***
Хеддок долго не мог уснуть, раз за разом прокручивая прожитый день. Он давно не валялся в постели в одиночестве, и ему очень хотелось, чтобы сейчас же в комнату постучала Астрид, уставшая, растрепанная, однако с счастливыми горящими глазами. Обычно она и задувает оставшиеся в спальне свечи. Но в этом богатом, но бездушном помещении задуть свечи было некому. Вдруг Иккингу померещилось, что к его кровати легкой поступью идет Анна. По телу внезапно разлилось приятное тепло, но Хеддок тут же отбросил странный образ и легонько ударил себя по щекам. Спать совсем не хотелось. Мистер Трэсли уже взбивал подушку и собирался ложиться, когда в дверь неуверенно постучали. В комнату заглянула голова нерадивого гостя. Кажется, этот самый гость был ни в одном глазу. — Извините, мистер Трэсли… У вас нет под боком учебника Эренделловских манер?***
Рассвет наступил раньше, чем Иккинг сомкнул глаза. Всю ночь он провел за несколькими внушительными талмудами, наглядно объяснявшие разницу между костюмом для официального приема и платьем для королевской охоты. Голова никак не хотела принимать новую информацию: она казалась бесполезной и лишенной смысла. Но сердце велело стараться до упора, потому что где-то в глубине замка за туалетом сидит королева Анна, расчесывает длинные вьющиеся волосы, отливающие неким неестественным оттенком рыжего, приглаживает белую, как январский снег, прядь, смешно поджимает губы и заливисто смеется, вспоминая своего непутевого гостя. Иккинг и сам не мог понять, почему его так волнует мнение совершенно незнакомой ему дамы. Он объяснял это выгодным политическим союзом, который никак нельзя было упустить, но едва ли сам верил в это объяснение. Передремнув с час за столом с книгами, Иккинг вновь проснулся и решил, что глаз больше не сомкнет. Мыслей, на удивления, никаких не было. Просто вселенская усталость, преследующая Хеддока с тех самых пор, как он приручил Беззубика. Слишком неподъемная ноша для пятнадцатилетнего ребенка, каким бы способным викингом он не был. Трэсли ворвался в покои, словно морской ураган, ровно к завтраку. Он оповестил, что кушать подано в общей зале для почетных гостей. — Это где едят Король и Королева? — Нет, — с дрожью в голосе сказал Трэсли, всем своим видом показывая, что ему нанесли жуткое оскорбление. — Вы будете завтракать один. Как почетный гость. — И в завершении своих слов, чтобы добить оппонента, слуга многозначительно посмотрел в сторону раскрытых фолиантов. — Понятно, — нахмурился Иккинг, но сдаваться не собирался. — Тогда накройте мне в общей столовой, вместе с другими викингами. — Господин, при всем уважении, наши правила… — Ваши правила запрещают есть вместе со своими людьми? — Нет, — пискнул Мистер Трэсли. — Тогда не вижу противоречий. Слуга передернул плечами, едва сдерживаясь от захватывающего его гнева. Иккинг довольно поглядывал ему вслед – все же приятно было ставить на место подобных выскочек. Викинги безмерно рады были появлению вождя за завтраком. Заросшие и потные мужчины громко и с чувством жаловались на излишне мягкие кровати и подушки, наполненные разноцветными перьями, которые легко продирали красивую, но тонкую ткань наволочек. Кто-то без остановки твердил про духоту и невозможность открыть панорамные окна и балконы, которые, как и все в этом замке, были красивы, но бесполезны. Иккинг слушал без особого вдохновения и кивал, скорее, машинально, попутно отправляя ложку с яйцами в рот. Мыслями он был на Олухе. Сдерживаемая тоска по семье и по родной земле постепенно брала верх и завладевала сознанием Хеддока, вызывая не слишком приятные чувства. «Вот бы Астрид сейчас была здесь… — думалось Иккингу, когда он посматривал на галдящий народ, такой близкий и такой далекий одновременно. Ему резко захотелось обнять Зефир и прогуляться с ней по пляжу, поцеловать младенца-Наффинка в малюсенький и покрасневший нос. — Я скучаю». До обеда в замке была запланирована официальная политическая встреча Иккинга с королевской семьей, чтобы прийти к определенным договоренностям и подписать бумаги. Вначале Хеддок хотел приодеться по заветам этикета Эренделла, но