***
Частные сады Белого замка всегда были любимым местом Дазая. В королевстве, окруженном горами, практически не было огромных открытых пространств, и задняя часть дворца не была исключением из этого правила. Сам замок всегда был могучей крепостью, построенной из белого мрамора, чтобы выдерживать нападения дракона каждые пять лет. Приходилось уходить очень далеко, мимо деревень, в сторону полей на север, чтобы найти хоть какое-то пространство, не покрытое густым лесом или не заваленное камнем. Королевским детям, однако, никогда не разрешалось оставаться одним за стенами замка. Осаму это правило казалось нелепым, поскольку главная опасность возникала лишь раз в пять лет. Общий враг объединяет, но только на одну ночь, и даже если преступность достигала минимума, она всегда подскакивала сразу после ночи Дракона. Принц полагал, что в правилах, созданных его родителями и их советниками, было какое-то подобие логики. Поэтому единственными местами, где он мог уединиться, оставались Королевский сад или библиотека. Пока Дазай жил в королевской резиденции, а, насколько он знал, это была вся его жизнь, сад не менялся. Здесь была своя оранжерея со стеклянными потолками и стенами с цветами и растениями со всего мира, в одной части рос бамбук, а в другой — растения тропического леса. Самые экзотические цветы привозили со всего мира, чтобы они радовали глаз короля, его семьи, и всех, кто посещал дворец. Однако прямо за пределами оранжереи высаженная там красота была во многом такой же, как и в специально созданной среде, по мнению принца, порой даже лучше. Не всё росло в суровом климате гор, поэтому флора, привезенная сюда, должна была быть местной. Сад, выложенный замысловатыми узорами в виде дорожек, переходил в рощу цветущей вишни, под которой Дазай предпочитал проводить время. Там его никто не беспокоил: уединившись в относительной безопасности крепостных стен, он мог коротать дни, спрятавшись за ветвями и другими растениями, читая книги или рисуя. Однако из всей красоты сада, огромных ветвей сакуры или экзотических плюмерий, спрятанных в оранжерее, любимым местом Осаму всегда оставалась небольшая лужайка в дальнем конце. До недавнего времени за ней никто не ухаживал, и единственное, что там росло, — это маленькие сосенки, посаженные только в прошлом году, и дикая трава. И всё же на этой небольшой полянке весной каждого года всегда можно было найти крошечные одуванчики. Эти жёлтые цветы не принадлежали к высококультурной флоре и не отличались особой красотой. Они могли расти практически везде, от самых высоких скал Чёрной горы до дна каменистых расщелин — им хватало лишь солнечного света и земли. Среди «аристократических» цветов королевского сада они были ничем не примечательными, не требующими особого ухода и внимания, появлялись и исчезали, как сорняки, каждый год. Однако Дазаю они нравились больше всего. Он наслаждался всем остальным садом, этим тщательно выстроенным совершенством; но крошечные жёлтые растения, так легко уничтожаемые чем-нибудь суровым, например, холодом или ногой разгневанного садовника, которому надоело, что надоедливые ростки портят идеально созданное произведение, появлялись снова, как бы их ни ненавидели. Как будто им было всё равно, что они не нужны в этом замке, и они отвоевывали себе место. Часы, проведенные здесь в полном одиночестве, порой были лучшими в жизни Дазая, но сегодня он сомневался, стоит ли вообще покидать свои покои, а тем более выходить наружу. Да, опасность миновала, хотя проницательный наблюдатель мог бы возразить, что её никогда и не было, но Осаму легко мог предположить, в каком состоянии он найдет свой любимый луг. Одуванчики не остались бы жёлтыми после вчерашнего нападения — они были бы покрыты пеплом. Ночью никто не спал. Это было невозможно: небо ревело от криков дракона, деревни горели, а мольбы о помощи умирающих были слышны даже из дворца. Дазай помнил только три ночи Дракона — вчерашнюю, а до этого в его семнадцать и двенадцать лет. Каждый раз королевская семья пряталась в неприступном замке, а король со своими рыцарями и лучниками пытался защитить город. Все понимали, что это бесполезно — гораздо проще было бы убежать и спрятаться или позволить людям укрыться во дворце. Однако, по словам Мори, его подданным нравилось видеть, как их король ведет бесполезную борьбу с летающим чудовищем, рискуя поплатиться жизнью, как это сделал дед Дазая. Вчера вечером Мори отправился в путь за несколько часов до нападения, и только Совету были известны подробные планы того, что именно он будет делать в течение ночи. Младшим детям, Элис и Дазаю, королева Агата приказала оставаться в своих покоях, а сама исчезла на полпути, скорее всего, чтобы помочь Оде, который во главе своего отряда отправился на помощь раненым в город. Все ещё не вернулись, и, поскольку продолжительное