С другими он грубый и холодный, со мной же заботливый и милый.

      Он казался до ужаса холодным. Его манера речи отталкивала, а внешний вид для многих казался странным. Он не был открыт к общению — сторонился его и не намеревался проявлять свою дружелюбность по отношению к другим. Некоторые парни хотели завязать с ним общение, пригласить в свою компанию, потому что им нравился его холодный, недружелюбный нрав. А он же только косился на тех, отрицательно поворачивая головой. Для всех он был странным: безразличное отношение к учёбе и грубое отношение к учителям, хотя в дневнике всегда красовался хороший балл — то на отлично, то на хорошо. На уроках слушал учителя и записывал тему в тетрадь, по настоящему стараясь вникнуть в тему. И на удивление всё всегда схватывал на лету. Учителя бесились, что им приходится ставить ему такую отметку, когда видят его внешний вид и не дружелюбность к классу. Некоторые пытаются уговорить его хотя бы начать общаться с остальными, не говоря о смене имиджа. Но тот только огрызался, который раз напрягаясь, когда учителя подзывали его к себе: — Кир, ну ты же способный мальчик, хорошо учишься и всё понимаешь, почему так к одноклассникам своим? — говорила ему очередной раз добрая преподавательница, перебирая собственные пальцы и всматриваясь то в журнал, то на Кира, пытаясь разглядеть его глаза через черно-красные волосы. — Это уже моё дело, а не ваше, — забирая дневник с учительского стола, он закидывает его себе в рюкзак и выходит с кабинета, ощущая на себе тяжелый, грустный, наполненный непониманием взгляд.       Как только выскочил из класса, он прикусывая свою нижнюю губу, оглядывается по сторонам, пока в голове только одно: «Хочу к нему». Все взгляды вокруг него чужие, неприятные, Кир хочет побыстрее исчезнуть отсюда, но как назло ещё два урока. Слегка смахивая одну сторону волос в бок, он поворачивается направо к лестнице, чтобы подняться на другой этаж. Очень хочется спать, кофе, которое он взял ещё утром совсем не помогло, однако оставшиеся предметы не требуют много сил, на них он обычно просто сидит в телефоне. Хочется чтобы это время прошло быстрее и его никто не трогал, только ему назло, он видит боковым зрением компанию парней, та самая, которая забирает кучу нервов и сил на всего минутный разговор. — Эй, Кир, тебя ж так? — звучит оттуда голос и его обладатель вышел вперёд, неловко переступая с ноги на ногу. — Что? — Ты подумал? — Я сразу сказал «нет», даже не начинай, — сжимая лямку рюкзака посильнее, Кир направляется дальше, не желая слушать дополнительные вопросы, пока не слышит это: — Где Акума? — А нахуя тебе он? — вопросы об Акуме невольно заставили остановиться на месте. Кир уже догадывается причину этого вопроса, что заставляет чувствовать негодование по этому поводу. Акума трепетная тема, что и принудило его всё-таки развернуться и подойти к ним. — Он постоянно вертится вокруг тебя, ты из-за него не хочешь к нам? Мы ж раньше… — Даже не упоминай его в этой теме, — уже тише сказал Кир, смотря на тех немного сверху вниз из-за разницы в росте. — Какого хера ты возишься с ним? Он единственный чел, которого ты подпускаешь к себе? — На душевные темы перейти хочешь? — Нет, но чувак это странно. Не подумай, но он постоянно бегает за тобой, он тебя хоть не раздражает? — последние слова вышли с некоторой резкостью. — Ещё одно подобное слово услышу в его адрес, — Кир подошёл ближе, делая свой голос всё тише и заставляя того парня вжаться в стену, — ты помнишь, что было в прошлый раз. — На этом Кир отстранился, смотря на того напоследок, и наконец развернулся, направляясь в нужный кабинет под звук звонка на урок.       Кир пытался сбавить раздражение, которое лишь нарастало, а громкий звон только сильнее выводил из себя. Злость за те все слова, которые сказал тот парень с его параллели требовала выйти и как минимум ударить того. Кулак уже сжимался, мышцы напрягались, а пальцы хрустели, но Кир сдержал себя. Поднимал руку поэтому поводу он не единожды, слушая тихий шёпот Акумы о том, что не нужно, а после и громкий крик старших, которые уже вызывали родителей. Поднимаясь по лестнице вместе с другими школьниками, которые спешили в свой кабинет, Кир всё больше углублялся в мысли об этой ситуации. Он не понимал причину такой настойчивости в том, что они хотели видеть его у себя в компании, так же, как какого хрена они сфокусировали внимание на Акуме, думая, что отказы идут из-за его присутствия. Те парни его просто вымораживали своим поведением и почему-то чересчур добрым отношением к нему.       