Двойное дно

У доски распиналась учительница обществознания, пытаясь интересно объяснить новую тему, но Жене всё равно было безумно скучно. Девушка смотрела на грязно-серый пейзаж за окном, подперев правой рукой щеку. Вдруг в кабинет зашла незнакомая Бессоновой женщина и сказала: «Евгения Бессонова и Эльвира Найдакис, попрошу вас пройти со мной.» Учительница была в легком недоумении, но все же отпустила Женю и Элю с этой незнакомкой. Женщину звали Зоя Юрьевна Шебуршина, она оказалась социальным педагогом. Именно она привела их в кабинет на четвертом этаже, где сидела школьный психолог. Отдельное внимание стоит уделить внешнему виду женщин. Психолог выглядела лет на 40, у неё было круглое из-за отёков лицо, смешно выпученные рыбьи глаза, а также брови-ниточки и крашеные блондинистые волосы. На её лице читалась какая-то детская наивность и упрямство. Одета она была в розовый застиранный свитер и светлые брюки. Социальный педагог же была почти полной её противоположностью. Одежда у неё была вся облегающая и черного цвета. Волосы тоже были темного оттенка. Несмотря на иногда притворно веселое поведение, её никак нельзя было назвать наивной. Этого не давал сделать её взгляд. Он как будто пронизывал насквозь, был тяжелым и холодным. Стоило ей так посмотреть на человека, как тому сразу становилось некомфортно, и у него возникало желание убежать и скрыться от этой женщины. Социальный педагог предложила Жене и Эле сесть, однако у девочек сложилось такое впечатление, что иного выбора у них не было, и если бы они отказались, то погибли бы смертью храбрых. Также стоит отметить то, как именно они сидели. Их стулья стояли у стены, напротив находился стол социального педагога, а слева сидела психолог, загораживая собой дверь из кабинета. Именно поэтому, когда Женя присела, у неё возникло твердое ощущение, что их с подругой поставили у стены, чтобы после расстрелять. — «Ну что ж, а теперь перейдем к делу. Мы вызвали вас из-за Димы Кругляшова. Сейчас зададим вам несколько вопросов. Я настоятельно рекомендую вам отвечать на них честно, потому что мы в любом случае выбьем чистуху, кхм... то есть узнаем правду», — сказала Зоя Юрьевна. [Ну, всё, приехали… Да, Эля очень часто конфликтует с Димой, но во-первых, у этих споров есть объективные причины по поводу его поведения или внешнего вида, а во-вторых, я-то тут причем? Я с ним вообще никак не общаюсь. И никакого морального или физического вреда я не причинила. За что тогда вызвали меня? Похоже, что как обычно я паровозом пошла за Элей… Господи, как же это мне уже надоело, это все вообще когда-нибудь закончится?... ] Дальше на протяжении получаса психолог с социальным педагогом задавали девочкам различные вопросы, но отвечала на них только Эля. Причем после каждого Элиного высказывания нападки женщин становились в разы изворотливее и хитрее, чтобы девушка точно где-то запуталась и погубила себя. В мыслях Женя отмечала в это время у подруги излишнюю эмоциональность, близкую к истерии, а также экспрессивную жестикуляцию и активную мимику. Бессонова даже расслабилась уже немного, когда Шебуршина вытащила козырь из рукава и начала запугивать обеих девочек учетом, полицией и прокуратурой за то, что они травят Диму. Затем разговор продолжился, и после очередных слов психолога Женя решила уже наконец высказаться. — «То есть вы сейчас на примере сказали, что если человек неопрятно, грязно одет, и от него воняет, то нужно сделать вид, что ты этого не заметил и еще сказать этому человеку что-нибудь приятное за другую часть его образа? Я правильно поняла?» — изумленно спросила Бессонова. — «Да,…именно так, моя дорогая…» — ответила ей вполголоса психолог. — «Значит, если брать более обобщенно, то человек одет некрасиво, а мы должны сделать комплимент и сказать, что