Поэт и Король

Жаркий день непозволительно сильно давил на каждого, кого касался. А дотягивался он до всех, кто не нежился в водах Чёрного озера, неизменно холодного и спокойного.  Хэ Сюань сидел, зарывшись в бумаги с головой. Большинство горожан от чего-то видимо не чувствовали ту же подавляющее жару, а потому готовились к празднику Середины Осени. Отчего осенью так жарко –  это другой вопрос, которым Хэ Сюань искренне не хотел задаваться, ведь сейчас ему необходимо было проконтролировать процесс подготовки к вечернему пиршеству: украшения, еда, музыка, безопасность и небесные фонарики. Как о многом приходилось беспокоиться, несмотря на то, что подготовка длится уже не меньше месяца. Вопросов меньше не становится; они не заканчиваются даже в день праздника, поэтому решить их необходимо как можно скорее. Хотелось бы сбросить с себя все эти обязанности на кого-нибудь другого, но, к сожалению, единственным по-настоящему ответственным человеком во всей стране, видимо, была лишь Лин Вэнь. Только ей Хэ Сюань осмелился бы оставить дела в свое отсутствие, но иногда даже самым выносливым не под силу решить всё и сразу. Девушка работала без выходных, а в последнюю неделю на неё страшно было смотреть: тёмные круги под глазами становились больше чем чёрное озеро, поэтому Хэ Сюань отправил её отдыхать. Впервые она смотрела на него с такой благодарностью. Наверняка пошла отсыпаться. Хотя навряд ли у неё получится, ведь, судя по всему, празднество продлится до самого утра.  В воздухе так и летало лёгкое, немного тревожное, состояние предвкушения. Люди с нетерпением ждали вечернего наслаждения, но всё это прекрасное настроение настойчиво обходило стороной кабинет Хэ Сюаня. Оттуда словно прямо из-под двери расползались тёмные щупальца усталости и раздражения, поэтому рядом люди старались не появляться. Один только человек предпочел двери – окно, и именно поэтому сейчас излишне беспечно шёл по маленькому выступу, соединяющим все окна. На, и без того очень узкий, выступ мешал наступать плющ, что покрывал почти все стены дворца. Особенно эту сторону и это окно, потому что их хозяин не слишком жалует солнце. Но такое препятствие и трудностью назвать сложно, когда хочешь развеять тьму собственным присутствием и вытянуть одну слишком бледную натуру на улицу.  Как только вся полоса препятствий преодолена, остается лишь отогнуть в сторону плющ, запуская в тёмную комнату солнечные лучи, и толкнуть окно. Ещё секунда, и помещение словно и никогда не было тёмным и мрачным. Щупальца монстра Черных Вод сузились до одной точки во взгляде Хэ Сюаня, обращенного на Нарушителя его мрака.  — Хэ-сюн! Только не говори мне, что ты всё ещё работаешь. —  произнёс Ши Цинсюань, подходя к столу, потянув за собой уже тускнеющее солнце, которое прошло рубеж полудня.  Хэ Сюань тяжело вздохнул, словно это самое солнце теперь мешало дышать, и вновь опустил взгляд на стол.  — А ты все ещё не научился пользоваться дверью. — лишь сказал он.  — Так она всегда заперта на ключ! К тебе невозможно зайти. — Ши Цинсюань осторожно отодвинул стопку бумаги с края стола и сел прямо на него, раскачивая ноги из стороны в сторону.  — Удивительно. И почему же это? — раздражённо произнёс Хэ Сюань, тщетно стараясь сосредоточиться на строчке, которую перечитал уже третий раз.  Ши Цинсюань пропустил колкость мимо ушей и продолжил говорить: — На улице просто красота – ты обязан выйти и посмотреть на собственные труды. Я не прощу тебе, если и в этот раз мы всё пропустим.  — У меня много работы.  — И кто в этом виноват? — спросил Ши Цинсюань с улыбкой, слово никакой проблемы отложить работу в сторону не было.  В ответ он получил тёмный взгляд, требующий не продолжать тему, но, как это обычно бывает, собеседник не счёл нужным обращать внимание.  — Я пришёл с намерением вытянуть тебя на праздник, и ты не сможешь отвязаться. — взгляд Хэ Сюаня потяжелел ещё сильнее, и теперь Ши Цинсюань отвечал уже глядя напрямую. — И не смотри на меня так. В противном случае ничего мне не мешает притащить праздник прямо в твой кабинет, — Ши Цинсюань хмыкнул в кулак и продолжил: — Или ты сомневаешься в моих способностях игры на укулеле и пении?  О нет, Хэ Сюань уж точно не сомневался. Ему хватило однажды ума остаться один на один с Ши Цинсюанем, укулеле и кувшином вина. Больше таких ошибок он не совершал. Если обычно пение Ши Цинсюаня ещё можно вытерпеть, как, например, незнающие люди, слушающие его лишь из вежливости и красивых стихов, то в нетрезвом состоянии завывания знаменитого поэта «Ветерка» слушать не станет даже Се Лянь – хозяин любимого бара Ши Цинсюаня в городе.  Так что сейчас перед Хэ Сюанем стоял сложный выбор между прыжком в лаву и костром. Одно от другого не сильно отличается: всё заканчивается смертью. Третьего варианта «сидеть в тишине и спокойно работать» ему, очевидно, не оставили.  *** Хэ Сюань не знал, сколько ещё раз он должен столкнуться с кем-нибудь в кипящей толпе, чтобы окончательно смириться с собственной участью и перестать ругать самого себя, за то, что позволил Ши Цинсюаню собой управлять. Он обреченно смотрел в затылок перед собой, который не переставая оглядывался, проверяя, не сбежал ли Хэ Сюань. И это несмотря на то, что Ши Цинсюань все это время держал его за руку и тянул вперед, будто они куда-то безумно торопились. Ноги уже подкашивались от обилия жизни вокруг, которой не мешала даже тёмная аура Хэ Сюаня. Похоже, что чёрные щупальца были беспощадно повержены солнечными лучами неумелого поэта.  И, всё же, хотя бы в одежде Хэ Сюань не уступил Ши Цинсюаню. Тот намеревался переодеть его в тряпье цветастого пугала, которое называл прекрасным образом. Хэ Сюань молча скривился при виде предложенной "одежды", даже не комментируя и не объясняя, почему он надевать это не будет. Ши Цинсюань, кажется, обиделся, но только на пару минут.   Он нацепил на себя кремовую рубашку с объёмными рукавами и салатовой вышивкой на груди, светлые брюки, а на плечи накинул, кажется, самую яркую вещь из всех, что доводилось видеть Хэ Сюаню: зелёный плащ, простеганный золотыми нитями, напоминающими то листья, то лианы, то сам ветер, создавая из Ши Цинсюаня мишень для взглядов. Он был последним человеком в мире, которого можно было бы потерять в толпе. Но, как будто этого было мало, Ши Цинсюань закрепил половину длинных, немного вьющихся волос, золотой шпилькой с камнями и цепочками. Явно подарок Ши Уду, – сам бы Ши Цинсюань на такое сокровище копил бы годами, и то: даже со всей его любовью к подобным побрякушкам, вряд ли купил бы что-то подобное сам. Ши Уду же частенько старался сделать из бродяги-брата подобие человека с достатком, ведь сам был чуть ли не богаче Хэ Сюаня, а он, на минуточку, король Черноморья, но каждый раз терпел поражение. Ши Цинсюань слишком небрежно относился к вещам, будь то их приобретение или потеря. И если Хэ Сюань смирился с этим сразу, то богатейший торговец и владелец пяти портов – Ши Уду не терял надежду.  