным официально. Повисшую над столом тишину прервало только чавканье ничего не понимающих детей и смачно шлепнувшийся с ложки Кирана в соус кусок курицы, который он, впрочем, даже не заметил. Амрит, замерев, моргнул. — Что, прости? — Амрит, посмотри на меня, — мягко попросил его Рэйтан, и Дубей беспрекословно подчинился. — Ты официально, открыто, признаешься отцом Лилавати. Она такая же Дубей, как и Басу. — Папочка, что происходит? — требовательно начала дергать отца за рукав Лила, кожей чувствуя напряжение. Сидящий рядом с ней Дубей положил на голову дочери руку, не отрывая взгляда от аватара порядка. Она притихла под этой успокаивающей тяжестью, словно безмолвно поняв важность момента. — Махадева… Он смотрел на него едва ли не так же потрясенно, как этим же утром в саду. Обращение было преисполнено глубокого уважения и благодарности. А где-то в глубине зеленых глаз промелькнула другая, ехидная, мысль, которую аватар мог прекрасно понять… но Амрит придержал ее — не при детях. Рэйтан тонко, иронично улыбнулся, не разрывая зрительного контакта. Рука, на которой расслабленно лежало красивое лицо аватара, чуть двинула пальцами. — Отныне тебе не обязательно присутствовать в особняке Басу, чтобы увидеться с дочерью, — все тем же спокойным голосом проговорил Рэйтан. — Ты сможешь брать ее на выезды, мероприятия, быть в ее сопровождении как официальный родственник — с согласования Амалы, разумеется. Дубей усмехнулся. — Знаешь, Амала. — Он медленно перевел взгляд на супругу Махадевы. — Однажды в святилище мы все разрушили, чтобы построить мир заново, по завету Темной Матери. Но я даже представить не мог, что тебе хватит смелости сделать этот мир таким. Он чуть кивнул в знак почтения. — Мы вместе делаем его таким. Рэйтан тоже повернулся к Амале. Вид у него был лукавый. — Теперь тебе, любовь моя, придется привыкать к мысли, что когда-нибудь ты войдешь в детскую — а там не будет никого. Мы всех детей разберем по своим делам. — Я вам этого не позволю, — прищурилась в ответ госпожа Басу. — О, правда? — Рэйтан хитро переглянулся с Амритом. Тот вольготно откинулся на спинку своего стула и подмигнул дочке. — Лила, ты хочешь погостить в моем доме? — В твоем доме?.. Только если я возьму с собой своих кукол. И сари, и домик, и… — И у тебя будет своя комната, которую мы обставим как ты пожелаешь. Выберем все, что ты хочешь. — Правда?! Я хочу! Хочу новую комнату! Амрит скосил взгляд на Амалу, словно говоря: «вот видишь». Со стороны Кирана вдруг послышался хрюкающий смех. — Кажется, мы проиграла, Мала. Зря согласилась на эту авантюру — теперь ты в меньшинстве. Даже если в Басу и был матриархат, с этой коалицией у тебя нет шансов. — Что такое «ку-алиция», папа? — подал голос Девдан, облизывая ложку. — Это, когда несколько человек или сил объединяются в союз, — вмешалась Амала, с возмущением переводя взгляд с одного мужчины на другого. — Не вынуждайте госпожу Басу принимать решительные меры… Мне больше нравится триада. — Милая, у тебя через пятнадцать минут встреча с Камалом Басу, — мягко напомнил жене Рэйтан. — А мне нужно возвращаться. — Да, Мала, с вами тут не заскучаешь, конечно, но раз уж ты согласилась встретиться со мной и Риши по поводу бизнеса, нам нужно подготовить документы. И я хотел еще вывести сегодня Джаю на романтический ужин, — подхватил Киран. — А что такое «амантический»? — О, папа тебе об этом расскажет, он же наверняка эксперт, — ответила дочери Амала и улыбнулась мужу. — Попрошу Малати принести мне что-нибудь в кабинет, здесь я все равно спокойно не поем. Рэйтан поцеловал Амалу в щеку, в самое нежное местечко у уха, едва слышно шепнув: «Я приду ночью». Погладил Девдана по макушке, поднялся и прощально склонился Кирану, Лилавати и Амриту. На душе у аватара порядка было необычайно светло.