Flower boy

Эта девчонка, Ли, противная и надоедливая, всюду бегает за ним по пятам, думая, что делает это незаметно. А ещё ревёт, когда дерётся. И дерётся, когда ревёт. Алма так делал. Может, именно поэтому Канде хочется переломать ей ноги. Нет, серьёзно - взять и разрубить их Мугеном в капусту, чтобы она больше не могла быть экзорцисткой; чтоб братец Комуи, которого она вспоминает по сто раз на дню, бросил все свои важные дела в Китае и, охая и ахая, на собственных руках вынес её из Ордена раз и навсегда. И больше никогда-никогда не возвращал. Потому что все эти глупые плаксы с глазами-блюдцами должны сидеть у себя дома, за печкой, а не уничтожать страшные демонические машины, попутно пытаясь завести друзей. Будто ему назло, подружиться она успевает практически со всеми - от искателей до уборщиков. Прижав к груди толстый блокнот, в свободное время Линали Ли рыщет в поисках новичков, представляясь им вежливо, но настойчиво; скрупулёзно записывая их имена, фамилии, дни рождения, предпочтения в еде, любимые цвета. Для неё это вроде очередной миссии, только вместо Чистой Силы она использует наивный детский взгляд, действующий на всех фатально: расплываясь в широченной улыбке, крупная дичь сама услужливо вписывает своё имя в её аккуратный список. Демонстративно, как взрослой, они пожимают ей руку, хвалят её английский, учат под её чутким руководством приветствия на китайском, завтракают вместе с ней за одним столом, обмениваются последними новостями. Только вот Канда знает, что душке и лапочке Линали на самом деле не нужны их имена, что ей не особо-то интересны подробности их жизни, что для неё всё это - чистой воды формальность, обязательная часть охотничьего процесса. Канда знает, Линали Ли просыпается, одевается, выходит из комнаты и ищет в каждом из них старшего брата - своего, родного, того самого, оставшегося в Китае. Поэтому все имена в её блокноте, наверное, можно даже не запоминать, а просто взять и разделить на две колонки: «Более-Менее-Комуи» и «Не-Комуи». Удивительно, но именно в этом Канда её прекрасно понимает: он тоже каждый день ищет, ему тоже нужен один-единственный человек из всего этого бесконечного океана людей. Ему тоже плевать на всех остальных. Разница лишь в том, что в своих поисках он честен с самим собой и с окружающими, а Линали – нет. Коллекционирование друзей продолжается до тех пор, пока однажды очередная группа искателей уходит и не возвращается. Что, вообще-то, довольно часто случается, учитывая их рабочие условия. Но, видимо, кто-то из погибших удосужился максимально приблизиться в своих качествах к высшей оценке «Ну-почти-с-натяжечкой-если-прищуриться-Комуи»... потому что в тот же день Канда, ещё засветло собираясь на тренировку, застает Линали сидящей на полу под лестницей. Его привлёк звук рвущейся бумаги - это она отрывала страницы своего блокнота и методично ела их, глядя в никуда абсолютно пустыми глазами. С того дня у Линали Ли начинаются приступы - так за одну ночь заядлая охотница превращается в больного зверя. Она рвёт на себе одежду и волосы, разбивает окна и разносит алтари. Медсестры выскакивают из её комнаты - взлохмаченные, в пятнах от еды на одежде и с разбитыми тарелками на подносах. Они перешёптываются между собой в коридорах о том, как им постоянно приходится стричь ей ногти чуть ли не под самый корень, ведь эта дурочка раздирает ими себя и всех, кто к ней приближается; что удержать её, такую маленькую и щуплую, могут лишь цепи; что в Линали Ли, по всей видимости, вселился бес. Когда в Черный Орден приезжает делегация из Ватикана, Юу смотрит им вслед, буравит глазами открывающуюся и тут же спешно закрывающуюся за их спинами дверь, ведущую к закованной в цепи попрыгушке Линали, - и думает, что надо было всё же столкнуть её с лестницы, когда была возможность. Так было бы милосерднее. * * * Но, может, Бог и правда есть, всё видит и слышит, потому что Комуи, этот длинный как рельса чудик, через какое-то время действительно припирается в Орден, - правда, лишь для того, чтоб в нём остаться. Ведь если Бог и существует, то у него, разумеется, нет жалости, зато есть отличное