И, всё же, сейчас на фоне Ши Цинсюаня, Хэ Сюань смотрелся очень тускло, чему несказанно был рад. Он оделся в самую простую чёрную рубаху и такие же чёрные брюки. Его спокойно можно было бы принять за служащего во дворце. Выдавали высокое положение только излишне ухоженные и длинные волосы, которые Хэ Сюань не удосужился заплести, о чем жалел, ведь, пока он протискивался сквозь толпу, волосы наверняка превратились в сплошной чёрный комок.  Уже вечерело, поэтому люди стали зажигать фонарики. Они были везде: на торговых лавках, у окон, возле дверей и, наконец, в руках прохожих. Всё это шествие напоминало множество светлячков, пробивающих себе дорогу во тьме. Этому свету невозможно было противиться, – лишь подчиняться и послушно следовать, вливаясь словно инородное тело. Точно пятно на солнце. Поэтому Хэ Сюань тихо шёл за своим светилом, уже не сопротивляясь и не смотря по сторонам на украшения, что так старательно готовил к празднику.  — Хэ-сюн! Смотри! — Ши Цинсюань замер посреди оживлённой улицы и указал на небо, восхищённо вздыхая.   Хэ Сюань наконец оторвал от него взгляд и посмотрел, куда указывает Ши Цинсюань. В небе появилась Луна. Сейчас, взглянув на нее, Хэ Сюань словно оказался в другом мире. По сравнению с суетливой, маленькой землёй, небо казалось невообразимо далеким и большим, а Луна в нём цвела; распускалась и сияла как белая лилия в Чёрных Водах в окружении серебристых звёзд. Одновременно казалось, что сверху на него смотрят тысячи богов, оценивая каждый шаг, и пронизывает взгляд пустоты. Глубокой, липкой и одинокой. Той, из которой не выбраться. — Красиво. Давай сходим потом посмотреть подальше от города? — не отрывая взгляда от неба спросил Ши Цинсюань.  Хэ Сюань на это предложение многозначительно промолчал и с усилием перевёл взгляд, мысленно возвращаясь на землю. Задерживать взор на небе слишком долго опасно – можешь потом не вернуться обратно.  — Куда ты меня тянешь? — устало спросил Хэ Сюань, стараясь осторожно вернуть Ши Цинсюаня. Тот отреагировал мгновенно, вновь озаряя пространство улыбкой, на фоне которой меркли тысячи фонарей и одинокая Луна.  — К Се Ляню конечно! Сегодня там веселее, чем где бы то ни было. И я попросил занять нам местечко. — воодушевление Ши Цинсюаня, кажется, росло с каждой секундой, пока он это говорил.  Он вновь потянул Хэ Сюаня сквозь толпу, успешно маневрируя между людьми, не забывая иногда поздороваться с кем-то знакомым. У Хэ Сюаня уже знатно кружилась голова от вечных поворотов, но вдалеке наконец мелькнула вывеска: «Бар Водных Каштанов». Крайне непримечательная надпись, однако настолько долгожданная Хэ Сюанем, что заметил он её за два десятка метров. Теперь, указав на неё Ши Цинсюаню, плавающему в толпе как рыба в море, направление стало более чётким и прямым. Хэ Сюань не стеснялся пару раз кинуть недовольный взгляд не только на несносного поэта перед собой, но и на людей вокруг, желая проложить себе наименее травмоопасный путь к таверне. Наконец дверь оказалась прямо перед их носами. Путь к ней оказался тяжёлым и обошёлся не без потерь. Хэ Сюаню пришлось распрощаться с половиной волос и примерно таким же количеством нервов. Зато приобрёл он с десяток синяков, боль в плече от сильной тянущей хватки Ши Цинсюаня и ещё большую усталость, чем та, которая одолевала его в тёмном кабинете. Его спутник тоже выглядел изрядно потрепанным, однако не менее счастливым. Казалось, что каждое столкновение приносило ему море удовольствия, а