Эллипсизм — чувство печали, когда человек осознаёт, что не увидит того или иного радостного события или будущего.
Он клянётся, что не обращал на эту девушку внимание даже дважды, когда это случается впервые. Воскресным вечером он возвращается домой после очередной подработки, дрожа от ночного холода. Его ноги слегка подкашиваются из-за двенадцатичасовой смены в небольшом ресторане на другом конце города, а голова гудит от боли. Весь день его мучила сильная мигрень, которая несколько раз заставляла его делать короткие перерывы. По этой причине в конце дня босс вызвал его к себе и пригрозил увольнением, если Том и дальше будет прохлаждаться. В тот момент ему ничего не хотелось больше, чем врезать своему начальнику-придурку и побыстрее уехать домой, однако он проглотил свою гордость и с фальшивой улыбкой извинился перед ним. Если бы он не нуждался сейчас срочно в деньгах, то явно не стал бы терпеть эту дерьмовую работу. Том переходит дорогу, убрав руки в карманы и натянув капюшон толстовки на голову так, что тот почти перекрывает ему обзор на дорогу. Его зрение становится всё более мутным с каждым шагом, сделанным вперёд, а в груди начинает появляться смутное чувство радости, когда впереди виднеется его дом, однако… Сначала Том не понимает, по какой причине проходящая мимо него старушка внезапно бросает свои пакеты и начинает истошно кричать, глядя на тротуар перед ними. В его ушах эхом отдаётся самый омерзительно звук, который он когда-либо слышал: свист, пронзающий воздух, за которым следует тошнотворный хруст. Он смотрит прямо перед собой, но его глаза будто остекленели, не замечая месива и стремительно скапливающейся крови около подошв старых кроссовок. Проходят долгие, мучительные мгновения, прежде чем его взгляд наконец проясняется. Он стоит, будто парализованный, перед сгустком чего-то, что ещё минуту назад было живым человеком. Для него это чувство подобно удару поезда: оно пронзает его с омерзительной скоростью, заставляя опомниться за какие-то жалкие пару секунд. Среди неестественно вывернутых конечностей и почти глянцевой крови он замечает копну спутанных кудрявых волос, хаотично разбросанных по тротуару. Том отводит взгляд на несколько дюймов в сторону, и рвота грозится вырваться наружу, когда он замечает тот же самый клок волос сбоку от тела, но уже оторванный от черепа вместе со скальпом. Осознание того, что на его глазах только что погибла девушка, начинает приходить к нему только после приезда скорой и полиции. Он сидит на крыльце её дома и смотрит мёртвым взглядом на пятна крови, оставшиеся на асфальте, даже во время допроса полицейского. Девушка выпала из окна пятого этажа, — единственное, что он слышит. — Несчастный случай. Оставшееся время проходит как в тумане. Только ближе к полуночи Тома отпускают, и он сразу, как только переступает порог дома, падает на старый диван. Его глаза сухие и болят от того, что он смотрел больше часа в одну точку, почти не моргая. Он не замечает, как засыпает. В одно мгновение он смотрит в никуда, а в другое — погружается во тьму. Пробуждение странное. Том, на удивление, не чувствует себя уставшим, когда встаёт с кровати. Его кости больше не ломит, а голова не болит. Он идёт в ванную, игнорируя странную пустоту в груди, и даже не сразу вспоминает о вчерашнем вечере. Осознание приходит к нему только в тот момент, когда он проходит мимо гостиной и кидает случайный взгляд на потрёпанный диван. Хруст, крик, вывернутые конечности, клок волос. Паника и ужас мгновенно переполняют его, когда перед глазами встаёт уже более ясная картинка произошедшего. Вчерашний шок понемногу начинает стираться, и чувства, которые он должен был испытать ещё тогда, только сейчас начинают обретать краски. Том добегает до ванной именно в тот момент, когда его начинает рвать, и проводит так следующие десять минут. Он приходит в себя только со звоном будильника. Том умывается