Менталитет краба

      Пробуждение оказалось странным. Так случается, когда, например, в баре зависал всю ночь, прикемарил на пару часов дома и очнулся утром как ни в чём не бывало, свежим огурцом, хотя по всем постулатам физики и законам подлости должен ещё трупом проваляться как минимум до вечера. Вроде и чувствуешь в себе силы и бодрость, но вместе с тем понимаешь, что это ощущение обманчиво, иллюзия развеется ещё раньше, чем ты успеешь в неё как следует поверить.       Потерев ладонями лицо, Руслан сел на постели и проморгался. Баженова рядом уже не обнаружилось. Немудрено: на экране телефона, который Усачев схватил первым делом, высвечивалось девять двадцать утра, а сам он проспал гораздо дольше, чем планировал. Внутри ощущалась лёгкость, казалось, он сейчас весь мир в состоянии озарить своим внутренним светом, но, как только Руслан спустил ноги на пол и попытался перенести на них вес всего тела, он понял, насколько был самоуверен в своих преждевременных выводах.       Внизу раздавались обрывки разговоров. Судя по всему, вернулась Катя — мысль об этом придала Усачеву решимости, и он, встав с дивана, вышел из комнаты, рассчитав всё в точности так, чтобы столкнуться нос к носу с Клэп на первом этаже в гостиной и краем глаза заметить спину выходящего во двор Баженова.       Катя окинула Руслана оценивающим взглядом с головы до ног, удивлённо приподняв бровь. Сам Усачев, впрочем, тоже не отставал, жадно рассмотрев её и отметив про себя, что вживую она выглядит намного симпатичнее и интереснее, чем на обезображенных фильтрами фотках в соцсетях. От Клэп Руслан давным-давно уже отписался, но в том, чтобы перестать периодически заходить на её аккаунт, не сумел себя перебороть — пусть это и было его маленькой тайной. Усачев даже Киру не признавался, на редкие его тактичные вопросы с вызовом отвечая, что нахрен ему не сдались ни Баженов, ни эта лживая вертихвостка. Тот хмыкал, делая вид, что верит, а Руслан делал вид, что верил в его веру, — на подобном лицемерии строится любая, даже самая крепкая, дружба.       — Необычно, — с улыбкой прокомментировала происходящее Катя.       Ещё бы, не каждый день застаёшь своего парня с бывшим. Ситуация, стоящая анекдота, вот только реакция вдобавок и его бывшей, к досаде Усачева, оказалась более чем адекватная. Он рассчитывал на маленькую месть и головомойку для обоих.       — Необычно — это твоя «графитовая эра», — злясь на то, что его поставили в столь неловкое положение, в тон ответил Руслан, ещё раз демонстративно обласкав Трофимову глазами. — А мы с Женей всего лишь спали вместе — ничего необычного.       Усачев и сам не знал, зачем язвит, учитывая, что его жалкие потуги в иронию даже не будут оценены по достоинству. Тем более, серый Кате невероятно шёл, длинное строгое пальто и аккуратные, стильные очки придавали ей серьёзности, в отличие от ставших уже привычными яркой одежды и броского макияжа, из-за чего воспринимать её на равных долгое время не получалось. Сейчас сатисфакция не удалась, да и новый цвет волос слишком напоминал прошлое — на секунду Руслану даже показалось, что перед ним стоит всё та же Катюха, с которой они когда-то могли целыми днями таскаться по магазинам и устраивать шуточные бои на виду у всех. Усачев, который и сам тогда был ещё падок на всё вырвиглазное и пёстрое, уговаривал Клэп примерить серый брючный костюм, а она смеялась, легко стукала его по голове клатчем в стразах и цокала, что он ни черта не смыслит в эстетике, и поэтому правильно сделал, что ушёл из дизайна.       — Твои мешки под глазами говорят о том, что ты врёшь, — из ностальгического оцепенения Руслана вывел насмешливый голос Кати. — В следующий раз, если захочешь выспаться, приезжай, когда я буду дома. Релакс и комфорт гарантированы, и я тебя хоть в человека превращу.       