он красиво сегодня выглядит?» — с высоко поднятыми бровями задала вопрос Женя. Психолог после этого как будто ожила и начала очень бурно объяснять, что девушка её неправильно поняла. Но Бессонова её уже не слушала, после такого малейшее уважение к этой женщине у неё пропало. А значит и необходимость слушать и отвечать тоже. Дальше беседа длилась недолго, так как у женщин закончились даже самые плохие и неубедительные аргументы и спорить дальше с Элей они были не в состоянии. Девушек хотели заставить напоследок подписать какие-то документы, но они отказались, и наконец вышли из кабинета. Встретившись с Лилей и Сашей, которым было безумно интересно, что же там случилось с подругами, девушки отошли к подоконнику, где начался уже второй допрос Жени и Эли за сегодняшний день. Кто-то уселся на подоконник, Найдакис, как и в прошлый раз, отвечала на вопросы, а Бессонова смотрела в пыльное окошко. Но в этот раз она ничего не говорила не из-за страха, а потому, что снова полностью окунулась в свои невесёлые мысли. Женя раз за разом прокручивала в голове Элины поступки и пыталась найти им причины и объяснения. [ Почему она так ко мне относится? Чем я это заслужила? Тогда она сказала про «брёвна», недавно ещё про шоппер… Неужели я действительно настолько позорно выгляжу и живу? Да, у меня не только брови страшные, но и нос картошкой тоже отвратителен. Да, я не модно одеваюсь, у меня нет столько денег, как у неё. Но все же, почему я боюсь её обидеть, а она меня нет? Я никогда не говорила ей подобного! Мы же с ней дружим далеко не месяц, не два, а шесть лет. Целых шесть лет! И я прекрасно помню все её истерики, скандалы с учителями и прочее. Я помню, как успокаивала её каждый раз, поддерживала и разделяла её тогдашние увлечения. Я была с ней рядом! Я! А сейчас мы почти не общаемся, она нашла себе новых друзей: Сашу и Лилю. С ними ей интереснее, смешнее, веселей. Конечно, они лучше, чем какая-то уродливая девочка-ботанка… Но почему она не ценит того, что я ей дала? Почему?... ] — «А потом они еще нам начали угрожать ментовкой, да, Женя?»— спросила Эля. Женя просто кивнула, робко улыбнувшись. Следующим уроком был русский. Для Жени это было лучшее занятие в четверти. Елена Сергеевна ни разу не повысила ни на кого голос, а ещё произошел забавный случай. Был сильный ветер, а окна учительница открыла перед уроком. Их прикрывали жалюзи. Насчет них, к слову, у Елены Сергеевны существовало выражение, помогающее запомнить ударение в этом слове. Оно звучало так: «Мадам ЛюсИ купила жалюзИ». И вот от сильного порыва ветра они заколыхались, и создалось ощущение, что жалюзи сейчас улетят на улицу. Ученики сразу заволновались и сказали :”Елена Сергеевна, а они не оторвутся?” Учительница мягко улыбнулась и ответила: ”Нет, такого точно не случится, они ведь связаны одной цепью.” Вдруг до Бессоновой дошел смысл ею сказанного, а точнее то, что эти слова очень похожи на строчки “Скованные одной цепью, Связанные одной целью” группы “Nautilus Pompilius”. Она тут же быстро окинула класс искрящимся взглядом, как нашкодивший гимназист, чтобы понять, кто разделяет его шалость. Женя, конечно, эту каламбурную шутку поняла, ведь эта песня давно была в её плейлисте. Она встретилась глазами с учительницей буквально на долю секунды, но этого хватило, чтобы каждый из них почувствовал, что он не одинок, и есть тот, кто понимает его мысли. Дальше же по расписанию стояло два урока технологии. Они были одними из самых скучных занятий. Единственным хорошим в этом предмете была учительница, которая его вела. Ей было около пятидесяти лет, но выглядела она моложе. У неё была прическа, похожая на афро, какая была в моде в 80-ых годах. Красилась она в похожем стиле. Розовые губы, синие тени, тонкие черные брови. В одежде же она