и тщательно полощет рот, прежде чем выходит из ванной на шатающихся ногах. Он смотрит на свой телефон так, будто тот может его укусить, когда спальня погружается в звенящую тишину, и сильно вздрагивает со вторым звонком будильника. Что за херня происходит? Он прекрасно помнит, что с понедельника у него должны начаться зимние каникулы, поэтому вчера перед работой он специально отключил будильник на всю неделю. Тогда почему… почему он сработал сейчас? Тома охватывает дрожь, и он обнимает себя руками, когда в голове появляется всё больше мыслей о вещах, которые сейчас не должны происходить. На нём домашняя футболка, вместо которой должна быть толстовка, у него звонит будильник, который он отключил, он проснулся на кровати, хотя ложился ночью на диван. У него, чёрт возьми, даже ничего не болит, несмотря на то, что его босс заставил отработать вчера вдвое больше из-за зимних праздников. Он сходит с ума? Это последствия шока, о котором ему говорил вчера врач? Может, всё же стоило провести эту ночь в больнице, как ему предлагали? Вторя его паническим мыслям, сердце начинает бешено стучать в груди, пульс ревёт в ушах. Том хмурится и сжимает зубы настолько сильно, что они скрипят. Он отключает неприятную мелодию будильника и дрожащими руками открывает календарь, с ужасом смотря на дату, которая была ровно неделю назад. 22 декабря. Том с недоверием смотрит на экран несколько мгновений, а затем вновь и вновь открывает календарь, только чтобы каждый раз наблюдать за одной и той же цифрой. Бред. Это какой-то бред. Он садится на кровать и бросает телефон рядом с собой, зарываясь пальцами в спутанные волосы. Этому должно быть объяснение. Вероятнее всего, то, что он увидел вчера, было просто сном. Том не первый раз страдает из-за ночных кошмаров, однако этот был настолько реалистичным, что ему приходится несколько раз уговаривать себя поверить в эту мысль.××××
Всю следующую неделю у него сохраняется острое ощущение того, что он уже знает многие действия и слова окружающих его людей. Это открытие его настолько сильно пугает, что перед тем, как поехать на работу в воскресенье, он несколько раз всерьёз обдумывает возможность прогула. Однако в последний момент, когда до выхода остаются считанные минуты, Том всё же велит себе успокоиться и садится на метро. Весь день проходит в ожидании чего-то ужасного. Он ощущает, как каждый пройденный час грузом оседает на его костях, а в голове начинает пульсировать. К вечеру глаза уже болят от того, насколько часто он поднимает их на настенные часы. Он смотрит на минутную стрелку, и что-то внутри него, что-то глубоко напуганное, кричит о нежелании возвращаться домой. И впервые он не хочет, чтобы время на работе шло быстрее. Чувство паники в груди лишь усиливается, когда он заканчивает свою смену и слишком быстро, на его взгляд, едет домой. Поезд несётся с оглушительной скоростью, и Том не успевает оглянуться, как его уже высаживают на станции. Дорога до дома проходит настолько медленно, насколько это возможно. Том останавливается в тот момент, когда ему остаётся только пересечь дорогу и один единственный дом, чтобы добраться до своего. Но что-то будто его замедляет. Он стоит на переходе, игнорируя зелёный свет светофора и людей, которые кидают вопросительные взгляды в его сторону. Его взгляд цепляется за тот самый дом, выкрашенный в грязно-серый цвет, из которого неделю назад выпала девушка. Тошнота вновь подступает в горлу, когда он смотрит на последний этаж. В окне видно два силуэта: один высокий, другой — пониже. Это квартира той самой девушки? Или та, что слева, где нет ни света, ни каких-то других признаков жизни из-за зашторенного окна? Том задаётся этим вопросом снова и снова, когда наконец осмеливается перейти дорогу к дому. Его взгляд мгновенно опускается на асфальт, на чистый, чёрт возьми, асфальт, и Том готов кричать от ужаса и злости, когда он вновь окрашивается в красный. Девушка выпала из окна пятого этажа, — единственное, что он слышит. — Несчастный случай.××××