накидку из шкуры яка он все же оставил, хотя ему и было слегка душно. Смотрясь в зеркало, он несколько раз улыбнулся сам себе. Нет, каким бы удобным и богатым не был бы Эренделл, Иккинг не забудет, где в самом деле его сердце, его дом. Встреча проходила в самой высокой башне замка, в огромном витражном зале, больше похожем на пристанище Готти или подобных ей повитух. Король Кристофф сидел за столом, и за его спиной к потолку стремилась высокая спинка стула, расшитая бирюзовым бархатом. Королева Анна стояла рядом и, слегка прикрыв тонкой бледной ладонью рот, тихо хихикала и то и дело посматривала на мужа. — Ваши королевские величества – вождь племени Хулиганов – Иккинг Хеддок! Из ниоткуда появилась громкая мелодия, создаваемая целым оркестром трубачей. Иккинг невольно закатил глаза, но тут же опомнился, осознавая, что в этот раз на него смотрит не только зазнайка Трэсли. Анна поспешила к гостю, даже быстрее, чем того требовал королевский этикет (а Иккинг теперь знал о нем все). Слегка потупив взгляд, девушка приподняла юбки изумрудного платья, немного более простого, чем того, что она надевала вчера. — Приветствуем вас, Господин Иккинг. Безумно рады вас видеть, да, дорогой? — Ага, — с увлечением ответил Кристофф, но тут же потерял к гостю всякий интерес и вернулся к каким-то бумагам. — Проходите, чего стоите. Трэсли, вы свободны. Я позову, когда понадобитесь. Было в обращении на «вы» самой Королевы к слуге что-то неправильное и чужеродное, но такое прекрасное, что Иккинг невольно застыл на месте. Он, сам того не осознавая, любовался мягкими чертами лица Анны, трогательной, практически детской улыбкой, тронувшей ее блестящие губы, ее живыми и ясными глазами. Впрочем, любование это длилось всего пару мгновений. Как только Иккинг сел за стол переговоров, все посторонние мысли вылетели из его головы. Пусть Хеддок и был сильным и еще вполне молодым мужчиной, он также был прекрасным полководцем и дипломатом. И во время работы ничто не могло его отвлекать. Олух получил очень выгодные для себя договоренности. Викингам больше можно было не волноваться о запасах на зиму, которых могло не хватить. Эренделл обязывался помогать соседям с продовольствием точно тогда, когда они попросят. Но это, конечно, не было безвозмездно. В свою очередь Олух отдавал в распоряжение Эренделла свой военный потенциал, причем ограничений в использовании со стороны королевства никаких не было. Иккинг знал, что это рискованный шаг, но он чувствовал, что так сделать необходимо. Еще рискованнее сидеть всю зиму без еды и отправлять товарищей, погибших не в бравых сражениях, как и полагается истинным викингам, а от голода. Еще страшнее – хоронить костлявых, похожих на обглоданных монстров, детей, которые еще и булавы в руках не держали. Этому давно пора было положить конец. Иккинг, присматриваясь эти сутки и к замку, и к слугам, и к королевской семье пришел к выводу, что не слишком эренделлцы отличаются от них – викингов. Да, строят они великолепно, и их навык выращивать еду в зимнее время года просто поразителен, но все же они мало походили на людей исключительных, опередивших свое время. А душами, особенно черными, эренделлцы чуть ли не обогнали олуховчан. По крайней мере, на Олухе дети не бегают сами по себе, не растут вне семьи. Но было кое-что, что поразило Иккинга совсем в это утро. Почти все переговоры проводила… Анна! Она совсем не отличалась от Хеддока в своем умении сосредоточиться на главном и метко торговалась, стараясь выбить для своего королевства максимально выгодные условия и при этом не обделить соседа. Кристофф, который изначально и был инициатором переговоров, только иногда поддакивал, а затем, когда все завершилось, поставил несколько своих важных королевских подписей и тут же, ссылаясь на какие-то дела, убежал. Анна вновь осталась один на один с Хеддоком. В глазах ее блеснуло подобие страха, но Иккинг выпытавать не стал – он не хотел как-либо оскорбить ее королевское величество. — Не хотите прогуляться по королевскому саду? Я показала бы вам наши растения… Иккинг, вновь предчувствуя какое-то неосязаемое