любила практичность и минимализм, основным цветом в ее гардеробе был темно-синий, как того требовал школьный устав. Некоторые школьники называли ее “Пугачихой” из-за внешнего сходства с известной певицей. Но не стоит думать, что раз они ей дали такое прозвище, то они её не любят. Это вовсе не так. Каждый раз, когда ученики между собой обсуждали лучших учителей, она была в этом списке. Характер же у нее был поистине прекрасный. Она ни разу не повысила на учеников голос и действительно всегда была на их стороне. На её уроках после выполнения и сдачи заданий можно было сидеть в телефоне или надеть наушники. Увы, ей редко дарили подарки по праздникам вроде Дня учителя или Восьмого марта, но если такое все же случалось, то подарившего она засыпала благодарностями и ответными пожеланиями. Обычно на её уроках Женя садилась вместе с Лилей на самую последнюю парту у окна. В этот раз все было также. Они уселись, и начался урок. Лиля как всегда переписывалась с друзьями и совершенно не слушала учительницу. Женя решила сегодня тоже провести это время с пользой для себя и посмотреть сериал. Бессонова спрятала телефон за пеналом, всунула наушники, и наступило прекрасное время просмотра «Союза спасения». Но Женя не была бы Женей, если бы не вспомнила по ходу этого просмотра пару моментов, связанных с данным сериалом. Суть первой истории заключалась в том, что как-то Эля, Саша и Женя решили сравнить, кто стоит у них на обоях. И результаты посмешили их своей неожиданностью. У Эли был Антон Шастун, у Саши – Чонгук, а у Жени – Иван Колесников в роли Николая 1. Второй же случай был более неприятный и связан, конечно, с Элей. Речь зашла о фандомах, в которых они состоят. Она сказала «непонятки», имея в виду декабристов, потому что якобы «за них никто не шарит». Настоящими причинами такого высказывания скорей всего было то, что за них не шарила сама Эля, ей нечего было об этом сказать, и ощущение собственной неполноценности в данной теме заставляло её чувствовать себя максимально некомфортно. Ну и, конечно, когда она ничего не говорила, ей приходилось слушать собеседника, а делать этого она категорически не любила. За сериалом два урока технологии прошли незаметно, и вот уже наступила перемена. Какие следующие уроки по расписанию Женя не знала, да и ей было на это глубоко плевать. Главное просто было успеть до начала урока найти Сашу и, «прицепившись» к ней, пойти на нужный урок. Саша была нервным человеком, и из этой нервозности вырастала её пунктуальность. Она жила недалеко от школы, могла дойти до нее за пять минут, но приходила на учебу за полчаса до начала уроков. Впрочем Жене повезло, Сашу искать не надо было, они с Элей уже подходили к Бессоновой и Лиле. Казалось бы, всего десятиминутная перемена, что за нее может произойти? Выяснилось, что может, даже очень много чего и в том числе неприятного. Для начала Женя, случайно заглянув в телефон к Саше, увидела у нее в галерее скрин собственного аккаунта на фикбуке. Внутри вмиг все покрылось масляной пеленой страха и стыда. От такого не отмыться и такое не вымыть. Про этот аккаунт Женя рассказала только Лиле, и та поклялась, что больше никому не выдаст эту тайну. Да уж, и как после такого доверять людям? Но вслух Женя ничего не сказала и сделала вид, что ничего необычного не увидела. А потом произошел удар, принесший Жене гораздо больше боли. Найдакис показывала что-то подругам в своей галерее, и Бессонова заметила там скрин Элиной переписки с ней самой… В сердце как будто второй раз воткнули кол. Вариант, для чего Эльвире нужен был этот скрин, оставался только один — она с какой-нибудь своей подругой, может Сашей или Лилей, высмеивала Женю и её слова. До этого разрушение их дружбы было не сильно заметно. Ну да, унижение, ну да, насмешки. Но если