Переживая один и тот же понедельник третий раз, Том начинает всерьёз думать о том, что это — наказание судьбы. Он не знает, за что именно, но не то чтобы он был святым всё это время: он много воровал, когда жил в приюте, подделывал документы, из-за чего чуть не попал за решётку, издевался над слабыми и много встречался с девушками на первом курсе. Поглощающая его бедность заставила пересмотреть взгляды на жизнь и больше сосредоточиться на своём материальном состоянии, чем на девчонках вокруг. Затем его вновь посещает очередная мысль: может, дело не в нём, а именно в той бедняжке? Люди бросаются из окон не из-за лучшей жизни, — думает он, выходя на улицу ранним утром. — Но что я могу сделать? Я должен её спасти от самоубийства или вроде того? Но тогда как мне её встретить до воскресенья? Из того месива, что я видел, даже невозможно понять, как она выглядит. С каждой мыслью головная боль только усиливается и теперь давит на виски, заставляя его морщиться. Из-за смеси злости, паники и ужаса его бросает то в жар, то в холод, что делает каждый шаг ещё более невыносимым. Том насильно заставляет себя поднять взгляд и следит прищуренными глазами за каждым прохожим. В памяти всплывает копна разбросанных по асфальту кудрявых волос, и он цепляется взглядом за каждую девушку, которую видит. Никого даже отдалённо похожего. Холодная ярость пронзает его, и Том сжимает кулаки в кармане толстовки так сильно, что за этим следует ослепляющая боль. Он не понимает, что, чёрт возьми, он собирается делать. Сердце бешено колотится в груди из-за осознания собственного бессилия, и он готов кричать на себя, на ту девушку, на весь мир за то, что его заставили себя так чувствовать. Как несправедливо.××××
В среду, когда метро высаживает его на станции около дома, что-то щёлкает внутри него, и он решает убрать телефон в карман и сосредоточиться на том, что происходит вокруг. Он видит людей в деловых костюмах, выходящих со своими партнёрами и коллегами из ресторанов, обращает своё внимание на громко смеющихся рядом подростков, на ссорящуюся пару через дорогу. Через дорогу. Сердце замирает, когда пазл начинает складываться в голове. Том мгновенно переводит взгляд на них обратно и следит за каждым маленьким действием или словом, которое может расслышать. Парень с рыжими волосами и идиотским выражением лица возвышается над девушкой и кричит что-то о том, что она пожалеет о своём решении. Он не может разглядеть её лицо, потому что она стоит к нему полубоком и, будто разочарованная поведением парня, сжимает пальцами переносицу. Однако он видит то, что даёт ему какую-то крупицу надежды спустя столько тяжёлых дней, — кудрявые волосы. Они длинные и пушистые, и Том клянётся, что именно такие завитки он видел уже дважды на асфальте. Его мир сужается до одной точки. Спустя несколько минут ссоры она толкает рыжего парня в плечо и быстро поднимается по лестнице, исчезая в подъезде многоквартирного дома. Он кричит ей вслед и пинает воздух, когда она не возвращается обратно. Это вызывает неожиданно реакцию у Тома: уголки губ поднимаются и складываются в мрачную ухмылку, которая только растёт, когда их взгляды пересекаются на переходе. Рыжий недоумённо смотрит на него, а Том не может сдержать тихого смешка. Это она. Он наконец нашёл её.××××
