Сигареты до секса

      Лу не проклинала с такой страшной силой ни барахливший терморегулятор в душе, ни свою невнимательность, когда забывала полностью заправить байк и в дороге кончалось топливо, ни производителей дешёвой лапши быстрого приготовления, которая была настолько химозной и резиновой, что её даже пьяным есть было невозможно, как чёртовы каблуки.       Иво Мартен ― Приор Инквизиции, и было бы славно, если бы он приорился в своём кабинете, а не носился, как в жопу ужаленный по каждому юбилею в честь бабы сраки очередного церковника или советника. Утром они поехали на проповедь (видимо, Иво мало предыдущей ночью постоял на коленях), ближе к обеду объездили несколько блокпостов, затем вернулись в Инквизицию, чтобы спокойно отдышаться и переодеться, после чего засобирались на приём в честь юбилея самой старшей советницы.       ― Нет, Иво, ну неужели без твоего присутствия ей не исполнится 60 лет?       Лу, конечно, всё прекрасно понимала. И то, что важные разговоры и принятие решений проходят не только за круглым столом в конференц-зале, но с большего ― на таких мероприятиях. Понимала и то, что это её работа, за которую ей щедро платят. А ещё понимала, что пока они наедине, она всегда может немного покапризничать и тяжко повздыхать.       ― Ты Приор Инквизиции или аниматор-тамада? Знают ведь, что на тебя зуб точат и убить пытаются, и словно ни себя, ни гостей не жалеют. Нет, нужно тебя дёргать, чтоб ты их развлекал. «Месье Прио-о-о-ор, как мы рады вас ви-и-и-и-идеть! Какой чудный китель! Кажется, на тон темнее? Ах, как вам идёт! Он так великолепно контрастирует с вашей безупречной кожей!»       В правый угол, в левый, на середину, к столу ― чёрные глаза с таящейся в них смешинкой следили за мечущейся по кабинету девушкой. Иво подождал, пока Лу подойдёт сбоку к столу, оттолкнулся, прокатываясь в кресле на колёсиках вперёд, и шустро ухватил её за талию, фиксируя на месте.       ― Лу, я прошу тебя, сбереги свои силы для приёма. Вдруг меня там вновь попытаются убить? Это ведь такое замечательное подспорье для твоего «А я же говорила!»       Резкое «Я переодеваться!» заглушил хлопок двери и бархатный смех ей вслед. Иво посмотрел на закрытую дверь, покачал головой и поправил выбившиеся пряди в хвосте.       Приём проходил спокойно. Лу была крайне удивлена наличию обычных поджаренных бутербродов с какой-то намазкой и рыбкой сверху среди хитровыготовленных закусок, тарталеток, рулетиков и всего прочего, в чём псионичка не сразу могла разобрать состав блюда, несмотря на его «открытость». Она перекрывала аромат от бутербродов соком и пританцовывала на ходу под приятную музыку, следила за Мартеном, поглядывала на Кея и гостей, в целом, чувствовала себя крайним образом замечательно.       Спустя час Лу начала пританцовывать совсем по другой причине. Уставшие от каблуков ступни заныли. Сначала тихо, едва обозначая усталость, потом всё сильнее, пока дискомфорт от обуви не нашёл своё отражение на лице.       ― Лу, порядок? ― подошедший Кей склонил голову набок и забрал у Лу пустой стакан от сока.       ― Долго ещё мы будем тут торчать? По-моему, это первое такое длительное присутствие на чьей-то вечеринке. Обычно ведь раз-два, пара слов с кем надо и домой. А сегодня что?       ― Ох, Лу. Месье Мартен сказал, что у него ещё минимум три беседы. Я подходил к нему, ты видела, когда от него отошли вон тот кардинал со своей женой, ― Кей с напарницей шли медленно, оба смотрели в спину Мартена и оба немного хмурились.       ― Моё нахождение здесь уже как медвежья услуга. Толку-то, если я устала. Я едва шевелю ногами, а чуть что и нужно будет бегать? Крэп... Нет, ну серьёзно. Если он собирался сегодня обнулить весь свой запас общительности, мог подсунуть мне кроссовочки с ортопедическими стельками. А не каблук, который в ближнем бою можно как оружие использовать.       ― Лу, ты всё ещё о Приоре говоришь. И он не так далеко. Вдруг услышит?       ― О, пусть окажет мне такую любезность.       Однако, упомянутый всуе Приор непривычно широко улыбался кардиналу и его беременной молодой жене, желал обоим здоровья, долгих лет жизни и чтобы Единый всегда был к ним благосклонен.       «Кажется, даже звучит вполне искренне. Старый друг, что ли?» ― мелькнула мысль параллельно с новой тарталеткой в руках псионички.       Лу подняла голову. Убранство зала было похоже ближе к доштормовому. Чего она не видела воочию раньше, так это огромных люстр на потолке. Таких увесистых и громоздких, что сорви телекинезом её с крепления ― запросто раздавит человека, если не насмерть, то без травм и чужой помощи он уже из-под неё не выберется. Хрусталь красиво блестел и переливался, но глаза быстро устали от ярких бликов и Лу снова опустила голову. Кей прошёл чуть вперёд, не задерживаясь, а она прикипела взглядом к величественной фигуре в длинном приорском кителе.       «Невероятный. Мой.»       Иво не привыкать ко взглядам в спину, он давно перестал на них оборачиваться, но тем не менее, когда закончил со второй беседой, непроглядная ночь и грозовое небо встретились. Смотрели спокойно, оба были уставшие, но словно взбодрившиеся от этого контакта: ночь вдруг стала звёздной, а сквозь тучи пробирались робкие солнечные блики.       На внутренней стороне протянутой ладони «линии судьбы» и сетка из артерий соединялись вместе в какую-то завораживающую картину. Лу каждый раз удивлялась себе и удивлялась этому мужчине: сколько в нём ещё неизведанного, не рассмотренного? Он владел искусством и сам являлся таковым ― каждая часть его сильного тела, каждая прядь из копны шёлковых волос, каждая смоляная ресничка.       ― Мадемуазель Рид, потанцуете со мной?       Лу подошла к Иво ближе дозволенной для телохранительницы дистанции, свою ладонь вложила в его и скользнула ею выше, забираясь пальцами в рукав рубашки.       ― Я не чувствую ничего ниже щиколоток, месье Мартен. Оттопчу вам все ноги.       Улыбка на бледных губах была нежнее бисквитного пирожного, а пальцы ― горячее лавы. Они скользнули выше, сцепились на локте и притянули ещё ближе: носы Приора и его телохранительницы почти касались друг друга.       ― Я люблю, когда ты меня касаешься и приму всё, Лу, будь это нежное поглаживание по макушке или отдавленные пальцы, ― самым вкрадчивым шёпотом в приоткрытые губы, и пусть Лу знает, пусть слышит, как Иво благоговеет перед ней, как любит её и как нуждается.       Он поднял взгляд и осмотрел зал поверх перешёптывающихся бестолковых голов: в самом углу, где сидели музыканты, был огромный ковёр, часть которого занимал рояль. Поставили, видимо, чтобы колёсики не поцарапали паркет. Иво повёл Лу за руку к тому месту.       ― Тебе не обязательно терпеть, мы скоро поедем домой. Но я надеюсь, что ты всё таки подаришь мне танец.       Они остановились у рояля. Музыканты играли негромко, чтобы не отвлекать гостей, но вблизи был прекрасно слышен вальс. Мартен протянул руки и Лу подумала, словно он хочет приготовиться к танцу, однако вместо этого ладони вцепились в талию и оторвали псионичку от пола: она неловко заболтала ногами и сбросила с себя туфли. Иво довольно улыбнулся, возвращая её на место.       ― Я бы спросила, не опоили ли вас чем-то, месье Мартен, однако, меня уже видели и в разорванном платье с пулевым, и в белье, перепачканной грязью и сажей... не шокируют же высшее общество мои обнажённые ступни?       ― Слава Единому, в белье, перепачканной грязью и сажей тебя видели несколько деревенских жителей и силовиков, Лу, а не высшее общество. Их нежные глаза могут пережить разнузданные зрелища на приёмах у мадемуазель Сарду, но явно не это.       