***
На этих дурацких, никому не нужных уроках грамматики с какой-то очередной фифой девушки совершенно не знали, чем себя занять. Им обеим сильно хотелось спать, потому что ради съёмок всех подняли ни свет ни заря, но камеры, расставленные в каждом углу и редакторы, умоляющие каждую вести себя примерно хотя бы один день, не давали сделать это с чистой совестью. ___________________________________________________ Привет, как дела? Мне скучно.Д.
___________________________________________________ Это было отчаянной, но весёлой идеей, которая сможет скрасить этот до невозможности скучный урок. Благо, что Диана и Даша сидели за соседними партами, и передать записку было несложно. Делая вид, что потягивается, Барби быстро кидает скомканный кусок бумаги на парту Поцелуевой, ловя её недоумённый взгляд. Она бегает глазами по короткому сообщению и улыбается, хватая ручку. ____________________________________________________ Привет. Мне тоже скучно, так что дела не очень. Блин, а как мне подписывать, у нас же имена на одну букву? Давай я буду подписывать «Д.», а ты «Д!». Нравится?Д.
____________________________________________________ Поцелуева нагнулась, перекидывая свой листок на парту Адаменко. Пока та его разворачивала, Даша наблюдала за изменениями в лице Дианы: с каждой секундой улыбка на лице становилась всё шире и шире, оголяя белые зубы. _____________________________________________________ Как же я хочу поцеловать тебя прямо сейчас.Д… (я хочу подписывать так!)
______________________________________________________ Получив очередную записку, теперь заулыбалась Даша. _______________________________________________________ Дождись конца, милая. Я подарю тебе не только поцелуй.Д.
_______________________________________________________ _______________________________________________________ Меня ждёт что-то ещё?Д…
_______________________________________________________ _______________________________________________________ Не строй из себя святую. Я помню, как ты умеешь прыгать, сидя на пальцах.Д.
_______________________________________________________ _______________________________________________________ Тебе запомнилось только это?Д…
_______________________________________________________ _______________________________________________________ Всё остальное покажешь на практике.Д.
_______________________________________________________ _______________________________________________________ М, Поцелуйкина сегодня игривая.Д…
_______________________________________________________ Даша смешно закатила глаза на своё прозвище, но тем не менее улыбнулась, двусмысленно посмотрев на девушку. Да, они умели развлекаться. Их секс был схож с боями, с адской смесью любви и ненависти. В погоне за удовольствием они были похожи на животных, и им это особенно нравилось. Диана не стеснялась оставлять на шее короткостриженой засосы, которые та не сможет скрыть волосами, а Даше нравилось метить Адаменко красными пятнами на заднице после многочисленных ударов, которые увидят все, пока Диана переодевается. Они любили буквально вдалбливаться в тела друг друга, срывая голоса, потея и истошно крича. Им нравилось смотреть в глаза таким, знаете, грязным, тёмным взглядом, и показушно облизывать губы, желая добавки, да побольше. Милая улыбка Адаменко сразу превращалась в нечто адское, опасное и ехидное, и Поцелуева не могла устоять перед