Эмпат

Для воплощения стран время летит быстро. Одно, два столетия перелетают для них словно несколько лет. Появляются заводы, вымирает феодализм, дышат паром новые машины, растут дети, влюбляются женщины, и даже многострадальная земля получает облегчение, вырвавшись ненадолго из пут постоянных страданий. Революция за революцией делят непрерывный ход времени на эпохи и события. Из вихря миллионов лиц, обрывков старых религий и кровяных пятен на изношенной человеческой коже возникают новые образы, и никогда больше не сходятся пути прошлого и настоящего. Одно время, например, рождается на площадях век восемнадцатый и катится по улицам, как разнузданный всадник, другое время катит со всех ног на запад и засыпает в комнатах нового времени девятнадцатый век. Так и для США время летело быстро и незаметно, и ему не было никакого дело до его течения. Он жил только ради цели. Поэтому ему были не так важны происходящие события. Он день за днём ходил по земле, из штата в штат распространял своё влияние, город за городом он возводил только за тем, чтобы в один из тысячи дней он уловил еле слышные нотки того, кто сможет благословить его на получение этого Божественного, недостижимого для него дара, кто заставит его полюбить, возненавидеть, испугаться, заплакать, засмеяться, кто наградит его человечностью. На протяжении многих лет он искал это неземное блаженство, что подарит ему кто-то, кто же и когда они смогут встретиться? Америка не знал, но не сдавался. Он не знал, что такое сдаться. День за днём он примерял на себя маски эмоций снова и снова. У него их было просто неисчислимое количество. Потому что в отличии от него, другие люди и не догадывались, какое могущество обретает тот, кто может контролировать не только свои эмоции, но и понимать эмоции других. Со временем США отточил свои навыки до совершенства. Теперь ему для него не существовало никаких преград. Он вертел людьми, как ему заблагорассудится, он мог делать с ними что угодно, стоило только надеть нужную маску. Любой падал на колени, будто видел миссию при виде Америки, если тот примерял на себя нужное чувство. Каждый брал ружьё и шёл убивать каждого на своём пути, стоило только капиталисту взглянуть на соперника. Какое угодно чувство он мог присвоить кому угодно. Однако, не забывал США и про себя и свой голод. Со временем рацион питания и выбор продуктов стал расти, теперь он мог себе позволить выискивать еду более придирчиво. Теперь ему ничего не стоило свалить себе в объятия смерти что мужчину, что женщину, что старика, что ребёнка. И вовсе необязательно эти паразитические отношения имели романтический характер. Америка мог поиграть в игрушки со своими маленькими братьями и сёстрами- колониями, выпивая их детский восторг от «большого и сильного старшего брата». США приезжал в гости к Российской Империи и питался его опасным спокойствием за чашечкой чая. Капиталист обсуждал насущные проблемы с очередным своим президентом и с некоторым упоением вкушал его внутренний страх за последствия промышленной революции. Критерий оставался всё тем же. Как можно больше эмоций. Со временем капиталист научился различать людские темпераменты. Теперь он видел, что люди могут испытывать разные чувства с разной силой. Кто-то промолчит при виде мёртвого ребёнка, а кто-то закричит от ужаса перед смертью столь невинного существа. Кто-то с визгом бросится на шею при встрече с другом детства, а кто-то лишь неловко улыбнётся. Поэтому Америка любил выискивать себе истериков. «С ними, как на вулкане»- говорили обычно про его еду другие люди. Но США не было никакого дела до того, когда там его еда разрыдается жгучими слезами в очередном срыве, когда зайдётся неистовым смехом, а когда будет визжать и прыгать от счастья. Это было не так важно, но эмоции их были просто восхитительны на вкус. США любил горячие блюда. Поэтому ему было в сладость вкушать их истерию, восторг, оргазм и ужас, запивая нотками уже ставшего привычным их внутреннего отторжения его бесчувственной натуры, как чего-то нечеловеческого. Они тонкими ручейками вливались в его горло, обжигая стенки гортани, текли по пищевому тракту, всасывались душой, медленно переваривались в вязком подобии желудочного сока и сливались с США в одно целое. Америка глотал медленно, расщепляя и деля чувства на составные части, отсеивая ненужные приправы и наслаждаясь жгучей сердцевиной, пока опустевший и выжатый оппонент медленно оседал на пол, смотря серыми глазами перед собой, не понимая, что только что произошло. Америке уже не было дела. Так