Бессмысленные разговоры заставляли губы расползаться в глупой улыбке. Лу качнула головой и прикрыла глаза. Иво уверенно вёл её в танце, приятная музыка, тепло, исходящее от его ладоней и запах парфюма расслабляли. Казалось, словно в зале не было никого кроме них, а если и были, то это не имело значения. Глупая улыбка вдруг стала хитрой, Лу открыла глаза, прищурилась и намеренно подалась вперёд, когда должна была ― назад, наступая на носок ботинка Иво, поднимаясь на носочек, чтобы ощутимо на него надавить.       ― Ты ответил про бельё, но про ступни так ничего и не сказал.       Темнота бездонных глаз напротив сгущалась, становилась опасно затапливающей. Ладонь на талии сжала ощутимее, а та, что держала руку Лу, скользнула к запястью и огладила его.       ― Не шокируют, Лу. У них нет выбора: если не хотят отворачиваться, то пусть молча смотрят.       Они оба сошли с ума. Девушка поставила вторую ступню на носок Иво, встала уже обеими на носочки и широко, абсолютно обезоруживающе улыбнулась. Движения стали медленнее, тяжелее, мужчина уже не попадал в такт вальса. Двигаться в таком положении было не очень удобно. Но музыкой его был тихий, едва слышимый смех невозможной женщины, которая презабавно морщила нос и жмурилась, приговаривая: «Я даже не хочу оборачиваться, чтобы увидеть их лица. И ты не смотри. Смотри только на меня».       И он смотрел. Смотрел на покачивающиеся от движений пшеничные локоны, на мерно вздымающуюся грудь под атласной рубашкой, сквозь очертания которой виднелись соски: эта бестия снова не надела бельё? Губы вдруг начали зудеть, напоминая, как они обхватывали собой быстро твердеющую плоть. Нестерпимо захотелось сделать это снова.       Когда первый вальс закончился, Иво мягко опустил с себя Лу, под шокирующие взгляды тех, у кого они ещё таковыми не были, помог обуться и кивнул месье Стоуну.       ― Мы уходим.       ― Снова обул... Да дошла бы уже так. Чего они не видели?       ― Здесь полы без подогрева, Лу. Я не хочу, чтобы ты простыла.       В машине были Иво, Лу, Кей и неизвестный девушке водитель. Эмпатик сидел на переднем сидении, ограждённый от пассажиров на заднем перегородкой. У девушки было крайне игривое настроение, которое зародилось ещё на приёме и никак не желало утихомириваться. Она снова сбросила обувь, отсела от мужчины подальше и закинула выпрямленные ноги на его бёдра. Двигала пальчиками вверх-вниз, лениво потягивалась и показушно широко зевала.       ― Я так устала... Поскорее бы домой и в ванну.       Длинные цепкие пальцы ухватились за обе лодыжки, скользнули к подъёмам стоп и начали нажимать на них, опуская вниз, растягивая затёкшие мышцы.       ― Если устала, может, не стоит уезжать домой после того, как мы приедем в Инквизицию? Оставайся у меня.       Лу хищно прищурилась, правую стопу повела вверх и упёрлась пяткой в крепкий торс: она должна была надавить на пирсинг, но не чувствовала его под двумя слоями одежды.       ― Я о том и толкую, Иво. Я хочу домой, к тебе.       «К нам» осталось невысказанным. Псионичка вдруг смутилась от своих мыслей, это отразилось на её чуть порозовевших щеках и дрогнувшей ноге, хотела ею отстраниться, но мужчина за лодыжку держал крепко, прижал обратно к своему животу и огладил любовно, успокаивая, расслабляя.       Невероятный. Кожа покалывала в тех местах, где касались его пальцы, теплело там, где оставляли призрачные следы его губы, тело расслаблялось, стоило ему оказаться в надёжных объятиях. Вот он вновь помог ей обуться, вот Лу сидит на его бёдрах, голову уложив на крепкой груди, и вот ей, кажется, легче, и не болит больше ничего, и вовсе она даже не уставшая, словно, стоит ей отдохнуть в любимых руках, как открывается второе дыхание.       Эти же руки несут её в апартаменты, усаживают на тёплый пол у ванной, помогают раздеться. Обнажённая Лу звездой растянулась на полу и прикрыла глаза. Ей не нужно было видеть, она чувствовала кожей, каким влюблённым взглядом на неё смотрел Иво. Живот непроизвольно втягивался, когда кончики холодных пальцев скользили по нему, утоляя свою жажду касаться. Ресницы подрагивали, когда эти же пальцы поднимались выше, с трепетом оглаживая полукруг под грудью. Ладонь скользнула под поясницу и потянула девушку вверх.       ― Ванна набралась. Поднимайся, милая.       Лу лениво перевернулась на живот, вытянулась на прямых руках, прогибаясь в спине кошкой, подобрала к себе ноги и лишь затем встала. Если бы Мартен мог есть глазами, от неё давно не осталось бы и косточек.       Вода приятно булькала: на дне ванной таки было джакузи. Лу баловалась, водя ногами туда-сюда, разгоняя маленькие волны, лопала ладонями появляющиеся пузырьки. Мужчина смотрел на неё из-под полуприкрытых глаз и улыбался.       ― По тебе так сразу и не скажешь, что ты устала. Выглядишь достаточно бодро.       ― На меня благодатно действует твоё супер-джакузи. Интересно, ты по молодости устраивал здесь инквизиторские тусовки с кучей алкоголя и самой вредной еды? А, по молодости ты тут ещё не жил, наверное, это же приорские апартаменты, сюда только Приоры и заселяются, я так понимаю? Вряд ли кому-то другому позволено жить в головном здании Инквизиции над приорским кабинетом, ― пока Лу болтала, её ступни мягко топтали торс мужчины, кружа вокруг пупка, пока не остановились на боках, сжимая. ― Интересно, а скольких женщин в этом джакузи ты успел тра-       Договорить она не успела, Иво схватил её за лодыжки и резко дёрнул на себя, Лу соскользнула с бортика, на котором лежала её голова, полностью погружаясь в воду. Пузырей на поверхности стало ещё больше, пока псионичка хаотично размахивала руками, пытаясь вынырнуть. Волосы облепили всё лицо, тушь и помада были водостойкими, но всё же немного потекли.       ― Ты! Ты что вытворяешь!       От стен отскакивал заливистый низкий смех. Злостно пыхтя, Лу подалась вперёд, потянула на себя Иво и запрыгнула на него, давила всем весом с силой, погружая их обоих в воду. Под водой мужчина казался ещё более неземным, чем обычно. Локоны устремлялись вверх, развевались в воде, переплетались с пузырьками, поднимавшихся со дна ванной. И взгляд, этот его взгляд, затапливающий, нежный. Он смотрел на Лу, как на произведение искусства, которое он раньше не видел, как в доштормовые времена люди смотрели на изображения святых: с восхищением и благоговением.       «Немедленно прекрати так на меня смотреть, Иво Мартен».       Лу накрыла его глаза ладонью, вторую запустила в волосы на затылке, потянула на себя и коснулась губ вожделеющим поцелуем, зубами оттягивала, кусала, мстила за то, как Иво её под воду утянул.       Когда воздуха стало катастрофически не хватать, а лёгкие горели. Они оба поднялись на поверхность. Мужчина откинулся на бортик, а Лу потянулась к своим брюкам, что валялись рядом, ища по карманам сигареты. Медленная, такая долгожданная затяжка, и выдох дыма в потолок, туда, где была установлена вытяжка. Сигареты не были вонючими, их можно было курить в помещении, не боясь, что всё провоняется противным запахом. Лу не первый раз курила в ванной, поэтому специально для неё в углу бортика стояла пепельница.       ― Не помню такого запаха твоих сигарет. Что это? Какао, шоколад?       ― Шоколад, угадал. Хочешь?       У Приора не было никотиновой зависимости да и долг обязывал его тщательно следить за здоровьем, чтобы в неподходящий момент не свалиться в гроб в сорок лет от рака лёгких, но и рьяной неприязни ко вредным привычкам не имел. Из любопытства он кивнул и уже протянул вперёд руку, чтобы ему вручили сигарету, но Лу подтянула правую ногу к себе и зажала сигарету между большим и указательным пальцами, затем аккуратно выпрямила, чтобы пепел от дёрганий не начал осыпаться на подъём стопы, и поднесла её к губам напротив.       ― Пробуй.       