***
Экзамены давно прошли, следующие не скоро. На улице и на душе потеплело. Ребята уже на финишной прямой. Последствия ужасно резких событий еще никто не ощутил. Свобода окончательно рванула из каждого телевизора, радиоприемника, газеты и, естественно, утюга. Молодости нет дела до проблем. Осталось совсем немного дожить, написать уже этот чертов курсач. Об учебе студенты позволяли себе думать, как можно меньше. В аудитории однокурсники переговаривались о том, в ком Сашка считал себя специалистом: - Пацаны, слыхали че было?! - Да конечно, все телик смотрим. - Наконец-то этого зверя в клетку посадили! Сашка в очередной поверил в себя (на самом деле, он в себя никогда не переставал верить). Он подошел к толпе и с презрением заявил: - Хрен он старый. Меня вам надо бояться. Ребята притихли на мгновение и рассмеялись, утешительно сообщая о том, как они его боятся. Сашка был похож на злого кота, вся его пышная прическа и колючий свитер будто взлетели от напряжения: - Мертвыми так не посмеетесь, - сквозь зубы прошипел он. - Да че ты, успокойся, нормально же все, - пытался утихомирить его Валя. Андрей было хотел вставить, так сказать, ремарку, но Валя пригрозил тому кулаком. Саша хмыкнул и пригладил себя. Он сел за парту, положил куртку на соседнее место, чтобы никто другой не занял. Его ладони сложились в замок, пальцы сжались до боли. Он судорожно оглядывался на каждый шаг. И вот, Миша вошел: такой высокий, такой красивый. Большими шагами он прошел к Андрею, и в Сашкиной груди уже готов был разгореться огонь ревности. Но Миша только что-то тихо сказал своему другу, повернулся и, расслабленно улыбаясь, перебрался через два ряда. Саша почувствовал от него знакомый легкий запах лосьона, прямо как у дедушки. Конечно, Саша понимал, что был другом не первой важности. Но так хотел им быть. Хотелось быть защищенным, хотелось самому быть сильным. На Мишку он злился, им он и восхищался. Пара была лекционная, поэтому Саша спокойно молчал, скудно отвечая на расспросы друга. Он пытался хоть что-то записать, но в голову уже ничего не лезло. - Миш, нам надо поговорить. Пойдем вместе снова? Саша не заметил ни капли волнения на Мишином лице: он кивнул и продолжил чертить каракули в тетради. - Всё, мальчики, до свидания, - Иван Владимирович махнул рукой как на эстафете. Саша, наконец придумав, какой вопрос можно задать преподавателю, попросил ждать его на улице. Миша накинул тяжелое пальто и, присоединившись к друзьям, направился к выходу. - Вы идите, мы с Сашкой пойдем поговорим, - Миша поджал губы. - Ой, зря ты с ним связался. То он тут как тут, то куда-то исчезает. Друг, называется. - Я думаю, на все есть свои причины. - Да, Валюха правду говорит. Если этому идиоту что в голову приходит, он и выдает. - И, если тебе чего ляпнет - не принимай близко к сердцу. Саша, как чувствовал, появился только с уходом Вали и Андрея. Он шел за Мишей, пиная камни. Миша ждал разговора. Сашка быстро обошел друга и шел уже спиной, засунув руки по карманам. - Миша, а давай убивать, как Чикатило! - Ну давай, - пожал плечами парень. Пытаясь скрыть разочарование, он приподнял уголки губ. - Вот чего ты улыбаешься, убьем больше и станем знаменитыми, - последний гласный звук улетел вместе с юношей. Он споткнулся о скрывшуюся корягу и шлепнулся прямо на спину. Миша сначала встал, как вкопанный, но через пару секунд его уже буквально разрывало от смеха. - Че ты там стоишь? Я умираю тут, а он колбасится, - проворчал Сашка. - Ну ты даешь, - Миша подошел к его голове, посмотрел вверх ногами, все еще смеясь, и дернул друга за руки. Он прислонил парня к дереву и начал стряхивать грязь с его куртки. - Так ты согласен, будем работать вместе? - Саша сохранял серьезность как мог. Миша же, воспринимая предложение за очередную выходку, охотно соглашался. - Ты только никому, следи за языком. Миша