нахождение в личных покоях постепенно сводило с ума от бесконечного ожидания новостей, Дазай решил выйти в сад и сосредоточиться на чтении. Он был уверен, что все вокруг покроется серым пеплом, перенесённым с пожаров в городе ветром и выпавшим на замок, как снег. Дракон никогда не нападал здесь, уничтожая лишь тех, кто не мог защитить себя. Чудовище даже не удосужилось пролететь над башнями, словно издеваясь над вечным страхом аристократов и короля, заставляя их наблюдать за ненужными страданиями. Покои Осаму находились в самой дальней части северного крыла, поэтому выходить наружу было довольно накладно. Интерьер его спальни был выдержан в ярких зеленых тонах, напоминая о саде и свободе природы. Встав с кровати, он, как и каждое утро, подошел к туалетному столику и, как обычно, провел пальцами по старым ожогам на шее, а затем принялся накладывать бинты. Прошло ровно пять лет с тех пор, как он получил эти шрамы, когда во время последнего нападения дракона он покинул замок, чтобы бросить вызов отцу. Мори неоднократно отказывался пускать простых людей в стены дворца — место, где они были бы в безопасности от огня чудовища. Сколько бы Дазай ни пытался убедить его, какие бы доводы ни приводил, как бы красноречиво и хорошо ни выражал свою точку зрения — король не признавал желания сына защитить людей, говоря, что для них нет места. Дазай хорошо помнил разочарование той ночи, громкий крик, вырывавшийся из его горла, родителей, называвших его неразумным, когда он выбежал из дворца в ночь. До сих пор он часто задавался вопросом, какой же именно должна была быть его реакция. Должен ли был он испытывать королевскую отрешенность, которая позволила бы ему смотреть, как гибнет его народ, и ничего не чувствовать, как отец? Оглядываясь назад, наматывая марлю на запястья, чтобы скрыть ожоги, Осаму в очередной раз осознал всю глупость своих действий в ту ночь. Он выбежал посреди ссоры, просто чтобы насолить Мори, и получил то, что хотел. Принца нашли только утром, когда люди Одасаку обнаружили его под завалом, опаленным огнем Дракона. Кожа на шее, руках, плечах и части спины была сожжена, и, как говорили лекари, юноше повезло, что он остался жив. Теперь шрамы были бледно-белыми, насмехаясь над ним в отражении при воспоминании о замечании матери, которое он в своем лихорадочном безумии не должен был услышать, — что «по крайней мере, его лицо всё ещё было красивым». Семья привезла его сюда, в северное крыло, вместо его собственной комнаты рядом с покоями Оды. Он не мог избавиться от назойливой мысли, которая должна была бы быть неправдой, но с тем же успехом могла быть ею, что родители сделали это, чтобы не слышать его мучительных криков. Ведь это действительно больно — не иметь кожи. Дазай не знал, что спровоцировало эти воспоминания, но, видимо, годовщина той ужасной боли. Он слишком хорошо помнил, что думал о смерти, когда здание, в котором он прятался, рухнуло на него, поджигая дерево. Однако то, что было потом, казалось ему смутным кошмаром, полным страданий, которые он едва мог вспомнить. Отсутствие отчаяния в желании прекратить эти бесполезные воспоминания не удивило принца. Белый замок был местом, где он должен был оставаться в обозримом будущем, это был его дом, несмотря на тягостные воспоминания. Слуг сегодня было очень мало, большинство из них находилось в деревнях или у своих семей, и обычно пустынная часть дворца казалась заброшенной. Покинув свои покои, Дазай прогуливался по коридорам и размышлял, не пойти ли ему вместо этого в библиотеку, но быстро решил не делать этого. Ему хотелось подышать свежим воздухом, хотя бы на мгновение. Выход в сад находился в большой гостиной, где вся семья и гости могли проводить вечера, наслаждаясь видом на зелень за окном через высокие окна. Если бы не стены замка, это было бы самым уязвимым местом во всем строении. Дазай был уверен, что жар от дыхания дракона мог легко расплавить стекло и сжечь дворец и всех, кто в нем находился. Он не понимал, почему за двести лет нападений это, казалось бы, разумное существо так и не додумалось до этого. Принц остановился перед закрытыми дверями в сад, обычно нетронутые стекла которых теперь были покрыты пылью. Выходить наружу, как он и предсказывал, ему совсем не хотелось. Теперь Дазай не знал, что с собой делать, стоя перед открывающимся видом. Несмотря на то, что большая часть обычно ярко-розовых листьев сакуры выглядела бледной, а остатки дождя превратили пепел в грязь, королевский сад всё ещё вводил в благодатный ступор своей испорченной красотой. Его несовершенство, испачканное напоминанием о вечно возвращающемся враге королевства, таинственно притягивало к себе. Осаму смотрел на пепел на белых розах прямо за дверью и думал, вопреки себе, что никогда ещё не видел королевский сад таким прекрасным. Наверное, ему следовало