Мужчина мотнул головой, накрыл подъём стопы своей ладонью и сделал аккуратную затяжку. Нога дрогнула. Лу не ожидала, что Иво не перехватит сигарету своими пальцами, а закурит прямо так. Весь мокрый, с закрытыми глазами, прижимающийся губами к её пальцам он смотрелся так, что внизу живота начал сворачиваться тугой узел возбуждения. Он отстранился, выдохнул дым в потолок, открывая вид на свою безупречную, сильную шею, и Лу вдруг захотелось провести по ней чем-нибудь: языком, ладонью, стопой, да как угодно, лишь бы чувствовать, лишь бы касаться.       Пальцы левой руки всё же перехватили сигарету, а правой ― прижали стопу к своей груди, подержали так какое-то время, а потом потянули вверх, проходясь по шее, задерживаясь на ней. Иво полностью откинулся на спину, голову запрокинул и докуривал сигарету, продолжая придерживать стопу на своей шее. Лу хотелось скулить от того, каким расслабленным и кайфующим он выглядел, словно ему для счастья лишь это было и нужно: ванна, касания любимой женщины и сигарета, пахнущая шоколадом.       Окурок полетел на влажный кафель. Ступня, ведомая ладонью, поднялась выше, прижалась к щеке, а затем к губам. Крупно вздрогнула, но скорее от щекотки на чувствительном месте, когда влажный язык прошёлся широким мазком под пальцами. Лу густо покраснела, ей хотелось одёрнуть Иво, спросить, что он делает, но она не стала. Разве ей противно? Нет. Он, очевидно, хочет сделать ей приятно? Так пусть делает. Чем бы дитя не тешилось, как говорится, лишь бы не плакало.       Иво с каким-то фанатичным упоением облизывал её ступню. Проводил от пятки к большому пальцу, потом к указательному, и так, пока не вылизал каждый кусочек кожи. Сместился немного вбок, перехватил поудобнее, держа уже за стопу, и перешёл губами к подъёму. Целовал нежно, иногда легонько кусал и оттягивал, пока не прижался губами сильнее, не втянул в рот кожу, оставляя на ней алеющий засос.       «Единый... да ты ещё причмокивать от удовольствия начни!»       Лу старалась делать максимально самодовольный и расслабленный вид, словно её не начнёт сейчас колотить, как стиральную машину, от возбуждения. Раскинула руки в разные стороны, откинулась с комфортом на спину и наблюдала за своим невероятным мужчиной из-под полуприкрытых глаз. Сейчас он сам делал то, что ему вздумается, но Лу захотелось попробовать вести. Вдруг позволит? Она повела ногу чуть вправо, мягко высвобождая её из цепкого захвата и надавила большим пальцем на тонкие губы.       ― Оближи.       Одно ёмкое слово и ресницы Иво вздрогнули. Глаза его сделались совсем чернющими: так он был возбуждён, что зрачок полностью затопил радужку? Или Лу это лишь казалось в полумраке комнаты? Он приоткрыл рот и, прежде чем вобрать в него палец, произнёс на выдохе:       ― Да.       «Да ты охуел, Иво Мартен, говорить блядское «да» таким тоном, словно ответил бы мне так на абсолютно любую просьбу».       Почему-то Лу казалось, словно он действительно так бы и сделал. Сейчас же его горячий рот медленно вбирал в себя большой палец, потом указательный, и так до мизинца, затем чуть повернул стопу и коснулся подъёма поцелуем. Далее ― в обратном порядке, от мизинца к большому и снова поцелуй. Он вбирал палец, потом освобождал его и проходился широким мазком языка, оставляя влажную дорожку слюны. Лу могла поклясться Единым, что в полумраке комнаты ей не кажется: у Иво действительно немного зарумянились щёки. Смущён? Возбуждён? Вероятно, всё сразу. Она мягко потянула ногу на себя, а затем поставила её на крепкое плечо.       ― Поднимайся поцелуями вверх.       Мягкий кивок в ответ и вот влажные от слюны губы оставляют свои следы на щиколотке, на голени, на коленке. Мужчина пододвигался всё ближе и ближе, пока не достиг бедра. Дальше Лу или нужно сесть на бортик, чтобы он продолжил, или...       ― Сейчас я сяду...       ― Нет, Лу.       Она даже удивилась тому, что ей возразили. Немного надменно выгнула бровь и откинула голову назад, смотря с вызовом.       ― Что, прости? «Нет»?       ― Я лишь... позволь.       