ней. Но в них была и нежность, текущая по венам нескончаемыми потоками. Диана, любящая излагать свои мысли в письмах, отошла от компании девочек, выбирая тихое и спокойное уединение. Взяв в руки всё необходимое, она вновь начала творить. ______________________________________________________ Я даже не знаю, оценишь ты мой жест или нет, но я очень люблю писать письма, поэтому дарю его тебе. Потому что мне кажется, что тебя я тоже люблю. Я знаю, как это глупо, боже, просто невероятно, и ты скажешь мне со всей своей рациональностью о том, что невозможно полюбить кого-то в столь короткий срок, но мне плевать. Я не знаю, что такое любовь, но то, что я чувствую к тебе, очень на неё похожа. Ты пойми и просто поверь мне на слово, что никогда ни к кому я не питала настолько нежные и тёплые чувства. Это всегда был только секс, влечение, похоть, сплошная деструктивность. А по отношению к тебе это не так. И, честно говоря, я даже не знала, что так умею. Но если ты дашь мне возможность — я покажу тебе больше.Д…
_______________________________________________________ В уютные, практически домашние вечера девушки любили понежиться в объятиях друг друга, что было несвойственно им обеим. Только представьте: вечно недовольная, крайне серьёзная и сухая Дарья Поцелуева аккуратно целует макушку постоянно яркой, громкой и отчасти грубой Дианы Адаменко. И они лежат где-то вдалеке, никому не мешая, шушукаясь там о чём-то своём, сокровенном, буквально телом ощущая внутреннее тепло. — У меня такого никогда не было, — признаётся длинноволосая блондинка. — Чего? — спрашивает Даша, большим пальцем поглаживая татуированную руку. — Ну, такого, как сейчас, — неловко признаётся та, — я никогда ни с кем так не лежала. Всем нужно было лишь моё тело, и как только они его получали, то сразу вставали и уходили. — Это было обидно? — Нет. Я не видела ничего другого и думала, что по-другому бывает только в сопливых фильмах. — Ты только что назвала меня сопливой? — удивляется Даша, вызывая у Дианы звонкий, искренний смех. И это продолжает быть чем-то бесконечно нелепым, но так цепляет душу, что остановиться просто невозможно. __________________________________________________ Я вновь пишу тебе это, подкину под одеяло, пока ты спишь. Доброе утро. Мне просто так сильно захотелось сказать тебе, что сегодняшний день был таким милым… Я не умею говорить это вслух, писать мне легче, поэтому так. Надеюсь, что эта наша маленькая тайна моих пристрастий к письмам останется между нами. И много других маленьких тайн, которые мы шепчем друг другу на ухо в постели. Так вот, сегодняшний день… Не знаю, тебя было так много сегодня, и мне это понравилось. Когда ты рядом, я начинаю жить, Поцелуйкина. И даже если это ненормально — мне плевать. Тебе, я думаю, тоже? Спасибо тебе за тебя, мой маленький белокрылый демон.Д…
_____________________________________________________ _____________________________________________________ Ох, Дианка, умеешь же ты в краску вгонять. Отвечу тебе письмом на письмо, так и быть, хоть и совершенно не умею это делать. Мне приятно, как ты отзываешься обо мне. И мне нравится, что между нами есть тайны. Это добавляет некую игривость в наше общение, или что-то вроде того, не находишь? Просыпаться по утрам и читать твоё «сообщение» стало моей новой любимой традицией. Ты же получишь его от меня на ночь глядя, так что спокойной ночи, мой темнокрылый ангел.Д.