бы отругать себя за такие мысли, но в разрушении всегда есть своя красота. Ни король, ни Одасаку с Агатой ещё не вернулись, и Осаму не мог понять, что за чувство клокочет в его груди, но это точно не был страх за отца. Возможно, это был ещё один повод для чувства вины, но какая-то крошечная, злобная часть его души желала, чтобы он услышал новость о том, что его брат стал новым королём. Но эта мысль была лишь кратковременной, потому что, несмотря на их различия, Мори всё же был отцом Дазая. Сзади раздался тихий голос, заставивший его слегка вздрогнуть. — Ты не собираешься идти в сад, Осаму? Обернувшись, он увидел свою младшую сестру, красивую светловолосую девушку восемнадцати лет, одетую в повседневное платье. Ее длинные локоны выглядели расчесанными и ухоженными, несмотря на события прошлой ночи. Дазай всегда удивлялся, как его сестра всегда выглядела так свежо, даже в минуты беды, ведь не было случая, чтобы она держала бы свою служанку вдали от её семьи в подобных обстоятельствах. — Боюсь, там все заплесневело. Мои одуванчики покрылись пеплом. — Затем, остановившись на мгновение, чтобы окинуть взглядом сад, он повернулся и подошел к сестре. — Есть новости от отца? Элис подошла ближе и улыбнулась ему, приподняв брови. — Мой дорогой брат, похоже, бессонные ночи не приносят тебе пользы. — Она положила ладонь на бледную щеку Дазая и провела большим пальцем по тёмным кругам под его правым глазом. — Мы бы услышали колокол, если бы он был в пути. Я пришла за тобой, чтобы позвать на завтрак. Теперь настала очередь Дазая удивленно поднять брови. — И ты не могла послать слугу, потому что… — Конечно, потому что я тебя очень люблю! Разве принцесса не может хотеть проводить время с её старшим братом? — Она хихикнула и, встав на носочки, поцеловала Дазая в щёку. В ответ Осаму накрыл её ладонь своей и поднес к губам, чтобы нежно чмокнуть в костяшки. Это было вполне логично, если не вспоминать, что королевские дети обычно не зазывают своих братьев и сестёр на завтраки. Должно быть, она волновалась за их родителей и брата больше, чем позволяла себе показать. Агата могла бы гордиться тем, чего она добилась со своей единственной дочерью, если бы имела возможность наблюдать осанку девушки в этот момент. Элис убрала руку из руки Дазая, повернулась, чтобы встать рядом с ним, переплела их локти, чтобы идти рядом, и, слегка склонив голову, повела их обоих в длинный коридор. Он был довольно просторным, как и всё во дворце, несмотря на то, что он стоял на холме в стратегических целях. Когда они шли по коридору, Дазай не мог не заметить, что у дверей не было ни одного стражника. Должно быть, все они сейчас находились в деревнях под командованием Оды, оказывая помощь тем, кто в ней нуждался. Прошлой ночью многие потеряли свои дома, а то и жизни, поскольку не сгорела только резиденция короля — остальные постройки королевства были в основном из дерева, особенно в деревнях. С годами, а особенно с тех пор, как расплавилась его собственная кожа, Дазай не уставал спорить с Мори о том, что во время нападений им следует укрываться во дворце. Король, однако, всегда отказывался, говоря, что у них недостаточно места, хотя это и не имело смысла. Осаму точно знал, что оно есть. Замок с более чем сотней личных покоев, двумя библиотеками, кухнями, комнатами для слуг, залами и отдельным тронным залом, не говоря уже об обширной территории сада и конюшен, вряд ли был слишком мал, чтобы пускать туда людей. Отец Дазая всегда красноречиво оправдывал свою жестокость тем, что если они не могут разместить всех граждан королевства, то не должны размещать никого. Возможно, в этом была доля правды, но Осаму это всегда казалось бездействием. Если ты можешь предотвратить чьи-то страдания, разве не стоит хотя бы попытаться? Элис бодро вела брата вперед, не говоря ни слова, просто наблюдая за привычкой Осаму витать в облаках. Она всегда находила очаровательным и довольно милым то, что мысли Дазая порой, казалось, были где-то далеко, что резко контрастировало с мнением её отца, который всегда раздражался. Для принцессы же это был лишь признак мягкого, доброго сердца и активного ума, который не должен был замыкаться в рамках настоящего времени. — О чем ты думаешь? — О том, что этот дворец ужасно велик для семьи из пяти человек? — Дазай ответил с грустной улыбкой. — Ты и так знаешь, что бы он на это ответил. — Да, знаю. И всё же, каждый раз… — Дазай махнул рукой на оставшиеся без охраны двери столовой, отпустил руку сестры и открыл их сам. — Миледи, — игриво сказал он, ведя Элис внутрь, — но каждый раз я надеюсь, что он передумает или позволит мне… Ода! Продолговатый обеденный стол в форме овала, обычно украшенный цветами из сада, был в основном пуст. Во главе, рядом с креслом короля, сидел наследный принц, до сих пор в боевом снаряжении и с мечом