Лу не понимала, о чём речь, а Иво не спешил объяснять. Он закрыл глаза и сделал очень глубокий вдох, максимально наполняя свою грудную клетку и живот.       «Да ну. Он же не...»       Она не успела сформировать мысль, как мужчина уже нырнул под воду. Несколько секунд ничего не происходило, Лу даже толком не могла различить где Иво находится из-за напора пузырьков, и чуть не подскочила на месте, когда её бёдра раздвинули шире, а блядский приорский язык коснулся увеличившихся из-за возбуждения половых губ.       ― Да ты сдурел что ли отлизывать мне под водой? Иво Мартен, крэп, вылезай!       Дрожащие пальцы нашарили макушку под водой и вцепились в неё, хотели потащить вверх, но вместо этого лишь сильнее прижали к вульве, когда горячий язык несколько раз с нажимом прошёлся по складкам, затрагивая клитор.       ― И-иво, с-сука...       Он действовал достаточно активно. Оно и было понятно: из-за нехватки кислорода сильно прелюдию не растянешь, если будешь туда-сюда долго возиться с постоянными перерывами на подышать свежим воздухом, то возбуждение быстро спадёт. Мужчина крепко держал дрожащие в его руках бёдра, прижимался всем ртом, раскрывал его широко и языком погружался в сжимающиеся стенки влагалища. Продолжил так ещё несколько секунд и вынырнул.       Улыбка на его лице была полусумасшедшей. Он убрал прилипшие к щекам пряди, сделал два цикла дыхания и снова начал наполнять лёгкие воздухом.       ― Нет-нет-нет, не смей нырять, Иво, ну ты с ума сошёл? Да ну зач- Бля-ядь!       Жадный рот снова прижался к вульве, снова раскрывался широко, вылизывал активно и с нажимом, входил внутрь, двигался выше, цепляя клитор. Лу извивалась и скулила. Её, несомненно, возбуждал отлиз, но больше возбуждало то, как именно Иво его сейчас ей делал. Она откинулась на спину и закрыла глаза. Хорошо, если он не слушается и хочет делать по-своему, она найдёт способ и здесь вести. В голове складывался пазл, что и как именно нужно сказать мужчине, чтобы он её послушал и поскорее это завершил.       Когда Иво снова вынырнул на поверхность, Лу протянула к нему ладонь и коснулась его щеки. Убрала пряди, большим пальцем провела по нижней губе, оттянула её вниз, а потом погрузила палец ему в рот. Несколько раз с нажимом провела по языку, Иво втянул сильно щёки и начал активно его сосать, двигая головой, словно самый вкусный леденец. Глаза его были совсем одуревшими. Лу убрала палец и растёрла слюну по губам и подбородку.       ― Да, вот так, умница. А сейчас ты опустишься под воду и таким же вакуумом, в который ты вобрал палец, возьмёшь мой клитор и доведёшь меня до оргазма. Понял?       Впервые за этот чёртов вечер Иво Мартен издал задушенный стон. Он потёрся щекой о нежную ладонь, доверительно ластясь, и оставил на ней поцелуй.       ― Я понял, Лу.       Снова лёгкие наполнил до максимума, снова нырнул и прижался губами к вульве. Втянул щёки, вобрал клитор в рот, создавая вакуум, и начал активно его посасывать, помогая себе языком. Лу с силой вцепилась в волосы Иво, прижимала к себе, шипела, рычала и стонала. Чем сильнее она сжимала его волосы, тем сильнее было давление на её колени и натяжение в паху: ноги уже раздвинулись до их предела, но Иво всё нажимал и нажимал, разводя их шире, даря лёгкое чувство боли от растягивающихся мышц. Микс из удовольствия и боли ударил по голове оглушительным оргазмом. Девушка выгнулась в спине, замерла и оттащила голову Мартена от себя, чтобы он перестал стимулировать чувствительный орган. Снова вынырнул и посмотрел на Лу с лёгким интересом.       ― Лу?       ― Я закончила, да. Подожди, дай отдышаться. И сам отдышись. Вылезать будем.       Он ничего не сказал, только кивнул в ответ и опустил взгляд на красивую женскую грудь. Лу проследила за его глазами, выгнула бровь и фыркнула.       ― Нет, Иво. Нельзя. Трогать нельзя. Свою разрядку ты получишь только после того, как мы вылезем, немного просохнем, выпьем молока и ты будешь хорошим мальчиком. Ты меня услышал, Иво?       