Отказы с его стороны были ещё до его общения с Акумой, а как только они начали общаться, ответы просто стали уверенней. Не хотелось быть связанным хоть как-то с ними, ему нравилось роль одиночества в его классе и то, что никто не обращает на него внимания. Каких-либо проблем он никому не доставлял, очень редко общался с одноклассниками и в основном был с ними грубым. Акума первый, кто так настойчиво желал сблизиться с Киром, те парни и то больше сторонились его, даже если предложения поступали регулярно. Он видел, как некоторые одноклассники подходили к Акуме спрашивая, зачем он пытается сблизиться с ним. Акума общительный парень и мог завязать общение со всеми, и даже по сей день мог общаться с другими без какой либо проблемы. Только всё равно выбирал компанию Кира. И сам он, почему-то не хотел отталкивать этого парня от себя. Его дружелюбность не отталкивала, она была умело смешанная с чувством такта и банальным уважением. Общение было интересным, много похожих тем и даже внешний вид и стиль в одежде, который их объединял. — Серёж, — обратился Кир к Акуме. — Да? — Почему ты так общаться со мной хочешь? — ненароком поинтересовался Кир на самостоятельной по физике, одновременно всматриваясь в задание, и на Серёжу, который лежал на парте глядя на того в ответ. — А чё нельзя? — Ну можно, просто интересно почему я. — Понравился ты мне. — В каком смысле? — полностью убирая своё внимание с задачи, Кир переместил удивленный взгляд карих глаз на зелёные смотрящие в ответ, только не с таким удивлением. — Ну есть в тебе что-то магнитное, сразу общаться с тобой хочется. Я удивлён чё ты меня нахуй не послал, когда я только подошёл, — намёком Акума задал ответный вопрос, засматриваясь на пальцы перебирающие листок с двумя вариантами: первым и вторым, и Кир сейчас должен решить сразу два. — Понравился ты мне, — улыбаясь ответил Кир, беря в руки дополнительный листок в клетку, куда он запишет ответы на вариант Серёжи, которые после тот перепишет на свой листик. — Мы признались друг другу в любви? — Типа того.       Они даже не догадывались, что в их словах к друг другу есть часть правды. Кир выдавливая из себя улыбку, начинал догадываться, что к этому парню его не просто так тянуло, и что тёплые чувства, которые охватывают его при виде Серёжи и его общении с ним, не дружеские, а верно начинают перерастать во что-то более трепетное и яркое. Признавать это было тяжело и не хотелось. Не верилось, что он способен к влюблённости к парню, а наблюдать как реакция на Акуму с каждым днём становится всё чувствительней, что руки так и тянутся прикоснуться хотя бы случайно, приводило в удивление. Кир пытался это скрывать, не показывать за своей холодностью и всегда безразличным взглядом, который редко мог взглянуть хотя бы на кого-то, но это было слишком трудно.       Встречи взглядами с Серёжей было до приятных мурашек, а из-за нахлынувшего смущения хочется увести взгляд. Только увести его крайне трудно, он сам перемещается на Акуму, когда тот не видит, и начинает осматривать его. Чёрные крашенные волосы, которые растрёпанные и требовались в расчёске — нелепо лежат на лице, мешая взгляду всматриваться в окно. Зелёные глаза полуоткрытые, намереваются закрыться полностью, а уже под этим действием рука, которая придерживает его подбородок — упадёт на парту и виском Серёжа метко упадёт на локоть. А дальше и сон волной накроет, что не сможет противиться и заснёт на мгновение, пока Кир не ударит легонько в бок, провоцируя страх щекотки, чтобы отдать лист с ответами. Да и чтобы учительница не накричала, заметив что чёрная макушка лежит себе спокойно и ничего не делает. — Спасибо, бро, за ответы, — говорит Серёжа, как только урок закончился и они начали складывать вещи в рюкзаки. — Да ладно, — отмахнулся Кир, скрывая свою улыбку. Помогать ему наоборот хотелось и было совершено не трудно. — Давай я тебя булочкой угощу за это? Или что ты в столовке хочешь? — совершенно невинным взглядом Акума глядел на Кира, наблюдая за его взглядом меняющимся в удивление. — Ну давай, — а тот и не против, потому что живот начинает настойчиво указывать на физический голод, который скоро не будет давать думать ни о чем, кроме него.       