наперевес. Взъерошенные волосы Оды, как и вся его фигура, были покрыты пеплом и грязью — должно быть, он всю ночь искал выживших, приказывая своим солдатам подносить воду к горящим зданиям. Он выглядел изможденным, и не без оснований — ночь не была спокойной, и Сакуноске не сомкнул глаз. Дазай и Элис поспешили к брату, радостно улыбаясь ему. Было странно видеть его здесь, без предупреждения, но оба были рады такому сюрпризу. — Когда ты вернулся? Мама с тобой? Или отец? — быстро спросила Элис, оглядывая пустую столовую и быстро оббегая стол, садясь рядом с Одой. — Она принимает ванну. Она провела большую часть ночи с ранеными, поэтому вернулась вся в крови. — Он ответил с изможденным выражением лица, перемежающимся с усталой улыбкой. — Мне, например, повезло больше, чем ей, — Ода указал на свою пыльную форму, такую же, как у солдат. Он настаивал на том, чтобы носить что-то похожее на своих людей, с единственным отличием — королевской эмблемой на плече. — А отец? — спросил Дазай. — Новостей по-прежнему нет, но мы бы услышали. — Ода сделал большой глоток воды из стоящего перед ним стакана. Его младшие брат и сестра выглядели, мягко говоря, обеспокоенными. Как бы ни был измотан Ода сейчас, он был благодарен за то, что его статус позволял ему отправиться на помощь. Он и представить себе не мог, каково это — всю ночь просидеть взаперти во дворце, не имея возможности ничего сделать. Наверное, ему бы тоже следовало бы пойти привести себя в порядок и заснуть на десяток-другой лет, но осознание того, что Осаму и Элис ничего не знают о положении дел, не позволяло ему этого сделать. Дазай сел напротив брата, с облегчением увидев его живым и здоровым, пусть и покрытым грязью. — Ода… — спросил он, — как там дела? Элис с легким раздражением взглянула на Осаму, но, поскольку тоже умирала от любопытства, ничего не сказала. — Не очень. В этот раз было так много обрушившихся зданий, что много наших людей оказались погребёнными заживо под ними. Большая часть запада города сгорела, и часть лесов тоже. И это только наша столица. Я послал нескольких своих командиров в ближайшие деревни, но они ещё не вернулись. Ода сделал ещё один глоток холодной воды. Они ждали, когда к ним присоединится королева, поэтому стол был пуст, за исключением некоторых фруктов; но он не был голоден, сомневаясь, что сможет проглотить даже кусок сухого хлеба в своем нынешнем состоянии. После всего, что он увидел сегодня, он сомневался, что когда-нибудь забудет тошнотворное чувство в своем нутре. Сгнившие трупы, обломки, рухнувшие здания и раненые… Очень много раненых. Но самым жутким зрелищем были дети, заживо сгоревшие на руках у своих матерей. Будущий король прекрасно понимал — с этим чудовищем надо что-то делать. — Надеюсь, отец был успешен, — пробормотал Дазай, — ведь если нет, то ты станешь нашим новым королем. — Мы пока ничего не знаем! — огрызнулась Элис, и тут же в её нежных чертах появилось раскаяние. Неудивительно, что она всегда думала о Мори гораздо лучше, чем Дазай; враждебность в отношениях между ними не была секретом, но девушка не могла понять, почему именно. Для неё Мори всегда был заботливым отцом и преданным королём. — Зачем ты так говоришь? Разве ты не хочешь, чтобы отец вернулся? Дазай лишь сузил глаза и отвернулся, подложив руку под подбородок, и облокотился на стол, вздыхая. Хотел ли он? Мори был его королём, воспитывал своего второго сына в роскоши, давал ему самое лучшее образование и все книги на свете. Он никогда ни в чем не нуждался, о чём ему не переставали напоминать и король, и многие его министры, а иногда даже Агата. «Будь благодарен, Осаму», — предупреждали они. «Повинуйся, Осаму» — вот что они на самом деле говорили. Как бы Дазаю ни хотелось верить в обратное, он чувствовал себя скорее пленником своего положения второго в очереди к престолу. Ода был наследником, а Элис имела стратегическую ценность как потенциальная невеста. Но ценность Осаму всегда заключалась в том, чтобы быть вторым выбором на случай, если что-то случится со старшим братом. Именно по этой причине ему было приказано оставаться во дворце и не разрешалось помогать в оказании помощи. Вздохнув ещё раз, Дазай одарил сестру усталой улыбкой. — Конечно, хочу, Элис. — Правда? — Да, конечно. — Ты всегда так… так раздражаешься на него. Почему вы не можете просто найти общий язык? У нас уже есть враг, нам незачем ссориться! Дазай хотел сказать Элизе о том, что её дорогой отец никогда не был так добр к нему, как к другим детям, или о том, каким одиноким он чувствовал себя в этом огромном замке. Но он предпочел промолчать — как бы ему ни хотелось обратного, свадьба Элис была через месяц. После этого он, возможно, не увидит её много лет, если вообще. Кивнув ей, Дазай очаровательно улыбнулся одной из тех натянутых масок, что он искусно подбирал годами исключительно для неё. Все были измотаны. Ссоры могли подождать.***