движение вокруг не отнимало энергию как у Хэ Сюаня, а наоборот: дарило жизнь и желание выплёскивать эмоции. Хэ Сюань наивно надеялся, что сможет отсидеться в тёмном и недоступном углу бара, мирно наблюдая за веселящимся Ши Цинсюанем, который собирался осушить минимум треть запасов выпивки Се Ляня и протереть пол, кружась в беспрерывном танце. Надежда эта разбилась о конфетти, прилетевшее в лицо Хэ Сюаню, стоило ему открыть дверь. Суматоха и празднество за ней ничем не отличались от тех, что происходили на улице. Ши Цинсюань был всё так же счастлив, но теперь ещё и с конфитюром в волосах. Прелесть. — Ши Цинсюань, Хэ Сюань, извините! Я случайно! — запричитал Се Лянь, стоявший изначально спиной ко входу и взорвавший хлопушку не в ту сторону. На мгновение он будто потянулся убрать цветастые листочки из волос своих гостей, но наткнулся на мрачный взгляд Хэ Сюаня и светящийся Ши Цинсюаня, поэтому просто освободил им путь в бар. — Вы так долго шли, что Сань Лан уже пытался отдать ваш столик кому-нибудь другому. Ши Цинсюань в одно мгновение растерял всю свою улыбку и взволнованно подскачил к Се Ляню. — Как?! Я надеюсь, ты его отвоевал? Ты же понимаешь, что эту тучу не так просто было сюда привести! Скажи мне, что то прекрасное место всё ещё наше. Се Лянь рассмеялся, беря Ши Цинсюаня под руку и ведя сквозь веселящихся людей. Хэ Сюань же мрачно поплелся за ними, всё ещё надеясь если не на тихий, то хотя бы на дальний угол. Пригретое Ши Цинсюанем место оказалось не худшим из того, что представлял себе Хэ Сюань. Близко к празднику жизни, выпивке и музыкальным интументам, но достаточно в тени, чтобы можно было скрыться при желании. Желание было огромным, поэтому Хэ Сюань поторопился упасть на стул и не смел даже мысленно себе отказывать в удовольствии напиться. Выпивка грела ему душу, даже не успев коснуться губ. Но за что Черновод по-настоящему ценил это место – так это за прекрасные закуски, которые в очередной раз собирался испробовать. Кажется, именно эту мысль уловил Ши Цинсюань, взглянув на своего короля, поэтому, даже не садясь за стол, обьявил: — Се Лянь, я сегодня собираюсь напиться лучшими твоими винами! Скорее всего, я буду пробовать их по кругу без остановки. А его королевское величество как всегда по закускам. Ши Цинсюань, кажется, даже не собирался садиться, потому что его ноги уже рвались в пляс, а руки не отпускали плечи Се Ляня. Хэ Сюань же недовольно пихнул поэта в бок, не слыша заветных слов в заказе. Ши Цинсюань в мгновение Ока встрепенулся, а с ним и Се Лянь в его руках. — О, кажется сегодня вино будет литься рекой не только в моей чаще. Хэ-сюн тоже выпьет. — Я не сомневался, старина Ветер, ещё по взгляду после хлопушки понял. — улыбнулся Се Лянь, мягко освобождаясь от цепких рук поэта. — Я передам Инь Юю, так что веселитесь. — напоследок сказал он и скрылся в танцующей толпе. Ши Цинсюань все же плюхнулся на стул, придвигаясь как можно ближе к Черноводу и постукивая пальцами о стол в такт мелодии. Музыканты расположились в самом просторном месте бара и заполнили помещение флейтой, укулеле, домрой трещетками и свистульками. Женский голос связывал все иструменты воедино и поддерживался океаном голосов гостей. В этом звучании он не терялся, а стал танцующей лентой. Поднимал со стульев, разливал выпивку и толкал в спину людей к друг другу. Наверное, из-за него Ши Цинсюаню расстояние между ним и Хэ Сюанем казалось огромным. Он делал все, чтобы его сократить. — Надеюсь ты не