Серёжа никогда не мог открыться в душевном плане. Страх цеплял нитки закрытости, из-за чего искренним быть у него не выходило. Язык не мог повернуться рассказать про себя что-то личное, серьёзное, поэтому окружающие не могли составить полную картину о нём. С ним общались, но в один момент он мог самостоятельно отстранится от всех не желая заводить разговор. К тем кто подойдёт, что-то спрашивая: просто отмахнётся натягивая улыбку и вновь уткнётся в телефон. И только когда Кир садился за парту на своё место, поинтересуется ненавязчиво о том, что случилось, то сможет рассказать причину своего грустного настроения. Он сам не мог понять, почему так хочется рассказать ему правду, а не отмахнуться как со всеми остальными. Возможно он видит искренность в вопросе Кира, который наклонит голову в бок и в слушается в спутанные слова Акумы, который будет пытаться построить речь и внятно рассказать, пытаясь не бояться.       С тех пор, как они с Киром сдружились, Серёжа отстранился от общения с остальными. Разговоры, шутки, теперь были адресованы одному человеку, который же в ответ только с ним смеялся и был открыт в общении. Из-за него появилось желание приходить в школу и не идти домой, мигом засыпая как только голова прикоснётся к подушке. А пойти прогуляться, ещё немного проведя время вместе. Видя как Кир погружается в учёбу, и Серёжа принимает несчастные попытки понять слова учителя, но к сожалению, всегда это было провальным решением. Кир пытался объяснять самостоятельно, но каждый раз убеждался, что если и учить Серёжу, то с самого нуля.       На прогулках за школой, для друг друга они открывались с новой, неизведанной стороны. Эта сторона была закрыта для всех, её не имел права видеть никто кроме их самих, которые и сами не до конца могли разобраться в ней. Друг другу они понемногу открывали эту часть себя. Со страхом давая понимать свои душевные тонкости лучше, и одинаково боясь, что эту нежную грань кто-то возьмёт слишком резко оставляя ожоги и царапины, если не вовсе безжалостно разорвёт, не думая о чувствах. Но оба, хоть и не говоря на прямую, но не могли воспользоваться такой открытостью, делая больно. Потому что этим шагом друг от друга они дорожили, охраняя эти уязвимые части и подходя к ним бережно, боясь сделать лишнего шага.       Каждый открывался по разному, для каждого свои темы были кропотливыми и чувствительными, к которым подходить нужно было особо бережно. Серёжа всегда внимательно слушал Кира, когда тот рассказывал эпизод собственной жизни, который был важным и оставил весомый след. Ему всегда хотелось проявить особую заботу, не просто дружескую в том, чтобы поддержать, выслушать и наконец дать совет, а показать это тактильностью: обнять, погладить и возможно даже поцеловать. Это желание Серёжа всегда отгонял от себя, понимая, что для друзей это не нормально. Пытался не задумываться об этом желании, которое постепенно начинало быть навязчивым и посещало его при каждой встрече. Как только в его поле зрения попадался Кир, к нему хотелось подойти и обнять. Но этого сделать не мог по связке очевидных причин, поэтому приходилось обходиться обыденным «Привет», которое хотело вмещать себе намного больше смысла, чем вмещало на деле.       Кир сразу всё понял в себе, когда стал испытывать что-то неясное и непонятное к Серёже. Это «Неясное» и «Непонятное» называлось «Влюблённостью», которая накрывала постепенно, но сильно. Как только Кир шел в кабинет и видел уже за своим соседним местом эту лохматую чёрную макушку, то сердце ускоряло свой пульс и смущение подбегало к щекам. Красноту нужно было быстро скрыть, но чаще всего это сделать не выходило и он пользовался отмазкой: «Что-то плохо мне сегодня». Серёжа всегда обеспокоенно интересовался, что случилось, и начинал говорить о полезности правильного сна, хотя сам кое-как поспал час и весь сонный ввалился в школу. Это только заставляло улыбнуться того, а внутри себя он задумывался, сможет ли он признаться в собственных чувствах Серёже, с пушистыми, чёрными волосами, запах которых так и хотелось вдохнуть, однако позволить себе он этого не может.       