По идее, должны были зазвонить колокола, возвещая об их благополучном возвращении, подумал Нацумэ, но, окинув взглядом спящую фигуру своего короля, решил, что лучше, если громкий звон не разбудит Мори. Они ехали почти все утро, и в конце концов задремали под охраной королевской гвардии. К лучшему, что он проснулся первым, ведь теперь у него было время, чтобы в относительной тишине подготовить отчет для заседания Совета после полудня. Неважно, насколько они все устали, информация о заключенной сделке должна была быть доведена до сведения тех, кто был посвящен в план. Однако теперь, когда они вернулись и карета ехала по частично разрушенному городу, первый министр короля пожалел, что проснулся до того, как они доехали до замка. Уничтожение было слишком скромным словом, чтобы описать то, что Нацумэ видел из окна. Большая часть пожаров была потушена, и почти все солдаты ушли в казармы отдыхать. Многие дома лежали в виде груды обломков, а оставшиеся в живых, те, кто потерял свои жилища, либо покидали город, если им было куда идти, либо оставались поблизости, некоторые даже разбивали палатки. Это было жалкое зрелище, и Нацумэ задавался вопросом, кажется ли ему, что с каждым разом нападения становятся всё более ужасными. За свою жизнь он повидал немало ночей Дракона, но так и не смог привыкнуть к опустошению, которое всегда наступало по утрам. Разрушения, сожженные здания, загубленные жизни… плачущие, отчаявшиеся дети. Корона помогала, но она могла сделать лишь очень немногое. Каждые пять лет превращались в замкнутый круг подготовки к судьбоносной ночи. Королевство жило в постоянном страхе перед чудовищем уже почти два столетия, и не было в живых человека, который помнил бы, какого это — не бояться печально известной твари. Сосэки, как и многие другие, посвятил свою жизнь тому, чтобы наконец убить его. Нацумэ окинул взглядом спящего монарха, нахмурившегося даже в дремоте. Король что-то недоговаривал, и, конечно, это была его прерогатива, но что именно, Нацумэ понять не мог. И что-то подсказывало ему, что это будет необходимо. Он достал блокнот и открыл его на последней заполненной странице, радуясь, что не пошел на вершину Горы — пергамент был сухим, хотя дождь шёл всю ночь, словно сама природа восставала против адского пламени. Конечно, он остался, как выразился Мори, ради своей безопасности, но первый министр знал об этом лучше — его единственной обязанностью сегодня было не советовать, а быть носителем плохих новостей, если сделка не состоится и король не вернется со скалы. Нацумэ пытался собраться с мыслями, чтобы записать произошедшее, стараясь не обращать внимания на ноющее чувство боли в сердце. Всю свою жизнь служивший короне и родившийся аристократом, Нацумэ хорошо знал, что такое долг. У королей и аристократов не было иного выбора, кроме как бороться с тварью любыми способами, жестоко подразумеваемое «noblesse oblige» заставляло их делать всё, чтобы сохранить власть и, как они надеялись, использовать её для защиты. Это была его работа, работа всех их, чтобы наконец-то удалось положить конец двухсотлетнему террору. Прежде всего, эта миссия, которую они выполняли с момента первого нападения, должна была быть каким-то образом завершена. Из всех государей, когда-либо правивших на Белом Троне, Мори Огай был, пожалуй, самым преданным делу выживания своего народа. Любыми средствами. Когда Нацумэ впервые услышал о плане уничтожения Дракона, всего несколько месяцев назад, его с ужасом осенило, что он вынашивался уже гораздо дольше. Амбиции Мори внушали не только преданность и самопожертвование, но и порой приводили в ужас. В конце концов, что за человек пожертвует собственным ребенком? Нацумэ любил королевскую семью как свою собственную, обожал Оду и Элис, наблюдая за их взрослением на протяжении многих лет; но средний ребенок, несколько забытый родителями, занимал особое место в сердце министра. Осаму всегда был немного замкнутым и тихим. Он не любил заниматься с репетиторами, и научить его хорошим манерам было ужасным трудом. Асоциальный, он никогда не хотел ничего делать, кроме как сидеть и читать, обычно в маленьких пространствах между окнами и портьерами, скрытых от остального мира. Особенно ему нравились книги, которые давал ему Нацумэ, на самые разные темы: приключения, поэзия, ботаника, алхимия — Дазай читал всё подряд, смиренно просиживая детство в библиотеке, пока старший брат не начал проводить с ним время. Мрачная меланхолия Дазая, выражавшаяся в тонких жестах, намеках на улыбку и проблесках дрожи при резком тоне Мори, находила отклик у Нацумэ. Как родитель, он никогда бы не позволил себе выбрать любимчика среди детей, но это были не его дети. Не было никакой гарантии, что дракон выберет Дазая, Нацумэ знал это. И все же в