вспомнить, то они были все 6 лет их общения. Сейчас же пошло объединение против Жени, это было в разы хуже. И девушка не была уверена, что она это выдержит… Ну, вот, слава Богу, закончился этот трудный учебный день. Можно наконец-то идти домой. Женя попрощалась с одноклассницами и, вставив наушники, пошла домой привычным путем мимо серых многоэтажек и людей. Вдруг заиграла песня авторства Электофореза и Жени Меркель: «Я не могу понять когда зачем и как Ты стала ты стала ты стала мне близка По разбитым зеркалам По кудрявым волосам Ты гадаешь в чем же выйти наружу Доверяя как себе Нездоровой худобе До конца не понимаешь кто тебе нужен Изображала жертву Как героиня мелодрам Ты поломала пальцы Обновляя инстаграм Меня уже тошнит От твоего вранья И тело моё храм, не чешуя Я не буду притворяться будто мы с тобой друзья Я и ты теперь чужие ты довольна я -одна» [Эх, вот бы и я могла не притворяться, что мы с Элей друзья…Как бы я не пыталась обмануть себя, но от былой дружбы уже действительно почти ничего не осталось. Но и высказать то, что она мне чужая и в чем-то отвратительна, я не могу. Всё-таки сейчас далеко не конец учебы, мне придется с ней пересекаться немыслимое количество раз. А она далеко не тихий, незлопамятный человек. Да и с красноречием у неё проблем нет, за словом она точно в карман не полезет. Поэтому если я ей выскажу все, то буду сразу облита помоями, а также она будет на мне отыгрываться каждый божий день и выливать свой негатив, даже если его причиной буду не я…] Много еще подобного Женя передумала пока шла до своей уютной квартирки в пятиэтажке. Вот она перешла дорогу, а потом на маленьком перекрестке выбрала тот путь, что был длинней, чтобы побольше послушать песни из своего плейлиста. Они всегда были её отдушиной, общее их число составляло около 360 треков, и там всегда можно было найти ту, что подходила к настроению и ситуации. А вот уже и Женин дом показался, она завернула за угол и оказалась у парадной. Минута и Бессонова уже входит в теплую квартиру, из глубины которой доносится приятный аромат какого-то невероятно вкусного блюда. Женя поздоровалась с мамой и пошла переодеваться. Она уже примерно знала, как пройдет этот день, ведь каждый проходил как один, и сливаясь с остальными в большое серое пятно из событий, мыслей и людей. Сейчас она пообедает, выпьет чаю, расскажет маме самые горячие и актуальные школьные сплетни, естественно не говоря про Элю и все с ней связанное, потом позалипает в телефоне, сядет делать уроки и уже поздно-поздно вечером пойдет мыться. Снова не выспится и опять пойдет в школу. Все как обычно, всё как всегда. Но внезапно что-то пошло по непривычному сценарию. Зайдя в ватсап Женя увидела, что её добавили в какую-то новую и совершенно неизвестную ей группу. Там было около сотни сообщений, и Бессонова поспешила их прочитать. Сказать, что она была в шоке, все равно, что не сказать ничего. Всё это было обсуждением Кирилла и Жени. А сделали это Саша, Лиля и Эля. Они смеялись над ними, шутили, называли Лобова её парнем и недоумевали, почему Бессонова им ничего не ответила и не прочитала. Их разговор закончился примерно час назад. Добавлять что-либо к их беседе Жене показалось уже неуместным. Она была унижена, раздавлена и до безумия разочарована в своих подругах, но больше всего в спектре её эмоций выделялось недоумение. [Хорошо, им не нравлюсь я и Кирилл, да, окей. Допустим, что они решили все это обсудить и даже полить нас грязью, как будто я не привыкла к такому, но зачем они добавили меня? Это же компромат на них. Почему они решили так глупо выдать себя и свою вражду ко мне? Хмм, не понимаю, не понимаю…] К слову, на следующий день, когда она встретилась с одноклассницами, то ничего им не сказала и даже не намекнула на то, что видела все это. А