Ведь для всех он грубый и холодный, не способен на проявление эмоций. С ним трудно завести диалог, он не идёт на контакт и всегда старается оставаться в стороне. Кир только смотрит на всё со стороны и анализирует про себя, часто окидывая всех осуждающим взглядом. Сидит за своей партой облокотившись о спинку и задумался о чём-то, что не понять никому. Наверное, никому. Некоторые пытались проявить попытки, чтобы сдружиться и найти контакт с ним, однако он это игнорировал, грубо обрывая попытки, после чего даже не обращая на того внимания. После этого с ним мало кто пытался взаимодействовать, а попытки к контакту сократились к нулю. Для Кира это было в радость, он не был из общительных людей, которым так не хватает общения.       Он курил и часто выходил на перекуры во время перемен. Это нужно было делать аккуратно, дабы не заметили учителя, и пару раз он попадался. Бороться с ним мало кто пытался, потому что понимали, что это бесполезно, поэтому некоторые останавливали и говорили идти обратно в кабинет, а некоторые кивали тому, со словами, чтобы его не заметили, и уходили побыстрее. Им он был благодарен и всегда говорил короткое «Спасибо». На курение всем было без разницы, однако были особи с его класса, которые в наглую сдавали это учителям. До завуча и директора это не доходило, а реакция учителей была разной. Кто-то осуждающе смотрел на него, кто-то пытался забрать сигареты, а кому-то не особо хотелось вариться в этом, на что тот спокойно говорил человеку, который рассказал это: «Садись за своё место».       Его родители знали, что он курит, только вот поделать ничего не могли. Всякое количество раз пытались забрать сигареты, говорить о том, как это плохо и вредит его здоровью, но результата не было. Они видели как их сын закрывается от них всё больше и не желает делиться собственной жизнью, что был некоторый страх, нарушить эту грань ещё больше. Попытки унять у Кира эту зависимость прекратились, но слова об вредности этого дыма, который оседает в его лёгких мешая вздохнуть свежего воздуха, продолжались. Кир не был груб к родителям, единственное, что он правда был закрыт. Не был уверен, что его проблемы воспримут правильно, что его внутренние переживания будут одобрены и возможно даже он получит совет, к которому в будущем решит: воспользоваться или нет. А страх, что его не примут и осудят оказался сильнее, что закрыться ему пришлось ото всех, не позволяя себе открыть душу хотя бы на минуту, чтобы собеседник понял внутренние терзания. Это делать было опасно, как для его уже нынешней репутации, так и для самого себя, если ему сделают больно.       Только вот сделал он исключение, с огромным страхом, но исключение адресованное Серёже, который смог чуточку лучше разобраться в Кире. И это «чуточку лучше» развивалось и он мог лицезреть то, как Кир открыт с ним и готов рассказывать про себя всё то, что тот спросит. Серёжу это радовало и очень сильно, ведь видеть как человек, который тебе приятен, которого ты любишь открывается — было безумно приятно. Он обещал беречь это, быть с этим аккуратным, на что Кир в ответ улыбался и говорил тихое «Спасибо». А Серёжу это спасибо так радовало, что он хотел раскрепоститься на более близкие действия для них обоих, только снова же, как только он хотел заключить Кира в объятия, его останавливал внутренний трезвый голос, всё твердящий о том, что делать это рисковано. Однако голос любви и чувств, то и дело желал все тайные желания и мечты осуществить наяву и начать с робких, невинных объятий.       А первым на такой шаг в виде объятий пошёл именно Кир, под влиянием эмоций и слёз обнял Серёжу уткнувшись в плечо. Серёжа не ожидал этого, он не понимал, как ему стоит реагировать и что делать. Кир не тот человек, от которого ожидаешь слёз и резких объятий, чтобы успокоиться и получить поддержку. А возможно наоборот поблагодарить того, за всю поддержку и слова, которые он ему даёт именно в объятиях, включить туда всю свою благодарность вместе с теплом и нежностью. И даже любовью, которая закрытая внутри его сердца пытается выцарапать себе путь на свободу. Но тем временем Серёжа всё-таки решается и заключает того в объятия в ответ. Сейчас они сидят у Кира дома, комната