bite me harder.

напряжение, которое липнет к штанге ощущается слишком паршиво для обдолбанного разума. паршиво и обжигающе-притягательно, особенно для чужого рта, который своей необдуманной пошлостью лезет прямо в костный мозг, закупоривая и сливаясь в одно целое. что у андрея на уме? а на языке? наверное несколько смешных таблеток в форме сердец, а на кончике носа безобразно расположилось небольшое пятнышко от кокаина. что за хуйня? ваня даже не помнит как он тут оказался. а тут — это где? незнакомые стены и потолок давят с удущающей силой, но ещё сильнее андрей сжимает свою челюсть на чужой шее, помечая. пиздец. как ваня тут оказался — он не помнит, а как зовут парня, который прямо сейчас в извиняющемся жесте зализывал те места на шее — да пожалуйста. точно. всё началось в клубе. контакт ладонь в ладонь, знакомое лицо и завораживающие тёмно-шоколадные глаза. ваня видит этого парня не в первый раз, считай, постоянный клиент у этой заезженной стенки в углу клуба, но имя постоянно забывал (он представился один раз полгода назад, когда ваня только-только впервые увидел его). увидел его нездоровый блеск в глазах, увидел его ломаную ухмылку. андрей знал. андрею кто-то сказал, что если ваня здесь — это значит, что у тебя вечер задастся наилучшим образом и домой ты пойдёшь пешком, зато с округлыми зрачками, затмевающими радужку и лимбальное кольцо. андрей знал, а ваня был не против. ещё один довольный клиент, ещё один наркопёс, который будет бегать за тобой. ваню не грызёт совесть, совсем нет. только самую малость, потому что андрей казался... нормальным. андрей казался хорошим и с огромными амбициями, у андрея были лучшие планы на жизнь, андрей жил. ване жаль, но жалость — это самое противоречивое и немыслемое ощущение, а наркотики действовали на андрея в паллиативной регрессии, заставляли закрыть глаза на все проблемы, но разве он сейчас будет думать об этом? думать о том, что хотел когда-то играть в группе, думать о том, что был примерным сыном, который получал похвалу от своей мамы? а теперь что? его тело чешется в просьбе, худак провонял чем-то спиртным и табаком, а ещё еле уловимым запахом жижи с ароматом энергетика и мятной жвачки. хочется выстрелить себе в лицо, но всё забудется с новой таблеткой, с радужным узором в глазах, таким же, когда в детстве очень сильно сжимал глаза. всё забудется, когда он снова придёт в душный клуб, когда он снова увидит ваню, когда снова отдаст последние карманные деньги на ещё одно неведомое счастье в зип-лок пакете. в туалете ультрафиолет бьёт в лицо, заставляя консолидировать свои действия в мозгу, расставить всё по полочкам и начать действовать по списку. андрей трясётся, потому что не может поверить, что дождался этой субботы и не вырвал себе вены зубами, достаёт все купюры, которые у него были с собой, но ване... ване они не нужны. ване андрея жалко прямо сейчас, ведь он, чёрт возьми, видел, что андрей этого, пусть и не сейчас, но не хотел. видел, что с каждой новой дорожкой в его зрачках играло сожаление. ваня тоже сожалеет, поэтому денег не берёт.       — что? — андрей правда недопонимает, на что ваня выдыхает свою улыбку.       — я не возьму с тебя денег сегодня, андрей, — ваня расслаблен, из его рта клубом вываливается химозно-клубничный дым и он прислоняется спиной к прохладному кафелю. в пальцах покалывает, что за напускная жалость, ваня? — я гублю тебя.       — ты просто дилер, — отвечает андрей. в голове пусто, руки трясутся, но одна таблетка всё-таки находит своё успокоение у абдрашитова под языком. молчание затягивается. — и я, наверное, сам в праве решить, что мне делать в своей жизни? ваня не находит что ответить. поэтому просто продолжает смотреть в пустоту, сквозь андрея, не находя ответа на риторический и одновременно резонный вопрос. весь смысл тонет в оксюморонах, это всё неправильно и чертовски обидно, потому что ваня хотел как лучше. а в итоге получилось как обычно. в уши долбит новоиспечённый трек, отдаваясь в спину басом, туалет не самый лучший, везде на стенах нарисованы граффити чёрными красками, где-то даже можно заметить "хуй". ваня моргает и враз все сомнения уходят, когда андрей перестаёт хмурить брови, скалить зубы и нервно сжимать подол худи. он начинает блаженно улыбаться каким-то своим мыслям, на что ваня отвечает точно такой же блаженной улыбкой, расслабляясь ещё больше. да, наверное, андрей прав.       — у меня, кстати, тут завалялось кое-что... — чертыхается ваня, надеясь, что андрей согласится. и ведь не прогадал. — считай, за счёт заведения. в руках оказывается упаковка, измотанная чёрной изолентой. приходится пускать в ход зубы, чтобы открыть, и внутренности вываливаются на ладонь неприятным мазутом. ещё доза. в глазах андрея промелькнул слабый блеск.       — не-а, — ваня ухмыляется, когда андрей тянется сам. отдёргивает руку в непроизвольном жесте, и, если не андрей убьёт ваню, то ваня сделает это сам, имея текущую власть в руках. — открой рот. — мольба. мольба перевыполняется. андрей открывает рот, чуть приподнимая язык, вообще ни о чём не задумываясь. слюна соединяет верхний и нижний ряды зубов, она блестит, а лоб у андрея сразу же становится мокрым. ваню завораживает эта картина, он слишком надолго задерживает взгляд на чужих клыках и полуприкрытых ресницах, но пальцы оказываются во рту. и ведь даже не неприятно, почему-то; ваня бы с удовольствием слизал чужую слюну со своих пальцев, если бы не моральные границы. таблетка ощущается на языке как гранулёма на свежем проколе. неприятно-щекочущее настроение подскакивает вверх, когда андрей чувствует, как она растворяется и смешивается со слюной. как она начинает давить на разум, как она переплетается с извилинами мозга, когда она подаёт сигнал андрею упасть на пол. ваня самое настоящее и насущное зло, потому что в панике оставляет андрея одного в туалете. андрею вани хватило, андрей ваню проглотил вместе с таблеткой и обсессивно-компульсивно вывернул себя наружу, чтобы проблеваться. андрей наелся, у андрея белая пена у рта, но фортуна сегодня повернулась к нему лицом, потому что его спасли и напичкали ещё одной горой уже других таблеток. реально помогающих. а не такими, которыми ваня кормил его сегодня. следующую неделю ваню грызла совесть, а на душе кошки скреблись, когда он снова передавал наркотики из рук в руки. это похоже на пароксизм, ведь теперь ваня всерьёз думал о том, что убил человека и будет убивать последующих. андрея он не видел, духота клуба давила вместе с мыслями о нём. он правда не хотел такого исхода, а потому сбежал, прямо как трусливая шавка. и кто тут теперь наркопёс? точно не андрей, которому хватило. в руке бокал, в котором лёд хрустит, как ванины суставы-сосуды. этот напиток обостряет его чувства и готовит его к ультранасилию, виски разливается в венах как и вправду тяжёлый яд, ваня конченный мудак, он это знает. выстрелить себе в лицо — вот лучшее решение, но он не может. деньги сами себя не сделают, липовое счастье само себя не продаст. в глазах ощущается гипопион, мешающий смотреть на людей перед собой, ваня погубил себя, а не андрея, и он это, блять, знал. погубил свои мечты об андрее, погубил своё будущее с андреем. в ушах бинаурально отдаёт шум волны, всё ощущается как винтажный фильм. плёнка всё так же поганая, филигранная и этот клуб натуральный квартирник, только без гитары, а со стойкой диджея. ване спокойно, но в то же время тревожно, когда