превосходство, широко улыбнулся, расправил плечи, заставив тяжелую накидку елозить по полу и поднимать пыль, и вскинул подбородок. — Почту за честь, Вашество. Опять фривольный и непростительный поступок. Но Анна только улыбается и велит Иккингу идти за ней. Кажется, ей вовсе неинтересно, сколько Хеддок соблюдает правил этикета или же сколько он нарушил. Ее единственная цель – показать гостю сад. Королевская оранжерея поражает воображение. Иккинг старается не показывать своего удивления, смешанного с восторгом, но то и дело поглядывает на тонкий стеклянный потолок, сквозь который пробиваются летние солнечные лучи. Анна осторожно ступает по обустроенной тропинке, принюхиваясь к знакомым цветочным ароматам, в то время как у Хеддока от опьяняющей сладости начинает кружиться голова. Он пытается сосредоточить взгляд на чем-то одном, но глаза разбегаются, улавливая всякое изменение формы и цвета, уместившееся под гигантской прозрачной крышей. Большая часть цветов и растений Иккингу не известна. Он хорошо разбирался в травах и полевых цветах, но здесь они бы не прижились. — Дикие цветы любят свободу, — говорит Анна, легким касанием руки поглаживая влажные бутоны. — Они погибли бы, а если б и выжили, то погубили бы другие цветы. Захватили бы всю территорию оранжереи и создали бы собственный мир… — Вы говорите о них так, будто они величайшие злодеи, — хмыкает Иккинг, но на всякий случай слишком близко к растениям не подходит. — Так разве вам не кажется, что цветы очень похожи на нас, — Хеддок повернулся к королеве, выуживая из этого кокетливого предположения что-то личное. Королева быстро поняла свою ошибку. — Я имею в виду, на людей. Всего-то разница, что цветы двигаться не могут. — То есть, если я правильно вас понял, вы делите людей на диких и… тепличных?.. — Окультуренных, — машинально поправила королева. — Ну, знаете, в ваших устах это звучит уничижительно. — Конечно. Я ведь по вашей теории не окультуренный, а дикий. Как, по-вашему, я должен это произносить? — Извините, — похолодевший голос Анны неприятно кольнул сердце. — Я не хотела вас обидеть. Но позвольте также уточнить, что я нигде не говорила, что дикие цветы хуже тепличных. Они просто… другие. И знаете, иногда я очень завидую диким ромашкам и хочу быть ими, а не окультуренной розой. Анна отвернулась и пошла дальше, уже почти не обращая внимания на своих любимцев. Иккинг шел следом, пытаясь многое обдумать. Он, конечно, был умным мужчиной, но не слишком преуспел в разгадывании сложных шарад. Монолог королевы о цветах вызвал в нем не столько сочувствие, сколько недоумение. Внезапно королева остановилась, обернулась и, впившись взглядом в растерянного вождя, прошептала: — Расскажите мне о викингах. Все, что угодно! Я так долго ждала вашего появления, а теперь мы без конца спорим о глупых договорах и цветах. Право же, давайте убьем время до сегодняшнего бала более приятно. В глазах Анны блеснуло некоторое безумие, пробудившее в Иккинге странные и неизвестные доселе чувства. Вдвоем они дошли до кованной скамьи, украшенной какими-то блестящими камнями. Иккинг с удовольствием рассказывал об Олухе в тени зеленеющих кустарников, распустивших ярко-розовые и пышные бутоны. Он как-то инстинктивно обходил стороной семью и все, что с ней связано, и вскоре разговор об Олухе резко перетек в монолог Анны, слишком откровенный и слишком искренний для второй в жизни встречи. — Понимаете… У нас с Кристоффом проблемы… И я так завидую Эльзе! Я не могу бросить свой народ, у них никого не останется… Но часто мне просто хочется убежать в лес и больше никогда оттуда не возвращаться. У меня есть любящий муж, мы многое пережили вместе, и я искренне благодарна ему за помощь, но часто я чувствую себя одиноко. У меня есть волшебница-сестра… Кстати, она обещала посетить наш сегодняшний бал! Вы сможете познакомиться с ней поближе. Мне кажется, вы ей понравитесь, учитывая, что она… знаете… тоже по духам. Вообще я хотела бы столько вам показать! Вы уверены, что вам нужно уезжать завтра? Может, останетесь?.. Иккинг внимательно слушал королеву, стараясь не упустить ни единого слова, но