закрыта на замок, а при входе в квартиру он видел на себе удивлённый взгляд родителей и слова Киру, что они рады, что он смог завести себе друга. Кир на его руках чуть ли не задыхается от слёз, умоляя понять и простить за такой поток эмоций, но Серёжа не может понять единственного, почему он извиняется? Эмоции это нормально и их нужно выпускать, а смотря на Кира, он это делать точно не любит. В принципе, как и сам Серёжа. — Почему ты извиняешься? — спросил Акума, обнимая того только сильнее, не замечая, как собственная рука начала поглаживать того по спине. — Не по мужски как-то, да и я не думал, — заикаясь от слёз, Кир пытался связать предложение, — что эта тема вызывает у меня такие эмоции. Бля, бро, прости. — Не извиняйся, всё хорошо, — Серёжа словил себя на мысли, что хочет поцеловать того в его цветные волосы, но вовремя себя сдержал, обнимая сильнее и говоря шёпотом успокаивающие фразы: — Всё хорошо, бро. Родители могут много хуйни сотворить не думая, и твоя обида на них вполне понятна. Не думай, что плакать то не для мужиков, это не так, но по крайней мере, при мне, ты можешь плакать не стыдясь этого. Сейчас мы разговорились, ты начал вспоминать много хуйни, складывать её пазлом к другим воспоминаниям, в которых входила твоя обида, болезненная тема. Ты наоборот молодец, что выпускаешь слёзы, чтобы в дальнейшем тебя всё это не так сильно мучило.       Руки Кира обвивали шею Серёжи. Его чёрный лонгслив был пропитан запахом духов, который сейчас Серёже доводилось ощущать полностью. Тихие всхлипы моментами становились неистово громкими, а потом затихали, будто бы давали передышку к новой волне ярких эмоций, которые долгое время просились наружу. Его было жаль, тема которая зашла за родителей, потому что Серёжа был впервые дома у Кира, когда дома были родители, вывела на такую кучу эмоций. Воспоминания о детстве, обиды, которые проросли корнями, всё это привело к этому. Кир немного навалился на Серёжу, всё сильнее обнимая за шею, утыкаясь носом в плечо и выпуская все слёзы на его худи. Акума не был против, обнимая за талию, он притянул того ближе, чтобы тот сел удобнее, ведь видит довольно неудобную позу. Немножко перестарался, тот лёг на того, боком забираясь на колени. Момент неловкий и очень смущает, на что Серёжа моментально краснеет, уже жалея тому, что сделал. Кир удивился и голову поднял на того, удивлёнными, заплаканными глазами осматривая красное лицо. У самого такое же, но только от слёз, а у того на первый взгляд просто так. — Ты хули красный такой? — всё таким же дрожащим голосом и резкими хватаниями воздуха в свои лёгкие, которого казалось, что не хватает, Кир наконец-то улыбнулся, хоть и совсем немного, но улыбнулся, начиная успокаиваться. — Прости, я просто обнял тебя так, это наверное пиздец странно, я извиняюсь. — А красный чего? — Да неловко просто, — а он, кажется, краснеть начал только сильнее, потому что заметил как улыбка на лице Кира стала больше. — А лежать на тебе удобно, знаешь, — смеясь, он провёл ладонью по своим щекам, стирая мокрые дорожки, а потом вновь перевёл свой взгляд на Акуму, осматривая черты лица вблизи.       Сейчас они были слишком близко к друг другу, и смущало это обоих до ужаса. Кир отлично прикрылся краснотой от слёз, а Серёже смущение скрыть хотя бы на мгновение не выходило. Ему нравилось то, как Кир так близко к нему и не хочет уходить. Отпускать его не хочется, даже наоборот, прижать ещё ближе, ведь этой близости ему не хватает слишком сильно. Руки Кира на его шее до сих пор приносят необычные, неистово приятные ощущение показывающие тепло и доверие, и даже больше — чувства. Кир это уже готов раскрыть, дать подтверждение словами и поцелуем. А Серёже трудно в это поверить, трудно, что его влюблённость, которую ему так сложно и тяжело показать из-за страха, что его отвергнут, может оказаться взаимной.       Однако не у одного него, страх быть отвергнутым. Кир готов уже сорваться и наконец признаться, осознавая, что если это окажется невзаимным, его поток слёз продолжиться в одиночестве. Но как ни крути, они замечают в друг друге намёки взаимных чувств, только откидывают их, боясь, что они себе надумали и наяву всё обернётся противоположным образом. Руки начинают дрожать, когда мысли о признании становятся навязчивыми и не планируют отпускать ни на секунду. Кир неосознанно, дабы отвлечься прикусывает свою губу, а взгляд забегал. Пытается сфокусировать его на одном месте, но фокусируется он только на лице Серёжи, который ничего не понимает, но становится краснее, кажется, только больше, и этому нет предела.       