______________________________________________________ Подобная сказка могла длиться вечно, если бы не неприятные слухи, которые семимильными шагами расходятся по школе Пацанок. И, честно говоря, почти все девочки умоляли высшие силы, лишь бы Диана не узнала о том, что говорят, но кто-то нагло слил информацию, вызвав у Адаменко самый настоящий нервный срыв. Она металась из стороны в сторону и кричала, что не верит, не верит, никогда не поверит, пока сама не услышит из уст Даши эту грязную ложь. А Вера и так, и сяк её успокаивает, сдерживая в своих руках, но Диана не чувствует этого, продолжая вырываться. И когда наконец Поцелуева слышит крики своей девушки и тут же прибегает, тишина со всех сторон накрывает помещение. Они просто смотрят друг другу в глаза, и Даша примерно представляет, что её ждет. Бездонные-голубые напротив наполнены болью, предательством и слезами, а лицо, обычно искажённое улыбкой и весельем, отражает обиду и горечь, растекающуюся по щекам. — Ты меня обманула? — начала Диана, руки которой всё ещё были скованы Верой. Поцелуева не знала, что сказать. Продолжая лишь глупо глазеть на Адаменко, она поджимала губы. — У тебя есть девушка? — спрашивала Барби, чувствуя, как тело слабеет. — Диан, давай поговорим в другой обстановке… — защищалась Даша, ловя на себе косые взгляды. — Ответь мне! — крикнула блондинка, отталкивая мешающий в горле ком. Короткостриженая даже представления не имела, что говорить. Разве хоть одно слово может спасти эту душераздирающую ситуацию? — Скажи мне, блять, правду! Неужели ты врала мне? Я же… я говорила тебе так много! — продолжала надрываться Диана, к которой вернулись силы. Она отталкивала Веру, цепляясь за других в попытке приблизиться к Поцелуевой, но у неё отбирали эту возможность. — Уйди нахуй отсюда, — выплюнула Сёмина, возвращаясь к Диане, и Даша решила её послушать. Адаменко вырывалась из бесконечных, затрудняющих её движения рук, и если незнающий ситуацию человек посмотрел бы на неё, то со стопроцентной уверенностью сказал, что та пьяна. Диана примерно так себя и ощущала: её тошнило, кружилась голова, она была слаба и почти беспомощна, падая на пол в гостиной. До Поцелуевой доносились её крики, но она продолжала упрямо идти вперёд. — Дианочка, пожалуйста, успокойся, — умоляла её Света, присаживаясь рядом, — я прошу тебя, тише… Но та, конечно же, не слышала ничего, кроме беспрестанно крутящейся в голове фразы «а ты знаешь, что у неё за проектом девушка есть? я думала ты в курсе…». Ей не верилось в реальность происходящего и было так приятно на секунду замечтаться о том, что всё это — самый страшный кошмар, который только мог ей присниться. И она вот-вот проснётся в любимых объятиях, зарываясь носом во впадину ключицы. Открывая глаза, Диана видела перед собой беспокоящихся девочек, сидящих рядом с ней. Её надежда на то, что всё это — всего лишь сон, растворялась также быстро, как вера в только что появившуюся на свет Адаменко любовь. Она была чистой, искренней и приятной, но в мгновение ока стала противной, скользкой и мерзкой. — Идём, тебе надо немного поспать, — подхватывала её Маша Романова, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы нервная система Дианы отдохнула. — Нет, — наотрез отказывалась та, — где она? Ученицы переглянулись между собой, пытаясь понять, что сказать. — Мы не знаем, ушла куда-то, — ответила Сёмина, но оказалась перебита. — Она в комнате отдыха на третьем этаже, — вставила Мэри Джа, не успевшая окончательно влиться в коллектив, — я видела, как она туда поднималась. У девочек начинал складываться паззл. Всем в миг стало ясно, что именно она рассказала Диане о девушке Даши, и сейчас, в надежде отвоевать Поцелуеву, которая, очевидно, произвела у неё впечатление, делает всё для того, чтобы союз Адаменко распался. Блондинка тут же встала, уверенно направляясь наверх. Вытирая слёзы, медленно