Ну, что же, его радость длится недолго. К вечеру четверга он приходит к мысли о том, что всё ещё не знает, что ему делать с этим открытием. Том окончательно убеждается в том, что тем вечером он видел в окне силуэты именно этой пары, и теперь в нём назревают противоречивые выводы. Девушка сбросилась сама или это парень её сбросил? Или, может, это всё же действительно был несчастный случай? Ему не даёт покоя осознание того, что он не видел никого рыжего ни в первый раз, ни во второй, когда приехали скорая и копы. Том всё больше замечает, как он ошивается у подъезда её дома каждый вечер. Похоже, рыжий ублюдок — причина всех его страданий. Разобраться с ним не вызывает никаких проблем. Во время жизни в приюте он довольно много дрался с другими детьми, поэтому достаточно правильно подгадать время в воскресенье и завести парня за угол дома, где Том может вырубить его ударами как минимум на несколько часов. Так он и делает, тщательно сверяясь с временем смерти подружки рыжего ублюдка. Так почему же, чёрт возьми, на следующее утро Том снова просыпается в уже ненавистной ему футболке под отвратительный звон будильника?×××
Он не узнаёт себя. Одного взгляда на своё отражение в зеркале достаточно, чтобы ощутить весь спектр отвращения к себе. Глубокие мешки под глазами не дают ему забыть о бессонных ночах, а глубокая усталость в глазах, которая не проходит даже с обнулением этой сраной петли, показывает то, насколько он жалок. Том не помнит, чтобы когда-нибудь он так много боялся. Однако теперь, когда его жизнь зависит ещё от чьей-то, такие чувства, как страх и паника, стали его верными преследователями. Он не выходит из дома следующие несколько дней.××××
Этот порочный круг никогда не закончится. Том перестаёт считать, сколько раз эта девушка умирает, вновь и вновь просыпаясь ранним утром в понедельник двадцать второго декабря. Первые несколько раз он действительно был уверен в том, что делает что-то не так: возможно, он неправильно понял ситуацию, и вина в её смерти лежит не на её парне? Том проверил и эту теорию, когда провёл следующие две недели, наблюдая за ней. Каждый раз, в одно и то же время в воскресенье, она просто выпадала из окна. За пару минут до этого он видел всё те же силуэты, а затем более высокий исчезал, оставляя её одну. Том дважды заставлял себя наблюдать за тем, как она облокачивается о балкон, а после падает вниз, вновь оставляя после себя кровавое месиво на асфальте. На прошлой неделе он попытался поймать её, но в последний момент его толкнул проходящий мимо мужчина. Тогда ему впервые захотелось забить кого-то до смерти.××××
Теперь он точно сходит с ума. Том ловит себя на мысли, что уже больше часа стоит перед её домом, облокотившись бедром о низкое ограждение, и просто смотрит. Сердце каждый раз начинает трепетать в груди, когда он видит её маленький силуэт в окне. Из-за штор и высоты почти невозможно разглядеть, что именно она делает, но ему плевать. Он просто наслаждается тем, что видит её живой. Эта мысль сопровождает его и на следующий день, когда вместо университета он идёт за ней по пятам. Ему интересно, эта девушка каждый день находится дома или только сегодня? Он пытается вспомнить, видел ли и в остальные дни её на улице, но не может. У неё привлекательные черты лица. Том не особо много смотрит на её лицо — обычно в целом на её фигуру, — однако он не может не обратить на это внимание, когда они встречаются взглядами в магазине. Она держит корзину для продуктов в одной руке и йогурт в другой, однако отвлекается, заметив его взгляд. Её губы, покрытые лёгкой розовой помадой, дёргаются от удивления, а затем складываются в мягкую улыбку. Она улыбается ему. Том чувствует, как стремительно сходит вся краска с его лица, и в то же мгновение выходит из магазина. Он забегает за угол и опирается спиной о кирпичную стену, сжимая длинными пальцами нижнюю половину лица. Его живот сжимается, когда перед глазами вновь появляется её нежная улыбка, а к горлу подступает тошнота. Чёрт. Чёртчёртчёрт. Том не может спокойно смотреть на неё. Он снова пытается представить выражение её лица, однако получается только вспомнить сцену на асфальте, за которой он наблюдал бесчисленное количество раз. Он не может снова увидеть её мёртвой. Не после того, как она так нежно улыбалась ему, совершенно незнакомому человеку. Ему становится физически больно от мысли о том, что через несколько