чувство юмора. Такой же приспособленец, отрицающий действительность, - видимо, это у них семейное, - старший Ли начинает вести себя так, словно вокруг него не ходячие надгробия, а люди, у которых есть будущее. В свою очередь, Линали, очухавшись и убедившись, что брат настоящий, а не какой-нибудь подставной Рувилье в маске, активно подхватывает всю эту ересь. Как будто того и ждала. Может, в неё и правда бес вселился. Подумать только, эта дура начинает называть домом чёртову организацию, которая, между прочим, как и Тысячелетний Граф, даже мертвецам покоя не даёт. И вот этого ей Канда простить никак не может. - Больно! - вопль возвращает его в реальность. Очень вовремя - ещё секунда, и он бы вывихнул Линали сустав. - Чё заскулила? Сама же умоляла о спарринге. - Просто ты делаешь это неправильно! - возмущается раскрасневшаяся Ли, разминая плечо. - Мари тоже со мной иногда тренируется, но он, в отличие от тебя, никогда… - Мари! – фыркает Канда. - Ты бы ещё со своим братцем тренировалась, вот была бы от тебя потом в бою польза! Хотя… от тебя и сейчас толку почти никакого… зря только лекарства и продукты в столовке переводят. Девчонка затихает, опустив глаза. Сидит на холодном полу тренировочного зала, сгорбившись, уставившись в одну точку неживыми (как у красивой, но поломанной сразу во всех местах куклы) глазами - как тогда, в то раннее утро, под лестницей. И если бы слова могли наносить физический урон, Канда уверен - она бы сейчас сидела по горло в собственной крови. Его это лишь раззадоривает: - А на миссиях за тебя, небось, генерал дерется, пока ты в сторонке сопли на кулак наматываешь или заколки свои дурацкие поправляешь, угадал? Думаешь, на тот свет он тоже за тебя отправится, м? Если так… Она бьёт его по затылку своей маленькой, но уже довольно тяжёлой ладонью. Канда не уворачивается, хотя мог бы. И впервые с тех пор, как Алма той ночью высказал ему в сердцах всю неприятную правду про него самого, он думает, что - заслужил. - Не смей! - кричит она. Ещё краснее, чем прежде, злая, лохматая, похожая на выпавшего из гнезда воронёнка и совсем не похожая на куклу. Живая. - Не смей вычёркивать меня! Не смей хоронить меня раньше времени. Ни меня, ни кого бы то ни было в Ордене! Ты что, могильщик?! Так бери лопату и топай отсюда! И нечего строить из себя самого умного! Сначала до генеральского звания дорасти, потом умничай, понял?? Минуты три они молчат. Ли тяжело, прерывисто дышит. Завывают сквозняки. - Не, - спокойно и почти беззлобно отзывается Юу, глядя в трещину на стене. - Я лучше сдохну, чем стану генералом. Он встает на ноги, чешет шею и, всё так же не глядя на неё, неохотно протягивает ей руку. Которую, впрочем, она игнорирует, поднимаясь без его помощи. - И заколки у меня не дурацкие, - оправив одежду и вздёрнув подбородок, заявляет Линали. Канда пожимает плечами, направляясь к выходу. - Да плевать мне на них. * * * Они похожи на коллекцию бабочек, все эти её украшения в волосах, которые каждое утро ждут своего часа под стеклом, приколотые иголками: разноцветные ленты, нефритовые шпильки с подвесками, цветочные диадемы. Всё, что продают ушлые лавочники девицам, желающим быть красивыми на балах и приёмах. Зачем их покупает экзорцистка – непонятно. Зачем таскает за собой Канду и прикладывает к его волосам разные заколки, выбирая нужную - ещё непонятнее. - Ты красивый, - просто объясняет она, расплачиваясь с продавцом. - А я всегда мечтала о красивой подружке, с которой можно было бы ходить за покупками, как делают все нормальные девочки. Канда ненавидит, когда его внешность оценивают: они делают комплименты не ему, а бессовестным ублюдкам, бросившим его на попечение таких же ублюдков в белых халатах, додумавшихся создать из него элитное оружие во славу Бога. В отличие от Линали, у него нет сентиментального старшего братца, который бы, сморкаясь в платок, рассказал ему, как сильно Юу похож на их покойных отца, мать, дядю, деда, соседа. У него нет ни малейшего повода любить свой профиль или цвет глаз, который у них с Алмой был один на двоих – цвета безоблачного синего неба, на которое им даже смотреть не позволяли, пытая