стекающие по подбородку, она твёрдо намеревалась узнать у короткостриженой абсолютно всё, что её интересует. Былой страх и вата в ногах остались позади: внутри сидела горячая обида и в какой-то степени привычное отрицание. Она словно стала главной героиней какого-то слабого романа, который читала в старших классах: влюбилась, после чего моментально разбилась о свои же чувства. Раньше это казалось ей смешным, а сейчас буквально на куски разрывает от боли, расходящейся внутри всего её разукрашенного тела. Поднимаясь по злополучной, как назло бесконечно долгой лестнице, Диана наконец зашла в полу-пустую комнату, видя Поцелуеву, смотрящую в окно. Если честно, ей никогда не хотелось ударить кого-то так же сильно, как сейчас. Барби остановилась, наблюдая за ней. Даша медленно развернулась, поворачиваясь к ней лицом и шумно выдыхая. Диана, словно львица, загнавшая маленького козлёнка в угол, ожидала хоть одного слова, сказанного из любимых уст. Её глаза отражали весь спектр эмоций, пылающий в ней: печаль, обида, отчаяние, уныние, любовь и ненависть. Где-то там, чуть позади, танцует пустота, которую Поцелуевой изначально удалось заполнить, а потом снова вернуть, просверлив ещё большую дырку. Руки Дианы дрожат, да что уж там, вся она буквально огнём полыхает, а после в ледяную воду прыгает, умирая от перепада температур. «Если вам интересно, как ощущается нахождение рядом с Дашей, то вот вам ответ» — Ну давай, оправдывайся, — начинает Диана, надевая защитную маску безразличия. Лучше поздно, чем никогда. — Слушай, я… — говорит Даша, но не успевает закончить. — Только не надо вот этих «я хотела сказать тебе, но потом…», или «я просто забыла упомянуть тот факт, что у меня есть девушка, но ты меня прости», — язвила Адаменко, — просто скажи: зачем? — Что «зачем»? — Зачем ты мне, блять, врала столько времени? — напрямую спрашивала та. — Я… — Я тебе доверяла, — солёные слёзы вновь выступили в голубых глазах, — я так много тебе сказала, я тебе поверила, я, сука, влюбилась в тебя, блять! — Диана срывалась на крик, обжигающий горло, — а ты… — Диан… — Ты воспользовалась мной? Очередная, кто хотел получить тело? Как же ты так ахуенно играла-то, а?! — Нет! Я запуталась, блять, что мне ещё сказать? — оправдывалась Даша, не зная, куда себя деть: то ли под землю провалиться хочется, то ли сразу в могилу прыгнуть. Вроде бы. — Да ничего не говори. Съебись нахуй отсюда просто, — злилась Адаменко, закусывая губы. — Поверь хотя бы тому, что я тебя не использовала, — говорила Даша, опуская глаза вниз, — поверь мне и я уйду. — Уйди прямо сейчас, блять, — продолжала ругаться маленькая Диана. — Сейчас не могу. На выгоне я попрошу об этом Лауру. Блондинка хмурила брови: «о чём попросит?» — О чём попросишь? — озвучила она свои мысли. — Ну, чтоб отпустила. Диана продолжала ничего не понимать. — Куда отпустила? — Блять, с проекта чтобы выгнала, — прямо призналась Поцелуева. «Что?» Голубые глаза, до этого наполненные слезами, в одну секунду стали полны отчаянья и боли. — Что? — смогла шепнуть Диана, смотря прямо в нутро короткостриженой, — зачем? Даша глубоко вздохнула, начиная монолог. — Я не хочу здесь находиться и трепать себе и тебе нервы. Мне нужно к своей, к Геле. — К твоей? — лицо Адаменко исказилось в мгновение ока. — Диан, пойми и ты меня. Мне паршиво, что так получилось, и я не хочу причинять ей боль. — А мне ты боль не причиняешь? — вскрикнула Барби, изо всех сил пытаясь сдержать сердце, которое вот-вот разойдётся по швам, — обо мне ты не думаешь? Поцелуева смотрела вниз, с выдуманным интересом разглядывая свою обувь. Ей было неприятно видеть Диану в таком состоянии. — Что для тебя значили все эти недели? Что я для тебя значу? — Я не знаю. Диана закивала в неверии. Взгляд опустел. — Да я просто… — вновь начала былая «Поцелуйкина», но оказалась перебита. — Ты меня любишь? — с полной