Странная история, приключившаяся с Мэри Райли, и о которой она никому не могла рассказать

      Мэри наскоро кое-как собрала между собой завязки платья и нижней юбки — всё, что ей было нужно, это чтобы они продержались несколько пролётов до их с Энни комнаты, где она бы уже смогла переодеться в свою форму — а их спрятать, пока не зашьёт. Краем глаза она следила за Хайдом. С минуту назад он носился по анатомическому театру, с радостью переворачивая коробки и ящики с реактивами, пока, наконец, не наткнулся на тот, который доктор держал с таким трепетом и не дозволил никому нести. Теперь он лежал на столе и вертел в руках флакон с прозрачной жидкостью из того самого ящика. Тусклый свет огромного помещения играл на стекле флакона, когда Хайд поворачивал его и так и эдак — а иногда и вовсе убирал под ткань манжеты, чтобы на него ложилась тонкая тень.       — Знаешь, что это? — он посмотрел на неё. — Это последняя во всём мире доза препарата, который вернёт тебе твоего дорогого Генри Джекилла.       Мэри не смогла не содрогнуться, при мысли о том, что именно находилось во флаконе.       — Вы вмешали туда яд, сэр.       — Именно.       Сумев, наконец, закрепить юбки, Мэри, в последний раз их оправила и подошла ближе.       — Сэр, вы так и не сказали, зачем вы это сделали.       Хайд пожал плечами.       — Кто знает, — и, в противоречие самому себе, продолжил, флакон, играя, затанцевал в пальцах. — По всему Лондону меня ищут за убийство этого наглеца Кэрью, мои же слуги хотят меня вздёрнуть — а препарата больше нет. Джекилл посылает Пула к фармацевтам, но эта мерзкая соль всё время приходит без примесей.       Флакон спрятался в кулаке. Хайд сдавил его, но стекло оказалось прочным. У Мэри похолодело внутри, она сделала торопливый шаг вперёд и положила руки ему на кулак, пытаясь мягко расцепить пальцы.       — Вы хотите, чтобы он вернулся?       — Я не препятствую ему, — Хайд с охотничьим интересом наблюдал за тем, что она делает. Кулак он не разжимал, но и не мешал ей. — Пусть я и замешал яд, я не хочу умирать. То была временная слабость, порождённая бессильем и страхом. Желанием отпустить тебя на свободу. Но ты дала мне понять, что свободы не хочешь. Не пожалела о своём решении?       — Нет, сэр…       Почти на выдохе, голос звучит тихо, но спокойно и уверенно.       Мэри, как заворожённая, не могла отвести взгляда от этих безжалостных страшных глаз. Лица, вызывающего у одних неподдельный страх, у других — неприкрытую ненависть или же просто неприязнь. Было в его лице, так похожем на лицо доктора, что-то, какая-то странность, отчего другим людям становилось в его присутствии не по себе. Словно сам дьявол оставил на нём свою метку. Что же до Мэри… Даже несмотря на то, что в их первую встречу он преступил все грани порядочности, Мэри не ощущала рядом с ним неприязни или страха. Хайд не был особо приятным человеком, но Мэри судила по его поступкам и словам. Тьма, которую поселил в ней отец, как-то откликалась в душе, соприкасаясь с беспросветной тьмой, что наполняла его чёрную душу. Ей было спокойно рядом с ним. Но иногда эта тьма вызывала в ней грусть.       — Вы можете появляться по своему желанию. Для вас здесь находиться очень опасно — почему вы не можете также уйти?       Она старалась выбирать слова — Мэри не знала, на что может обратиться его гнев. Если только на неё — она стерпит. Но пострадать мог и кто-то другой…       — Джекилл слаб… Он взрастил меня в слепой вере в свою безнаказанность. Вот только ему нужно всё больше сыворотки, чтобы закрыть меня обратно.       Флакон мягко перебрался к ней в руки, Мэри тут же убрала его в карман платья, намереваясь унести с собой и никогда никому не показывать. Хайд коснулся её лица. Погладил пальцами щёку.       — Ты почему-то успокаиваешь меня, Мэри. Ты можешь стать надеждой для нашего доктора вернуться.       Мэри села на край стола, больше не пытаясь отстраниться, не делая вид, что ей неприятны его прикосновения. Безумная мысль, что этот страшный человек и её хозяин и есть одно целое, поселилась внутри и лишь крепла с каждой минутой.       — Он не мог со мной справиться, но надел на меня ошейник, который я не могу снять, — пальцы стали жёстче. Он в который раз взял её за горло, но рука задрожала, он касался почти невесомо. — Если бы я только мог сломать твою миленькую шейку, я был бы свободен.       Мэри спокойно выдержала его взгляд. Страха больше не было.       — Как же мне нравилось играть с тобой, Мэри, когда ты не понимала, кто я — как же меня бесило, что ты не могла понять…       Хайд опустил руку на грудь и закрыл глаза.       — Я смеялся над его уверенностью, что ты знаешь, что мы — один человек.       — Сэр, я всё ещё не могу понять, как вы знаете, что чувствует каждый из вас…       — Внутри нас одно сознание, одни воспоминания. Я чувствую, — он прижал палец к виску, — как он смотрит, Мэри. Он и сейчас здесь.       Её внезапно охватило крайне стыдливое чувство, кровь густой волной бросилась к лицу. Мэри отвернулась, испуганная, что он заметит — но он заметил. Он резко подался вперёд и, схватив её за плечи, уложил к себе на грудь, вжимая поцелуй ей в губы, но, в своём великом смущении, она зажмурилась и даже не пыталась отвечать. Кто бы мог подумать, что их, как и совсем недавно, всё время было трое…       — Ему нравится то, что я делаю, Мэри.       