Гаснущие звёзды

       Взор чужой застелён пеленой эйфории. Усталость берёт своё, но не гасит радостного блеска, не опускает уголков чужих губ, едва обладатель их окажется брошенным на постель. Ухмылка, капля вызова в чужом взоре — безмолвное разрешение на всё и даже больше.        Пальцы осторожно очерчивают скулу и останавливаются на подбородке нависшего сверху. Минута, и смех чужой снова вырывается откуда-то из под рёбер, выходя наружу совсем уж тихим, почти неслышимым на расстоянии вытянутой руки. Счастливый взор чуть притупится, всё же уступая усталости. Язык обводит линию губ, на лице замирает растерянность, словно обладатель его пытается договорится с организмом об отсрочке.        Окончательно решения никто не дожидается, Халилов усмехается и наклоняется, перехватывая запястье чужой руки, чуть уведёт ту в сторону от подбородка, раскроет ладонь, да щекою к ней притрётся, хитро прищуриваясь.        Он знает, под рёбрами тиммейта едва стихла смесь из радости и восхищения, знает, что под деланным равнодушием взрываются звёзды из самых разнообразных чувств. Ну и кто теперь во всём виноватый?        Денис затихнет, чуть согнёт пальцы, почти оцарапывая скулу чужую, но после выдохнет, заметно напрягшись. Блеск во взгляде померкнет, сменяясь смятением, что тут же рассеется от аккуратного движения по руке, и последующего упора в плечо.        О, он понимал, что всё, за год между ними произошедшее, приведёт их к этому самому знаменателю. Хочется пошутить, но ничего, кроме беспокойного вздоха, прозвучавшего чуть более громко, чем это должно быть, неприятно резанувшему по лёгким, словно был сделан резервный выдох, без попадания кислорода в кровь. Понимал, но не прекращал. Было в этом нечто тёплое, мягким пледом укрывающего от ненависти и горечи чужих обвинений. И кто угодно может говорить о том, что всё это было перенесено до зависти спокойно, никому и никогда не скажут, было ли это так или нет.        Рука чужая требовательно вопьётся в колено, которое почти инстинктивно окажется согнутым. Сверху раздастся смешок, близко-близко, почти у самого лица. Губы требовательно коснутся виска, медленно отходя на веки, и после спускаясь по щекам до уголка губ.        Он остановится, давая Денису последнюю возможность передумать, прямо здесь и сейчас, покуда он способен сдержать порыв забраться под чужие ребра, разворошить там всё к чертям и поселится, пока обстоятельства — эдакие сволочи — не заставят его оттуда убраться.        Рука его змеёй переползает на затылок, почти осторожно надавливая, и это воспринимается позволением.        Мага закрывает глаза, оттягивая зубами чужую губу, вылизывает ту, словно привыкая, чтобы после вцепиться в них зубами полноценно. Целовать не хотелось, как и осторожничать, хотелось сожрать, и не оставить ничего, что мешало бы рёбра чужие сжать, до оглушительного хруста, а после оставить себе, зная, что ничего не случится.        Он проводит языком по линии чужих зубов, обводит дёсна, почти прося того пропустить в тепло ротовой полости. И его слышат, чуть стискивая волосы на затылке, раскрываются, позволяя полноценно провести по щекам и нёбу. Он проводит по чужому языку, обводит тот, и снова возвращается к нёбу, спадая по тому на миндалины. Едва прикоснётся к тем, и почувствовав напряжение, быстро обведёт одну из тех, и отстранится, в восхищении разглядывая как жадно хватает воздух Денис. Пальцы крепче сжимают плечо, отводя ворот футболки чуть в сторону.        И тут же расслабятся, быстро поведут по груди вниз, до самого края, чтобы после бессовестно приподнять тот, и замереть, заглядывая в расслабленное лицо. Он не отступится, особенно почти дорвавшись до сладкого.        Собственные движения кажутся слишком медленными, совершенно не соответствующими турбулентно текущим мыслям. И он спокойно прячет лицо в чужом плече, резким движением забираясь под резинку штанов, требовательно сожмёт чужое бедро и вцепившись зубами в стык шеи с плечом.        