Под звуки нестареющего вальса

      Мишин дневник всегда лежал тяжким грузом в сумке и душе Саши, но он так и не рискнул его открыть и прочитать. Почему-то казалось, что это всё слишком изменит между ними. И почему-то Саша не мог себя к этому подготовить, как бы он не старался. Теперь правда ему удавалось отвлечься от постоянных мыслей о Мише, потому что у них началась активная подготовка к экзаменам и последнему звонку. Да и Миша сильно уставал. Они теперь часто вечерами созванивались по фейстайму, и Московский каждый раз засыпал. А Романов находил это слишком милым. Он не мог перестать смотреть на милого Мишу ещё несколько минут, а потом делать скрин и отключаться. Нужно будет как-нибудь нарисовать Мишу таким. Проще говоря, Саша любил искусство. И Миша был для него настоящим искусством.       Сегодня после репетиции Костя собирался гулять с Юрой, поэтому быстро ушёл. Романов тоже хотел уже уходить домой, но его взгляд задержался на фортепиано. Как не странно, Саша любил играть на этом инструменте. Он до сих пор помнил весёлые занятия со своим репетитором из Франции. Наверное, он и привил ему любовь к музыке. Жаль, что они не долго занимались вместе.       Саша уселся за школьное фортепиано. Конечно, не привычно было сидеть не на специальном стуле, а на школьном, но ничего удивительного. Саша осторожно коснулся пальцами клавиш, будто пробуя. На удивление, начальная школа ещё не успела расстроить пианино. Саша начал наигрывать мелодию, которая первая пришла ему в голову: «Осенний вальс». И это было так похоже на них с Мишей. Саша увлёкся игрой. Музыка — его любовь. Совершенство звуков и Сашино мастерство отдаляло его от всех проблем. Только он и музыка. И было в этом что-то прекрасное.       — Красиво играешь, — услышал Саша и тут же остановился. Миша Московский. — Мне нравится этот композитор. Саша улыбнулся.       — Покажешь мне, как играть? — спросил Миша.       Саша кивнул и немного подвинулся, чтобы Московский мог сесть рядом.       — Представь, что у тебя под рукой лежит большое яблоко, — начал Романов, пытаясь поставить руки Московского правильно. — Расслабь пальцы. Тебя же не моя мать играть учит.       Саша с нервным смешком вспомнил, кто потом учил его играть.       — Доверься мне. Я буду направлять твои руки, а ты играй, — Саша накрыл руки Миши своими и тут же почувствовал контраст их температур. Мишины ладони были как раз такими, как ему больше всего нравилось: сухие и горячие. Оставалось только надеяться, что вкусы у Московского такие же необыкновенные, как он сам, и ему нравятся ледяные руки Романова.       И Саша снова начал играть руками Миши. Как же жаль, что нельзя так играть всегда. Слишком хорошо было одновременно слушать музыку и греться. Ну, а про то, как мило растекается румянец по щекам и носу Миши, вообще можно было говорить бесконечно. И тогда музыка приобрела для Саши очередное новое значение.

