Что значит быть счастливым

На улице стояла отвратительная погода. Небо с самого утра было затянуто тяжёлыми грозовыми тучами, сквозь которые едва ли пробивались тоненькие солнечные лучи, ветер раскачивал уже голые деревья, гонял по дороге пожухлую листву и пробирался под ворот куртки, неприятно обжигая кожу. Настроение у Беннетта было под стать: хотелось не то разреветься, не то закричать во всю глотку от безысходности. Сегодняшний день не задался ещё с первых секунд после пробуждения. Сначала он попал под утренний дождь, из-за чего до нитки вымок и теперь часто чихал, потом сцепился с бездомной собакой за место, где мог бы передохнуть, теперь, вот, у него отобрали последнюю еду. Просто избили все и толпой, вырвали прямо из рук честно добытую из мусорки просрочку и оставили лежать на холодной земле, прямо в грязи. Такое, на самом деле, для него не редкость: он почти каждый день сталкивался с подобным, но сегодня у него просто не выдержали нервы. Он слишком устал, продрог и хотел есть. Однако сил ни на то, чтобы расплакаться, ни на то, чтобы громко и отчаянно закричать, у него тоже не осталось, и потому всё, что он смог сделать, когда обидчики ушли, — это крепко зажмурится и вцепиться в волосы. — Ненавижу… — прохрипел в пустоту Беннетт. — Как же я, блять, всё это ненавижу… Будьте вы все прокляты… Он бормотал ещё множество оскорблений и проклятий, направленных в никуда, но ответом ему каждый раз служил лишь ветер, завывающий где-то рядом. Ни одна живая душа не слышала, да и не хотела его услышать. Всем было наплевать. И на него, и на его проблемы, вообще на всё. Всех волновало только собственное благополучие, а до того, что там у других происходит, им и дело не было. И оттого на душе у Беннетта становилось по-особенному отвратительно. Он прожил на свете тринадцать лет, и за всё это время так и не смог понять, почему люди настолько жестоки и бесчувственны по отношению друг к другу. Ему раньше казалось, что, наоборот, они должны друг другу помогать, ведь этому его всегда учили мама и папа, пока ещё были живы. Однако, оказавшись на улице, один на один с жестокой реальностью, он осознал, что ошибался. Именно здесь он усвоил одну простую истину: полагаться абсолютно всегда нужно только на себя самого. Собственно, именно поэтому он предпочитал бродяжничать в одиночестве, а не прибиваться к группе других таких же беспризорных детей. И по той же причине он сейчас валялся в грязи, весь побитый и голодный. Когда силы ругаться на несправедливость мира закончились совсем, Беннетт замолк и обмяк на земле. Отпустил волосы, в которые до этого крепко вцепился, запрокинул голову назад. Сделал глубокий вдох, затем выдохнул, опять вдохнул, и вновь выдохнул. Полежал так немного, выждал, когда боль во всём теле поутихнет, и наконец приподнялся на локтях. Приоткрыл глаза, осмотрелся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости кого. На его счастье, в переулке он находился совершенно один. Поняв это, он с облегчением выдохнул и полностью поднялся с земли. Как мог отряхнул куртку, закутался в неё потеплее. Конечности по-прежнему болели и плохо слушались, однако, несмотря на это, он всё же побрёл прочь от этого места. Он не знал, куда идти, просто шёл в прямом направлении. Как и всегда. Пока он бесцельно брёл по серой улочке, мимо него проходило множество людей, но никто из них так и не обратил на него внимания. Никто не подошёл, не спросил, всё ли с ним в порядке и не предложил помощь. Каждый, абсолютно каждый человек просто игнорировал его существование, очевидно, отдавая приоритет своим собственным проблемам. Беннетт, впрочем, и не надеялся на благосклонность с их стороны. Он уже привык. Привык к тому, что всем наплевать на него, привык справляться с трудностями сам, как умел. Да и знал он, что за так называемую помощь ему потом придётся платить, а потому даже радовался, что никто и ничего ему не предлагал. Так Беннетт продолжал идти ещё какое-то время. Одна улица сменялась другой, людей постепенно становилось всё меньше. Ветер неприятно царапал кожу, пробираясь под одежду, тело