или иначе, все они рано или поздно пустели. Но к этому моменту США был занят поеданием следущей жертвы. Незаметно для обитателей Земли 18 век перетёк в 19. А вместе с ним относительно размеренный темп жизни стал стремительно накаляться. Войны, сделки, перемирия, и всё кругом куда-то спешит, везде стремится успеть, будто бы вечности на это мало. Что касается Америки, то у него дела тоже месте не стояли. По крайней мере внешние. Работорговля процветала, а вместе с ней и хлопковое производство, оказавшееся неожиданно прибыльным делом, что влекло за собой рост экономики. Собственно, не то, чтобы США было до этого дело. Но для вида он, конечно же, съездил на пару плантаций в Южных штатах, тронул пальцами мягкие миниатюрные тучки из хлопка и поулыбался местным олигархам почти так же ослепительно, как улыбались работающие здесь задаром темнокожие люди. Иногда Америке приходилось и ходить по городам (в основном с телохранителем), учтиво улыбаясь прохожим, ведь теперь его все знают, и каждому нужно блеснуть лукавым клычком, подмигнуть малахитовыми холодными глазами и направиться дальше. Если бы США умел испытывать эмоции, он бы назвал это ощущение походов по людным улицам раздражением. Но помимо внутренних дел, к сожалению, приходилось тратить силы и маски ещё и на внешние отношения с остальными странами. Такого маскарада, который происходил на так называемых «визитах вежливости» или «собраниях стран» США не видел ещё нигде. Ему не надо было даже напрягаться, чтобы увидеть все их истинные эмоции и мысли. Они даже не старались спрятать свою неприязнь ко всему, что не напоминает им себя. Америка не злился на них за это и не осуждал. Не потому что он был таким же. Не потому что не понимал этого. А просто потому что он не умел ни того, ни другого. Больше всего масок надо было мерить при отце. Честно говоря, после сепарации США с Великобританией толком и не виделся. Но встречи всё же происходили. Капиталист никогда не злился и не злорадствовал над родителем, в отличии от отца. Он не видел в этом смысла. Америка просто следует своей цели, на что же тут обижаться? Но всё же приходилось примерять на себя и злорадство, и обиду, и шутливость, и неприязнь, и злобу. Просто что бы отец примерил на себя точно такие же маски. Довольно глупо. Но был среди стран и ещё один интересующий Америку индивид. Он жил далеко, очень далеко, и владения его были огромны. Он часто прогуливался по парку и осматривал всё своим чёрным и янтарным глазами с белыми зрачками. Стихи и книги, что писались в его владениях захватывали тысячи умов по всему миру. Его художники писали на холстах настолько красивые пейзажи, портреты натюрморты, что иной обыватель мог и вправду почувствовать солёные капли «Девятого вала» или проникнуться сочувствием к невесте из «Неравного брака». Он любил спокойный и размеренный темп жизни. Он был очень высоким и холодным. У него было два сына. Он всегда был спокоен. Как уже многие догадались, это был Российская Империя. Америке нравилось иногда гостить у него. Собственно, не сам РИ интересовал капиталиста, а скорее царящая вокруг него атмосфера. Поглощать и разгадывать его эмоции было делом занятным. Не всегда можно было сразу понять, что скрывается за холодным царственным взглядом. В общем-то, можно было понять, что Российская Империя и его человеческие правители заинтересованны в развитии хороших отношений с капиталистом. Много раз императрица поддерживала его во время Гражданской войны, не так давно они совершили выгодную сделку по продаже Аляски, да и во время Крымской войны США поддержал РИ. Что ж, Америка был не против. Выгодно иметь в союзниках самую большую в мире державу. Но было что-то ещё... что-то такое... было тут, что Америка никак не мог себе объяснить. Эта искра, эта пряность, будто самая прекрасная симфония чувств, эта частичка Бога, она прямо здесь. Она непостоянна, она меняется, так быстро меняется. Она такая слабая, такая прекрасная, как будто ещё не распустившийся цветок небесной красоты. США каждой своей клеточкой стремился к этому бутону, желал увидеть его. Он несомненно был здесь, в России, и в какой-то момент Америке показалось, что от самого РИ исходят эти пряные и неустойчивые чувства. Чувства того, кто подарит ему человечность. И США искал. Он пил чай и вёл непринуждённую беседу, но тем временем пытался уловить тончайшие нотки, всю градацию чувств обителей дворца. Впервые за всю жизнь он был так близко к цели. Он знал, что рано или поздно он её достигнет, но он до сих пор не верил, что мечта всей его