***
Асока тихо зашла в светлую больничную палату. В комнате практически не было мебели. Меддроид стоял сейчас в дремлющем режиме в нише. У стены находилась кровать, и в ней лежал человек. — Энакин! — тихо позвала Асока, подойдя к кровати. Асока заглянула в подернутое пеленой боли лицо друга, позвав его еще раз, но чуть громче. Веки Скайуокера дрогнули, и он открыл глаза. Несколько секунд часто моргая, Энакин пытался сфокусироваться на лице Асоки. — Привет, — слабо проговорил он, стараясь выдавить из себя подобие улыбки. — Привет, Скайуокер, — Асока опустила глаза. Ах, если бы она была немного внимательнее, немного усидчивее, то, возможно, сейчас Энакин не говорил бы с больничной койки. — Как дела? — Чувствую, как смерть подбирается ко мне и заглядывает мне в глаза по ночам! — наконец ухмыльнулся он. — Скажи мне, что с Падме? — Я вернулась с ее похорон. Они прошли два дня назад. Мне очень жаль, Энакин, — Асока опустила глаза. — Как это произошло? — голос Энакина дрогнул. Асока услышала тихое дребезжание за спиной. Подняв глаза, она увидела, как все предметы неровными дергающимися движениями поднимаются вверх. — Говори! — повысил голос Энакин, привстав на локтях. Его глаза на изуродованном ожогами лице загорелись золотым пламенем, а в голосе чувствовалась Сила. — Официальная причина — тяжелые роды. — А неофициальная? Предметы в комнате, кружась, начали парить под потолком. Раздался треск из-под потолка, и от разлетевшейся лампы посыпались искры. Асока перевела взгляд на Энакина. — Ее я не знаю. — А ребенок? Он выжил? — Нет. Мне очень жаль. Прости, я обещала тебе позаботиться о ней в тот день. Энакин ее уже не слушал. Он с силой сжал кулак, раздался шум сминаемого металла. Медицинский дроид прекратил свое существование. Юноша издал приглушенный вой и закрыл лицо руками. Вокруг него темной кляксой, заполняя все пространство, расползлась темная Сила.***
Асока лежала в кровати и смотрела в потолок, вспоминая трех падаванов, одного из которых она знала лично. Ребята сражались храбро и умерли достойно, но не за что. Пустые смерти, они не сделали того, к чему так стремились, не принесли ни малейшего вреда Империи, если не считать пореза на кожаном сапоге Асоки, даже не задевшим плоть. Бой был сложным и требовал постоянной концентрации. Тогда не было времени думать о правильности или неправильности своих поступков. Когда падаваны схватили световые мечи, а полиция открыла огонь, она думала лишь о точности удара, о верности защиты. Асока пыталась уснуть, но каждый раз, когда она закрывала глава появлялись дымчатые призраки с лицами убитых. Они кричали, обвиняли, ругали, а некоторые просто смотрели с немым укором.***
— Энакин, а кто тебя так? Свои? Чужие? — спросила Асока, разглядывая изуродованное огнем лицо друга. Они пришла навестить его в последний день перед своим отлетом в среднее кольцо. — Оби-Ван Кеноби, — безразлично проговорил Энакин и поморщился от боли. — Как любопытно… Энакин, скажи, прошу тебя, правду. Когда ты оставил меня с Падме, Оби-Ван приходил. Он сказал, что чистку в Храме устроил ты. Эта правда? — Уверена? — Энакин посмотрел с тоской на девушку. — Уверена, что хочешь это знать? — Да. Не хочу, чтобы между нами оставалась ложь. — Что ж. Да, Асока, это правда. Ты будешь меня ненавидеть, как и она? — Нет. Я давно уже решила, я не буду тебя ненавидеть. — Такие решения порой очень шатки. Асоке показалось, что он хотел сказать что-то еще, но Энакин замолчал. Недолгое время Асока еще сидела рядом с ним, а потом встала и ушла собираться в очередной полет.