голосе Мори звучала почти невероятная уверенность, когда он говорил о сделке, как о чем-то уже решённом. Нацумэ не думал, что король попытается манипулировать таким существом, чтобы оно выбрало то, что хотел Мори; но ведь не мог же он иначе говорить с такой уверенностью? Он начал с того, что перечитал некоторые записи, сделанные им ранее, когда он ждал возвращения короля. Блокнот в кожаном переплете с королевским знаком отличия на обложке — подарок короны — был заполнен примерно на три трети находками о существе, наблюдениями, сделанными им самим, а также тем, что он нашел в библиотеке. Точнее, в библиотеках. В прошлом он много путешествовал, пытаясь найти хоть что-то, что дало бы ему преимущество, идею, как убить такого безжалостного монстра. В некоторых странах было больше информации об этих существах, но все сводились к одному — драконы были разумными чудовищами, не уступающими людям, а порой более хитрыми и мстительными, чем любые другие магические существа. Записать всё это было делом кропотливым, и Мори поручил своему министру выполнить его с большим усердием, не упуская ничего, кроме приказа короля. За пять лет, прошедших с момента последнего нападения, в блокнот не попало лишь несколько фактов. 29 апреля, Годовщина террора дракона двести пять. В первые часы атаки большая часть столицы полностью разрушена. Погибло более двухсот солдат и около пятисот мирных жителей. Более значительные потери остаются неизвестными. Король решился встретиться с существом на вершине Чёрной горы, предложив дракону сделку. Первая часть плана прошла успешно. Принц Осаму должен… Его рука соскользнула, когда карета наехала на что-то, и острый карандаш провел резкую линию по имени Дазая, до самого низа страницы. Теперь казалось, что имя перечёркнуто. Нацумэ вздохнул, взглянул на своего короля, который по-прежнему мирно спал, откинувшись на подушки, и покачал головой. Долг велел доверять государю и верить, что даже если он посылает на смерть своего младшего сына, это не будет напрасно. Первый министр уставился в свой блокнот, не в силах написать ни слова. Вонь горелой плоти людей, которых он должен был защищать, слишком сильно отвлекала его.***
Медленные, повторяющиеся звуки воды, капающей со скального потолка пещеры, где в глубине Чёрной горы были спрятаны источники, убаюкивали Чую, усыпляя его. Жёлтоватый отблеск свечей слегка играл на веках — только это мешало ему дремать в бурлящей воде, положив голову на бортик бассейна. Камни здесь были такими же чёрными, как и на поверхности, но века сделали их гладкими и отполированными, будто мрамор, и они блестели даже под водой. Эта часть пещеры была не слишком большой, бассейны горячих источников соединялись между собой запутанной системой туннелей, в которых невозможно было ориентироваться без карты или подробного знания схемы. Целебные свойства этих источников делали их диковинкой, которую иногда искали отчаянные души, пытавшиеся убить дракона или, по крайней мере, найти воду, которая, согласно легенде, исцеляла самые страшные раны и даже продлевала жизнь. Накахара уже давно удостоверился, что это не просто легенда. Его тело сохранило тот же юношеский вид, что и двести лет назад, когда он впервые приобрёл эту страшную силу. Дракон требовал, чтобы его выпускали, но существо почти всегда было под контролем, а источники излечивали любые травмы, которые могло получить человеческое тело Чуи. Обычно он проводил здесь всего час, и магия этого места полностью восстанавливала его силы. Но раз в пять лет, после этой ужасной ночи, ему приходилось оставаться в воде часами. Его человеческое тело и сейчас было слишком истощено, но не от напряжения физических последствий столь долгого пребывания в драконьем облике — это была чистая, кристаллизованная ярость на мир и его обитателей, что истощала Чую, высасывала из него энергию и силы, делая его слабее, чем он мог бы быть в любую другую ночь. Сидя в бассейне, уперев руки в бока и закрыв глаза в полусонном оцепенении, он думал о том, что никогда не хотел бы покидать это место. Вода идеально обнимала его стройное тело, самое близкое к объятиям, что он мог испытать. Чуя уже не помнил, какого это. Прошло слишком много времени с тех пор, как он ощущал что-то похожее на любовное прикосновение, ласку или поцелуй… Эти мысли заставили его проснуться. Он не хотел думать об этом сейчас, в тот момент, когда он почти забыл о своей человечности. Чуя сидел в роднике, успокаивающем своим медленным движением воды, которая никогда не стояла, а потому всегда была прозрачной. Дно этого бассейна всегда было видно, и чёрный камень там сиял ярче, чем обычный гранит. Ещё одно сокровище этого места, то, что не имело ценности для владельца, но то и дело привлекало воров, пытавшихся обогатиться, продавая темный малахит купцам. А может, и самому королю. Чуя