Он снова лёг, запустил пальцы в её волосы, перебрал их — снова. Мэри могла только лежать, прячась от своего стыда у него на груди.       — Иногда пугает, но нравится. А сейчас он счастлив. Тень смерти пронеслась над его лицом — ты же подарила нам обоим такое прекрасное искупление.       Он поднял её за плечи, так миссис Кент иногда поднимает поросёнка, осматривая его — и заглянул ей в глаза.       — Я дал ему свободу, Мэри. Совершать любое дело без последствий. Вину всегда можно свалить на меня — я лишён его угрызений совести, его стремлений совершать добро. Я — чистая ярость, что он копил в себе все эти годы.       Хайд улыбнулся в ответ на её взгляд, коснулся ладонью лица.       — Он — совсем не тот святой, каким ты привыкла считать его, Мэри. Не веришь мне — спроси когда-нибудь его самого.       — Я верю вам, сэр. Я просто не могу понять…       … но нет. Джекилл никогда ни в чём не обвинял Хайда — убийство Кэрью было просто неудобным, чем-то, что нельзя убрать под ковёр…       — Нет, ты понимаешь.       Хайд снова отпустил её, позволив спрятаться и отвести взгляд. Рука гладила по волосам.       — Ты здесь совсем недолго, но мне кажется, что уже многие годы. Ты хорошо вписалась к остальным, как будто сразу попала на своё место.       — Вы слишком добры ко мне, сэр.       Он взял её руку и стал пальцами ощупывать загрубелую ладонь.       — Ты хорошая служанка, Мэри. Всегда скромная в присутствии господ и никогда не поднимаешь глаз. Твои руки, — поднял её ладонь к самому носу, прижал, внюхался. — Пахнут раствором для чистки серебра.       — Я с двенадцати лет в службе, сэр, и нигде себя не чувствовала дома так, как здесь.       — Тогда почему же ты решила уйти?       Мэри замерла. Она всё ещё была в дорожном платье, рядом лежали пальто и палантин. И то, что сейчас казалось так естественно подняться в дом переодеться, не отрицало того, что во дворе её ждал чемодан.       — Я хочу навестить отца — мы встретились на похоронах матери, он сказал, что может не дожить до конца зимы…       — Посреди ночи?       — Меня так напугало то, что произошло днём, я подумала…       — Мэри…       И от его голоса ей стало не по себе. Рука, спокойно лежавшая на её спине, кажется, стала тяжелее.       — Мэри. Ты так прекрасно врёшь старику Пулу.       Второй рукой он взял её за подбородок, развернув к себе голову, встречаясь взглядом.       — Но сейчас ты врёшь мне.       Перед мысленным взором Мэри встала окрашенная красным комната в борделе. Сломанная чаша умывальника. Кровь на потолке. И крыса, у которой зубами вырвали куски из брюха…       — Мы только что разделили вместе нечто волшебное, нечто, чего со мной никогда не было — девочка миссис Фаррадей сказала бы тебе, если бы смогла.       Он, словно, прочитал её мысли, отчего становилось только страшнее.       — И ты врёшь мне.       Мэри дёрнулась, но рука на спине держала крепко. Она знала, что, если станет оправдываться, сделает только хуже…       — Я не знала, что думать, сэр… Я не могла смотреть, как он… как вы… И кто-то из вас так горько плакал вчера вечером — я не знала, что мне делать…       — И ты решила оставить его в момент, когда он более всего в тебе нуждался? Да ты ещё более жестокая, чем я.        Мэри спряталась у него на груди, сжав между пальцами ткань рубашки.       — Сэр… Эдвард, простите мне мою слабость, я…!       — Уходи, — давление на спину ослабло. Он отпустил её. — Пока не начала унижаться ещё сильнее.       Мэри торопливо встала, он остался лежать. Заведя руки за голову и смотря в тусклое от пыли стекло потолка. Перевёл на неё взгляд.       — Ты ещё здесь?       Мэри смотрела вниз и в сторону — куда угодно, чтобы только не встречаться с ним глазами.       — Утром мистер Пул и Брэдшоу принесут кровать из гостевой, как вы… как доктор распорядился вчера вечером. Постарайтесь, чтобы вас не видели.       — Я прослежу.       — И вам нельзя больше покидать лабораторию.       Хайд поднялся на локте, изогнулся, чтобы с улыбкой заглянуть ей в лицо.       — А иначе что?..       Мэри зажмурилась, сжимая руками юбки и призывая всю свою смелость. Как она могла диктовать этому человеку, которому сам дьявол был не указ.       — Вы… Доктор Джекилл как-то сказал мне, что ему всё равно, что мир будет о нём думать, — она проглотила комок и, наконец, посмотрела в глаза. — Мне тоже всё равно, что обо мне подумают. Я буду приходить к вам каждый день, буду оставаться на ночь — только прошу вас: не уходите отсюда.       Он снова лёг, со скучающим видом, словно ничего не происходило, продолжая смотреть на светлеющее через стеклянный потолок небо.       — Сам знаю. Джекилл был готов приковать себя цепью — да только это не потребуется.       Хайд махнул рукой.       — А теперь иди зашивай своё платье. Я отпущу тебя к отцу, когда закончишь с остальными делами, — перевёл на неё взгляд. — Если ты ещё хочешь, конечно. И, Мэри. Убежишь — я тебя убью.       Мэри почувствовала непонятно откуда появившееся облегчение. Она наклонила голову, сдерживая улыбку, и расправила платье.       — Спасибо, сэр… Я обязательно воспользуюсь вашим предложением. И нет. Я не убегу. Я больше не убегу…