Сильнее обнимая его за шею, Кир до сих пор не может быть уверенным, что нужно это делать. Но с каждым шагом пути назад нет. Серёжу самого начинает охватывать страх, все его действия слишком смущающие, а он даже пошевелиться не может, вернее боится сделать что-то не так. Кир отпуская Акуму со своих объятий, наконец поднимается с его рук и садиться рядом, потирая свои глаза от оставшихся слёз. Глядит на Серёжу, краснота с его лица начинала спадать, но слова связать оба не могут. Момент неловкий, Серёжа не зная, что говорить, хотел поинтересоваться самочувствием, но его прерывают тем, что за ладонь взяли и начали слегка сжимать её. Взгляд Кир опустил вниз и ему было страшно поднимать его. Кажется, настал тот самый момент, чтобы рассказать. — Ты чего? — непонимающе спросил Серёжа, смотря то на руку, то на Кира. — Серёж, блять, — он не знал, как это сказать более аккуратно. — Прости за эту хуйню, опять же. — Я ж сказал, что всё в порядке, Кир. — Но есть ещё одна хуйня, за которую я не знаю, простишь ли ты меня.       Глаза у Серёжи округлились, а сердце скорее всего вовсе остановило свой пульс. Было страшно, но одновременно он вообще не понимал, что случилось и за что он должен извинять его. Кир решился через некоторое время поднять на него взгляд, и уводить его вовсе не хотелось, только страх и переживания принуждали отвернуться, чтобы сосредоточиться и не сбиваться под таким внимательным взглядом. Хотя Акуму самого смущает смотреть в его глаза, и наверное можно сказать, что его смущают совершенно все действия связанные с Киром. Сжимая ладонь Серёжи чуть сильнее, Кир вдохнул воздуха и на выдохе произнёс: — Я тебя люблю, — смотрел прямо на него, наблюдая как глаза напротив становились всё шире с каждой секундой, — не как друга, как парня, — а после этого не выдержал и увёл свой взгляд вниз, под страхом, что его сейчас отвергнут.       А Акума молчит не зная, как реагировать. Киру хочеться, чтобы тот не тянул и побыстрее ответил, но тот дар речи потерял от шока и растерянности от неожиданности этих слов. Смотрит на руку, которую тот продолжает сжимать, и на самого Кира, который взглядом бегает по одеялу, его ногам и своим, только не поднимая голову на него. Радость начала приходить резко, и она требовала выйти наружу. И сейчас это не обязательно скрывать, не обязательно останавливать себя из-за страха невзаимности, из-за страха, что тот не поймёт такое внимание в свой адрес. Как только Кир решился поднять свою голову на Серёжу, ладонь с его хватки вынимают и его резко обнимают за шею, так же как обнимал Кир. В моменте целует в щёку, и так сильно и резко обнимает, что Кир не удержался, ведь его буквально повалили назад на матрас.       Не сразу понял, что произошло, но когда понимание начинало приходить, он ничего не говоря обнял в ответ за талию, вновь утыкаясь тому в ключицу, которая стала видна из-под широкого горла футболки. Тревога начинала спадать и постепенно приходило спокойствие. От понимания, что Серёжа сейчас рядом и так близко к нему, становится тепло и приятно, что хочется прижать его к себе сильнее, даже если тот и так лежит на нём, не думая вставать. Кир смотрит то на потолок, то боковым зрением на Акуму, который выпускает горячее дыхание на его шею, явно наслаждаясь запахом духов, который сейчас можно было вдохнуть сильнее. А он был очень приятным и так подходил тому, что отрываться совсем не хотелось. Поглаживая Серёжу по спине, руки в наглую полезли под черно-белый лонгслив, лёгкими поглаживаниями проходясь вдоль талии наверх. Добавляя ногти, он слегка царапал того, делая это совсем не больно, а наоборот же, очень приятно. Тот томно вздохнул, пытаясь подняться. — Это запрещённый приём. — Тебе нравится? — Угу, — раскраснелся он, но Кир не увидел, а скорее почувствовал. — Я запомню. — Я тебя тоже люблю, — через некоторое время добавил Акума, всё-таки отвечая на признание Кира, ответ на который он показал в действиях, а теперь и в словах.