плеснул водой в глаза и снова плотно закрыл их, быстро моргая с непривычки. Вот уже восемь часов он придирчиво размышлял над тем, что произошло на вершине утеса. Впервые за сто с лишним лет он видел, чтобы кто-то вообще нашел это место, не говоря уже о засаде. Подняться так высоко было нелегко — леса внизу горы всегда были непроходимо густыми, и наверху постоянно существовала опасность заблудиться или поскользнуться на мокром камне и упасть на обсидиановые скалы, одинаковые в своей абсолютной непригодности для выращивания чего-либо съедобного для человека, были окружены мутной пеленой облаков. То, что Король нашел это место, когда Чуя находился в человеческом облике, могло быть просто огромным совпадением — всё-таки он очень заметен в облике дракона, и каждый мог видеть хотя бы направление, в котором чудовище всегда улетает с трупами, зажатыми в когтях. Чуя ожидал, что нечто подобное рано или поздно произойдет — в конце концов, они должны были собирать знания о поведении дракона в течение двухсот лет. Об этом существе, должно быть, уже были написаны книги, академики и ученые наверняка посвятили свои жизни его изучению, отчаянно пытаясь найти ответ, остававшийся недосягаемым. Ему не было жаль людей, отдававших свои жизни за то, чтобы узнать, кто он такой или откуда взялся дракон. В конце концов, они сделали это по собственному желанию, и не только для себя. Однако люди, похоже, что-то узнали… Король узнал. Мори назвал его по имени. По его человеческому имени. Накахара так и не изменил его за все эти годы, даже если его использовал только Хироцу. Его слуга тогда был единственным человеком, который знал, где проснется Чуя, и единственным, кто мог рассказать королю правду о драконе, которая неизбежно появлялась при знании его имени. Слегка покачивая головой, Чуя опустился в прозрачную воду, чтобы она покрыла его с головой. Выдыхая, он наблюдал, как пузырьки поднимаются к поверхности, нарушая её неподвижность, как плывут и движутся словно водоросли локоны длинных рыжих волос. Отсутствие воздуха в легких позволило ему лечь до самого дна бассейна, ощущая под лопатками тёплые камни — ему так не хватало ощущения крыльев. Каждый раз возвращение назад было для Чуи чем-то вроде шока, он так и не смог к этому привыкнуть. Он словно отказывался от этой великой силы, каждый раз отрезая часть себя. Лазурные глаза смотрели на почти неподвижную поверхность неглубокого бассейна, размытую из-за воды. Если проследить за течением источника, то Чуя был уверен, что найдет то самое огромное озеро, на которое он наткнулся около пятидесяти лет назад. Гора была огромной, её внутренние пещеры составляли огромную сеть туннелей, полную карту которых он не знал даже спустя столько времени. Изо рта больше не вырывалось ни одного пузырька воздуха, даже крошечного, и кратковременное удушье давало Чуе единственный момент покоя за эту долгую ночь. Может быть, ему стоило бы просто остаться здесь, на дне этого мелкого бассейна с кристально чистой водой, позволить кислороду закончиться, дав себе задохнуться… и умереть. Он часто задавался вопросом, когда наступит его смерть, если она вообще была возможна для такого существа, как он. Чуя так и не выяснил, являлся ли он бессмертным, хотя знал, что его можно убить, или же он очень медленно старел. По его мнению, это не имело значения; но всё же в нем оставалась какая-то искра любопытства к миру и самому себе, поскольку он был его частью. На что Белый Король, несомненно, рассчитывал. Когда воздуха почти не осталось, Чуя поднатужился и быстро поднялся на поверхность, резко вдохнув. Через мгновение его зрение сфокусировалось на Хироцу, который стоял у бортика бассейна с полотенцем. — Я начал думать, не пытаетесь ли вы утопиться, мой господин. — В словах, вылетевших из этого теперь уже исцеленного рта, чувствовался оттенок юмора. — Может, выплывете? Или вы пытаетесь приблизиться к своей природе? Чуя лишь недоуменно посмотрел на Хироцу и снова погрузился в воду до подбородка. Ему не хотелось покидать тепло целебных источников, но, видимо, он провел здесь немало времени, раз Хироцу пришел за ним. Прорычав что-то похожее на «хорошо», Накахара несколько раз пошевелил руками, подплывая к краю, а затем, ступив на камни, вынырнул полностью. Оглядев своего господина, Хироцу с удовлетворением отметил, что на теле не осталось ни ран, ни синяков. Чуя подошёл к слуге и повернулся, позволяя ему накинуть полотенце на плечи. Остановившись на мгновение, Хироцу так и сделал, но только после того, как окинул взглядом обнаженные лопатки. — Крылья ещё болят, Накахара-сан? — Нет. Я их больше не чувствую, но левое, кажется, было сломано. Они стреляли в меня из пушки. Полотенце приятно прижималось к его коже, почти напоминая объятия, если бы Чуя потянул его с каждой стороны. Глядя на стоящего перед ним Хироцу, Чуя в