Снова в ответ молчаливый кивок и опущенные вниз глаза. Отводит от греха подальше, чтобы самого себя не соблазнять? Предусмотрительно.       Влажные ступни оставляют после себя следы на полу. Лу промакивает полотенцем волосы, идёт на кухню и достаёт из полок стакан и глубокую пиалу, в обе ёмкости наливает молоко. Иво следует за ней, наблюдает с любопытством. Девушка подходит к столу и разворачивает один стул в обратную от него сторону, стакан берёт в руку, а пиалу ставит перед стулом на пол. Садится, закидывает ногу на ногу и той, что снизу, отодвигает пиалу чуть дальше от себя.       ― Лакай.       Иво смотрит таким взглядом, что впору то ли заскулить, то ли затрястись от предвкушения и ощущения эфемерной власти над ним. Серые глаза подмечали всё: дёрнувшийся кадык, подрагивающие кончики пальцев и ресницы, возбуждённый, стоящий колом член. Лу на мгновение закрыла глаза и протяжно выдохнула. Она всё делает правильно.       На негнущихся ногах Иво подошёл ближе и, очевидно, на колени хотел опуститься плавно, но слабость тела перед его невероятной женщиной дала о себе знать, колени подкосились и он упал на них, стукнувшись с глухим звуком.       Довольство на лице Лу можно было маслом мазать на хлеб. Она пододвинула пиалу ещё ближе к мужчине и подождала, пока он покорно опустит голову. С такого ракурса не был виден его язык, но между ног становилось теплее уже от одной картинки двигающейся вперёд-назад макушки. Лу поднесла стакан с молоком к губам и наклонила, пила неосторожно, молоко стекало по подбородку к шее, ключицам, к животу и промежности, каплями разбиваясь об пол. Мартен среагировал на этот звук и поднял голову. В чернющих глазах не было ни капли осознанности. В серых глазах не было ни капли милости.       ― Я, что, разрешала поднимать голову?       Закинутую ногу подняла, ступню поставила на влажную макушку и с силой надавила вниз, макая лицо Иво в пиалу с молоком, как провинившегося котёнка. Ослабила нажим, подождала, пока мужчина вернёт голову в прежнее положение и сместила подъём стопы на подбородок, поднимая лицо ещё выше, заставляя на себя смотреть. Молоко стекало по щекам, собираясь на подбородке, пачкая подъём и пальцы.       Лу чудом удавалось заставить ногу не дрожать. На задворках сознания ей казалось, что это может быть слишком, что это может разозлить Иво, хотя серьёзно он на неё никогда не злился. Но ведь и злость бывает разной природы. Она могла быть такой, которая побудит его вскочить с места, схватить Лу, положить животом на стол и трахать так грубо и долго, как ему захочется. Между ног предательски запульсировало, то ли от открывшегося вида, то ли от её мыслей, то ли от всего вместе.       ― Посмотри, что наделало твоё непослушание, а мы только из ванной.       ― Прости... ― шелестящим, самым трогательным голосом на свете. Не злится, однозначно.       ― Твоё «прости» заменит напор воды, что ли? Вылизывай. И извиняйся. Так, чтобы я поверила, что тебе действительно жаль.       Жадные губы с упоением скользили по коже, причмокивали, впитывали в себя молоко и тепло женского тела. С каждым поцелуем Иво вгонял под кожу Лу признание, любовь, трепет перед ней, жажду и желание, затапливал своими эмоциями, словно был эмпатиком с высшей ступенью, умеющим эти эмоции транслировать и внушать, словно не было ничего в том, что он ползал на коленях перед ней, целуя ноги, умоляя о прощении, словно у этих ног он бы вечность сидел, губами бы к ним прикипел и с коленей никогда не вставал.       ― Прости, ― поцелуй. ― Прости, Лу, ― язык скользнул по подъёму. ― Умоляю... ― вобрал в рот два пальца, слизывая остаточную влагу.       ― Довольно.       Удовлетворённая, девушка резко дёрнула ногу назад и окинула показушно-безразличным взглядом чужое возбуждение.       ― Отодвинь пиалу и подползи ближе.       