серьёзностью спросила Барби. Барби, которая ноги могла раздвинуть перед кем угодно, грязно высовывая язык и обесценивая все чувства в этом мире, спрашивает у этой девушки о любви, больше всего на свете боясь услышать «нет». Даша лишь вздохнула. — Нет. Сердце разукрашенной блондинки раскололось на миллионы осколков, и тут не поможет ни клей, ни нитка. И слов никаких не осталось: лишь разочарованный взгляд и всепоглощающая пустота. А потом приходит обида, даже злость и ярость. Рука словно сама поднимается, звонко ударяясь о щёку Даши. Она понимает, что этого следовало ожидать, поэтому лишь жмурится, принимая удар. — Ты одна меня смогла со дна достать, а потом собственноручно кинула обратно. Ты сука, самая конченная сука из всех, что я встречала. Лишь бы ты свалила отсюда скорее, мразь. — Не драматизируй, — выплюнула Даша, и Диане стало мерзко. — Что, блять? — подошла она ближе, — «не драматизировать»? Сука, да чтоб ты вспомнила каждое слово, что я тебе сказала. — А дальше что? — Я говорила тебе, что я в твоей власти. Говорила, что только твои губы в праве касаться моего пространства. Я буквально каждый день говорила, что тебе всё можно, но сейчас я понимаю, какой грубой это было ошибкой. Ты просто не достойна ни одного моего слова. Поцелуева хотела избежать продолжения этого ненавистного диалога, поэтому решила просто уйти. Спасаться бегством — вариант подлый, но удобный, а о угрызениях совести она потом подумает. Сзади слышались лишь бесконечные «ты сука», «я ненавижу тебя», «я, блять, полюбила тебя, какая же ты сука», но возвращение в помещение грозило ей смертью, и останавливаться она не стала. Диана Адаменко только с виду была Барби: когда нужно, она причинит и физическую, и моральную боль похлеще остальных вместе взятых учениц. Благо, выгон состоялся на следующий день. Даша, как и говорила, попросила у преподавателей отпустить её, и те, после пары минут уговоров, всё же согласились это сделать. Когда-то кукольное сердце, обвитое неоновыми лентами, начало по-настоящему пульсировать, сжимаясь и разжимаясь болезненными схватками. Это было так непривычно и неприятно, что Диана вновь захотела стать обычной игрушкой в руках о любого, кто не причинит ей морального вреда. Сердце, разбитое однажды — разбито навсегда. Во время церемонии выгона Карина сидела рядом с Барби, и видя всю её эмоциональную, душевно-больную ломку, неловко взяла её за руки. Та сильно сжала тёплые пальцы, что позволило ей на пару мгновений осознать, что она, вроде, до сих пор жива. Как минимум физически. Глаза блондинки бегали из стороны в сторону, но вечно цеплялись лишь за высокий силуэт, снимающий серебряную брошь. И ученицы готовы поклясться на собственном месте в школе Пацанок, что ни у кого и никогда не видели столь разбитого взгляда. По Поцелуевой было видно, как она стремится выйти из этого крысиного царства. Блондинка же, несмотря на всю злость и ярость по отношению к этому человеку, умоляла Вселенную оставить её рядом с ней. Но Вселенная решила распорядиться иначе. Пока Поцелуева собирала вещи, Диана молча сидела на своей кровати. Она точно знала, что не сможет остановить её никакими уговорами и слезами, поэтому ей оставалось только смотреть на эту убийственную картину, до последнего сдерживая ком в горле. Она внимательно наблюдала за каждым движением короткостриженой, желая запомнить все, даже самые мелкие детали. Ей было одновременно приятно и мерзко наблюдать за сосредоточенным лицом той, за движениями рук и бесконечным ворохом мыслей, который виден всякий раз, как Поцелуева зависнет. В какие-то моменты, всё же, хотелось встать, обнять и остановить её, но вспоминая, что Даша сама сделала выбор не в пользу Дианы, всё желание отпадало. Настигал очередной приступ паники, который Адаменко уже давно научилась скрывать. Поцелуева начала без дела метаться из стороны в сторону, и это раздражало. В её