компания его наркопсов зовёт его веселиться с ними. одна половина мозга согласна, а вторая атрофирована, ваня почти идёт с ними, но, чёрт возьми, эта ночь воскресенья берёт всё и выжимает из вани все соки, когда он видит знакомую макушку в дверях клуба. привычка ошибок заставляет ваню только удручённо вздохнуть и оставить компанию далеко позади себя. эти созависимые отношения вновь начинают иметь какую-то мораль, когда ваня подходит к андрею. это странно, потому что андрей не зол, правда лицо его словно белое полотно, на котором с помощью лекала оставили след от глаз, носа и рта. он не зол, не растерян, когда ваня начинает задавать нереально тупые вопросы о его самочувствии. с чего это вдруг? полгода и, как минимум, неделю назад ему было абсолютно похуй. андрей старается сильно не заморачиваться насчёт этого, у него скоро разрядится мобильник, и пришёл он, очевидно, только ради одного.       — я плачу́ тебе вдвое больше, а ты не творишь хуйни, как неделю назад. договорились? — андрей говорит это на ухо ване, сжимая его запястье, а второй рукой оккупирует его карман, толкая туда купюры. андрей что, только что его негласно простил? ваня молча соглашается, в лицо вбивается красная краска, ему вспоминается, почему-то, их пьяный случайный поцелуй. хорошо, что в клубе темно, и краснеющее лицо вани не видно никому, кроме него самого. это произошло случайно. они оба были пьяные, ванин бизнес тогда ещё был мало развит, поэтому приходилось последние гроши оставлять на баре, заливаясь горьким алкоголем на пару вместе с андреем. это была ещё одна аддикция, совершенно не разрушающая кости андрея, только печень, которую, в силу молодого возраста, было не очень-то и жалко, как и всех остальных органов, которые прямо сейчас сжимались от трепетного самоощущения внутри. ване было весело, даже чересчур, ибо компания андрея веселила последние воспоминания от нервов, его щёки каждый раз краснели, когда чересчур тактильный андрей случайно прикасался к нему. непонятное чувство тепла разливалось вместе с алкоголем в венах, его взгляд был запущен белой пеленой и как будто немного влюблён. в голову приходили внезапные мысли и до этого, но сейчас они волной захлёстывали ванин разум, а ещё в обиход шёл опрокинутый алкоголь. когда, если не сейчас? всё равно всё можно списать на выпитое спиртное почти за счёт андрея, да и вряд ли они хоть что-либо вспомнят из этого вечера. ванины намерения чисты, а потому он внезапно тянет андрея за затылок, у которого враз дыхание спирает. губы его пахнут пина коладой, вроде, а на вкус они слаще любого коктейля в меню. ваня сам это узнает, изучает, словно маленький ребёнок, хочет ещё, когда андрей расслабляется и позволяет. когда он не сопротивляется, когда сам ощущает прохладу штанги в своём рту, когда ваня выдыхает рвано и захлёбывается своим пустым невысказанным монологом, когда андрей берёт ситуацию в свои руки. это ощущается как гитарное соло в самой сексуальной песне в мире, у вани кудри мягкие, и они продолжаются вылизывать друг другу нёба до тех пор, пока у вани альвеолы не лопаются в истерике. он начинает задыхаться, ориентиры размыты, морали прямо сейчас отсутствуют, это индустриализация, нет, деградация. в общем — распад. вспомнит ли об этом андрей? определённо точно да. будет ли думать об этом со смущением в глазах и на лице? сто процентов. а ваня? мысли покинули ваню достаточно давно, сейчас ему всё равно, когда излюбленный фиолетовый свет заставляет стать эпилептиком на пару мгновений. сейчас правда всё равно, потому что в туалете никого нет, а руки андрея настолько умело крутят блант, что думать прямо сейчас о чём-то, кроме пальцев андрея — грех.       — один на двоих? — спрашивает в пустоту андрей. зачем спрашивает, если очевидно, что да. ваню на неделе не раз посещали мысли о том, что он тоже хочет обдолбаться, причём настолько, чтобы забыть своё имя, и сейчас у него это, чёрт возьми, получится. достаёт зажигалку, чтобы прикуриться, и никого из них двоих не ебёт, что они, вообще-то, в туалете клуба. вместе садятся друг напротив друга в одной из незанятых кабинок, делают по паре затяжек и передают друг другу. кровь сразу начинает как будто циркулировать медленнее, сердце начинает биться будто в слоу-мо. вань, ты что, и вправду впервые куришь косяк с самым, по твоему мнению, привлекательным парнем на свете? что ж, всё бывает в первый раз. музыка стучит в ушах, бит отдаёт вибрацией по полу, сейчас всё кажется менее реальным, чем полчаса назад.       — помнишь, — начинает андрей, но его отвлекает каннабис, так плотно забитый в табачный лист. — мы пьяные поцеловались однажды? этот вопрос встаёт костью в горле, ведь ваня всё прекрасно помнил. он мало, что помнил, так и вспоминал постоянно, раз за разом, каждый день, несколько раз на дню. это странно, потому что ване жалко, но, кажется, марихуана заставляет думать иначе. он немного краснеет, ставит перед собой колени словно щит и молчит. естественно, андрей, я помню всё, что связано с тобой.       — да, помню, а что?       — повторим? и разве ваня думал об андрее, что он наркопёс? какой неправильный синоним. если и думал, то, наверное, неправильно и в шутку, потому что разве каждый клиент предлагает ване такое? и разве ваня каждому клиенту даёт негласное молчание и сам притягивается к чужим мягким губам? ваня ковыряет нарыв, из которого вместе с потоком мыслей вытекает сукровица, своей гнилью облепляя ваню полностью от и до. андрей же этого не делает, потому что вани хватит на двоих, они целуются, пока блант неуклюже тлеет в чужих руках, пока ваня тянет андрея за шиворот худи прямо пропорционально к себе, зарываясь в, на удивление, чистые волосы на затылке. ваня не собирается сейчас читать андрею рацеи, токмо сжимается весь, выдыхая апикальные гласные. андрей жонглирует ваниными кудрями, накручивая их себе на пальцы, лезет языком глубоко в чужой рот, чуть ли не в глотку, вылизывает все слюни, заставляя ваню жалобно задохнуться и умереть от обезвоживания. анандамиды взрываются, не дойдя до мозга, ваня не успевает почувствовать боли, когда андрей нагло начинает кусать чужие губы, ведь вселенная бесконечна, это значит, что это происходит в копиях миллионах других планет, может, даже, в геометрической прогрессии быстрее, чем сейчас.       — поехали ко мне? это звучит рядом с невозможно пошлым звуком, с которым андрей оторвался от вани. у вани взгляд расфокусирован, мозг расплылся, его лицо горит, ему два раза повторять не нужно, потому что сейчас он готов на всё. вопросов ваня не задаёт, только встаёт на свои ватные ноги, которые его еле держат. в голове белый шум от телеэкрана, пальцы ног набиты стекловатой, ибо чешутся сквозь носки и ткань конверсов. но это вовсе неважно, ведь он напоследок чувствует обжигающую руку андрея у себя на шее и талии, быстрый чмок в раскрасневшиеся губы, андрей тянется в карман, но понимает, что его телефон, всё-таки, сел.       — вань, — шепчет прямо в опухшие губы, на что у вани коленные чашечки начинают трястись. что, чёрт возьми, происходит? неделю назад он тревожился от мыслей о том, что он, блять, убил андрея, а сейчас плавится в его объятиях, дышит неровно и теряется, вопросительно выгибая бровь. — вызови такси, а. я заплачу. ванин разум тонет в противоречиях, мысли вяжутся в один большой клубок, из-за чего достать телефон было немного трудно. еле как звонит, они еле как садятся, потому что андрей начинает смеяться со всего подряд, они едут куда-то, но ваня не запоминает дорогу. ему стало враз тревожно, потому что во внутреннем кармане его ветровки лежал, блять, кокаин. откуда он там взялся — ваня не помнил. украл, наверное, у кого-то, или наебал на бабки, что ж, это одна из прерогатив вани. но вся тревога улетучивается, когда андрей пропускает его через порог. ах да, вот откуда эти тёмные стены и давящий потолок. он вспомнил. вспомнил, что это квартира андрея, вспомнил, что они курили траву в кабинке в туалете клуба, вспомнил, что у него есть кокс.       — карта есть? — ваня снимает кеды мятыми пальцами, безобразно кидает их куда-то в угол, проходит вглубь. шуршит пакетиком, оглядываясь через плечо на андрея, пока тот усмехался, пока тот скалил свои зубы в (не)приятной улыбке.       — обижаешь, ванюш, — андрей достаёт непонятно откуда взявшиеся вишнёвые сигареты, из-за чего в воздухе теперь витал запах не только химозной от вани клубники, но и точно такой же полупустой вишни. и это "ванюш" бьёт прям по коленям, это "ванюш" как выстрелом пистолета в пугающем жесте под ноги, из-за чего ваня начинает сомневаться на секунду, а правильно ли он всё делает? да, блять, потому что у андрея невероятно горячий и влажный язык, ледяные руки, которые находят своё успокоение на теле вани и тёмно-шоколадные глаза, которых совсем скоро не будет видно. ваню пробивает дрожь вдоль позвоночника, кажется, мурашками покрываются даже шейные позвонки, а корни кудрявых волос начинают так невовремя липнуть ко лбу. марихуана продолжает незамедлительно действовать на прифронтальную кору головного мозга, из-за чего все страхи и тревожные мысли становятся не такими уж и существенными. они расположились на диване, ваня начинает улыбаться, мечтательно прикрывая глаза. а что, если они снова поцелуются прямо сейчас? андрей делает первую дорожку.       — я первый, — его голос вырывает ваню из мыслей, и ваня незамедлительно кивает. считай, извиняется. андрей сворачивает кес в трубочку, и дорожка уже оказывается в нём. это так прикольно, не чувствовать свою правую ноздрю, ощущать лёгкое онемение в дыхательном пути и расслабленность во всём теле на секунду. мозг взрывается в небольшой эйфории, андрей поднимает свой покрасневший взгляд на ваню, скалится, закрывая лицо руками. никогда он не чувствовал такого счастья от обычного белоснежного порошка, который стимулировал дофамин, и, андрей клянётся, он буквально чувствовал, как его мозг заставлял норадреналин быстрее кипеть в нейронных связях. он оглядывается на свои руки, понимает, что чувствует худи на себе, которая уже липла от летней ночной жары, понимает, что видит ваню очень хорошо, почти осязает его у себя на кончиках пальцев, это заставляет покрыться ледяным потом, потому что впервые андрея очень сильно ошпарила мысль о том, что он чрезмерно сильно хочет поцеловать ваню. или не только поцеловать? андрей встаёт с дивана с этой мыслью, смотрит в окно вниз с пятого этажа. думает о том, что всё перед глазами плывёт, покрываясь белыми мушками. андрей стягивает с себя этот паршивый худак, кидает его на диван и хватает ваню, который уже приготовился слизать вторую дорожку. тянет его вверх, чтобы тот встал, у андрея язык немедленно немеет, лоб посыпается испариной, а сам он впечатывается своими губами в чужие, сразу углубляя поцелуй. он ваню в стенку вдавливает, словно стена — это желе, со стороны слышится сдавленный стон, ваня по инерции рот шире открывает, давая андрею свободу действий и андрей действует. проникает языком, даже не спрашивая, это блядский кокс, хотелось большего, хотелось взять всего (ваню) и побольше, андрей вообще ни о чём не думает, когда проникает ледяными пальцами-пауками под чужую футболку, осязая перед собой рёбра. это прикольно, потому что ваня расслабляется, а дыхание у него спирает, из-за чего чувствуется, как его диафрагма истерически сокращается, а пульс учащается.       — ваня, — андрей отстраняется, у него на кончике носа осталось белое пятнышко от кокса, это выглядело бы до смеха мило, если бы не всё вокруг происходящее. — я всю неделю думал о том, какой ты ёбаный мудак, а сейчас у меня на тебя стоит, блять, хуй, — он выдыхает ване куда-то в районе кадыка, прижимается бёдрами к его и чувствует ответную реакцию на ласку. ухмыляется и кусается один раз, сверху слышится скрип. — чувствуешь разницу? андрей припадает зубами в чужую шею, кусает и оставляет безобразные засосы, а ваня только и просит этого, просит кусать его сильнее, выдвигая шею, ведь это не сон, можно делать всё, что душе заблагорассудится, поэтому он выдыхает рвано, когда чувствует, как юркая рука андрея проскользнула между их телами, ваня задыхается, когда чувствует повторное трение, он захлёбывается своим словарным запасом, когда андрей без смущения сдавливает его бёдра в своих сильных рука, сто процентов оставляя там следы от пальцев. это всё смущает больше, чем на кварк, бьёт по ушам аки гонг, заставляет растеряться, потому что ваня был, как минимум, не готов, а как максимум, очень стеснён и недостаточно обдолбан, но он продолжает действовать, продолжает извиваться в руках андрея как уж на сковородке, пока андрей пытается расстегнуть чужую ширинку. им точно двигал кокс, ведь ваня даже под подставленным револьвером к виску ни за что бы не поверил, что андреем двигало желание. это просто физически невозможно, даже висящий на стене постер с джими хендриксом подтвердит это. весь этот сюрреализм ощущается неприятным натяжением в джинсах прямо сейчас, словно любимая джаз-партия в рок песне, но ваня не подаёт признаков жизни, а андрей слишком торопится прикоснуться к чужой бескостной пошлости меж ног. от этого ваню воротит ненадолго, пока его нижнее бельё не у́хает вниз вместе с колотящимся сердцем, прям к пяткам, пока андрей не начинает аккуратно проводить пальцами, нежничая и играясь, смотря в лицо и считая каждую ресничку. прикасается свободной рукой к щеке, прикасается языком до нёба и резко меняет скорость возвратно-поступательных движений кисти, из-за чего получает награду в виде удушливого хрипа прямо в рот. это будоражит разум, андрей не собирается останавливаться, да вряд ли и захочет, потому что ваня прямо сейчас такой хрупкий у него в руках, дрожит от любого прикосновения, из-за чего эйфория андрея ещё больше взрывается фейерверками в лобной доле, меняя окрас стен, и ваня, вместо румяного, становится ало-красным, потому что андрей смотрит прямо в душу, когда отстраняется от искусанных губ.       — андрей, бля... — фальцетом пугается вдруг ваня. он уже на грани, уже впивается пальцами в чужие одетые плечи, корчит гримасу и брови ломает, пятна стыда переходят через ворот футболки, спускаясь ниже. андрей молчит, потому что ему нравится изводить ваню, считай, своеобразное наказание, но медленнее не делает, наоборот, ускоряется, из-за чего у вани перед глазами аксиомы в виде липкого страха и жидкостей, затёкших не туда. ваня сжимается и его шёпот шелестом проносится мимо ушей андрея, он граничит со стоном, из-за чего ваня сильнее сжимает пальцы до побелевших костяшек на чужих плечах. это всё очень странно, ведь ваня получает напоследок слишком мокрый поцелуй, а потом андрей велит ване уйти. что ж, кокс по-разному на всех действует, а ване ничего не остается, кроме как собрать вещи и странно по-пустому хлопнуть дверью, оставив за собой только непонятный шлейф и приятное послевкусие.