едва успевал за ней, пока она прыгала с темы на тему. Последнее предложение застало его врасплох, потому что он и сам забыл, что завтра вместе со всей командой должен был отчаливать на Олух. Сейчас это решение казалось невероятно глупым, ведь он столько еще не увидел! Но сказал он совсем не то, что в самом деле было у него на душе. — Понимаете, Ваше Величество, я бы с радостью, да только у меня же семья… дети… Анна тут же поникла, но, стараясь не выдать себя, широко улыбнулась. — Я понимаю. Я все понимаю, но знайте, что я, что мы, — тут же исправилась она, — будем рады любому вашему решению. Это же совсем недолго, неделя или две… Вскоре я планирую пожить немного у Эльзы в Зачарованном лесу, и мы можем съездить вместе… Как политические союзники! Чтобы наладить отношения с Зачарованным лесом. Поверьте, это очень полезный союз. Хеддок искренне улыбался, любуясь попыткам Анны сохранить официальный тон и не переходить границ, которые несколько часов назад уже были бесстыдно стерты. Ее рыжие пряди слегка выбились из строгой мудреной прически, и она поспешно перебирала их, стремясь вернуть их на место. Взгляд ее блуждал по оранжерее, разрумяненное лицо украшала искренняя улыбка. Иккинг невольно подумал, что никогда еще не видел настолько милого и красивого существа, и тут же огромное чувство вины укололо его, и он помрачнел. Как смеет он засматриваться на другую женщину, если его жена за много миль отсюда нянчит его ребенка? Остаток вечера до бала Иккинг провел в раздумьях. Ему очень хотелось остаться в Эренделле еще хотя бы на денечек, но долг не позволял. Поэтому вождь искал всяческие причины, из-за которых он мог позволить себе задержаться. Анна со встречи в оранжерее не выходила из головы. Так она была непохожа на женщин Олуха в своей детской непосредственности, в своей утонченности и такте. Но и на людей Эренделла она мало была похожа – не было в ней изворотливости, хитрости, озлобленности. Исключая, конечно, моменты, когда Анна не просто девушка, а королева. Королевой она походила на Астрид – твердая, требовательная, прямолинейная и воинственная, готовая на все, чтобы защитить то, что ей дорого. Но вне этой навязанной роли, от которой Анна всеми силами желает избавиться, она являлась миру совсем другим человеком. И мало кто, за исключением, пожалуй, сестры и мужа, знал и знает ее именно такой. — Я так не хочу притворяться, — говорила Анна на скамье в оранжерее. — Я слышала, что у викингов вообще нет всех этих глупых правил. Есть только уважение. Это правда?.. Вы даже не представляете, какие же вы счастливые люди! Иккинг, припоминая слова королевы, и правда не представлял. Он все посматривал на потенциал Эренделла, просчитывал в голове, сколько хорошего он бы мог сделать для олуховчан с такими ресурсами, и он, пожалуй, готов был хоть на голове ходить, лишь бы заполучить половину. Поэтому рассуждения Анны казались ему странными и непонятными, но он охотно слушал ее, любуясь ее цветущей красотой и тем самым зарабатывая благосклонность эренделльской свиты. Астрид впервые нависла над Иккингу как большая всепоглощающая тень. Воспоминания о жене не согревали сердце, а отравляли его, смешивая горючую смесь из чувства вины, стыда и потаенных желаний. Хеддок не хотел признаваться сам себе, но ему пришлось – Анна выбила его из колеи и пошатнула привычное равнодушие к другим, какое и должно быть у любого прилежного семьянина. Когда на улице стемнело, в замке зажгли свечи. И если раньше они горели только в определенных окнах, сейчас они освещали даже внутренние дворики и дорогу, прямиком ведущую к главному торжестве этого года. Иккинг, собирая по замку обрывки разговоров слуг, узнал, что балы в Эренделле не устраивались очень давно. Поэтому многие знатные горожане с нетерпением ждали, когда же к ним в гости заявится кто-то настолько важный, что удостоится чести созерцать грандиозный королевский бал. Хеддока раздражала творящаяся вокруг суета, так болезненно напоминающая о его душевных проблемах. Желая спрятаться от любопытных глаз подальше, он до самого вечера не выходил из собственных покоев. Мистер Трэсли