к вечеру эта группа была удалена. Необычность была и на следующий день. Сегодня Женя сделала всю домашку до 10 вечера. А это значило, что вместо торопливого душа Бессонова может себе позволить принять ванну. Она это очень давно не делала, и причиной был даже не недостаток времени. Дело в том, что Жене было очень тяжело оставаться один на один со своими мыслями и до несправедливости злым внутренним голосом. Она всегда заглушала это музыкой, или помогали шумные соседи, например, хозяйка притона снизу. Когда наступала полная тишина в голову Жене лезли мысли о всех её грехах и проступках, которые буквально заживо погребали её под собой и вызывали жгучий стыд. Раньше, еще в далеком детстве Бессонова рассказывала о каждом своем прегрешении маме, но с годами это прошло, как и былое доверие. Теперь же о таких вещах Женя не говорила никому, и они, медленно слепляясь, превращались в большой и увесистый камень на шее, который тянул её на дно. Но она все-таки решилась сегодня попытаться побороть свои страхи и мысли. Уже сидя в ванной, она поняла очевидную глупость своей затеи, когда у нее в мозгу внезапно родилось вот такое небольшое стихотворение: «Продержи меня дольше, чем надо Под водой, под водой. Я уйду, как великие рано Молодой, молодой» Женя глубоко вздохнула, и задержав дыхание, опустилась под воду. Извиваясь тёмными лентами, её волосы напоминали черный, сгоревший нимб падшего ангела. Спустя секунд 10 она все же вынырнула, жадно вдохнув воздух, потому что подумала, что смерть от утопления в собственной ванне звучит слишком глупо и несуразно. Если бы она и решила когда-нибудь покончить с собой, то сделала бы это непременно очень пафосно и заметно. Но времени на размышления о самоубийстве у нее не осталось, потому что Жене стало очень стыдно за проявленную слабость, и она решила скорее домыться, причем уже под шумным душем. Уже когда Женя лежала в кровати, но еще не спала, снова понеслись галопом её мысли, словно татаро-монголы с их набегом. [ Я должна это всё выдержать. Я просто не могу сдаться. Я должна быть сильной и решить всё сама. Я не малявка уже давно, чтобы маме жаловаться. Мне нужно закончить эту четверть самой на отлично и самой решить свои проблемы… Да уж, зато теперь я понимаю, кто авторы всех тех разгромных отзывов на мои стихи… До сих пор в голове крутится «бери темы попроще», «видно, что автор новичок», «сам не понимает, о чем пишет» и все в этом духе… Помню, сильно тогда расстроилась, даже заплакала, а тут оказывается, что это все мои «любимые» одноклассницы устроили…Теперь понимаю, что мне и правда не мерещились те их смешки и издевательские взгляды…Эх, ну да что уж тут поделаешь. Остается только терпеть и держаться… ] Но тело реагировало иначе, чем разум, поэтому по щеке Бессоновой медленно скатилась крупная слеза. Она её торопливо вытерла и вдруг вздрогнула от внезапной вибрации телефона. Оказалось, ей написала леди Ди, а точнее её подруга Диана. Женя познакомилась с ней где-то в январе на дне рождения своего соседа и была этому факту несказанно рада. Ди была для нее лучиком света, буквально воплощением ангела. Добрая, милая, отзывчивая, внимательная и вежливая. Бессонова уже очень давно не встречала таких людей. Но самый главный плюс в Диане был то, что она далеко жила от Жени, не училась в её школе, не ходила на одни с ней кружки. Общение с ней было преимущественно в сети, это значит, что и навредить распусканием слухов и прочим Ди ей не могла. И для слишком много раз обжигавшейся Жени это было самым настоящим спасением. И именно она сейчас ей написала “кстати, как ты, Жень?”. Жене было плохо, по-настоящему плохо и тяжело. Но она решила не омрачать такую прекрасную дружбу своим нытьем, поэтому ответила ей “да все хорошо, Ди. Не беспокойся♡” и наконец-то уснула.