***

      Саша откладывал чтение дневника, как мог, но рано или поздно это всё равно пришлось бы сделать. В воскресенье, когда Саша остался один дома, он начал готовиться к моменту прочтения. Романов долго пил чай из любимой чашки, рассматривая вид из окна, посидел в тиктоке, скинув Косте половину своих рекомендаций, послонялся по квартире. Внутренне Саша пытался себя уговорить прочитать наконец дневник, но всё время находил для себя более важные дела. Саша сам не знал, почему ему было так сложно найти в себе силы на прочтение. Вроде, сам так желал этого, а теперь не может взять себя в руки и узнать Мишу до конца. Сам же Московский каждую их встречу смотрел на Сашу будто с надеждой и ожиданием. Как будто сам Миша нуждался в том, чтобы Саша поскорее узнал, что же там с ним происходит.       Наконец, Саша решился взять себя в руки и начать читать дневник Миши. Сначала казалось, что записи довольно безобидные. Хотя, какие-то подозрительные фразы Миша всегда писал как бы невзначай. Например:       «Митя сказал, что лучше всё происходящее записывать. Так он хочет собрать доказательства. Но у меня ощущение, что ничего не выйдет. Наш отец обязательно выкрутится. Да и тем более, я же не главная героиня в фанфиках в тиктоке. Надеюсь, это бесполезно»       Миша писал не только про семью. Хотя, даже в этих записях Московский винил себя вообще во всём, что происходило между ним и другими людьми:       «Ещё как бывает дружба после отношений! Мы с Камалией яркий тому пример. Свят наконец-то раскололся и рассказал мне, что Кама ему нравится. Мне так стыдно перед ним. Но я искренне надеюсь, что он правда не обижается. Дай Бог, у них всё получится!»       Саше даже стал неловко от того, что он не замечал, как Мише тяжело. Он хотел, чтобы Саша узнал именно это?       «Наши каникулы закончились, и мы вместе с Лёшей уезжаем из Смоленска. Мы с Колей оба плакали из-за этого ночью, но обещали молчать. На самом деле, всё не так плохо. Мы будем видеться редко с отцом, а там доживём до следующих каникул»       Но, пролистав ещё несколько бытовых записей, Саша наткнулся на то, что заставило его ужаснуться. И, читая эту записи, его ненависть к отцу Московского росла…наверное, в геометрической прогрессии.       «Сегодня произошло то, что точно достойно записи сюда. Я пишу это в больнице, но скоро Лёша меня заберёт. Я вернулся с тренировки и услышал, как отец снова кого-то ругает. На этот раз виноват был Коля. Если честно, я так и не понял, что он сделал, но отца таким злым я не видел давно. Я только хотел заступиться, как за меня это сделал Дима. Он в своём привычном грубом тоне попросил оставить Колю в покое. И спор завязался уже между ними. Никто не видел, как я пришёл, поэтому я мог из темноты коридора наблюдать, а потом вмешаться, в случае чего. Отец схватил Митю за плечи. Митя его оттолкнул и грубо послал. Отца это вывело из себя. Он одним рывком стянул с себя ремень и замахнулся. Этого я терпеть уже не мог. Прежде чем я понял, что делаю, я вылетел из коридора и толкнул отца. Он даже упал. Тишина продлилась с минуту. Мы все прибывали в шоке от моего поступка. После этого явно что-то было, например то, что отец вскочил на ноги и грубо подтащил меня к себе, но помню я плохо. Уже более чётко я помню не то, что случилось, а происходящее после. И это было самым страшным. Коля разговаривал по телефону и гладил меня по голове трясущийся рукой. А Дима сидел рядом и шептал какие-то сбивчивые извинения. И это был, наверное, второй раз, когда я увидел его слёзы. Мне сразу тоже захотелось плакать, но я сдержался. Иначе мой дорогой Митя и в этом винил бы себя. Потом приехала скорая, и отвезла меня сюда. Пару часов назад мне наложили швы. Коля позвонил и сказал, что они с Лёшей и Митей скоро приедут за мной. Но даже по его голосу я чувствовал, как его трясет. Бедные мои братья».       Саша сам едва сдержался, чтобы не заплакать. Это запись как будто открыло не только прошлое Миши, но и важнейшую сторону его характера. Саша всегда интуитивно чувствовал это, но теперь убедился.       Саше срочно захотелось Мишу увидеть. Поговорить с ним, обсудить ситуацию. И он, недолго думая, собрался и поехал. Романов по дороге всё думал о Мише, о его дневнике, о ситуации в их семье. Некоторые фразы оттуда всплывали в голове раз за разом: «мне так стыдно», «мы плакали ночью», «собрать доказательства», «бедные братья», «швы наложили». Саше хотелось обсудить это с Костей, но, наверное, рассказывать о таком постороннему человеку — предательство. Наконец, показались дома, в которых жил Московский со своей семьёй. Саша запоздало подумал, что братья в выходные решили уехать к своему дяде или Миша пошёл в гости к кому-то из друзей, но уезжать ни с чем не хотелось, поэтому Саша набрал номер квартиры на нужном домофоне.       — Да? — сразу же отозвались по другую сторону. Судя по всему, это был Коля.       — Это Саша Романов, — ответил Саша, чувствуя себя всё более нелепым с каждой секундой.       — Проходи, — сказал Коля и открыл дверь. Саша нервничал всё больше с каждым пролётом. А вдруг его не хотели видеть? Миша с братьями, наверное, собирались провести время вместе, а он им помешал.       — Привет! — Коля тепло улыбнулся и осторожно приобнял Сашу. — Будешь драники? Они даже ещё горячие. Ты вовремя, получается.       — Хто там прыйшоў? — спросил Миша.       — Гэта Саша! — Коля заулыбался ещё шире, отвечая брату. — Проходи, не стесняйся.       Саша разулся и пошёл за Колей на кухню.       — Привет! — Дима улыбнулся и помахал Романову.       Саша кивнул. После прочтения дневника он не переставал думать о том, как братья сохранили в себе какое-то необычайное гостеприимство и доброту.       Миша обернулся. И, видимо, моментально понял, почему вдруг Саша решил приехать без предупреждения.       — Мы сейчас придём, — Московский поднялся из-за стола. — Приятного аппетита. Уже знакомым маршрутом они вдвоём направились в комнату Миши. Зря Саша сюда приехал. Что здесь обсуждать? Да и что вообще он может сказать? Слова о том, какой ужасный человек отец семейства, Миша, наверное, уже слышал. У Саши ситуация в семье тоже не лучшая, но отец никогда не поднимал на него руку.       — Прочитал, да? — спросил Миша, нервно усмехаясь. — Поэтому ты здесь? Саша неловко кивнул:       — Мне так жаль…       Должно быть, он звучит крайне глупо. И выглядит глупо. Лучше бы он продолжал молчать и ждать, что Миша сам заведёт разговор в другое русло.       — Не стоит, — Миша притянул Сашу к себе и обнял. — У меня всё хорошо.       И Московский принялся гладить Романова, будто успокаивая. Руки у Миши тёплые, как и он сам, а гладит он ласково. В любые другие моменты Саша бы полностью отдался этому теплу, но не сейчас. Потому что Миша снова делал это.       — Перестань, — Саша выпутался из объятий и нахмурился.       Миша отвёл взгляд. Саша взял его руку в свою и осторожно поцеловал.       — Давно? — поинтересовался Саша.       — Года полтора, — Миша повёл плечами, не поднимая глаз.       — Ты… с кем-то обсуждал это?       Миша прикусил губу и покачал головой.       Как, должно быть, сложно держать в себе такое. Зато теперь Миша перед Сашей как открытая книга. И теперь Романов мог понять каждый взгляд и жест Московского.       — В голове не укладывается, как после всего ты смог остаться таким хорошим человеком, — сказал Саша.       Миша удивлённо глянул на Романова в этот момент. Его губы сжались ещё плотнее. Одинокая слеза скатилась по его щеке. Саша хотел было обнять Мишу, вытереть его слёзы, успокоить, но Миша слезу стёр сам и тут же натянул улыбку.       — Что было, то прошло, — Миша поднялся с кровати. — Пойдём поедим? Мой голод же просто так не пройдёт.       Саша схватился за руку Московского, будто сам был утопающим:       — Миш…       — Я очень проголодался, — улыбнулся Миша ещё шире.