жизни, единственный его смыл здесь. Надо немедленно увидеть это божественное существо, этого ангела, который скрывает себя под одеждой из человеческой кожи. Взглянуть ему в глаза, услышать его слова. Ощутить его присутствие! Это выше всех самых сладкий эмоций, которые Америка с жадностью поглощал всю свою жизнь. Оно – высший смысл мироздания! Оно- это личный Бог Америки. Оно, именно это существо наградит его божественным даром, понятным только капиталисту. Это поймут только они двое. Это будет их божественная тайна. Но со временем США вдруг понял, что тончайший, изумительно притягивающий аромат эмоций исходил не от Российской Империи. Он блуждал рядом с ним, явно имел с чувствами РИ что-то общее, но всё же, он был где-то близко, однако не в РИ. США не сдавался. Он приезжал снова и снова. Он икал и искал, он чувствовал, что скоро момент истины, момент его Божественного благословения настанет! Нужно только найти. Найти ещё не раскрывшийся божественный цветок. И вот в один день ему в нос ударил именно он. Лишь на мгновение он мелькнул перед капиталистом, вихрем пронёсся за окном, и улетел вдаль. США подскочил на ноги. Российской Империи тогда не было в царских владениях, он уехал в Москву, незапланированно оставив гостя на пару дней в одиночестве. США судорожно огляделся вокруг. Глазами хищника он осматривал предметы, вид за окном, пока разум отчаянно искал ту частичку Бога, что только что проскользнула у него перед носом. Что-то подсказывало капиталисту, что тот, кого он искал долгие века, он здесь, он прямо здесь, в этих владениях, нет, сейчас не в этом дворце, он где-то там, в саду! Душистые весенние цветы издавали жуткую вонь, путали в своих духах, среди деревьев и кустов, но тонкий нюх Америки не затмили ни сирень, ни розы, ни одно из этих жалких приземлённых растений не сможет и на толику приблизиться к тому, кто даже не успел распуститься, но уже источает аромат Божественного букета. Капиталист бросился за своим ангелом. Он бежал, не понимая куда он бежит, не разбирая дороги, полагаясь только на своё чутьё. Он не видел перед собой ничего, кроме пряной нити эмоций, что вела его всё дальше, вглубь сада. Деревья вокруг него становились всё ветвистее, а рассеянного облачного света становилось всё меньше. Всё запущеннее становились уютные русские владения, но капиталисту не было до этого дела, он мчался со всех ног, следуя исключительно зову своего изощрённого разума. Внезапно он застыл на месте. Принюхался. Пару мгновений постоял с закрытыми глазами и резко свернул вправо. Сквозь ободравшие его дорогой кафтан розы он пробирался по узкому еле различимому коридору. Вокруг были только засохшие колючие кусты, и пробраться сюда без проблем смог бы разве что ребёнок или худощавый подросток. Впрочем, вскоре розовый шипастый сквер закончился и уступил место миниатюрному заброшенному и поросшему вьюнком скверу. И тогда Америке осталось только медленно осесть на землю и смиренно поднять малахитовые глаза. Лишь только зрачки оторвались от пола и робко прошлись по запущенному скверику, то почти тут же они округлились до размера монетки и не мигая уставились на... Под деревом сидел мальчишка. На вид ему можно было дать лет 13-14, лицо его выражало энтузиазм и яркое внутреннее пламя, что никак не может найти выход. Одет он был в костюм, подобный тем, в которые обычно наряжают царевичей, которые впоследствии становятся императорами. Мальчишка был крепок, но имел немного истощённый вид. Его короткие алые волосы с золотым серпом и молотом подрагивали при каждом восторженном выдохе, а смелые янтарные глаза быстро бегали по строкам книги, которую он держал в руках. На обложке было написано «Капитал». Америка не мог оторвать взгляд. Нет, он не почувствовал тут же любовь, не возненавидел мальчишку с первого взгляда, не испугался, не заплакал от счастья, нет. Он просто смотрел. Он впитывал в себя этот образ, этот неогранённый алмаз, нераспустившийся божий цвет. Жадными глазами капиталист вбирал в себя каждую его эмоцию, каждую клеточку его души. Он ещё не готов. Он только бутон. Но как сладок запретный плод! Как хочется выпить его полностью прямо сейчас, присвоить себе каждое его чувство, будто отобрать законно принадлежавший ему предмет. Потому что мальчишка ещё не знал, но весь он, вся его душа принадлежала США с самого его рождения. Алчный язык уже готов был облизнуть губы в предвкушении самой прекрасной в его жизни трапезы, но почти тут же США осёк сам себя. Здесь нельзя спешить. Его бутон ещё только набух. Если сейчас его