уловил странности в поведении самоуверенного гостя, но допытываться не стал. Ведь это уж точно не его проблемы. Когда затрубили, оповещая о начале приема гостей, Иккинг уже не мог отсиживаться дальше. Он переоделся, в этот раз почти полностью соответствуя Эрендельской моде, разве что перекинул через плечо короткую нарядную олуховскую ткань и специально взъерошил запутавшиеся каштановые волосы. Сам он подумал, что со стороны наверняка выглядит комично – этакий дикарь, насильно помещенный в одежды «тепличного» человека. Но его мало волновало мнение остальных. Все его мысли были прикованы к Анне, и он чувствовал, что что ей все понравится. Мистер Трэсли провел Иккинга в просторную бальную залу, отделанную позолотой. В некоторых частях стен были нарисованы маленькие пузатые мальчишки с крыльями. Они играли на музыкальных инструментах, смотрели куда-то ввысь своими мечтательными светлыми глазами, смеялись и плакали. Иккинг решил, что просто обязан разузнать, что все это значит, но не сейчас, чтобы не выставить себя посмешищем при королеве. Иккинг вдруг поймал себя на мысли, что он нечаянно слился с поданными Эренделла и уже воспринимает Анну как собственную благословительницу, и он почему-то очень устыдился этого. Постепенно прохладная зала заполнялась гостями. Дамы в пышных шуршащих платьях всевозможных цветов и фасонов и семенящие за ними кавалеры в более скромных, но не менее элегантных костюмах окружили Иккинга со всех сторон и прижали к расписанной стене. Они не проявляли к нему открытого интереса, но то и дело посматривали на него из-под открытых вееров, а затем перешептывались и создавали шум, заглушающий треск свечей и шелест тканей. Минуты стояния у стены становились все мучительнее. Иккинг уже не различал никакой индивидуальности в гостях, и все они превратились для него в статичных и похожих друг на друга чучел. Он попытался выудить среди толпы хоть кого-нибудь знакомого, но увидел только мистера Трэсли, семенящего между человеческими фигурами и предлагающего бурлящий, желтоватого оттенка напиток, разлитый по хрустальным кубкам. К вождю Трэсли ни разу не подошел, как будто специально его избегая. Очередная резкая мелодия труб возвестила гостей о том, что пора бы обратить все свое внимание в другую сторону. Гвардейцы распахнули деревянные ворота, и в залу вошли король и королева. Кристофф выглядел излишне безучастным для такого масштабного светского мероприятия, и, облаченный в слегка тесноватый шелковый костюм, неловко переминался с ноги на ногу и заваливался при ходьбе, напоминая не до конца забитого яка. Анна явила собой все королевское великолепие – изумрудный праздничный наряд, сшитый из массивной и многослойной юбки и корсета, на вкус Иккинга немного более открытого, чем того требовал этикет, подчеркивал утонченность и воздушность девушки. Маленькая округлая грудь игриво выглядывала из-под блестящей ткани и вздымалась излишне часто для медленной и размеренной ходьбы. Руки были покрыты фатиновыми перчатками, усеянными блестками, которые напоминали яркие звезды. Иккинг невольно вспомнил, как на Олухе любил часами сидеть с Астрид на берегу моря и разглядывать созвездия. Он покраснел, когда встретился с Анной взглядом. И дело было не в ее неземной красоте, вернее, не только в ней. Сам того не ведая, Иккинг устыдился собственных мыслей, которые так подробно блуждали по деталям туалета королевы, а затем бесстыдно, как само собой разумеющееся, перепрыгнули к жене, оставшейся вскармливать и взращивать нового наследника Олуха – его сына. Иккинг видел, как Анна порывалась подойти к нему, но дорогу ей преграждали то одни, то другие гости, зачастую болтавшие какую-то бессмысленную чепуху. Им важно было не столько донести что-то важное до королевы, сколько просто явить себя перед ней, заглянуть в ее открытые и слегка увлажненные глаза, полюбоваться ее вежливой, но искренней улыбкой, дотронуться до фатиновых перчаток… Резко в залу пробрался кусающий холод, такой непохожий на свежую прохладу летнего вечера… Олуховчанам не привыкать к плохой погоде, но даже для них это было бы слишком. Иккинг поморщился