Усачев подавил в себе желание поправить наверняка торчащие после сна волосы, надеть очки, в которых в последние месяцы чувствовал себя увереннее, прекрасно зная, как красиво и выгодно массивная оправа подчёркивает ровные и изящные черты его лица. Лишь рациональная часть мозга, которая работала независимо от его задремавших сенсорных способностей, орала внутри, что нет на свете бесполезнее занятия, чем рисоваться перед бывшими. Во-первых, показателем силы и гордости будет с ощущением собственного превосходства переступить и пойти дальше, чем зачем-то что-то доказывать, а во-вторых, Женя вполне может рассказать Клэп, если уже не рассказал, о его проблемах. Руслан в отчаянье сделал вчера всё, чтобы в глазах обоих выглядеть бесхребетной тряпкой, куда уж ещё рыпаться. Только на посмешище себя выставлять.       — Не могу быть полностью идеальным, чтобы у тебя остался ещё хоть какой-нибудь шанс, Катюш.       Но не рыпнуться не получилось. Усачев ехидствовал и сам от этого испытывал гадостную неловкость. Хреновее всего было то, что Баженов ему вчера не соврал, и Руслан, будучи пока в состоянии принятия и освоения чужой силы, даже не мог просканировать Клэп на эмоциональный спектр — кажется, впервые в жизни он имел дело с человеком, не имеющим паранормальных способностей, и не чувствовал его от слова совсем. Оказывается, этого очень недостаёт в повседневной жизни, а быть светлым — это всё-таки не всегда проклятье, как утверждал Сатир, но порой ещё и необходимость, без которой сейчас он ощущал себя как без рук.       — Женя просил передать, что ждёт тебя в машине. Я не знаю, в какую жопу ты его втягиваешь, но, надеюсь, ты в курсе, что он на хвосте у бездушников. Поймают его — и ты станешь для этих отморозков в форме приятным бонусом, тебе и гора мышц твоих не поможет, которыми ты обзавёлся, — Катя наметила уголками губ ироничную улыбку, давая понять, что оценила вид Руслана в облегающей футболке, теснее на два размера, и быстро сменила её на обеспокоенность во взгляде. — Пожалуйста, будьте осторожны.       С этими словами Катя посмотрела на Усачева так, что у того на долю секунды кровь в жилах застыла. Было в ней всегда что-то такое, от чего Руслана передёргивало внутри, как будто что-то, спрятанное где-то глубоко, тянулось невидимыми щупальцами навстречу. И это не любовь, нет — она цвела в душе по отношению только к одному человеку, — но всё равно это что-то очень сильное и мощное, незыблемое с годами. То, что однажды привело его, молчаливого страдальца с разбитым сердцем, в постель роковой красотки, сумевшей его разбудить.       — Если бы я хотел, Баженова уже б давно опустошили нейтрализаторы, — Усачев коснулся ладони Клэп, слегка сжал тонкие пальцы и отдёрнул руку, шарахнувшись будто от ожога. Ничего не чувствует, абсолютно. — Да, мне есть за что его ненавидеть, но зла ближнему светлые не желают.       А вот от тёмных можно ждать чего угодно.       На этой мысли Руслан поймал себя вновь, когда, садясь в агрессивный чёрный внедорожник, на автомате пристегнулся и услышал едкий смешок слева от себя. Да уж, действительно, попахивает идиотизмом: он находится непозволительно рядом с человеком, который может — собирается! — в ближайшее время его убить, который, вопреки обещаниям, принял на него заказ, а он почему-то думает о такой вшивой ерунде, как безопасность на дороге. Ну не придурок ли?       От этого трагикомичного осознания Усачев зашёлся в безумном хохоте и даже не среагировал, когда опешивший от его странного поведения Баженов неаккуратно сдвинулся с места, чуть не наехав на собственноручно выложенные Катей каменные ограждения для клумбы.       — Мне начинать бояться? Что на тебя внезапно нашло?       Первой мыслью Руслана было, конечно, отмахнуться и сделать вид, что вспомнил какую-то дурацкую шутку. Может, даже процитировать что-нибудь из нетленного про ревнивую дуру-жену или другие сексистские шутки, которыми порой грешил. Вот только Усачев всегда топил за честность — хотя бы перед самим собой, — а потому просто не смог не озвучить то, что скребло под рёберными дугами ещё со вчерашнего вечера.       — Это я тебя боюсь, Жень, — оторвав взгляд от созерцания безликой дороги, по обе стороны от которой раскинулись дорогущие коттеджи за однотипными двухметровыми заборами, Руслан в упор посмотрел на профиль Баженова. Сердце, как и ожидалось, сделало непроизвольный кульбит в груди и на несколько секунд участившимся пульсом напомнило о том, что его хозяин — трусливый идиот, так глупо упускающий свои шансы. — Меня, вообще-то, тебе заказали, и, кто знает, возможно, уже даже заплатили аванс. А я еду сейчас с тобой как ни в чём ни бывало, не подозревая, что ты планируешь выкинуть мой труп вон в том лесу впереди.       Усачев жадно пожирал Женю глазами, тщетно пытаясь уловить хотя бы минимальное изменение на его расслабленном и не отягощённым эмоциями лице. Видимые беспристрастность и спокойствие мало напоминали того легковоспламеняемого Баженова, которого Руслан когда-то знал, но, наверно, иначе наёмниками и не становятся. Хладнокровие — первое и единственное правило этого бойцовского клуба, вступив в который Женя был вынужден сменить свою тёмную внутрянку на нейтральное второе дно. Особенно сейчас, когда Баженов отдал всё ему — или сделал вид, что отдал, потому что Усачев по-прежнему ничего в себе не чувствовал. Может, это и была первая часть киллерского плана? Сначала нейтрализовал, чтобы потом… Увезти в этот чёртов лес, конечно!       — И нахера тогда мне было всю ночь с тобой возиться, скажи, пожалуйста? Ты вчера припёрся ко мне в таком состоянии, что мне и силы прилагать не пришлось бы, чтобы тебя грохнуть, — кособокая ухмылка стала единственной трещиной бесчувственной брони Жени, перед тем как он вдруг ожил и бросил в сторону Руслана короткий гневный взгляд. — Совсем башкой долбанулся, Усачев? У меня было столько возможностей убрать тебя по-тихому — как думаешь, почему я решил воспользоваться одной из сотен только сейчас? Может, потому, что передо мной стоит цель, наоборот, тебя защитить?       На эти доводы у Руслана контраргументов не нашлось — точнее, он даже мысленно боялся самому себе их проговорить. Главный козырь — опровергающая все эти высокопарные слова переписка — жёг нервные клетки через металлопластик телефона и выстроенную на сердце из надежды крепость, и рано или поздно этот дракон-правдоборец одержал бы победу в её осаде. Придумывая свой хитрый план, Усачев заранее должен был озаботиться, чем это чревато, знал же, на что шёл, — или должен был знать. Незнание закона не освобождает от ответственности.       Руслан отвернул голову, уткнувшись безразличным взглядом в лобовое стекло, и сдающимся жестом клацнул фиксатором наискось пересекающего грудь и живот ремня безопасности. Играть со смертью — так на полную. Тем более Баженов давил на педаль газа плавно, уверенно держал руль двумя руками и даже умудрялся едва заметно качать головой в такт орущей музыке — тот факт, что его вкусовые предпочтения не изменились, дарил трансоподобную веру, что перед ним всё тот же Женя, а не отравленная ядовитой тьмой оболочка без человеческого облика.       Деревья, из последних сил удерживающие на себе златогривые одеяния, сливались в одно мутное яркое пятно, расплывающееся перед глазами даже сквозь линзы очков. Мокрая и холодная осень была ближе, чем когда-либо; чем когда-либо, ближе сейчас находился и Баженов — протяни руку, и вот он, весь твой. Можешь погладить, приласкать, убедиться, что он живой, здоровый, по-прежнему любимый, чуток нелюдимый, но при его виде трансформирующийся в нечто размякающее и податливое. Так, несомненно, Усачев рассуждал бы раньше, на все сто уверенный в том, что лучше сделать и пожалеть, чем наоборот, поэтому с намёком кивающий в сторону обочины и призывно облизывающий свои знаменитые пухлые губы. А сейчас…       Страшно.       Страшно любить того, кто может уничтожить тебя одной левой. Может — и да, чёрт подери, хочет. Страшно было бы, если бы он мог, даже заглянуть внутрь Жени и ужаснуться, сколько темноты поселилось в каждой его молекуле, страшно и просто только представлять, с каким чудовищем он когда-то наивно мечтал соединить жизни. Страшно за него, страшно от него и страшно с ним.       