Денис громно выдохнет, полноценно уложив вторую руку на его лопатках, сожмёт ткань, закрывающую их от чужих глаз и откинет голову, открываясь перед тем снова. В голове пусто, напряжение медленно отступает, позволяя в руках чужих размякнуть, почти что до состояния, когда сил хватает лишь на то, чтобы вцепится в Магу и пока есть возможность, ни за что не отлипать.        Следующий вздох окажется слишком громким, сопровождаемый почти сдёргиванием с него несчастной футболки. Он поёжится под потемневшим пожирающим взглядом, нервозно прикусит губу, и чуть приподнимет бёдра, позволяя почти раздеть себя. Сожмёт невольно покрывало, ощутив почти кусачий поцелуй над коленом, и сдастся, едва штаны с бельм улетят куда-то в полумрак номера.        Вот так просто. Без бесконечных разговоров и прочего прилагающегося. Он раскинет руки, позволяя партнёру без проблем устроить голову на своей груди. Это кажется одновременно отвратительно-неправильным и совершенно логичным. Очередной смешок рвётся из под рёбер, и ловко ловится чужими губами.        Минутная передышка — Халилов скалится, вгрызаясь где-то под ключицами, балдеет от аккуратных поглаживаний по волосам, словно очередное подталкивания к последующим действиям.        И зубы чужие снова медленно войдут под кожу, примутся перетирать её, зная, что после там расцветёт алым символ его присутствия, и рассмеётся он, мелкими поцелуями опускаясь вниз к животу, обведёт языком пупок и вернётся, ощутив судорожное движение под собою.        Денис заёрзает, схватится за чернь чужих волос, и утянув того на себя, ответит ему коротким поцелуем в уголок губ. И тут же затихнет, чувствуя как руки Маги лягут на бёдра, прижимая те к паху.        Он затихнет, заглядывая в темноту глаз Маги, глубоко и часто задышит, ожидая чужих действий. Ждёт, понимая, что тот возьмёт то, что хотел. Не сейчас, так спустя мгновения.        Мгновения, что мёдом растекаются по коже его, расцветая частыми мелкими укусами по груди, почти незаметными, но расцветающими ярко-ярко, где-то в подкорке мозга. И хочется вжать лицо его в плечо собственное, прижать, и не отпускать, не дождавшись полноценного укуса.        И мысли чужие услышат, зубы медленно погрузятся под кожу поблизости с ареолой, примутся перетирать её. Вздох окажется слишком тихим для чего-то, что могло бы полноценно приняться как довольный стон, а потому ногти чужие, до резко обведут контур тазовой кости, дёрнутся вверх, оставляя алеющие полосы, остановятся на боках, на пробу те стискивая, и проводив взором судорожно втянувшийся живот, Мага успокоится.        Всё так, как и должно быть. Разве не замечательно, отплатить гиперактивному Денису той же монетой, за все чёртовы попытки забороть того. И теперь итог очевиден. Он абсолютно точно проиграл, ведь лежит распластанным под ним, с самым довольным выражением лица.        В полумраке не разобрать чужого явного смущения. Оно и к лучшему — думается Денису, прежде чем одна из рук отстранится, а другая снова съедет вниз по животу к бёдрам, укладываясь на внутренней стороне одного из них.        Руки его напрягутся вновь, почти протирая ногтями злополучное место между лопаток. Мага смеётся, отрывается, быстро стягивая с себя предмет одежды, во избежание порчи того, и тут же льнёт к нему снова, кожа к коже притираясь к чужой груди. Дай он себе волю, в одно-единственное мгновение присвоил бы того себе без остатка, прямо здесь, несколькими минутами ранее, без всех этих заигрываний, откровенно тянущих время.        Резинка опущена, пальцами ведут вверх, тут же укладывая те на губы. Денис подчиняется, в затаённом смущении приоткрыв рот и прикрыв глаза, то ли назло, то ли чтоб самому прямо сейчас не взорваться, подобно сверхновой. Свободная рука Халилова укладывается на подбородок, сжимает его, но не видя сиюминутной реакции, пальцы его тут же начнут во рту чужом хозяйничать, собирая по всей полости слюну и после, забавы ради, пройдут чуть дальше, ощупывая миндалины и заднюю стенку глотки. Предупреждающее движение зубов по коже — он отстраняется, в восторгом гляна на тянущуюся нить слюны с чужих губ.        