дней этой улыбки больше не будет. Тома начинает трясти, и он оседает на грязный асфальт, пока к нему внезапно не приходит понимание. Пульс подскакивает, когда он дважды, а потом трижды обдумывает эту мысль. Совершенно бредово. В здравом уме он бы никогда даже не рассмотрел такую страшную идею, однако нестандартная ситуация требует нестандартных решений, да? Или он просто пытается себя утешить. — Да насрать, — рычит он и со всей яростью, копившейся в нём эти недели, бьёт кулаком по стене. Боль ослепляет, однако через некоторое время приводит в чувство, даря ему ту необходимую крупицу холодности, которую он потерял за это время. Том прижимает раненую руку к груди и сдерживает рычание от боли, вставая на ноги. У него наконец появилась хотя бы какая-то мысль о том, как исправить своё положение, и он не собирается терять этот шанс.××××
За несколько дней до её очередной гибели он выслеживает её поздним вечером, а затем бьёт камнем по голове. Том боится, что это может убить её, но у него нет другого выбора. Когда она просыпается в его маленькой квартирке уже ближе к утру, предрассветные лучи окрашивают её лицо в оранжевый цвет. Он сидит в кресле напротив кровати, где лежит девушка, привязанная верёвкой к изголовью, и безотрывно смотрит на неё. Том провёл несколько часов в таком положении и готов провести ещё столько же, если это гарантирует ему, что с ней ничего не случится. Он не знает, что будет делать, когда наконец наступит двадцать девятое число. Том не собирается держать эту девушку в своей квартире вечно, но преступление уже совершено — она наверняка пойдёт в полицию сразу, как он выпустит её. От безысходности ему хочется выдирать волосы клочьями. Однако Том тщательно контролирует свою нервозность, поэтому его лицо остаётся полностью безэмоциональным, когда девушка приходит в себя. Она дёргает одной рукой, похоже, собираясь провести ей по лицу, но мешают верёвки. Когда она понимает, что не может сдвинуться с места, то начинает крутить головой по сторонам. — Что за… — её хрип как ножом по сердцу, но Том только сильнее сжимает подлокотники кресла, не произнося ни звука. — Почему я… где я? Теперь её лицо отличается от того, что он видел днём. Она больше не улыбается ему, и её глаза не горят дружелюбием. Она выглядит как раненый зверь, когда Том встаёт со своего места и подходит к ней. Вид того, как девушка карабкается ближе к изголовью кровати, очевидно, пытаясь держать дистанцию, неприятно оседает внутри него. Он не хочет, чтобы она думала, что он собирается сделать ей больно. Но он понимает, как это выглядит со стороны, поэтому проглатывает своё раздражение и осторожно опускается на пол перед кроватью. — Пожалуйста, успокойся, — он надеется, что его шёпот хотя бы чем-то поможет. — Я не собираюсь убивать тебя или что-то в этом роде… Его передёргивает от одной мысли об этом. Он ожидает, что она начнёт плакать или умолять его, однако её лицо искажается гримасой злости. — Рада слышать, — плюёт она, — а теперь, будь добр, развяжи меня и отпусти домой. Том молчит. — Ну? — он видит, что она начинает терять терпение. Верёвка натирает запястья, когда она снова и снова пытается выбраться. Он вздыхает и сжимает переносицу. — Не могу. Я не могу отпустить тебя. — Что… что значит не можешь? Она выглядит потрясённой его словами, и сквозь эту пелену он видит формирующийся страх. Том хочет смеяться от того, насколько нелепа вся эта ситуация. — Когда я удостоверюсь в том, что ты будешь жива к следующему понедельнику, то ты уйдёшь. А пока тебе придётся посидеть здесь несколько дней. — Отпусти меня, чёрт возьми! — кричит она. — Я никому не скажу, что ты похитил меня, только, пожалуйста, отпусти! Том встаёт с пола и отшатывается от кровати, больше не в силах смотреть на то, как она тяжёло дышит и бьётся на кровати в тщетных попытках выбраться. Он качает головой, подходя всё ближе к дверному проёму. Ему нужно выбраться из этой комнаты. — Нет. Мне жаль, но ты останешься здесь. И, — он кусает нижнюю губу, опуская взгляд, — не дёргай так сильно верёвки. Пойдёт кровь. Если ты будешь вести себя хорошо, то завтра я развяжу тебя. С этими словами Том выходит из комнаты.××××