лице Диана с лёгкостью читала смятение, какое-то смущение даже и некий страх, но причина была не ясна. Думать блондинке ни о чём не хотелось: сердце в слух трепетало от боли, и, поджав под себя ноги, Барби отсчитывала секунды до момента, когда Поцелуева покинет этот дом, ставший обителью любви и ненависти. — Прочитаешь, когда я уеду, — внезапно подошла Даша, протягивая в руках свёрнутый листок. Диана не хотела его брать. Она лишь молча сидела, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и смотрела куда-то вскользь девушки. Поцелуева, небрежно кинув письмо на кровать Адаменко, тихо положила в чемодан последнюю несобранную кофту, закрывая его и шумно выдыхая. — Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, — выплюнула та, выходя из комнаты. Наконец, освободившись от плена приличия, несвойственного Диане, крупные слёзы позволили себе образоваться её в глазах, вытекая мощными реками на порозовевшие щёки. Девочка сильнее поджала под себя ноги, обнимая их руками, и сморщила лоб от всей той боли, гуляющей по её телу. Эта фраза, извергнувшись ядом изо рта короткостриженой, стала последней в их истории. И осознавать это было невыносимо: куда же делась вся та чувственность, которой было наполнено их общение? Эти трепетные прикосновения, осторожные предложения и нескончаемая забота слишком быстро стали чем-то привычным, и отвыкнуть теперь будет очень сложно. Но, судя по всему, только Диане. Поцелуева вполне легко справилась со всем, что произошло с ней в стенах школы Пацанок, и у Адаменко вновь начала образовываться чёртова раковая опухоль возле сердца, врачами именуемая красивым словом «любовь». Только в любви этой красивое одно лишь название. Сама по себе она приносит слишком много нестерпимой, несовместимой с жизнью боли, и Барби искренне не понимает, что же в ней такого романтичного, нужного, приятного. Почему к ней все бегут? Была бы воля Дианы, она не подумав убежала от неё, как от огня, умоляя высшие силы уберечь от такой напасти. Попрощаться с Дашей она, конечно же, не вышла. Уж больно не хотелось в очередной раз терзать своё измученное сердце, видя её самодовольное, наглое,***
На следующей же неделе Диана вышла с проекта. Каждый уголок съёмочного дома начал приносить боль, отдаваясь в голове нескончаемым потоком воспоминаний, и она повторила судьбу былой и, как оказалось, закадычной подруги. Противно было от самой себя, что при любой картинке, внезапно всплывающей перед глазами, на лицо просилась лёгкая, измученная улыбка, ведь лично ей в те моменты было запредельно хорошо. Теперь, конечно, стало «нескончаемо плохо». Диана Адаменко, эта маленькая девочка в теле взрослой девушки шла на «Пацанки» исключительно для того, чтобы проработать все травмы, вылечить уже, в конце концов, саму себя и избавиться от образа, который на протяжении многих лет не покидает её. Она шла туда для того, чтобы выйти оттуда новой, здоровой и хотя бы немного счастливой версией себя. Но что-то пошло не так. За каждой успешно вылеченной раной добавлялось несколько гниющих новых, и если сначала это казалось ей в порядке вещей, то со временем начала понимать, что так, наверное, всё-таки быть не должно. Шоу, изначально нацеленное на исцеление девушек с трудной судьбой, на деле погубило Диану. Кто мог подумать, что придя туда за стабильной, адекватной и положительной самооценкой она выйдет полностью искалеченной куклой, вдвое больше возненавидевшей себя? Кто мог подумать, что тяга к солнцу убийственно обожжёт её руки, и она дотронется до всепоглощающей тьмы? Считая своё тело эталоном красоты, Адаменко в миг испытала к нему отвращение, прячась в мешковатую одежду. Яркий макияж сменился полным его отсутствием, а развязный образ жизни потерял себя в обломках скомканной души. И всё, что осталось у Дианы — это лишь ещё больше скомканное «я», тонущее в облике девушки с короткими волосами.