в сырых катакомбах. Поэтому он жалит Линали так же больно: - Тебе-то откуда знать, что делают нормальные девочки? После этого она не разговаривает с ним ровно месяц, на совместных миссиях демонстративно используя искателей в качестве посредников в переговорах. Даже когда Канда стоит в двух шагах от нее и слышит каждое ее слово - чем ближе стоит, тем активнее подзывается искатель. А потом. Потом опять тащит по магазинам, пихая под нос флакончики с вонючими духами, от которых дико кружится голова; заставляет таскать за ней свёртки и коробки с платьями, которые потом ни разу не надевает; вынуждает часами караулить у отделов косметики и женского белья, аргументируя изощрённые издевательства тем, что так велел беспокоящийся за её безопасность Комуи. Она врёт, и он может за ней не следовать. Но это часть их спарринга. Так они, как два маленьких скорпиона в стеклянной банке, проверяют друг друга на прочность. Не такие уж и разные, когда дело доходит до отстаивания своих позиций. Её каблуки пробивают гранитные плиты, из её щиколоток выскакивают смертоносные лезвия - такие же острые, как Муген. Разница лишь в том, что к ногам одного из скорпионов привязаны крылья, а ноги другого вечно куда-то проваливаются - туда, под землю, наверное, откуда вылез когда-то. Правда, за способность взлетать с места и ходить по воде она платит собственной кровью: если акума много и бой затягивается, потом всю дорогу назад хромает, будто старая бабка. Матрона однажды сокрушённо заметила, что Чистая Сила обращается с ней, как с нелюбимой падчерицей. Но Канда, убивший Мугеном своего единственного друга, в такие моменты старается не злорадствовать и просто отводит от её кровавых мозолей взгляд. * * * Если сражаться вместе с Ли против акума на открытой местности, она взмывает в небо так высоко, что и правда на какое-то время уменьшается до размеров летающего насекомого - в солнечную погоду на неё бывает больно смотреть, до рези в глазах. Но потом, как бы далеко ни улетела, всегда возвращается: под звуки взрывов - красиво, как бабочка на фиалку, - приземляется. Деактивирует Чёрные сапоги, отряхивается, деловито поправляет на голове тугие хвостики и едет обратно в Орден, прикупив по дороге сувениры для научного отдела. Даже изрядно вымотанная, побитая, раненная, она возвращается в этот капкан всегда такая счастливая. Иногда Канда думает, а та ли это самая Линали Ли, которую приковывали к собственной кровати, чтоб не сбежала. Та ли это Линали Ли, из-за которой чуть всё здание Ордена трещинами не пошло - так яростно она билась о каменные стены, пол и потолок. Та ли это Линали Ли, из-за которой на окна ставили защитные печати. Неужели любовь к одному человеку смогла перекинуться на любовь к целому Ордену? Не настолько же она сумасшедшая, чтоб ассоциировать своего обожаемого Комуи с этим проклятым местом. Ведь оба они здесь всего лишь заложники, одни против всех, жертвы бесчеловечной системы. Они же должны - да, вместе, да, дружно, плечом к плечу, но - ненавидеть каждый камешек своей тюрьмы. Когда Юу начинает подозревать, что лабораторные крысы просто-напросто тайком подменили одну девчонку на другую, более послушную (с них ведь станется), она вбегает - вся растрёпанная, босая, как кошка ошпаренная, - в зал для медитации и, натянуто улыбнувшись, забившись в угол, дрожит за расписной цветочной вазой всё то время, что в Ордене находится специальный инспектор Рувилье. «Значит, всё-таки сломали», - думает Канда, открывая ей дверь и впуская, без лишних расспросов позволяя прятаться за вазами, шкафами, диванами, даже за его собственной спиной - всякий раз, как мудаки из Ватикана приезжают с очередной проверкой. Потому что в её страхе больше правды, чем в её смирении. В какой-то момент - видимо, пытаясь спасти лицо, - она садится с ним медитировать. По крайней мере, мужественно пытается, хотя паникой от неё разит за версту. Это очень мешает и дико раздражает. Взамен, когда его волосы сильно отрастают, Канда берёт у неё ленты и шнурки - свои часто теряются, в бою особенно. Этого добра, оказывается, не напасешься. Линали, так же молча, всегда с ним делится.