И плевать на то, что это ни разу ни гигиенично, а в основном блюде почти ничем не поможет, плевать, что ещё немного, и всё бы сорвалось из-за простых недопониманий в устройстве проклятого организма.        Пальцы чужие настойчиво прикоснуться к напряжённому кольцу мышц, и спустя мгновение, несколько резко толкнуться в кишки, принимаясь с любопытством шарится по чужому нутру. Ошарашенный взгляд на миг станет осознанным, чуть напряжённым, но после пары незатейливых движений, помутнеет, заставляя Магу расплыться в довольном оскале.        Пальцы двигаются чуть глубже, подготавливая нутро чужое к основному и завершающему блюду, теснота почти обухом ударяет по голове, расталкивая нечто до ужаса довольное и жадное где-то под рёбрами, между лёгких, требующее больше и быстрее, и как ему не подчиниться, когда...        Шумный вздох Дениса становится полноценным стоном, приятно лижущим его уши. Той самой сладостью, долгожданной и обожаемой, которой его награждают за беспорядочные прикосновения к комку нервов где-то в глубине чужих кишок.        Со временем нутро чужое поддастся, позволяя тому начать двигаться чуть быстрее. И едва станет проще, он посчитает содеянную подготовку за достаточную. Протяжный вздох резант по ушам, и Мага расслабится, притираясь к чужим бёдрам.        Мгновение — Денис вскрикнет, разводя ноги чуть шире, оцарапает спину, и тут же окажется заглушенным чужими губами, хватающими почти каждый чужой стон, не позволяя тому разлететься по небольшой комнате. Не будь стены такими тонкими, а двери почти картонными, он бы с радостью насладился чужим криком, заставил бы Дениса метаться, быстро-быстро вдалбливаясь в чужое нутро, но он пока к этому не готов, а делиться столь сокровенным, почти с каждым поблизости, совершенно не хочется. И плевать на борозды на собственной спине, оставляемые Денисом почти инстинктивно.        Халилов рычит, пробиваясь сквозь тёплую тесноту, царапается, тискает, словно голодный кот, добравшийся до сметаны. Урчит, хаотично двигаясь в чужом нутре, почти затыкает губами своими тихие стоны, переползает руками на рёбра, крепко сжимая те, расцарапывает кожу поверх, словно это способно хоть на мгновение утихомирить воспалённое желание овладеть им без остатка.        Он знает что это не так, а потому продолжает, снова и снова, не следуя никакому ритму, никаким мыслям, беспорядочно утыкаться в ком из нервов, с удовольствием собственной грудью чувствуя как мечется Денис под ним, расплываясь в самой довольной улыбке, на каждую попытку сказать хоть что-то, прерываемую снова и снова.        И руки опустятся на бока вновь, чуть сомнут, словно доказывая их владельцу реальность происходящего, что всё это перед ним, а не на оборотной стороне его век, на которой происходит всё, что только может и не может происходить. И хочется радостно засмеяться, грубо притягивая бёдра чужие к своим, снова и снова, пока звук шлепка не встанет в ушах, да так, что слышать его более ещё долгое время не захочется.        Вскриком прервётся чужое действие, Денис размякнет в руках его, заметно, снова схватит за волосы на затылке, требовательно притягивая к себе. Время затишья чужого закончилось, Мага довольно фыркает прикусывая чужие губы и сдаётся, завершая всё несколькими хаотичными движениями в чужом нутре.        Пелена медленно спадает, оставляя их наедине до самого рассвета. Не думая более ни секунды, он проведёт по усталому лицу, оставит пару коротких поцелуев в чужом уголке губ и даже не подумает о том, чтобы слезть с тиммейта.        Он никогда не признается, что желал этого больше, чем выиграть или побрить Артиста, но... Какая теперь разница, если всё уже сделано?        Магомед змеёй обовьёт чужую талию, потрётся щекой о грудь и под равномерное дыхание успокоится, лениво ластясь под медленные поглаживания.        Даже когда восход догорит, выталкивая их в новое утро, почти ничего не изменится. По крайней мере, ему так кажется здесь и сейчас.