собираешься сидеть так весь вечер? — спросил поэт, ловя взгляд короля. — Ещё как собираюсь. — И ради чего я тогда тебя вытянул? С тем же успехом, ты мог просидеть так в своём кабинете. Взгляд Хэ Сюаня оказался слишком красноречивым и заменял тысячи слов. Ши Цинсюань вздохнул, оставив свою тираду где-то позади. В этом мгновение он подумал, что любой мрак должен остаться в чёрном замке, а в этом баре есть только жизнь, которой не страшны ни какие щупальца подводного монстра. — Ладно, ладно, король-чёрная-туча. Ещё посмотрим, кто кого. Смотри и завидуй счастью танцующего человека. — улыбка его была до ужаса хитрой и довольной, а взгляд, что ее проводил в толпу цепким и совсем немного любующимся. Всего капельку. Ши Цинсюань здоровался с каждом встреченым, вливаясь в любую компанию, а Хэ Сюань про себя отмечал множество знакомых лиц. Бар Водных Каштанов пользовался немалой популярностью, поэтому встретить здесь видных личностей было обычным делом. Поэт уже кивнул Инь Юю, что носился от стола к столу с подносом в руках. И не понятно: бегал он так быстро, чтобы разнести все заказы, или потому, что пытался оторваться от кудрявой макушки? Если Хэ Сюань правильно помнил, то парнишку звали Цюань Ичжень. Он стал своего рода местной легендой или шутом (которые не сильно отличались друг от друга в мире Черновода). Кто-то говорил, что он по уши влюблён в неприметного разносчика выпивки и еды, кто-то утверждал, что он его смертно ненавидел и всюду следовал, чтобы извести и отомстить. Но какая там пряталась история на деле – известно только им самим, а остальное – сплетни, которые Ши Цинсюань любезно доносил до ушей Хэ Сюаня. Сам Хэ Сюань успел кивнуть Хуа Чену, что стоял за барной стойкой. Давно они не виделись, хотя стоило бы пропустить пару чарок за разговором. Дела минувших дней они никогда не обсуждали, но благодарность за старую помощь навеки выкована в душе Хэ Сюаня. Таких людей нельзя терять или забывать, даже несмотря на их сложность. Хуа Чен иногда напоминал ему шестерёнку, которую разгадать должен кто-то другой. Черновод же способен только мирно сосуществовать с ней, отдавать дань уважения и получать то же самое в ответ. Поэтому сегодняшний вечер для них ограничелся наполненной чашой вина, которую они разделили за разными столами. Хуа Чен вернулся взглядом к Се Ляню, тянущемуся к нему рукой, а может и всем телом с душой, Хэ Сюань продолжил следовать глазами за Ши Цинсюанем. Тот успел осыпать шутками парочку шумных людей с нагло поднятыми головами и скрещенными руками. Наверняка это были единственные гости бара, помимо Хэ Сюаня, с настолько недовольными лицами. Ши Цинсюань хохотал, глядя на них не стесняясь, а Черновод поражался их присутствию. Сразу узнал в двух фигурах Фэн Синя и Му Цина, встречавшихся ему исключительно вместе. Не восхититься их неравнодушием к друг другу мог только слепец, которые ещё и глуховат, потому что так яро доказывать миру свою ненависть могут только эти двое. Иногда Хэ Сюаню казалось, что их дороги сплетены, ведь иначе их постоянные столкновения объяснить невозможно. Ши Цинсюаню никогда не надоедало за ними наблюдать, а вот Хэ Сюань изрядно от них устал. Не только потому, что оба работали в его замке, но и из-за слишком ощутимого подвоха во взгляде каждого, что появляется, стоит им отвернуться друг от друга. Впрочем, в этот раз Ши Цинсюань не стал задерживаться около них. Лавируя в толпе, он не одарил и взглядом Пэй Мина, сидящего за столом в окружении