сорвать, то никогда больше ему не увидеть всей красоты скрывающегося в нём цветка. Это определённо тот, кого капиталист искал всю свою жизнь. Именно из него Америка сможет достать свой божественный дар. Но мальчишка слишком слаб. Он еле-еле источает божественный аромат, но если он распустится, то тогда он засияет своими чувствами на весь мир, жаль, что это сможет увидеть лишь только США. Зато он больше никому не достанется, тут же ответил себе капиталист. Хотя он в любом случае был рождён только для него одного, он не личность, он не индивид. Он- это самая дорогая собственность США. Он- это наивысший среди всех когда-либо существовавших предприятий доход, а его дар- это самая большая и самая ценная на Земле прибыль. Поэтому, сделав над собой титаническое усилие, США оторвался от своей личной миссии, вылез из коридора роз и отправился назад во дворец. Он будет ждать цветения столько, сколько потребуется. Хищники терпеливы, поэтому и капиталист будет находиться в засаде хоть ещё целый век. Америка ждал. Год за годом он терпеливо находился в засаде, позволяя себе увидеть и глотнуть чувства мальчишки лишь изредка. Он никогда не подходил и не пытался завести разговор со своей миссией. Он уже давно раздробил на составляющие и понял каждую частичку его натуры. США знал, что сейчас он может спугнуть свою собственность, ему надо выждать, пока тот твёрдо встанет на ноги. У капиталиста не было сомнений, что мальчик сможет и встать на ноги, и восстать против воли царя и отца, и свергнуть империализм в его стране, и создать новое государство. Государство, которого ещё никогда не существовало. Государство-эксперимент, так про себя окрестил будущую страну Америка. Он уже знал, с какими трудностями придётся столкнуться мальчишке, кто будет его врагами, а кто друзьями, какое будет у него государственное устройство, и что будет принято за идеологию. В первый же день, в первую же встречу США увидел всё это, как на ладони. К сожалению, он подметил, что его страна, скорее всего войдёт в список капиталистов, что означало, что мальчишка будет относиться к нему с некоторой настороженностью. Впрочем, Америка бы испугался, если бы ему не было до этого дела. Ведь он, повелитель эмоций, может с помощью своего дара заставить привязаться к себе любого человека. Стоит ему только удостоить взглядом кого бы то ни было, и каждый будет готов повиснуть у него на шее, разорвать на себе плоть, убить миллионы, целовать его ноги. Поэтому Америке было не страшно, что там о нём подумает его собственность. Подумает то, о чём скажет ему подумать капиталист. Время шло. Настал двадцатый век. Первая Мировая война началась и закончилась. Империи разваливались, на их обломках воздвигались новые, мир кроился, как заблагорассудится людям и их прихотям. Какая-то невидимая воля направляла движение человечества по бесконечному и страшному пути... Этот поход совершался постепенно и плавно, и никто не заметил его возникновения. Населяющие землю люди все так же беззаботно работали, спали, смеялись, спорили и занимались любовью, воевали, убивали, чувствуя себя в безопасности. Америка ждал. И, кажется, его терпеливость принесла свои плоды. Потому что в один день, на собрании государств после войны появилась новая страна. Он был высоким, крепким, его молодые и неопытные глаза смотрели с неистовой смелостью, не выражая ни капли притворства, будто это государство и вовсе не умело врать. Отросшие алые волосы с золотым скрепом и молотом прыгали при каждом его уверенном шаге. Совсем ещё мальчишка сел за стол с великими державами, предварительно представившись как СССР, первое социалистическое в мире государство. Он выглядел немного нервным, но тем не менее упрямо держал голову прямо и смотрел с нескрываемой смелостью. Другие страны зашептались при виде его. Видно было, что немногие ждали появления здесь такого государства. Но Америка… он не слышал никого из них. Он не слышал даже СССР. Лишь только его презрительный взгляд скользнул по капиталисту, его будто бы ударило молнией. Америка едва сдержался, чтобы не закричать. Впервые с ним происходило такое. Золотой взгляд мгновенно впечатлился в память. В душе разливалось что-то жгучее. Что-то проникало в каждую клеточку его тела, что-то чёрной проволокой спутывало разум. Будто черви ползало под кожей. Проникало в саму душу, и окрашивало её. Оно окрашивало её! Впервые за долгие века душа капиталиста затрепетала, она перестала быть серой. Неужели это свершилось. США сейчас… Это… это ведь… Америка опустил глаза. Он почувствовал ненависть.