Той ночью она сбегает. Том просыпается от резкого потока ледяного воздуха, и его сердце замирает в груди, когда он видит открытую входную дверь. Он выбегает на лестницу в пижаме и бежит за ней, однако бесполезно. Перед тем, как выйти из подъезда, он замечает её маленькую фигуру впереди. Стоит ему только сделать шаг, как с дороги съезжает машина, сбивая её. В ярости Том крушит свою гостиную, когда поднимается в квартиру, и ложится спать, зная, что завтра всё вновь придёт в норму. В её искажённое понятие.××××
— Пожалуйста… прошу, отпусти меня, — она плачет и пытается отбиться от его ладоней, когда Том обхватывает её голову руками, маниакально реагируя на каждое её движение. Он вновь похищает её, однако на этот раз вместо верёвки приковывает её наручниками к кровати. Том наконец узнал её имя. Гермиона. Дождавшись ночи, он пробрался в её квартиру по пожарной лестнице, чтобы взять несколько значимых, на его взгляд, вещей, и посмотрел её документы. Ей почти тридцать лет — на восемь лет старше него. Не замужем. Он не знает причину, по которой в его памяти отложилась последняя деталь, но сейчас это и не важно. Гермиона наконец здесь, с ним, и он может быть уверен, что теперь с ней точно ничего не произойдёт. — Не могу. Гермиона не сдерживает рыдания, когда он ещё ближе придвигается к ней. Том не может не думать о том, как сильно её поведение отличается от первого раза: он помнит, что тогда она была зла на него и не сдерживала себя в оскорблениях, однако сейчас прошли уже почти сутки, а её рыдания так и не прекращаются. Интересный контраст. — Я… я ничего не скажу… никому не скажу, — Гермиона икает, когда говорит. — Пожалуйста… Тому становится её почти жаль, глядя на широко распахнутые глаза, полные слёз, и слушая бесконечные мольбы. Однако ещё больше ему жаль самого себя. Поэтому, дорогая, прости, но ты останешься со мной. С наступлением ночи Том крепко держит её в своих объятиях, прижимая её голову к груди. Он не может не обратить внимание на то, какая у неё нежная и мягкая кожа. Он принюхивается и чуть не стонет от удовольствия: Гермиона всё ещё пахнет своим гелем для душа. Его переполняет приятное чувство комфорта, и он ловит себя на мысли, что не хочет её отпускать. Никогда.××××
Несколько дней проходят быстро, и как только наступает вечер воскресенья, Том идёт домой на нервах. Он жалеет, что у него не получилось взять больничный на выходные, поэтому вчера и сегодня он провёл на ненавистной работе. Это чуждое чувство, но его сердце взволнованно сжимается в груди при мысли, что сейчас он вновь встретится с Гермионой. Почти всю неделю он провёл с ней в кровати, пытаясь разговорить или читая вслух её любимые книги — эту деталь он случайно увидел в её личном дневнике, — поэтому двенадцать часов без её присутствия ощущаются как ад. Когда Том переступает порог, то в квартире оглушительно тихо. Он привык к тому, что она не особо разговорчива с ним, поэтому не обращает на это внимание и идёт на кухню. В честь последнего дня он потратил почти все свои деньги на вино и её любимые сладости, планируя провести эту ночь, празднуя с ней свою победу. Однако тишина усиливается. Том захлопывает холодильник и прислушивается, пытаясь уловить малейший звук скрипа кровати или скрежет наручников об изголовье, но ничего. Паника берёт над ним верх, и он со всех ног бежит в спальню, проклиная себя за то, что не зашёл туда раньше. Кровать пустая. Он замирает в дверном проёме и не чувствует своего сердца, когда осматривает смятые простыни. Окровавленные наручники лежат поверх белого одеяла, оставляя на нём коричневые пятна давно засохшей крови. Том обхватывает рот рукой и уже собирается выбежать из квартиры, чтобы искать её на улице, пока в последний момент ему на глаза не попадается открытое окно. Он не помнит, чтобы оставлял его открытым утром. Том мгновенно срывается с места под звук ревущего пульса в ушах и подбегает к окну. Один взгляд на землю внизу — и бешеная ярость охватывает всё его тело. Там, распластавшись на асфальте в собственной луже крови, лежит Гермиона. Копна кудрявых волос вновь закрывает ему последнюю возможность взглянуть на её до боли красивое лицо.××××