и замотал головой, пытаясь отыскать источник сквозняка. Но двери было плотно закрыты, вокруг ярче, чем когда-либо горели свечи, а остальные гости бала пусть и приостановили всякие разговоры, но не выказывали никакого беспокойства. — О Боже, пропустите меня! — крикнула Анна весело и, отпустив, наконец, мужа, стремглав помчалась к деревянным воротам. Не успела она добежать до своей цели, как двери распахнулись, впустив очередную порцию пробирающего до костей холода. — Эльза! У входа в залу стояла невысокая девушка. Ее неестественно белые волосы тонкими нитями рассыпались по бледным хрупким плечам. Она не облачилась в платье – наряд ее являл собой смесь мужского костюма и длинной ночной сорочки, только казалось, будто на ней не ткань, а естественное продолжение ее тела. Иккинг покраснел теперь и от этой мысли тоже. Искусственная нагота пугала его еще более естественной. Необычная гостья в миг обвела взглядом зал и, едва успев расставить в сторону руки, приняла королеву в свои объятия. С потолка посыпались снежинки и заставили участников бала удивленно вздохнуть. Хотя их удивление едва ли походило на то удивление, которое испытывал Иккинг. Если привыкшие к чудесам эрендельцы глядели на снегопад как на нечто непостижимое, непонятное, но родное и до боли знакомое, то вождь попятился и попытался стряхнуть с себя снежинки, которые, едва успев коснуться тяжелых облачений Хеддока, превращались в обыкновенные капли. — Я так рада, что ты приехала! — тем временем щебетала Анна, поглаживая сестру по спине. — А Кристофф весь вечер твердил мне обратное. Негодник! Ну, как добралась? — С ветерком, — отозвался мягкий, бархатный, но властный голос. — Как видишь, привезла с собой небольшой подарок. — Чудесный подарок! Эренделл уже очень давно не видел в своих краях снега. Иккинг, наблюдая за милой сценой семейного воссоединения, подметил удивительное сестринское сходство, которое не было заметно изначально. Они стояли друг напротив друга, держась за руки, и напоминали солнце и луну. Однако лица их были слеплены по одному лекалу и различались разве что в цвете глаз и наличии веснушек у солнечной Анны. Во глазах Эльзы было меньше доброты и кротости, и больше власти, поэтому, если не знать, кто из них кто, можно было ошибочно решить, что именно она и королева. Когда Иккинг невольно встретился с Эльзой взглядом, он ощутил, как кровь стынет в жилах – от холода ли, от страха, он сам понял не до конца. В общем, Хеддок окрестил эту странную волшебницу снежной королевой и решил для себя, что ему ни в коем случае не стоит ее злить. Музыка вновь вернулась в залу, когда Эльза, поклонившись гостям, прошла с Анной к требуемому месту. После ее поступи на скользком паркете оставался тонкий след изо льда, который, вопреки всякому здравому смыслу, не превращался в воду, как было со снежинками, а просто спустя время растворялся в воздухе. Иккинг на всякий случай мысленно обратился к Одину, моля о собственном спасении и о спасении своей семьи. Бал жутко ему наскучил, и он нетерпеливо ждал его окончания. С приходом сестры Анна полностью погрузилась в заботу о ней, позабыв о госте, которого ей, как королевской особе, следовало бы развлекать. Иккинг не спешил проявлять интерес к Эльзе, потому что остерегался ее, но внутреннее кипел от негодования, ведь эта ледяная колдунья стала препятствием к тому, чтобы провести время с Анной и узнать о ней побольше. Кристофф, стоя в отдалении от сестер, тоже не выглядел воодушевленным, и Иккинг с горькой усмешкой про себя заметил, что они с ним, пожалуй, в одной лодке. Однако вскоре, уже ближе к окончанию торжества, Анна встрепенулась и быстрыми шагами направилась к Иккингу, словно вспомнила, для чего действительно устроен был этот бал. — Бога ради, Господин Иккинг, простите меня! Появление сестры всегда кружит мне голову, и я забываю обо всем на свете. Пойдемте, я вас познакомлю! — Вы уверены, что ваша сестра этого желает? Право, не хочу ей докучать, — осмелился задать довольно дерзкий вопрос Иккинг. Он искренне не понимал, для чего все эти формальности, если полдня назад они болтали о личном в