Чужой приказ был выполнен незамедлительно, с некоторой спешкой и нетерпением, скопившемся в конечностях. Ещё немного влажная стопа скользнула от ключиц вниз к крепкому торсу, задержалась на пирсинге, слегка надавила, спустилась ещё чуть ниже и резко, но без применения силы, ударила по головке члена, заставляя её стукнуться о низ живота.       Чужой скулёж пощекотал что-то глубоко внутри, заставил улыбнуться так по-блядски, так довольно, что зажмурившийся Мартен спустил бы в эту же секунду, если бы увидел. Ещё два лёгких удара сопровождались мягким смехом и несдержанными, громкими стонами.       ― Ну-ну, какой ты громкий мальчик. Я ведь не применяю силу, чего так заскулил?       Большой и указательный палец максимально раздвинула в стороны, прижала член к торсу и с нажимом начала водить стопой вверх-вниз. Иво затрясло со страшной силой. Было видно, как ему тяжело сидеть на пятках, хотелось либо сесть нормально на задницу, либо даже лечь, но он не просил у Лу дозволения. Знал, что не разрешит.       ― Хочешь кончить?       ― Хочу.       Лу цокнула, закатила глаза и снова шлёпнула по головке.       ― Не хочешь, если просить до сих пор нормально не научился.       Пальцы крепко прижали головку к торсу, закружили по ней, с довольством размазывая липкий предэякулят. Иво был прекрасен в своём ожидании оргазма. Он с силой впивался пальцами в свои бёдра, жмурился и тихо стонал, бормотал себе под нос самое красивое из всех имён, покорно склонял голову и с трудом сглатывал скапливающуюся во рту слюну.       ― Лу, пожалуйста, я очень хочу кончить...       ― В глаза мне смотри, когда просишь.       Подбородок резко вскинул, глаза впервые за вечер не были подёрнуты поволокой возбуждения, а засияли опасными огнями. О, теряет терпение.       ― Пожалуйста, Лу. Я прошу свою любимую женщину позволить мне оргазм. Я хочу кончить от твоих ступней на своём члене. Ты позволишь мне?       «Библейская, блядь, картина: Приор Инквизиции Церкви Единства сидит на пятках, волосы влажные после ванны, на подбородке засохли несколько капель молока, с блестящим от предэякулята членом, по которому скользит стопа псионички из Термитника, и покорно умоляет её кончить. Не кончить бы, блядь, самой».       ― Позволю. Смотри мне в глаза и не жмурься, когда будешь кончать.       Лу подключила вторую стопу. Она обхватила член с обеих сторон, ощутимо сжала и активно задвигала ногами. Быстро, чётко, размеренно, выдерживая единый темп какое-то время, а после ― постепенно ускоряясь, доводя до исступления, до сложенных «домиком» бровей, до расцарапанных бёдер и блеска в глазах. Пальцы все блестели от обильно сочащейся смазки, скользили легко и без сопротивления.       ― Умница, Иво. Хороший мальчик. Ты отлично держишься. Давай, ты можешь кончить.       Пик удовольствия ― в дрожащих плечах, в рвано вздымающейся грудной клетке, в искусанных губах и задушенном всхлипе, в сперме, толчками вытекающей из крепкого члена, пачкающей богоподобные ступни и торс, во взгляде самом преданном, самом нежном и любовном. Иво успокоился, отдышался и рухнул на пол, обвил собой ноги любимой женщины и закрыл глаза.       ― Ну-ну, радость моя, ты ведь спать так не удумал? Свернёшься калачиком на постели. Вставай, Иво.       ― Сейчас, Лу. Подожди, ― прошелестел в её ногах и боднул носом по щиколотке.       Через пять циклов дыхания мужчина открыл глаза, приподнялся на локтях для удобства и широкими мазками принялся слизывать собственную сперму с нежной кожи. Между ног снова стало жутко горячо и влажно. Лу нетерпеливо опустилась на пол, взяла Иво за руку и прижала к себе между ног.       ― Мы перепачканные и нам нужно ополоснуться, ты так не считаешь? ― пальцы, прижатые её ладонью, дрогнули и погладили влажные складки.       ― Определённо.       Нежность ― в руках, ласкающих тело и душу, в губах, таких горячих, что об них впору обжечься, в объятиях самых крепких, самых надёжных. В объятиях, в которых чувствуешь себя дома.