по-прежнему изнывало от боли, пускай теперь уже и не так сильно. Колени часто подкашивались, так и норовя уронить его обратно на землю, перед глазами периодически всё расплывалось, и Беннетту приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы не свалиться с ног. Голод и утренний дождь тоже давали о себе знать: его уже начинало знобить, а желудок отчаянно требовал пищи. Однако, несмотря на всё это, Беннетт не прекращал идти. Остатками угасающего разума он понимал, что останавливаться нельзя, а потому упорно шёл вперёд, невзирая ни на боль, ни на холод, ни на голод. Шёл он так до тех пор, пока силы окончательно не покинули его и он не рухнул на холодную и сырую после дождя землю. Тогда он тихо выругался, попытался подняться снова, однако у него не вышло. Вместо этого он только опять шмякнулся обратно, при этом больно ударившись плечом. Вновь тихо выругавшись, он отчаянно вздохнул и из последних сил перевернулся на спину. Закрыл глаза, расставил руки и ноги в разные стороны. «Ну всё, видимо тут и сдохну, как собака», — пронеслось в голове, и он горько усмехнулся собственным мыслям. — Эй, ты в порядке? Когда Беннетт услышал этот голос, то подумал, что у него уже начались галлюцинации от голода и болезни, а потому ничего не ответил. Однако, как ни странно, его позвали вновь. — Эй, я к тебе обращаюсь. Ты живой вообще, нет? Тогда-то до него и дошло, что всё происходит взаправду, и он наконец медленно поднял голову к обладателю голоса. Благо, картинка перед глазами была более-менее отчётливой, так что он смог хорошо его рассмотреть. Им оказался невысокий рыжеволосый мальчишка, на несколько лет младше него самого, Беннетта. Он стоял совсем рядом, склонившись над ним, и внимательно разглядывал его лицо. Когда же мальчишка заметил, что он наконец начал подавать признаки жизни, то с облегчением выдохнул, и беспокойство в его необыкновенно красных глазах на долю секунды сменилось радостью. Однако потом он нахмурился и присел перед ним на корточки. Порылся немного в кармане куртки, выудил оттуда небольшой кусок хлеба и протянул ему. — На вот, возьми и поешь. Наверняка ведь голодный, — сказал он. — У меня ничего нет, — только негромко прохрипел Беннетт. Есть хотелось неимоверно, однако, наученный горьким опытом, он не спешил принимать помощь от чужого человека. На долю секунды на лице незнакомца отразилось искреннее удивление, однако потом он хмыкнул и настойчиво вложил кусок хлеба ему в руку. — Бери, говорю. Явно же есть хочешь. — Но у меня правда ничего нет… — А мне ничего от тебя и не надо, — незнакомец вновь хмыкнул. — Ну вот какой мне от тебя прок? Тебя ведь даже вскрыть нельзя, — он окинул его оценивающим взглядом с головы до ног и скрестил руки на груди. — Но тогда зачем тебе мне помогать? — теперь настала уже очередь Беннетта удивляться. Ему с трудом верилось, что кто-то в этом мире решил помочь ему просто так, а не из собственной выгоды. Он настолько был поражён, что даже не обратил внимания на его последнюю фразу. — Захотелось мне так, вот и всё, — мальчик повёл плечом и наконец выпрямился. В этот момент ветер слегка развевал его рыжие волосы, и Беннетту невольно подумалось, что он похож на солнце. — Тем более, дядя всегда учил меня, что нужно помогать нуждающимся. А ты выглядел именно как человек, которому нужна помощь. Беннетт уже было раскрыл рот, чтобы сказать что-то ещё, однако не успел: мальчика кто-то окликнул, и тот убежал, даже не попрощавшись. Подбежав к высокому мужчине, одетому в длинный зелёный плащ, он взял его за руку, и они вместе пошли дальше по улице. Когда они окончательно скрылись из его поля зрения, Беннетт прикусил губу и опустил взгляд на кусок хлеба, всё ещё лежавший у него в ладони. Несколько секунд он разглядывал его, а потом медленно поднёс к лицу и откусил немного. Хлеб оказался невероятно вкусным и мягким, видимо, его приготовили сегодня с утра. Беннетту понравился, и потому он откусил ещё немного, а потом ещё, и ещё, и ещё. А пока он ел, то размышлял о том странном мальчишке. Тогда он даже не знал, что это была их далеко не последняя встреча.