девиц. Каждая из них хихикала в ладони и осторожно тянулась к бокалам, стараясь пригубить вино как можно изящней. На генерала, видимо, обращали внимания только они и Пэй Су, который изредка бросал не слишком читаемые взгляды на своего дядю. Сам он держал в руках лишь одну женскую ладонь и покорно подставлял голову ко второй ладошке девушки. Только сейчас Хэ Сюань понял, что поэт стремился к музыкантам. Он был знаком с певицей – подопечной Се Ляня, которая часто выступала в баре и была довольно загадочной личностью. Любой, кто видел ее, не мог не восхититься необычной красотой, не свойственной здешним местам. Девушка обладала белоснежными прядями по всей голове, восхитительным голосом и огромной любовью к белым лентам. Шея, руки, лодыжки – все было замотано ими. Не исключено, что ее появление внесло огромный вклад в популярность бара, но что важнее, выступала она всегда вместе с не менее загадочным юношей. Один глаз скрыт за металической накладкой, а второй, красный, зло наблюдал за людьми вокруг. Руки юноши покрывали изогнутые железные пластины, словно он воин и держит в руках не флейту, а оружие. Именно ее звучание на мгновение затихло, стоило Ши Цинсюаню подойти к музыкантам. Хэ Сюань наблюдал с ещё большим любопытством и нарастающим беспокойством, ведь знал, что Ши Цинсюань очень любил Жое и часто писал для неё тексты. Сам исполнять решался не все, а знаменитая певичка не упускала возможности воспользоваться восхитительными стихами поэта Ветерка. Девушка улыбнулась и обратила свой взгляд в толпу. «Ещё посмотрим, кто кого» — сказал напоследок Ши Цинсюань, а Хэ Сюань теперь мучился в догадках, что задумал его поэт. Жое хлопнула в ладоши, и все взгляды вновь оказались на ней. — Дорогие слушатели! Я хочу обратить ваше внимание на новую песню в нашем исполнении. Позвольте завлечь ваши сердца жизнью поэта. Танцуйте, слушайте и открывайте души ветру! Люди заоплодировали, послышался свист и воодушевленные возгласы поддержки. Ши Цинсюань двинулся к середине бара, а люди наперебой кричали его имя. — Старина Ветер! Чем порадуешь сегодня? — Какое счастье, что поёт Жое! — Ветерок, какая радость! Мы уже думали не дождёмся новых стихов. Ши Цинсюань просиял ярче прежнего. Он оказался окружённым взволнованной толпой и был несказанно этому рад. Словно предвидя что-то большее, чем просто песню, люди расступились, позволив ему заполнить пространство собой. Хэ Сюань мирно остался на своём месте, но теперь наблюдал вовлеченней, не смея упустить и вздоха своего поэта. Эмин заиграл. Его пальцы двигались по флейте, а воздух изгибался и танцевал. Этот танец подхватил Ши Цинсюань, делая пасы то в одну сторону, то в другую. Музыка нарастала, а с ним и движения поэта. Чем больше звучало инструментов, тем быстрее становился танец. Поворот, наклон, улыбка, кокетство и восхищение. Все боялись сбить ритм, кроме самого Ши Цинсюаня, которого захватила мелодия. Вдруг Жое запела, а с ней и сердце короля. «Жизнь поэта одинока и свободна, Ей суждено течь по улице, Где всегда многолюдно. Жизнь поэта не бывает без ветра. Для меня природа сестра, А не материнское сердце» Что это было, если не настоящая жизнь? С голосом замирал и зелёный плащ Ши Цинсюаня. Вьщийся, летающий, уступающий яркости только своему обладателю. Хэ Сюань не смел закрыть глаз или притупить слух, он чувствовал все, что пела Жое, потому что в ее голосе слышал Ши Цинсюаня. «Вы знаете, кто поёт, не скрывая ответа? Правду вам скажет баллада поэта» Это была