оранжерее, вдали от посторонних глаз. — Что вы! Она очень хочет с вами познакомиться, особенно после моих сегодняшних рассказов. Ну не будьте вы букой, Иккинг! Пойдемте же скорее! Вы только поздоровайтесь, а после я, обещаю, сделаю все, что вы попросите. — Прямо-таки все? — выгнул бровь Иккинг, но зашагал бок-о-бок с Анной. — В рамках приличия, конечно, — хихикнула Анна, беря гостя под локоть. Иккинг уловил едва заметный сладкий запах шоколада, перемешанного с запахом эля. Теперь он был уверен, что королева времени зря не теряла и пропустила пару бокальчиков странного шипучего напитка, что раздавал Трэсли. Именно поэтому она вела себя так развязно. Вблизи Эльза выглядела уже не так устрашающе, но рядом с ней стало неприлично холодно для августовского вечера. Она не была похожа на человека – скорее, она выглядела как ледяная статуя, в которую каким-то чудом вдохнули жизнь. Эльза протянула руку вождю, они обменялись рукопожатиями, спросили друг у друга про самочувствие, как того требуют формальности, и вскоре после этого снежная королева потеряла всякий интерес к Иккингу. Он чувствовал себя не в своей тарелке, когда Эльза вместе с Кристоффом и Анной обсуждали какие-то семейные дела. Когда же разговор зашел о кораблях, королева, обернувшись к Иккингу, уже публично попросила его остаться. — Вы же толком ничего не посмотрели! А у нас столько всего интересного. И зачарованный лес… Вам будет интересно наладить с ним связи! Правда, Эльза? Скажи, что это важно. — Очень важно, — мягко и снисходительно ответила Эльза, скорее для успокоения сестры, чем для правды. — Вот видите. Мы вам очень рады. У вас важная дипломатическая миссия! — Я очень благодарен вам, Ваше Величество, но у меня ведь здесь люди. Им не терпится вернуться к семье. И с моей стороны будет очень эгоистично их задерживать. Краем глаза Иккинг уловил легкую улыбку, тронувшую губы Эльзы. Кажется, ей понравилось то, что он сейчас сказал. — Конечно, мы все уже продумали! Мы отправим с вашими людьми нашего лучшего капитана, чтоб он сопроводил их в путешествии. Получается, делегация вернется на Олух, а вы просто задержитесь по понятным дипломатическим причинам. Ситуация, которая непременно случается с каждым хорошим дипломатом. Помнишь, Кристофф, как ты на три недели задержался в Бергском графстве? Зато какие плоды нам принесла эта разлука!.. Иккинг всей душой желал скорее вернуться домой. Астрид мелькала в его сознании все чаще, взывая к затаившейся совести. Но стоило викингу взглянуть в эти бездонные голубые глаза, в которых отражалось столько нежности, наивности и требовательности, как его твердое намерение придерживаться графика тут же пошатнулось. Действительно, ведь ничего такого не случится, если он пробудет в Эренделле чуть дольше… Для политических связей, конечно же. — Так что, Господин Хеддок. Мне отдавать распоряжения Трэсли? Вы остаетесь? Иккинг, задержав взгляд на королеве, без проблем прочел в выражении ее лица, что она уже знает ответ и внутренне торжествует от того, что все случилось именно так, как ей бы и хотелось. Обычно это подстегнуло бы его сделать все наоборот, но сейчас Иккинг испытал особые приятные чувства из-за того, что Анна одержала над ним верх. Это удавалось лишь однажды – когда его покорила Астрид Хофферсон. И вождь, как не пытался не сопоставлять двух абсолютно непохожих женщин, невольно соединил их в единый многогранный образ. — Пожалуй, нам еще есть, что обсудить. Я задержусь ненадолго… Но позвольте мне самостоятельно проводить своих людей. Без помощи посторонних. Эльза хмыкнула. Кристофф оставался таким же безучастным, как и в начале разговора. А Анна, ведомая своим, никому не известным расчетом, захлопала в ладоши от восторга. — Конечно, Господин Иккинг! Вы так обрадовали меня… нас… тем, что остаетесь! Теперь вам можно абсолютно все! Хеддок сдержался от непристойной шутки и только улыбнулся. — Мистер Трэсли, проведите Иккинга к его людям. Пусть даст им нужные распоряжения. Трэсли зашевелил усами и прищурился, явно выражая неудовольствие. Но поклонился королеве, как и положено, и, кивнув Иккингу, поспешил выйти из залы.