Но ещё страшнее, что Руслан, осознавая весь масштаб потенциальной опасности от их странного симбиоза, думая о том, что каждая его минута вполне может стать последней, хочет коснуться Баженова, мягко очертить подушечкой пальца его выточенные скулы, уколоться о его щетину на шее, в то время как сам Женя молчит, забыв напрочь о существовании рядом какого-то там Усачева, будто он — пусть красивая, но пустая и бесполезная пыльная декорация. От которой нужно как можно скорее избавиться.       — Тормозни на заправке. Кофе хочется.       Руслан вытолкнул изо рта просьбу с очевидным упрёком, что негостеприимный Баженов не угостил его даже намёком на завтрак, но на самом деле Усачев поймал себя на нездоровом исследовательском нетерпении. Интересно, как работает Женя? Сначала выставляет свои драконовские цены и оговаривает все условия сделки, или, как некоторые особо отбитые киллеры из известных боевиков, выполняет заказ, а потом требует баснословные суммы, подключая угрозы и шантаж? Это хотелось выяснить прямо сейчас же.       Сколько ты хочешь за работу в сжатые сроки? И какие у меня будут гарантии?       Баженов поставил на неприметный столик в дальнем углу кафетерия поднос с двумя стаканчиками кофе за секунду до того, как Руслан, моргнув от неожиданности, судорожно спрятал телефон в карман куртки. На автомате поправив очки, он благодарно кивнул за латте с ванилью и невольно обратил внимание на рассыпанную поверх фискального чека и стаканов мелочь. Что ж, теперь Усачеву стало ясным внезапное благородство Жени, когда он безапелляционно вызвался расплатиться на кассе сам: Руслан бы наверняка бездумно клацнул смартфоном, а выдавать ни своё, ни его местоположение в планы Баженова, по всей видимости, не входило.       — Полагаешь, за мной тоже могут следить?       В ответ на это Женя, небрежно запихнув сдачу в карман, беззлобно ухмыльнулся, но истинных эмоций не выдал. Вместо этого, отпив мелкий глоток своего мерзкого эспрессо, он пустился в пространные объяснения:       — Полагаю, что осторожность не помешает никогда и нигде. Если ты не заметил, у меня и телефона-то с собой нет — на случай, если кто-то вдруг меня вычислит, я хотя бы сразу же не спалюсь по геолокации. К тому же меня сейчас запросто может накрыть воздействием средней силы, и я ничего не смогу этому противопоставить — даже не почувствую стороннего влияния. Благодаря тебе я почти пуст, и на восстановление уйдёт от одного до трёх дней, если верить книгам.       — И как ты тогда справляешься? — осторожно задал вопрос Усачев, непроизвольно вздрогнув: сам он, переживая временную парализацию способностей, чувствовал себя по меньшей мере голым в толпе людей. По большей — безоружным среди батальона экипированных до зубов солдат.       — Без телефона или без силы? — со смешком уточнил Баженов, третьим глотком осушив свой крохотный стаканчик до дна. — Зная тебя, ты ни без того и другого не справился бы.       Руслан улыбнулся, оценивая справедливую шутку, и поспешил спрятать взгляд на незатейливом рисунке на пышной кофейной пене. Рядом с Женей сейчас он неожиданно ощутил себя легко, как раньше, словно не было этих мучительных лет — а это пугало вдвойне. Похоже на манящие чары захлопывающейся ловушки.       — Для меня ощущение пустоты не в новинку, — всё же решил признаться Баженов. Это далось ему нелегко, судя по залёгшей между бровей складке, но, подбадриваемый неподдельным любопытством в глазах тут же заинтересованно поднявшего голову Усачева, он продолжил уже увереннее: — Когда ты одновременно сенсорик и нейтрализатор, сила постоянно нуждается во внешней подпитке, чтобы удерживать баланс между минусом и плюсом. И если её не хватает…       — То ты начинаешь убивать сам себя, — закончил за него ошарашенный Руслан, больно прикусывая нижнюю губу.       Он и раньше, задумываясь о причинах опасного занятия Жени, не давал себе права осуждать, а теперь, когда его озарило пугающим пониманием, всё встало на свои места. Не то чтобы светлый до мозга костей Усачев одобрял подобное решение, но он хотя бы мог для себя его объяснить. Методы у Баженова всегда были радикальные, уж он-то знает это не понаслышке.       — Да. И чтобы этого не делать, я и убиваю других, — пожал плечами Женя — так просто, будто оправдывался за то, почему разбил чашку, к примеру. — Тебя даже не удивляет моя аномалия?       — Меня удивляет то, что ты так называешь свой дар, — Руслан нарочно пил кофе медленно, чтобы иллюзия их безмятежного общения на грани непозволительной откровенности не развеивалась как можно дольше. — Если в твоих любимых книжках о чём-то до сих пор не написали, это не значит, что в природе таких «отклонений» не существует. Но меня волнует больше другое: если чисто теоретически на нас сейчас нападут, то, пока не активируется моя сила и не восстановится твоя, мы и сделать ничего не сможем?       — А ты мышцы качаешь только для того, чтобы перед мужиками в спортзале красоваться? — с сомнением спросил Баженов, заправляя голос ядрёным соусом скепсиса.       От этого заявления латте Усачеву едва не в то горло не пошло: интересно, он сам заметил, или это ему Катя с утра шепнула? Что первое, что второе Руслану очень польстило, но вообще, конечно, он опять думает не о том.       — Ну вообще, смею напомнить, когда меня тиснули уроды в подворотне, одному я круто в челюсть прописал, а это было, на секундочку, задолго до того, как я начал качать мышцы, — хвастливо ответил Усачев и вздохнул: вспоминать то время, когда ему чудом удалось спастись сразу от пятерых уродов, не хотелось от слова совсем. И за этими неприятными воспоминаниями он чуть не пропустил важный момент — скепсис на лице Баженова сменился нескрываемым сарказмом и даже зловредным сочувствием. — Погоди: ты знал, получается? Я же тебе тогда ничего не говорил.       — Знал, — Женя не стал врать и юлить, но и распространяться на эту тему не пожелал, предпочитая вернуться к насущным вопросам. — Нам играет на руку то, что, поскольку я отдал тебе силу, меня не должны принять за сенсорика, а тем более тёмного. Но меня беспокоит, что нас могут раскусить: я по специальности ни одного дня не проработал. Я, разумеется, в курсе, что у вас в «КликКлаке» есть личности, у которых за плечами всего лишь девять классов и вакуум в голове, но лишние подозрения и вопросы мне, сам понимаешь, нахрен не сдались.       — У тебя параноидальная привычка во всём и во всех видеть врагов, Баженов, — тот факт, как легко Женя очертил границы и между строк напомнил, что он здесь только в рамках добровольно взятого на себя долга, сбил Руслану всё настроение. Латте на дне был пресыщен жирным молоком и сгустком оживших обид. — Моя жизненная философия — не делать говна, и если ты доверил мне придумывать для нас легенду, то доверяй до конца.       В машину Усачев садился, пребывая в разрывающих надвое раздумьях: а доверяет ли он? И на всякий случай сразу пристегнулся.

* * *

      — И для справки: я попал в «КликКлак» в качестве консультанта по ребрендингу и редизайну. По итогу мы с Сашей нашли общий язык, и он пообещал мне долю в создаваемой ОООшке, если мой проект выгорит. Как видишь, я здесь задержался надолго, — посчитал нужным рассказать Руслан уже на самом пороге в здание, кажущееся с утра унылым и безликим без бешеной иллюминации и ярких неоновых вывесок. — Короче, не парься. От тебя сегодня требуется только наблюдать, можешь даже ни с кем особо не разговаривать.       Способность считывать эмоции вернулась к Баженову первому — и это оказалось очень кстати, потому что он принялся сканировать тёмный фон уже у самого входа в общий зал. И, судя по его презрительно скривившемуся лицу, этой ночью здесь было, как всегда, весело. Усачев даже порадовался, что пропустил апогей шабаша в честь Музыченко, и к своим коллегам и приятелям вошёл с неподдельной улыбкой на лице.       — Поразительно свежо выглядишь для человека, который какого-то хрена выдернул нас в одиннадцать утра, — первым для приветствия встал с огромного для его роста дивана Эльдар, похлопывая Руслана по плечу. — Мы, как видишь, после вчерашнего не в ресурсе и не в потоке, так что, может, с нами пивка сначала?       — О, а вот и наш MVP наконец пожаловал, — с готовностью отозвался Старый и, порывшись в пакетах позади себя, протянул Усачеву бутылку нефильтрованного, от которой тот вежливо отказался. — Рус, ты пропустил охуительное шоу, когда Юрец с Пашком полуголые сосались прям на сцене. Я думал, Серговна его с говном сожрёт, но они с Пашиной Анькой тоже, кажется, того. Ну или месть её была не особо изощрённой, хуй знает.       Посмеявшись для приличия над рассказом реально старавшегося его развеселить Андрея и поздоровавшись за руку с подорвавшимся и вечно молчаливым Крастером, что даже в таком состоянии выкручивал отвёрткой болты для крепления ламп, Руслан участливо заглянул в планшет, в обнимку с которым сидел Прокофьев, и доброжелательным тоном прокомментировал:       — Опять сочиняешь гороскопы для сторис? Что там у Тельцов сегодня, надеюсь, всё зашибись?       — Зашибись всегда у Львов, у остальных — по настроению. Сегодня у меня настроение — хуйня полная.       Голос Андрюши более чем красноречиво дал понять, что он опять пребывал в состоянии меланхолии, — вопрос только, это была тоска единственного трезвого в компании, или он всё же пошёл на поводу у своей недавней зависимости. Если бы Усачев ещё мог в точности распознавать собственные эмоции, он бы безошибочно разглядел сочувствие. И, пожалуй, даже приязнь к этим людям, которые, несмотря ни на что, однажды помогли ему выйти из моральной ямы. В особенности Сатир, что скромно сидел за небольшим столом и приглаживал дурацкие, по мнению Руслана, усы.       — Значит, буду вам всем его коллективно поднимать. Как видите, я пришёл не один — со мной крутой специалист-маркетолог, Евгений Батиков, — фейковая фамилия сорвалась с губ легко, а наметившаяся на лице Жени похвальная ухмылка стала лучшей наградой за сообразительность. — Саша, думаю, вам говорил, что мы планируем очередную перестройку, — Усачев мотнул головой в сторону застывшего в дверях Быкова, на что тот многозначительно кивнул, подтверждая, что предварительно ввёл пацанов в курс дела. — Так что выкладывайте Жене, у кого есть какие идеи новых концепций, он их проанализирует, и мы вместе придумаем, чем дальше будем развлекать народ.       Баженов уселся за столик напротив Ильи, и со своего любимого места в центре зала Руслан мог прекрасно видеть все метаморфозы на его то задумчивом, то откровенно смеющемся лице. Поддерживая легенду, Женя записывал озвучиваемые парнями предложения в увесистый блокнот — каждый его жест излучал сосредоточенность, даже несмотря на нарочито расслабленную позу. Усачев знал, что безбожно пялится, знал, что у него на лице наверняка отражаются все эмоции, — сложно удержать внешне то, что не поддаётся прочтению изнутри. Зато когда возможность чувствовать потихоньку стала возвращаться, Руслан понял, что зря Баженов парился по поводу того, что маркетолог из него херовый: судя по реакции пацанов на Женины редкие, но меткие комментарии, его здравая критика пришлась всем по душе. Даже вечно ставящий всё под сомнение Быков довольно улыбался, благодарно пожимая руку крутому специалисту Батикову в конце. Что говорить про самого Усачева, который в сотый раз за это утро мысленно вернулся в то время, когда точно так же, открыв рот, слушал рассказы Баженова о чём-то постороннем и смотрел на него так, как смотрят на ожившее чудо, даже когда тот ничего из ряда вон выходящего не делал. Просто был — и Руслану, как оказалось, всегда этого оказывалось достаточно, чтобы любить его так, как любил он.       — Поговорим?       Из тягостных мыслей Усачева выдернул Сатир, что теребил его за плечо уже в пустом зале: в коридоре виднелись силуэты Жени и Саши, что, не теряя времени попусту, явно уже взял Баженова в оборот, чтобы добиться от него промежуточных выводов. Руслан на это только усмехнулся: в компании Жени он всегда чувствовал себя пусть не прям уж лишним, но менее компетентным как минимум. Так что желание Шабельникова вытрясти из него душу, что чувствовалось на расстоянии без особых усилий, Усачев воспринял с радостью.       — Ты либо гений, либо фантастический долбоёб, Руслан, — не размениваясь на долгие прелюдии, припечатал Илья. — Он не ощущается мне как тёмный, видимо, у него пиздец какие мощные щиты, но одного взгляда на тебя хватило, чтобы понять, что это тот самый тип, о котором ты мне говорил. То есть у тебя всё-таки получилось выйти с ним на связь и даже, как я погляжу, наладить контакт? По крайней мере, тьмой от тебя уже не разит, с тобой сегодня и дышится на удивление легко.       Отвлекаясь на исследование запасов Старого, Руслан мысленно похвалил себя за работающую без сбоев интуицию: как хорошо, что Женино имя он не стал выдумывать. Сатир не просто талантливый сенсорик со стёртым потенциалом — он ещё и от природы гениальный созерцатель, и отмечать всё до последней детали было его прямой актёрской обязанностью. Врать ему — всё равно что врать самому себе: можно, но абсолютно бессмысленно.       — Не распространяйся, пожалуйста, о том, кто он такой, — поставив перед Ильёй открытую бутылку пива, Руслан сел на то же кресло, где пять минут назад удобно устроился Баженов, и посмотрел на того с волнением. — Это мы на многое закрываем глаза, а тёмные в этом плане более консервативны. Ануар до сих пор держит своих подопечных в страхе, не позволяя им сотрудничать со светлыми.       — Это можно было и не говорить — я не дурак, сам догадался, — Сатир отхлебнул немного и запоздало чокнулся краешком бутылки с колой Усачева. — Меня больше беспокоит, что ты выглядишь так, как будто этой ночью вы потрахались. А ещё ты простил его, Рус. Сорян, я не хотел вторгаться в твою эмоциональную сферу, но ты сам вопишь об этом во всеуслышанье.       Занять руки аккуратным высыпанием снеков в глубокую тарелку показалось Усачеву жизненно важным, и он долго шуршал упаковкой от чипсов, пытаясь вытащить всё до последней завалявшейся на дне хрустящей крошки — а заодно и обдумать максимально честный ответ, не ляпнув при этом лишнего. Да, определённо, кулаки при мысли о Жене больше непроизвольно не сжимались, а первые ассоциации при воспоминании о нём больше не окрашивались в чёрный цвет и не возвращались в день, когда Баженов хотел сделать его тёмным. Да, Руслан был благодарен ему за то, что он без раздумий поделился с ним своей силой, а ещё открылся в том, что, наверное, не рассказывал никому, кроме самых приближённых. Но простил ли он своего потенциального убийцу? Вот уж вряд ли.       — Он знает, как вернуть мои способности, и активно помогает с этим, — нейтрально ответил Усачев спустя долгую паузу. — Взамен я предложил ему работу, потому что у него возникли некоторые трудности. Так что нет, мы не трахались, но если ты чувствуешь между нами какую-то связь, то ей есть внятное объяснение.       — Ты светлый, а значит, по своей природе не умеешь долго ненавидеть тех, кого бы стоило. Так что не оправдывайся — ни передо мной, ни перед самим собой. Я переживаю лишь о том, чтобы ты в своей эйфории опять не наломал дров.       На аккуратное замечание Ильи Руслан кивнул одними глазами и тихо выдохнул, не зная, что ответить. Благо отвечать и не пришлось — у дверного косяка, скрестив руки на груди, появился Баженов, взглядом намекая на конфиденциальный разговор. Сатир вскочил было со своего места, но Усачев его опередил — гораздо лучше им с Женей уединиться не в общем зале, а хотя бы в месте, которое запирается изнутри на ключ. Его любимая крохотная комнатка в конце коридора подходила для этого идеально.       От внимательного взгляда Руслана не укрылось, что Баженов на секунду достал из внутреннего кармана сигареты и зажигалку, — потом всё-таки передумал и спрятал их обратно, вольготно устраиваясь на кожаном диване. Усачев же занял своё любимое кресло-мешок, в котором больше лежал, чем сидел, и подчёркнуто вопросительно уставился на по-прежнему не сказавшего ни единого слова Женю.       — Не ожидал увидеть в твоём кабинете картины Моне, — усмехнулся он, рассматривая многочисленные полотна, развешанные на стенах. Помимо работ обозначенного художника, здесь нашлось место и другим импрессионистам, и Руслана приятно зацепило, что Баженов с некоторых пор начал разбираться в живописи и хотя бы в её основных стилях. — А как же твой любимый авангард, на которого ты так дрочил, что все уши мне прожужжал?       — Авангард никогда не был моим любимым направлением в искусстве, — ровным тоном, стараясь скрыть штормом вырывающееся из него восхищение, парировал Усачев. — Просто им нас больше всего долбили в институте, а ещё я очень хотел произвести на тебя впечатление на нашем первом «свидании». Дальше нужно было просто держать марку, вот и всё.       Руслан и сам скривился от своего вынужденного признания, что в прошлом тупо понтовался перед Женей, чтобы выкроить хотя бы малость его расположения, — но, по большому счёту, не испытывал от своего факапа стыда и зазрений совести. Да, было, да, он много тогда совершил ошибок и, как выразился Сатир, из наломанных им дров можно целую избу сколотить, но разве сейчас это имеет значение?       Следующей своей репликой Баженов подтвердил, что нет.       — Руслан, скажи, тебя вообще устраивает то, как ты живёшь? — он посмотрел на Усачева взглядом, от которого у того внутри что-то неприятно заёрзало, как от тёмного воздействия малой силы. Но это было невозможно, вряд ли Женя успел так быстро вернуть свой потенциал. — Чем ты занимаешься, какими людьми себя окружаешь, с кем общаешься.       — Чтобы в жизни всё устраивало, надо свои ожидания опустить на самое дно, — уклончиво ответил Руслан — он изо всех сил старался не позволять себе вестись на провокации. Баженов вновь хочет задеть его за живое, продемонстрировать своё превосходство? Ну уж нет, больше он ему такого удовольствия не предоставит. — И если ты вдруг сейчас задумал поучить меня, что делать, то не стоит: не тебе это решать. Ты, знаешь ли, тоже раньше не особо-то осознанным и просветлённым был и хернёй занимался, и то, что за восемь лет ты прокачался до познавшего этот мир до самого дна, плюсов тебе не добавляет. Пока ты учился жить, я учился не умирать. Разницу чувствуешь?       Всем своим видом давая понять, что желает оставить этот горький спич без ответа, Усачев поднялся с кресла и, поправив сползшие набок очки, уселся на подоконник, где лежал его поставленный на зарядку телефон. Три пропущенных от Кира и несколько сообщений от него же с настойчивыми вопросами, всё ли в порядке, ещё одна просьба встретиться от Поперечного, бомбёж в чате «КликКлака» — Руслан смахнул уведомления беспощадно, пока его взгляд не наткнулся на пришедший десять минут назад ответ.       [BadComedian 11:57]       Стоимость зависит от сложности работы. Оплата постфактум. Клиент уже на крючке, слежка за ним установлена. Подробности обговорим потом.       Телефон он с собой не взял, конечно. От бессильной злости — на Женю, на самого себя, на свои некстати проснувшиеся чувства — Усачев швырнул гаджет так, что из гнезда вылетел штекер, и усилием воли заставил себя успокоиться. И можно было бы даже попробовать убедить себя в том, что он заметно продвинулся в дыхательных упражнениях и медитации, если бы не рука бесшумно подошедшего к нему Баженова, мягко погладившая волосы и затем сжавшая плечо.       Наполовину нейтрализатор, вот почему Женя так легко всегда умел унимать его внешнюю и внутреннюю боль.       — Мне очень не хочется тебя разочаровывать, но я должен это сказать, — удостоверившись, что Руслан расслабился и стал готов наконец его выслушать, начал Баженов. — Ты же талантливый и умный парень, любой цели всегда добьёшься — зачем тебе эти маргиналы? Ладно бы просто спивались и свои жизни прожигали, но они тянут на дно и тебя, — Женя почувствовал, что Усачев собирается прервать его ещё одной гневной и пламенной тирадой, а потому сильнее надавил на его плечи и продолжил уже более твёрдым тоном: — Хуже всего не это. Хуже всего то, что они все тебя ненавидят. А больше всего — твой ненаглядный Шабельников. Ищи заказчика среди своих самых приближённых людей.