очередной раз отметил, как постарел его единственный опекун. По каким-то причинам он отказывался заходить в целебные источники до полного исцеления, позволяя себе стареть. С каждым годом морщины вокруг его глаз становились всё заметнее, напоминая Накахаре, что скоро — хотя неизвестно точно, когда — он снова останется один на один с промозглой пустотой древнего замка на вершине мёртвой скалы. Не потому ли он так легко согласился на сделку с Мори? — Скажи, твои раны зажили? — поинтересовался Чуя, глядя прямо в старческое лицо. Его слуга был полностью одет, в парадную рубашку и свободные брюки — оттенок неформальности, который не мешал ни одному из них; но сейчас невозможно было сказать, стало ли Хироцу лучше. Хотя бы на его лице не было синяков, и это был хороший знак. Хмыкнув, старик лишь улыбнулся, повторив фразу, которая так полюбилась ему за последние двадцать пять лет, с тех пор как он стал заметно стареть. — Можешь не беспокоиться обо мне, Чуя-кун. Я провел в источниках больше двух часов. Улыбаясь, но с оттенком меланхолии, Накахара вернул полотенце слуге и подошел к крючку, на котором висел его купальный халат, и накинул его на плечи, не желая, чтобы его одевали. По дороге в туннели, под дождем, в слепой ярости и беспокойстве за здоровье Хироцу, избитого королевской гвардией ради информации, Чуя не успел задаться вопросом, как именно Мори узнал его настоящее имя. Он предполагал, что это произошло под пытками, ведь Хироцу никогда бы не сказал этого добровольно. Однако теперь, когда у него появилась минутка, чтобы подумать об этом, Чуя задумался, так ли это. — Хироцу, — начал он, когда они шли по длинному коридору, освещенному свечами, ведущему к замку, — ты расскажешь мне, что они с тобой делали? — Ничего такого, чего бы я не испытывал раньше. — Я обещал тебе безопасную и продолжительную жизнь, хотя, похоже, ты не очень-то стремишься ни к тому, ни к другому, — Чуя отвернулся в сторону. Ему нужно было собраться с мыслями, прежде чем спрашивать своего единственного верного слугу, не предал ли он его. Это не доставляло ему удовольствия, но после того, что сделали с ним люди, он уже никогда не сможет довериться ни одному человеку. — Ты расказал им моё имя? — Это то, что он тебе прошептал? — Да. Наконец они достигли двери в главный зал замка. Тяжело вздохнув, Хироцу изобразил на лице раскаяние, исказившееся при воспоминании и с выражением торжественной покорности он тихо произнес: — Когда я вышел из туннелей, они уже ждали меня. Как будто они точно знали, где я появлюсь. Белый Король продолжал задавать мне вопросы, но с каждым выбитым из меня ответом, он ни разу не показался удивленным. Словно он просто искал подтверждения той информации, которая у него уже была. — Он вздохнул, внезапно объятый непреодолимой горечью. — Я предал вас во второй раз. В главном зале замка, как и во всех остальных помещениях этой одинокой заоблачной крепости, было много окон, через которые сочился свет. Колонны, завершающиеся арками у потолка, не отличались сложностью конструкции, поскольку все здание было построено из серого камня — материала, трудно поддающегося формовке, но Чуе нравилась эта изящная простота. Он подошел и окинул взглядом долину, частично скрытую облаками. — Ты не предал меня. Ты единственный, кто так и не оставил меня. И хотя ты всё ещё можешь… — Чуя покачал головой, загоняя мысли о будущей смерти своего друга куда-то вглубь. Время оплакивать потерю ещё не пришло. У него будет на это вечность. Повернувшись к слуге, Накахара замолчал, широко раскрытыми глазами глядя на Хироцу, надеясь, что тот поймет его без слов. Это и случилось. — Вы отправляетесь в Белый замок. — Да. — Милорд, это наверняка ловушка. Вы не можете рассчитывать на то, что он выполнит эту сделку! Он предаст вас при первой же возможности, а вы знаете, что вы более уязвимы, — Хироцу махнул рукой, указывая на стоящую перед ним невысокую фигуру, — вот так. Он убьет вас. — Он мог бы убить меня на обрыве. Я не знаю, как, но он был уверен, что я ничего не сделаю. Даже чтобы спасти тебя. — Он блефовал! Он должен был блефовать. — За свою беспощадно долгую жизнь я повидал немало правителей. Этот — прирожденный стратег. — Тем более не стоит отправляться. — Хироцу подошел ближе, взяв ладонь Чуи в свою. — Пожалуйста. Здесь он не сможет причинить вам вреда. Накахара посмотрел на своего слугу, хмыкнув. — Как мало ты доверяешь моим способностям, Хироцу. Но также… — Чуя сжал в ответ его ладонь. — Ты лучше других понимаешь, почему я не могу этого допустить. Я приму предложенную им сделку, но ему придется заплатить страшную цену. Я заберу то, что ему дороже всего. Кивнув, Хироцу посмотрел на пол. Да, он понимал. Ведь он всю жизнь, с двадцати лет, провел рядом с Чуей. — Хорошо, тогда я поеду с вами. Нам уже очень давно пора навестить королевство Сион.