истина, которую мог Хэ Сюань услышать только из уст своего поэта. «Жизнь готовит мне страстную дорогу, Да вечную память в славных умах. Ветер треплет мне юную голову И живет в ненадежных словах» Черновод все больше жалел, что не мог разглядеть всех движений Ши Цинсюаня. Люди опладировали, двигались, не давали познать всю «ненадёжность» слов юного поэта и его танца. Хэ Сюань не заметил как стал подниматься, двигаться вперёд, отзываться душой. «Чёрный правитель не услышит стихов, А поэт не знает значение стен. Король не сможет избежать каменных оков, А поэт давно откинул всякий предел» Почти замерев, Хэ Сюань яростнее стал пробираться сквозь людей. Какое они имеют значение, когда смеют скрывать чужой свет? Как они могут понять свободу поэта и тяжесть оков короля, желающего хоть на мгновение приблизиться к своей мечте? Черновод потерял контроль не только над своими действиями, но и над мыслями. «Как дороги не пересекутся на нашем веке, Так я не узнаю вес золотой монеты. Рождённый королём не познаёт прелесть ветра, Слов не хватит описать жизнь поэта» Это ложь, дороги уже сплетены и связаны. Они слились в витиеватый, но единый путь, который чёрный король готовь преодолеть и в этом веку, и в последующем. Даже, если ему не дано ощутить ветер, он его видит перед собой. Дуновением ветра Ши Цинисюань перемещался в кругу людей, которых не замечал. Его волосы поднимались и опускались, рубашка шуршала и звучала музыкой не хуже флейты Эмина. Голос Жое все продолжал звучать, рассказывать о темном правителе и жизни поэта, но в голове Хэ Сюаня он не имел ничего общего с реальностью. Слышно было только честные, но ненадежные слова Ши Цинсюаня. Сколько это могло продолжаться – король не знал, но поэт протянул руку, и это означало конец. Конец одиночества и начало их совместной дороги. Хэ Сюань обомлел. Страшился отвечать на приглашение, но улыбка Ши Цинсюаня не знала отказа. «Вы знаете, кто поёт, не скрывая ответа? Правду вам скажет баллада поэта» Если поэт давно откинул всякий предел, может ли король избежать каменных оков? Глядя в глаза Ши Цинсюаню, чувствуя его вздымающуюся грудь от танца и успокаивая свою, не менее буйную, Хэ Сюань ответил «да». Может. Он может все на свете, потому что его поэт свободен. Король ответил на зов, и все люди стали танцевать. Теперь они вдвоём, а что вокруг – не важно. Хэ Сюань думал: как солнце смело не только приближаться к чистой тьме, но и пытаться развеять ее? Разглядеть мрак, сделать понятным. Это ведь все равно, что уничтожить его. Но, наверное, Ши Цинсюань, как и всякий луч света, стремился в самую непроглядную тень. Просто потому, что так положено, по-другому невозможно, не бывает солнца без ночи. Какой поэт откажется от своего короля? А каков король откажется от жизни? Только дурак, а дураком королю быть не положено. Как и поэту. Руки Ши Цинсюаня касались чужих плеч, двигались и перемещались. Хэ Сюань не следил за ними, его волновал только взгляд поэта, ведь тот оставался на месте, не скакал по всему бару как это было раньше. Он был прикован к чёрным глазам напротив. — Я же говорил, что ты ещё станцуешь со мной. — Не говорил. — Я подумал. — прошептал Ши Цинсюань, приближаясь к лицу короля. — Это наверняка лучше твоего душного кабинета. Хэ Сюань думал всего мгновение перед ответом и почти не пугал себя за откровенность. — Да. — признал он. Так и касались они друг друга, создавая танец тьмы и света. Смотрели в глаза, шептали искренность и не разрывали рук.