— Если ты попробуешь сбежать, то я сломаю тебе ноги, — рычит он, сидя на ней сверху. Гермиона брыкается и пытается сбросить с себя его тяжёлое тело, однако Том только сильнее прижимает её к кровати. Её хрупкая фигура утопает в чёрных простынях, когда он наклоняется к ней и прижимается лицом к нежной шее. Горло качается, когда она пытается ему что-то сказать, но он опережает её — с раздражением Том отрывается от её тепла и тянется к скотчу, грубо заклеивая им её рот. На секунду у него мелькает мысль, что так она выглядит ещё красивее. — Ты сама напросилась. Том склоняет голову, когда осматривает её тело. На ней белое ночное платье, которое он украл из её шкафа, и оно — одно из многих, что теперь будут находиться здесь, в его квартире. Нашей, — исправляет он. — В нашей квартире. После стольких недель, проведённых с ней, я тут определённо не единственный жилец. Гермиона крутит головой и мычит от отвращения, когда он вновь прижимается к её шее. Том проводит кончиком носа по яремной вене, а затем оставляет томный поцелуй на ней, чувствуя каждое биение пульса. Жизнь. Сейчас в ней кипит столько жизни, столько страха, что он не может не удержаться от того, чтобы не поцеловать её сладкую шейку ещё, а затем ещё раз. Ему кажется, что теперь он уже никогда не будет удовлетворён. И если раньше его бы привели в ужас собственные мысли, то сейчас это его даже не беспокоит. Том уже давно пересёк черту сумасшествия вместе с ней, поэтому всё это уже перестаёт иметь для него какое-то значение. Он удовлетворённо стонет и сжимает её талию дрожащими руками, не веря в то, что наконец свободно может прикасаться к ней. Это желание зародилось в нём ещё в последний раз, когда она была жива, но маленькой чертовке надо было всё испортить, сломав запястье и бросившись из окна. Теперь он начинает подозревать, не было ли это её мотивом изначально — совершить самоубийство. Но, впрочем, сейчас это уже совсем неважно. — М-м, милая Гермиона, — стонет он, задирая её платье до ключиц и наслаждаясь видом её обнажённого тела. — Из-за твоего эгоизма пострадало столько людей. Разве я не заслужил немного благодарности за то, что всё это время пытался тебя спасти? В прошлый раз ты так и не сказала мне спасибо. Он сильно сжимает её мягкую кожу, и она мычит настолько громко, насколько позволяет скотч, от боли, пронзающей её живот. Том тихо посмеивается и бормочет извинения, лаская кожу с его красными отпечатками пальцев. Он крепко сжимает её брыкающиеся ноги и осторожно разводит в стороны, кусая нижнюю губу от возбуждения, покрывающего его тело испариной. — Не плачь, Гермиона, — он целует влажные щёки, устраиваясь между её разведёнными ногами. — Поверь мне, я хорошо о тебе позабочусь.××××
Громкие стоны звоном разносятся по небольшой квартирке, когда минутная стрелка обнуляет весь пройденный круг. Том не смеет ни на мгновение оторваться от тела Гермионы, покрытого потом и их общими жидкостями, даже когда замечает, что наконец наступило число, которого он так долго ждал. Он не может сдержать широкую ухмылку, прорезающую губы, и сильнее прижимается к Гермионе, игнорируя её протестующие стоны. Тихий смех заменяет стоны, когда в сознании проносится всё, через что он прошёл. Теперь Том уверен, что всё это было не напрасно. Не тогда, когда у него в кровати наконец лежит самое ценное, что у него когда-то было в его жалкой жизни.