поднял взгляд на Александра. Его светлые волосы торчали из-под шапки. Намокшие и холодные, они прилипли ко лбу. Михаил почувствовал, как ребра снова становятся слишком тугими, чтобы свободно дышать. Ощущения неприятные, но ужасно знакомые. От такого хочется скорее отказаться так же сильно, как и согласиться вечно терпеть. Он сморщил брови и его глаза болезненно заслезились, эта боль прошла по всему лицу. Саша смотрел прямо. Его улыбка казалась сейчас ужасно страшной. Он ждал, а чего конкретно, Мише было сложно понять. Парень, не выдержав зрительного контакта, повернул голову в сторону. - Конечно, Сань, - тихо ответил он.***
Засыпающих жильцов потревожил звонок телефона. Отец сразу же закричал: - Миша! Открой! Ой, тьфу, ответь там! Парень и так знал, что это его официальная домашняя функция. - Мать моя на дежурстве. Приходи… - в приказном тоне объявил голос и сбросил. Миша услышал короткие гудки. Он скоро надел самый теплый свитер и скрылся за дверью: - Не теряйте, я к другу. Холодно. Миша снова хмуро смотрит в одно из многочисленных окон московской девятиэтажки с зажженным светом. Синеющее небо медленно расползалось по тихому району. Вокруг тишина. Домофон квартиры сломан и ничего не оставалось, кроме как ждать ее хозяина. А голова гудит страшно. Мнимое ощущение безнадежности протискивается внутрь. - Саша! - громкие звуки вылетели из груди. Старые качели судорожно ответили своим тихим скрипом. Ледяной огонь обжигающей болью пронесся в горло, а он вдыхал глубоко, отдавая остатки тепла. Ветер гулял, забирался под рубашку и бежал к ребрам, от чего так часто тревожило, кололо. Когда отчаяние почти настигло, в окно высунулся человек. Он почти виснул верхней частью тела, вглядываясь в темноту и, спустя несколько секунд зрительного контакта, снова закрыл окно. Саша вел его, крепко держа за запястье, по темному подъезду, пахнущему мертвечиной, в светлую квартиру с коврами на стенах и бабушкиным сервантом. В этом доме было уютно. Мужской одеколон создавал мнимое ощущение отцовского присутствия. У Сашки хорошо, хочется остаться. На столе водка, Саша пьян. Он бросил тихое «раздевайся» и медленно вернулся к старому круглому столу с бархатной бордовой скатертью, края которой украшены кружевом. Тёплый свет лампочки ложится на Сашин бесформенный широкий нос и порозовевшее лицо, какое-то неправильное, но отчего-то очень красивое. - Чего ты хотел? - спрашивает он. Сашка хочет что-то сказать, молчит. Наливает ещё немного, он пока знает меру, больше не выпьет. Миша тоже пьет немного. Быть рядом - сплошное молчаливое мучение. Время словно мёд, тягучее и долгое. Под шипение радиоприемника можно сойти с ума, но кто из них хотел, чтобы это заканчивалось? Вдруг он встал, пошатнувшись, и близко подошел. Так близко, что чувствовалось его спиртовое дыхание, виднелись едва заметные рубцы от подростковых прыщей. - Я всё знаю, Миш. Я всё понял. От горячего к холодному перепрыгивает душа, всё повторяется снова. Но смотрит осуждающе, прямо в упор. Он прижался сильно, как смог, почти налег, упрямо притягивая к себе. Сашка вздрогнул, когда широкие руки стиснули его плечи, приподнимая. - Дурак? - без угрозы, даже мягко, спросил Миша. Прерывистое дыхание сбивает с толку, он обнимает нежно несколько хрупкое сашкино тело. Саша мякнет, морщится, видимо, немного отошел от опьянения. Потом отводит взгляд, будто бы внезапно виня себя в чём-то. Ему очень нужна забота, которой Миша привычно делился. Вместо отца, вместо матери, вместо всех остальных. - Останься, пожалуйста. Ты мне нужен. Я выбрал тебя, - последнее предложение Саша расчленяет на отдельные слова. Миша не хотел уходить, и Саша снова попал в его крепкие объятия. Музыка играла громче, резала слух, но за стуком сердца была не слышна. Они говорили без устали почти до утра. Миша не заметил, как веки сомкнулись мягко и надолго.