***

      Казалось Кир расцвел, стал более нежным, только это мог лицезреть исключительно Акума. Для остальных он всё такой же непробиваемо холодный и грубый, со странной внешностью и странным характером. Однако для Акумы всё в точности наоборот. Внешность слишком притягательная и приятная, так и хочется любоваться им вблизи или всматриваться в фотографии. В голос хочется вслушиваться всё больше, а характер настолько нежный, совершенно отличается от того, который он показывает социуму. Его объятия самые теплые на свете, от них вырабатывается привычка и желания находиться в них растёт с каждым днём. Поцелуи робкие, но настойчивые, которые показывают страсть и желание. Серёжа смущаясь до предела отвечает, цепляясь за его губу и даже немного прикусывая, чтобы Кир не отодвигался, а продолжал.       Сейчас Киру очень хочется быть рядом с Серёжей, пока тот болеет и лежит послушно под одеялом с градусником и ждёт, когда закончатся уроки. Не удалось тому и сегодня пропустить занятия, пришлось идти, и теперь ожидает, когда они наконец закончатся. Он уже сидит на последнем уроке, осталось несчастных 10 минут и он сможет уйти отсюда побыстрее к Акуме.       А Серёжа никогда в жизни не смог бы поверить, что Кир окажется таким заботливым и милым. Совершенно другим, каким он показывает себя остальным. Но и про себя Акума сможет сказать, что только его смущается, только его хочет целовать, и только с ним ему комфортно, и он может открыться полностью. С ним он и выздоровеет быстрее после того, как умудрился подхватить вирус, когда гулял на улице и лежал в снегу, делая ангела. Тогда было весело и совершенно не холодно, а сейчас морозит и температура только только начинает спадать. Смотрит на время, его клонит в сон, родители уже ушли на работу и вернутся только вечером, а сейчас ему остаётся дождаться Кира. От ожидания и сон на немного уходит, но прекрасно понимает, что когда Кир придёт, он может заснуть случайно, пока будет лежать рядом в попытках согреться.       Тягостные 10 минут на уроке проходят и Кир уже поднимается к Серёже на лифте. Ищет его квартиру и звонит в звонок, дожидаясь когда ему откроют. Слышит тяжелые шаги, а как только дверь открывается, видит Серёжу, который трясется от того, что его морозит. Изначально Акума был против, чтобы тот приходил, потому что боялся заразить, но Кир был настойчив, а желание быть рядом у самого было сильным, что долго быть против он не смог, поэтому согласился, хоть и переживая, но одновременно радуясь, что он будет рядом с ним. Кир пришёл с мандаринами, о которых тот так сильно просил, когда они переписывались на уроках в моменты когда Серёжа просыпался. Пропуская его в квартиру и вешая его куртку на вешалку под слова о том, чтобы он быстрее шёл под одеяло, Серёжа уже думал не о том как ему сейчас холодно, а о Кире, который сам наверняка замёрз с улицы, и о мандаринах. Сладкий чай с мандаринами возможно не самая лучшая идея, ведь они станут кислыми, но сейчас было без разницы. Идя на кухню, он поставил чайник и стал доставать чашки. — Может я сам сейчас всё сделаю, а ты пойдёшь греться? У тебя какая температура? — Я не мерял, да и ладно, ща нам чай сделаю и ко мне в комнату пойдём. Всё нормально, не волнуйся так.